Найтмер ликовал. Он сотрясал стены смехом и на радостях хвалил любого мимопроходящего подопечного, если тот доложит, что сумел прихлопнуть крысу в подвале или за целый день не разбилось ни единой тарелки. Пархал по коридорам лёгкой бабочкой, словно скользил по сгнившему паркету, с кривым оскалом и горяшим взглядом. Злорадствовал, как мог. Он слышал, он чувствовал, как душонка Дрима бьётся испуганной птицей в клетке рёбер, как тот задыхается, как боится. Отчётливо чувствовал его усталость, слабость, его страдания. От каждой порции ужаса сам Найтмер растекался в своём кресле довольной жижецей, облизывался и мычал, как кот после съеденой рыбной котлетки. Или даже валерьянки. Ведь взгляд единственного глаза тогда становился чутка пьяненьким. И потом опять чуть ли не балетными пируэтами пархал к своей кровати. Ложился морской звездой и, томно прекрывая глаз, сразу засыпал. Стоило лишь косточкам коснуться мягенькой постельки, как он отрубался и спал убитым, но довольным. Потому что план работал, всё шло как по маслу и пока Дрим слабел и чах, Найтмер упивался негативом, насышаясь одними лишь эмоциями брата. Он и про вселенные забыл, не считая нужным тратить на них время, когда с одного его брата он собирал целый трёхразовый приём пищи: и завтрак ему, и обед, и ужин, и редкими днями выпадал и полдник. Сыт и счастлив и дни считает до дня, когда Дрим сам ещё помрёт, без его помощи, от невысыпания или будучи поглащёным негативом сгниёт заживо. Спит и грёзит об этом.

Сегодня тоже. Планировал.

Впархнул в свою.. у людей это называлось "не дай бог здесь жить", но у Кошмаров называлось проще - спальню, вдохнул аромат лёгкой сырости через ноздри и, скинув черную куртку, уже по обыкновению, распластался поверх покрывала, не удосужившись залезть под одеяло, векторы, изображая солнечные лучи - в стороны, и заснул. Почти.

Сознание уже помутнилось и поплыло на корабле под названием "Далеко"(как корабль назовёшь, так он и поплывёт). А тело осталось напряжённым, почему то очень тяжёлым. Шупальца без воли хозяина змеями вились, крутились и разве что только не шипели. Лицо его нахмурилось, а зубы сжались. Кости вдруг стали вовсе неподьёмными, как раскалённым металлом облитые. И векторы совсем перестали слушаться. Подтянулись ближе к телу, поползли по чёрному. И резким рывком грубо обвязались вокруг рук и ног.

Судорога прошлась по телу, рассудок многотонным камнем ударил в голову, будто в самые виски. С трудом разлепившиеся глаза заметались по комнате. Пусто. Только склизкие отростки самовольно запо́лзали, юркнули под одежду, обжигая холодом. А в комнате напротив стало жарко. Воздух, до этого влажный, стал чем-то липким, тянучим. Как то, что сейчас поднимается по позвоночнику, от самого копчика, словно считая каждый позконок, к шее. Стало трудно дышать. Немое иступление поразило всё, Найтмер не мог пошевелить и пальцем. Ещё никогда его шупальца не выходили из под контроля. Сомнение и смятение, голова кружилась. Ещё одна волна судорог, что-то схватило душу, что-то тёплое, скользкое. Векторы шмыгнули под шорты, завились, закружилась, мазнули по подвздошной косточке, завертелись вокруг шейки бедра, один пополз вниз, поглаживая, аккуратно, нежно. Душу сжали, кажется, чьи-то пальцы. Чьи? С губ сорвался хрип. Зрачок резко сузился, в ужасе устремился вниз. Аквамариновый свет освешал рёбра изнутри и такой же аквамарин, чуть бледнее, ниже, в тазовом дне. В груди что-то затянуло. Жар разлился по телу, медленно сжигая собой тяжесть. Секундный ступор, Найтмер было обмяк, но теперь влажные касания собственных отростков стали чётче, чувствовались острее и горячее.

Руки потянулись оторвать от себя взбесившиеся шупальца, но тут же были перехвачены и прижаты к изголовью кровати. В горле пересохло, мурашки окутали его. Он дышит часто. Векторы ласкают его и это ощущается так странно, не как если бы это были его собственные руки, хотя и шупальца были полноценным его органом. Под рёбрами замяли, дразня, заводили меж нижних полушарий души, щекоча и вынуждая согнуться в позвоночнике, в захлестнувшем его припадке эйфории задохнуться своим вдохом. Подхватывают под коленную чашечку, нагло раздвигают ноги, отчего щёки обжигает стыдливый румянец. Кто?

Взгляд судорожно бегает по комнате, он щурится, почти хмурится, но перед ним никого. Он взглятывает, нервно пытается вернуть чувствительность своих конечностей – тщетно. Что-то тёплое лизнуло там, внизу, откуда по телу прошлись разряды тока. Гортаный рык сменился на скулёж. Ещё раз - сдержанный прикусанной губой стон.

Магия запульсировала, поднялась бугорком, выпирая из шорт, засияла неприлично.

Это.. Приятно.. Противно-приятно и стыдно. Кошмар чувствует себя жалким, униженным, от этого его трясёт и душа его пульсирует в истеричном немом ужасе. Но это так приятно, так сладко сводит спину. Почти инстинктивно хочется подчиниться. Хочется сопротивляться сильнее, только чтобы его жёстче приструнили. С каждым новым движением внизу из глаз летели искры.

Лишь на мгновенье он перевёл взгляд туда, на это безобразие. Чистая берюза колом стояла, чуть колебаясь. А чёрные щупальца вились вокруг неё, сжимая и водя - верх-вниз. Так утомительно медленно, мучительно, пока нечто незримое также провоцирующе, невесомо ласкало душу. Найтмер неспокойно заёрзал, раз облизнулся, ещё раз, и снова и снова, шумно выдыхая носом. Медленно, как же медленно. Нужно, нужно прекратить эту пытку терпения, он сам невольно толкается навстречу.

Он дёрнул руками - плотно прижаты, почти до боли, оставляя красные следы, которые неприменно станут синяками.

Горло сдавили, недостаточно сильно, чтобы задушить, но достаточно, чтобы колкий страх сделался блаженнством, до пены изо рта, до закатывания глаз.

Чёрный покров таял мороженным в летный день, стекал тянучей смолой, капал и пачкал светлую простынь. Снова хрип, не свирепый, а влажно-томный.

Кошмар сильнее завозился, толкнулся снова к нежашим его векторам, а потом ещё раз и ещё. Просипел жалобно.

– Ну~у же~.. – В далёком уголке сознания промелькнула глупая отговорка: "только чтобы это прекратилось быстрее. он молчит, только чтобы закончить как можно скорее", но и сам не верит в это. Он сомневается в своих ощущениях и чувствах, ведь всё неправильно приятно, нереально, эфемерно. Неправдоподобно, что и не бывает так. Но по рёбрами так сводит и скулит от жажды, от страсти, от желания, что нет сил противится. Забывается всё в очередном грубо движении.

Темп нарастал. Его ноги разводили шире. По комнате прошлось пошлое чавканье. Влажное и холодное прошлось по душе. Движения переросла в обрывистые и резкие, до спазмов в животе. Резче, ещё резче. В шортах становится совсем туго, магия сжимается и разжимается. Он судорожно ловит горячий воздух ртом, вместе со слизью стекают капельки пота. Кости сводит от напряжение, тело ломит, горечь в горле. Он сжимает фаланги до хруста, запрокидывает голову, продолжает толкаться на встречу. Последний рывок, сильно выгибается, закусывает губы до крови, поджимая ноги ближе к телу и..

Раскрывает глаза, вскакивая на постели, в холодном поту и нервных судорогах. Оглядывается. Светает. Дышит часто, смотрит в ужасе и шоке. Векторы, как ни в чём не бывало, уложились на его коленях и лежат недвижимо. Найтмер стряхивает их рукой в стороны, не желая проверять и знать, до сих пор ли они ему не подвластны(меньше знаешь - крепче спишь, но Найтмер уже не уверен, сможет ли спокойно прикрыть глаза хоть на мгновенье).

— Дрим.. Ублюдок!

Он спрыгивает с кровати, несётся прочь из комнаты. Воздух всё ещё кажется странно тёплым. Влетает в гостиную, где лишь единственная ранняя пташка(вернее иногда просто не спящая по ночам совсем) - Даст. То, что кошмар был не у одного Найтмера облегчения особо не приносит. Он запыхавшись опирается рукой об косяк двери. Вздыхает протяжно. Ответного, да ещё и такого примерзкого удара от брата он не ожидал. Бесится сжимает, кулаки, пока Даст удивлённо косится на шефа, который, между прочим, рано вставать не любил.

— Босс? Вы.. упали с кровати? Откуда синяки? — глаза задумчиво щурятся.

Найтмер медленно, очень медленно переводит взгляд на руки, куда и зыркает Даст. Тёмные синяки "блистают" вокруг запястья.