Тепло, пронесённое сквозь время

«Мне снятся пейзажи из детства, когда утром меня будил отец. Его большая тёплая сухая рука, казалось, что была больше, чем моё тело в ширину. Она ярко контрастировала со сквозняком, который порой продувал меня насквозь. Сегодня я проснулся, по нынешнему обыкновению, в одиночестве. При мне, дом хорошо отапливается и в межсезонье, когда холодно лишь поутру. Но воспоминания из прошлого заставляют меня дрожать. Но теперь меня ничего не греет. Холод идёт изнутри.»

Дилюк не так давно встал с постели и сел писать запись в дневник. Ему всё ещё кажется, что стопы ледяные, а руки – иссохшие зимние ветви. Но тут же в комнате горит небольшой камин, скорее напоминающий собой печку, а персонал регулярно проверяет температуру в помещении. Он мог бы задуматься раньше о том, что Каю также бывает холодно, практически постоянно, мог бы также подумать о том, что у сводного – от переживаний и меланхолии. Но Дилюк допускает эти образы в своей голове, только тогда, когда смотрит на маленький пейзаж в рамке, выполненный не самой дорогой темперой¹.

Мельница на нём изображена незадолго после рассвета, когда золотые и розоватые оттенки ещё сохранились, но вскоре должны были перейти в слепящий белый. Ему было тогда всего 13 лет, и он несколько дней пытался научить себя ловит момент в цепкие лапы памяти, делать быстрый цветовой набросок, а затем уже копировать кистью общие формы. Рисовать он так и не научился, но то, что он видит перед собой – выглядит вполне неплохо. Да, скорее напоминает экспрессивное искусство, никому показать нельзя, но греет.

Детский рисунок, как и остальные фотографии, расставленные по дому, оказывает нужный эффект рано или поздно. Даже в самые унылые моменты быта, он ловит вспорхнувшее спокойствие и тепло, которое, как кристальная бабочка, могло бы улететь, не достигнув его сердца, если бы он не посмотрел в нужную сторону.

Ранние годы, проведённые в стенах Мондштата – спокойные и умиротворённые. Тогда не нужно было задумываться о плохом, о будущем, разве что – не давать отцу готовить. Каждое третье блюдо, из-под его руки, выходило ужасным, словно перед ними на столе был муляж из песка и слизняков. Кай в такие моменты искренне старался есть то, что дали, а Дилюк откровенно возмущался и бунтовал, после чего шёл себе готовить сам. Всё сгорало. В общем, ситуацию лучше он не делал.

Затем они шли гулять. Миссия Дилюка была – не давать обижать Кая, даже если такой необходимости не было. Кай же занимался тем же. А однажды они так подрались с Джинн и её друзьями, закидав друг друга тем, о чём он вспоминать не хочет. После такого было страшно возвращаться домой, а Джинн, обычно всегда спокойная и добрая девочка, их бы всё равно поджидала, чтобы дать тумаков (ведь обидели её друзей, как-никак, она была обязана отстоять их честь). Вместе, мальчики побежали к одной из мельниц, у которой была самая старая и затхлая дверь. Кай говорил, что такую вскрыть раз плюнуть, а искать их там не будут.

Их и в правду не искали, но сидеть двум воняющим детям, в замкнутом тухлом от плесени пространстве – была очень плохая идея. Кай покрывал их план спасения отборными ругательствами и вынес совсем немного, прежде чем сказать, что он должен найти им безопасный выход к дому. Дилюк же хорошим нюхом не отличался, такой зависимости от ровных и спокойных запахов, как Кай – также не имел. За городом же, он не редко возился с малым скотом. В итоге мальчик, лет девяти, остался сидел в полном одиночестве.

Иногда Дилюк напевал себе под нос самые добрые песенки, которые мог вспомнить, чтобы сидеть в мельнице стало приятнее. Потом вспомнил, что огонь каким-то образом должен убирать запах и начал чиркать, случайно попавшиеся, камушки друг об друга. Если здесь не будет пахнуть, то Кай вернётся? Хотя, какая разница – было просто даже весело.

В одно мгновение, он увидел, как светящиеся крохотные шарики начали отделяться от стены и плавно парить к нему. Вряд ли это были светлячки, слишком яркие. Маленький и обнимающий свою ноги, он смотрел на это небольшое чудо, даже не замечая, как вся грязь с одежды исчезла. Он снова начал мычать под нос песенку, а затем перешёл на лёгкий напев слов о рыцаре, который поклялся жениться на принцессе, если та поможет ему найти золотые рудники. Но Дилюк заснул, как раз на моменте, когда мелодия начала становиться живее и позитивнее. Сейчас он понимает, что это произошло, когда один «светлячок» упал ему на руку и растворился в ней.

Дилюка нашли только через 10 дней.

Весь Мондштат был обклеен объявлениями о его пропаже. Когда его нашли после того, как он вышел из мельницы, считая, что прошло от силы пол часа, то на нём висел и рыдал Кай. Отец не знал, как комментировать произошедшее, видя, что он не понимал, что случилось, а ныне покойная старушка, жившая неподалёку, рассказывала о том, что просто тот попал в фейский плен.

Дилюк улыбается, вспоминая произошедшее. В нём нет и крупицы страха к тому, что он пережил, только спокойствие и тепло. Никогда в его жизни не было более глубокого сна, с более добрыми сновидениями, чем в те «пропавшие 10 дней».

Девушка, в его сне, гуляла с ним, доводя то одну фею до домика, то другую. Она рассказывала ему о песнях Старого Мондштата² и пыталась научить его танцевать. Он не помнил матери и возможно поэтому, не видел в девушке её фигуру, считая, что ему снится какая-то великодушная принцесса, показывающая ему своё царство грёз. Море одуванчиков и ветер, развивающий их волосы и одежду. Красота, запечатлевшаяся в памяти.

Сколько бы он затем не приходил к мельнице, сколько бы не пытался заснуть, то внутри, то снаружи – девушки не было. А сам он становился старше и попыток становилось всё меньше. А коллекция фотографий и открыток с самой первой мельницей нового Мондштата – становилась всё больше.

Его сердце сдавливает от мысли, что грёза больше не повторится. Он никогда не встретится с ней, пусть и обычное нахождение рядом со строением – также приносило чувство лёгкой эйфории.

Сегодня, он должен встретиться с Каем, тайно ото всех, но неподалёку от здания ордена. Будет не плохо, если он перед этим зайдёт в своё любимое место. Не зря же он купил тонкое витиеватое кольцо на базаре, которое напоминает ему узоры на одежде девушки, которую никогда не забудет. Была ли мельница – местом упокоения феи, как говорила та бабуля, или нет, но ему иррационально хочется поместить за шатающийся камень в стене. Он не помнил точно, обещал ли он Ей кольцо или любой другой подарок, как и в целом их разговор, строчки стихов, которым она его учила, только визуальные и сенсорные образы. Но пора либо дать себе последний шанс на встречу с Ней, либо распрощаться с теплом, преследующим его всю жизнь.

***

Дилюка Рагнвиндра не видели уже неделю.