— Опять? — без лишних объяснений поняла всё Куми, открыв дверь явившемуся спозаранку гостю. За взъерошенным пурпуром волос пятнел такими же розовыми всполохами горизонт.
Сколько этих «опять» Аказа слышал от неё за все эти годы.
Поначалу, совсем юная девушка лишь грустно вздыхала, когда Аказа из раза в раз возвращался к ней за помощью в починке одежды. Грустно вздыхала, но молча принималась за дело. Поставить заплатку на порванную ткань и даже новый хаори изготовить — это ведь такая ерунда в сравнении с тем, что для неё сделал этот демон, когда избавил её от участи стать жертвой распоясавшегося пьяницы. В благодарность она помогла ему в ту ночь заштопать порванный рукав хаори.
Но шли годы. За плечами наторевшей в своём мастерстве ткачихи выросла уже приличная гора безвозвратно испорченных в бесконечных сражениях одежд, и Куми мало-помалу начала ворчать. Она ведь всю душу вкладывала! В каждый стежок, в каждый вышитый узор, в каждый подбор ткани — для Аказы она старалась так, как не старалась для щедрейших из самых щедрых господ, что обращались к ней. А демон как минимум раз или два в год приходил к её порогу в лучшем случае в изорванных лохмотьях. Впрочем, Аказа возвращался именно к ней, а это означало лишь одно — демону нравилась её работа. И быть может, думала Куми, если она применит все свои навыки и всё мастерство и подарит демону настоящее произведение искусства, хаори, который жалко будет и каплей крови окропить, не то что позволить сопернику уничтожить ткань, то тогда он будет более бережен и более осторожен.
Он не был.
В ту ночь, когда Аказа заявился к ней с жалкими лоскутками на плечах вместо превосходного розового хаори, над которым она корпела целую неделю, Куми — уже на тот момент взрослая, почитаемая в деревне ткачиха, к которой выстраивалась очередь на несколько месяцев вперёд, — отлупила его дворовой метлой, не дав и слова молвить в своё оправдание. Демон шипел, закрывался руками и отплёвывался от сыплющихся на него с метлы пыли и мелких листьев, но прогнать себя не дал. Хитрый чёрт как обычно уболтал её, умаслил своими сладкими речами. И хотя Куми поддалась и пустила его в дом, лишь для проформы гневно повздыхав, прежних ошибок повторять она больше не собиралась. Всё, хватит с неё. Друзья друзьями, но уж за столько-то лет своей долгой жизни демону стоило научиться уважать чужой труд!
Остаток ночи она краем уха слушала причитания Аказы о том, что нынче совсем не сыскать достойных противников, а сама между тем размышляла над тем, как бы так изящно решить эту проблему, что тянулась с самого первого дня их знакомства лет двадцать назад. Решение было готово к следующему вечеру. Все возмущения Аказы пали смертью храбрых под ледяным взглядом, которым женщина его одарила. И демону ничего не оставалось, кроме как смириться с тем, что впредь щеголять ему в крошечной жилетке, разве что только спину прикрывающей.
Однако реже демон заглядывать к ней всё равно не стал. Зато теперь уничтоженные плоды своих трудов было не так жалко, да и изготовить замену занимало совсем немного времени. И ткани уходило куда меньше.
Поэтому её тягостные вздохи, расстройства и все те «Опять?», которыми Куми прежде встречала своего старого друга, постепенно канули в прошлое… пока демона не стало в жизни ткачихи слишком много. А всё потому, что слишком много в жизни демона стало Ренгоку Кёджуро.
Кажется, Куми знала об этом мечнике даже больше, чем о собственных внуках. Хоть она уже и была туга на ухо, ни одно наполненное восхищением слово не пролетало мимо неё. В каждый свой визит Аказа обрушивал на неё всё, что ему удалось узнать о своём противнике: начиная от его любимого блюда (картофельный суп мисо) и заканчивая тем, что мужчина носил на левой руке какую-то верёвочку-талисман, подаренную его младшим братом на удачу. Куми знала, как он выглядит, хоть никогда прежде с ним не встречалась; знала, как пахнет, как сражается, как хмурит брови и кривит лицо в ответ на бесконечные предложения стать демоном; знала, какой он обжора; знала, как мало он спит и как громко смеётся.
Знала, с какой готовностью он всегда даёт отпор прицепившемуся к нему демону, но при этом никогда не отказывает ему в мирной беседе, если Аказе вдруг вздумается обойтись без кулаков.
Знала, что в последнее время такие мирные беседы начали отвоёвывать своё место под луной у ожесточённых сражений, потому что Аказа теперь приходил к ней не за помощью, а просто так. Рассказать про Кёджуро. И все эти рассказы представляли собой головокружительный хоровод восторгов и бурчаний, оскальных улыбок и недовольно сжатых губ, возбуждённых радостей и траурных настроений.
Но не сегодня. Сегодня демон заявился к ней весь обкромсанный и полуголый. Никак не отреагировал на прозвучавший вопрос, а лишь со стоном повалился на татами, подтягивая одну из подушек у столика себе под голову.
— Он снова отказался, — а затем, будто хозяйка дома могла не понять, о ком речь, уточнил. — Этот чёртов Столп!
Куми, зевая и плотнее кутаясь в юкату, засеменила к столику, где медленно опустилась на свободную подушку. Седые волосы ещё не убраны в причёску — слишком торопилась открыть дверь ночному гостю, что заявился незадолго до рассвета. В сознании всё ещё царствует полудрёма, не успевшая рассеяться после сна.
Старушка молчала так долго, что в какой-то момент демон решил, что она и вовсе заснула, а потому приподнялся на одном локте, выглядывая из-за стола. Но веки Куми были открыты.
— Штаны твои я починю, — тихо произнесла она, а затем изогнула бледные губы в полуулыбке, которую можно было бы перепутать с ласковой, если бы не каверзные искорки в карих глазах ткачихи. — Но жилетку новую делать не буду. Ступай к своему Ренгоку без неё. А ежели и это не сработает, — с каждым новым словом голос её всё креп, расцветая новыми и новыми оттенками, которые заставляли щеки демона пунцоветь, — принесёшь мне шелков да атласа, и я тебе такой наряд сошью!.. Сделаем вырез здесь и здесь, а вот здесь соберём в оборочку. Здесь можно будет вообще обойтись без всего, для пикантности!
Аказа, словно чем-то тяжёлым огретый, наблюдал за тем, как женщина, долгие десятилетия своей жизни терпеливо шьющая ему одежду, совершенно бессовестно машет над ним руками, прикидывая детали будущего облачения. С минуту ему понадобилось, чтобы понять, что она шутит.
Или нет?
— А ты потянешь такие навороты строчить? — хмыкнул он, решив подыграть ей, а заодно взять реванш и заставить уже её саму покраснеть. — Старая уже!
— Поговори мне тут! — в явно притворном возмущении пригаркнула на него Куми, стукая своей тонкой сухой ладонью по демонскому плечу. — Старая-не старая, а работки-то у меня ещё непочатый край с тобой! Буду шить да ткать, пока не спроважу тебя в надёжные руки столповские.
— Да ты помрёшь быстрее, чем этот упрямец сог…
— Я не умру, покуда ты в девственниках сидишь!
— Я не!.. — Аказа подскочил на татами, отчаянно краснея и сжимая кулаки. Жёлтые глаза гневно буравят смеющуюся старушку. — Ничего ты не знаешь, молчала бы лучше!
— Ладно уж, хватит. Помоги мне встать, — не обращая внимания на этот спектакль, прокряхтела та, протягивая к демону руки. — Жду твои штаны у себя через полчаса. Где запасная одежда, сам знаешь.
И Аказа помог.
И штаны свои потом принёс конечно же.
И, пока не наступила новая ночь, постарался управиться со всеми домашними делами вместо Куми, чтобы та могла подольше отдохнуть не только сегодня, но и всю ближайшую неделю.
Потому что куда он без своей верной ткачихи.