в какой-то момент ушиджима становится константой. без него будто бы ни одна хитровыебанная задачка по физике не может быть решена: только забудешь, и ответ не сойдется, а мир и вовсе на куски развалится.
раздражает это, видят боги, многих.
постоянные интервью, бесчисленное количество заработанных очков во время матчей, вечные упоминания во время тренировок. о нем говорят так много и часто, что стоит закрыть глаза, и на сетчатке его образ всплывет на автомате. «ты видел, ушиджима-сан опять на обложке ‘volleyball monthly’, неужели никого другого не нашлось?» — шепотом сокрушается первогодка шираторизавы своему товарищу. сегодня он обычный ball boy, но пройдет время, и он станет настоящим асом! да таким, что сам капитан шираторизавы будет ему завидовать.
от великих мыслей о будущем малого отрывает прилетающий в макушку мяч.
— прости, — хмурится ушиджима.
тренер же нервно вздыхает, но даже не возмущается. раздражение новичка он принимает за привычное восхищение и попытку влиться в рабочий процесс. подросток подбирает мяч и продолжает всматриваться в игроков. ему каждый член команды кажется важной шестеренкой, слаженно взаимодействующей с остальными. и только тендо сатори выбивается из общей картины: яркий (во всех смыслах), громкий, и в карман за словом не полезет.
— эй, кажется, это твое, — слегка насмешливо тянет «монстр» шираторизавы, указывая на очередной неподнятый мяч. возвращаясь на исходную позицию, он перебрасывается несколькими фразами с ушиджимой, и первогодке это кажется неправильным. но вот команда разбивается на пары для матчей два на два, и эти двое снова объединяются.
их тандем — странный, и это еще мягко сказано.
тендо выглядит так, будто вчера сбежал из школы для трудных подростков, а ушиджима на первый взгляд кажется если не президентом мира, то, как минимум, молодым человеком, который это звание унаследует.
мало кто понимает, почему тендо (такой несерьзный) рядом с ушиджимой (таким серьезным) вечно крутится. им кажется, что общение это одностороннее, выхлопа из которого никакого. никто абсолютно не допускает мысль о том, что их все устраивает. а идея о том, что спокойному и уравновешенному ушиджиме быть рядом с громким и припизднутым тендо в кайф, представляется по меньшей мере фантастической. а ему, на самом деле, в кайф слушать этот непрекращающийся пиздеж, изредка вставляя пару слов; в кайф наблюдать за гримасами, выводящими людей из себя; в кайф видеть торжествующее выражение лица после успешного блока; в кайф принимать поцелуи, заставляющие сердце биться чаще.
их тандем — странный, но это совсем не мешает ему исправно работать.
ушиджима и тендо — не притягивающиеся противоположности и даже не два идеально дополняющих друг друга кусочка паззла. они просто третьегодки шираторизавы, которым существовать в этом мире вместе нравится гораздо больше.
— эй, вакатоши! — тендо цепляется за сетку, — есть планы на вечер?
тендо смеется заливисто, подмигивая: для тренирующихся подле сокомандников это выглядит как очередная шутка. хотя для них абсолютно все, что вылетает из его рта за пределами матча, кажется таковым. ушиджима в ответ лишь вздыхает (достаточно картинно), чем вызывает смех у остальных ребят. им кажется, что это самая верхняя точка на его эмоциональной шкале.
об этом моменте все забывают буквально через секунду; здесь слова быстро растворяются в скрипе кроссовок о паркет, давно уже ставшим для пацанов из волейбольной команды главным саундтреком повседневной жизни. после финального свистка и привычных напутственных слов тренера звучат первые «пока», сетка оперативно опускается, двери энергично хлопают. никто даже не обращает внимания, что в зале ушиджима с тендо остаются вдвоем.
сатори лежит на полу и считает про себя касания мяча о пальцы вакатоши. называть его по имени — блажь, которой люди предпочитают не пользоваться; ему же это кажется максимально правильным.
— надень хотя бы толстовку, если вставать не собираешься, — ас шираторизавы даже не оборачивается.
— предложение с подвохом, чтобы эту толстовку надеть, встать мне придется в первую очередь.
в следующую секунду ушиджима мяч не отбивает. еще через несколько мгновений на грудь тендо падает пурпурного цвета толстовка. улыбаться он начинает, даже не открывая глаз. когда мяч возвращается к получению мазохистского удовольствия от поочередных ударов школьника и бетонной стены, тендо все-таки натягивает пресловутую кофту, чуть не прищепляя себе подборок молнией.
ему не привыкать ждать вакатоши вот так. раньше тот пытался приобщить его к своим тренировкам, но быстро понял, что путного из этого ничего не выйдет. центральный блокирующий шираторизавы никогда не скрывал, что волейбол для него — удовольствие временное; единственная правда про свое будущее, которую тендо позволял узнать окружающим. в остальном же он пиздел еще чаще, чем дышал: то говорил, что пойдет в учителя, то утверждал, что поступит на юридический, то и вовсе заявлял о планах на кругосветку. о готовящемся портфолио для кулинарной школы знали только домашние и ушиджима.
их разговоры наедине — серьезные и невероятно тягучие. обнажать душу гораздо труднее, чем тело, но и удовольствие приносит невиданное ранее. в такие моменты ушиджима задает вопросы, а тендо потихоньку раскрывает, как много прячется за истерическим смехом и широко распахнутыми глазами. надетая в детстве броня давно стала обязательным предметом гардероба, расставаться с которой он в принципе не планировал.
потому что как бы хорошо у него ни складывались отношения с другими членами команды, они все еще не могли воспринимать его серьезно. а вот ушиджима, обычно ведущий себя с людьми как последний уебок — смог. тогда все примерно и началось: тендо все еще не пытался выделываться во время пробежек, стараясь поспеть за асом, но вот вылетать из зала самым первым после окончания тренировки перестал.
сначала он продолжал болтать без умолку, иногда слыша редкие «угу». затем он начал задавать вопросы, получая развернутые ответы (да, пять связных слов для такого бугая вполне сойдут за развернутый ответ). в какой-то момент они начали вместе ходить до остановки. однажды тендо предложил ушиджиме попробовать шоколадку, обернутую в обычный целлофановый пакет. вакатоши попробовал сначала возразить, но такого выражения лица он еще не видел, а в поведении сатори он привык замечать любые изменения.
— ого. . .
— я сам сделал, — смеется тендо то ли от нервов, то ли от изумления, которое застывает на лице краша.
тогда он впервые честно рассказал кому-то о том, что планирует делать после школы. примерно в тот момент ушиджима понял, что тендо ему интересен не только как товарищ.
— если хочешь, я могу попробовать сделать что-то менее калорийное специально для тебя, — сатори подмигивает игриво, а вакатоши не понимает, как дальше жить.
— буду рад попробовать, — только и может вымолвить он.
тогда ему казалось, что внезапные чувства, которые он переживать не умеет, никак не должны отразиться на привычном ритме жизни. он ведь капитан, это на него привыкли полагаться всегда и везде. ощущение необходимости другого человека — инородное, от него избавиться хочется как можно скорее. самым простым решением кажется прекратить общение после тренировок, но от улыбки тендо (той самой, предназначенной ему одному) сердце кульбиты делает. ушиджима впервые в жизни сдается.
они все еще делают вид, что ничего не происходит. тендо все еще треплется обо всем на свете, не обращая внимания на молчание ушиджимы. ушиджима все еще ведет себя так, будто у него в детстве из груди сердце вытащили, заменив на булыжник.
будь на месте ушиджимы кто угодно другой, его бы уже сто процентов оттаскивали от тендо, опасаясь дурного влияния. в этом же случае все чуть ли не надеялись на обратный эффект. на деле же это общение не оказывало никакого видимого влияния на обоих, потому что изменения были настолько личными, что делиться ими было страшно. особенно после того, как тендо все-таки сорвало крышу.
— можно я сделаю кое-что безумное? — они стояли спина к спине в раздевалке, готовясь проделать привычный путь до дома. ушиджима с ответом слегка замешкался, чем спровоцировал повышение пульса у тендо и зардевшиеся щеки у себя самого.
— как будто ты обычно делаешь что-то другое.
целовать вакатоши оказывается чересчур приятно. он на пару сантиметров выше и крупнее чуть ли не в два раза. когда тендо зарывается длинными пальцами во влажные волосы своего аса, то вся раздевалка окончательно перестает существовать. когда ушиджима кладет ему ладони на обнаженную спину, то мир вовсе схлопывается до уровня ощущения.
ушиджима дышит тяжело, как после полноценного матча до трех побед; в происходящее ему практически не верится. тендо правда постоянно творит безумства, но это кажется выходящим за грани даже для него. с другой стороны, это в очередной раз доказывает, что в некоторых аспектах сатори гораздо сильнее.
— обещай, что это не в последний раз.
— о, — тендо щурится хитро, гораздо быстрее адаптируясь к происходящему, — я только начал.
первый поцелуй не делил их отношения на «до» и «после», но он однозначно сделал их лучше. теперь, выключая за собой свет в зале, ушиджима тянул к себе тендо, лез руками под толстовку, что сам всегда просил надеть, и целовал, целовал, целовал. тендо в ответ жмурился от удовольствия и пальцами то перебирал волосы, то скользил по прессу.
в какой-то момент это обязательно закончится. тендо не привык строить иллюзии: после выпуска со школы они пойдут своими дорогами, добиваясь нужных лично им высот. и он совсем не уверен, что за пьедесталом, на котором будет стоять ушиджима, ему найдется место. об этом, впрочем, тендо думает крайне редко: пока что ему достаточно радости от происходящего.
радости от того, что он влюблен в ушиджиму, и от того, что ушиджима влюблен в него. скажи они это товарищам, те бы приняли это за какой-то ебливый пранк, но не то чтобы говорить об этом хотелось. их отношения — это что-то настолько теплое, что принадлежать может только им двоим.
— я закончил.
тендо открывает глаза и переворачивается на бок. и правда, ушиджима даже успел полностью привести зал в порядок. это значит только одно: пора ползти в душ (в котором можно целоваться), переодеваться (во время процесса можно щекотно целовать в шею) и идти домой (по пути к которому можно останавливаться у каждого фонарного столба и снова целоваться). в принципе, тендо такой план более чем устраивает. вставая, он кряхтит для вида, а потом улыбается до безобразия искренне, глядя вакатоши в глаза.
пускай капитан волейбольной команды шираторизавы и раздражает многих, тендо в их количество не входит точно. в какой-то момент ушиджима стал константой и его мира тоже.