когда идут трещины

лука носа не боится. лука его не боится - ни когда тот прищуривается с тихой угрозой, ни когда тот наотмашь раздаёт оплеухи.

знает, что это плохо, безмозгло и просто мерзко, но…

не боится. потому что до сих пор видит в носе своего марка. и знает, что тот где-то там - глубоко-глубоко сидит, затолканный в самую глушь обстоятельствами, но не теряет надежды. почувствовать терпкое прикосновение на себе и заглянуть в те самые глаза - в которых плескались чувства. пусть даже тревога, задвинутая куда-то совсем глубоко, в попытках скрыть её ото всех…

чаще лука ощущал от него лишь глубокую задумчивость, но не мог угадать мыслей. идей не было, а спрашивать «о чём думаешь?» - очередной способ нарваться на какую-то колкость.

потому что нос не любит разговоры по душам. для него это - сравни оголению сердца, а раздеваться он не любил.   

для луки нос и марк чётко различаются между собой, и себе он эту разницу объясняет так: марк для него знаком и понятен. а нос - кто-то совершенно новый и неизведанный. носа он не любит так, как марка. но не боится, как остальные.      

  марка можно увидеть глубокой ночью и ранним утром, в самое интимное и искреннее время за весь день, когда маски отходят, а защитные укрепления дают трещины. в ночи марк потирает переносицу, покрасневшую слегка от давления оправы, откидывается на стул и ерошит волосы. лука размеренно дышит, ощущая, как незримо меняется атмосфера. как теплеет доселе тошнотворный свет от расставленных огней, и мягко пляшет по стенам, да лицам. 

марк, незримо повзрослевший, лезет целоваться без стеснений, лбом ко лбу жмётся: кожа к коже, губы к губам. у луки от него мурашки и счастье несусветное: он скучал. 

лука, тактильно нежный, пальцами водит по чужому лицу, считая бледные веснушки и микроскопические родинки. следит за ресницами. зрачки широченные.

худое лицо искажено строгой усталостью и тоской. марк лбом тычется луке в грудь, и тот судорожно тянет-тянет-тянет его к себе, прижимает, выводит по спине круги.

слов обычно нет. точнее, лука хотел бы сказать: «надо отсюда сбежать», но пока - некуда. лидия медленно сходила с ума, а нос молчаливо наблюдал. обдумывал.

лука тоже сходил с ума, пока нос не отправил его в лес - разведчиком. лука освоил навыки владения луком, да и сам лук смог соорудить без особых затруднений. стрелы он утащил с собой ещё из бункера.

по лесу он ходил с утра до вечера - лишь бы не встречаться с происходящим на их базе. изучал все пригорки и опушки в окрестностях, прислушивался к шуму ветра. падал, выворачивал суставы и разбивал колени.  

искал выход. 

хотелось поддаться тоскливому «выхода нет», но он не готов был опускать руки - не сейчас, когда перед ним простирался огромный мир, который, кажется, можно создать заново.

«я делаю это всё для нашей же безопасности»,— устало говорит марк в ответ на молчаливое осуждение. лука трёт грязные после леса щёки и достаёт из кармана мешочек с собранной у болотца брусникой. такой кислой, что после неё начинаешь чувствовать себя живым. кидает марку.

марк ловит. поднимает взгляд, пока пальцами, наощупь, дёргает завязки. кладёт ягоды в рот - даже не рассматривая. глотает. лука не смог бы его убить даже если очень захотел - тупое сердце заходилось в панике от одной только мысли: потерять единственное родное. а марк просто ему доверяет - единственному, кто не побоялся показать эмоции с самого начала. 

лука любит мечтать о будущем - как всё будет хорошо, и они справятся со всеми сложностями и невзгодами. что марк остаётся марком и при свете дня, что можно урвать торопливый поцелуй где-то за бараком, пойти вместе в лес - чтобы насладиться временем, наконец почувствовать тепло, а не промозглый ветер в самых костях.  

но это всё будет когда-то потом - он хочет в это верить. а пока есть только настоящее, и он моменты редкого счастья ценит, пуговка за пуговкой обнажая марково сердце. тот изгибается, выворачивая душу, не умея выражать всего себя словами.