Все пронеслось, как во сне. Гора Тунлу, горные чудища, сражение с Цзюнь У, разрушение проклятых канг. Казалось, все позади, и теперь можно радостно броситься в объятия человека в красном, оставив, наконец, все тревоги. Однако, как всегда, что-то пошло не так. Ставшие такими родными красные одежды стремительно бледнели, растворялись в воздухе, словно их никогда и не было. Привычная тяжесть хрустального кольца на шее больше не ощущалась - его осколки лежали в дрожащих ладонях, пульсируя все слабее и слабее.
Их накрыла другая, уже полупрозрачная рука, легонько сжимая все еще осязаемыми пальцами. Прямо над ухом прозвучал тихий голос:
- ...но ничто не может продолжаться вечно. Любое пиршество рано или поздно подойдет к концу.
Навернувшиеся на глаза слезы наконец скатились по щекам, мокрые дорожки обдавали лицо холодом. А руки только крепче сжались на чужой спине в отчаянном желании не отпускать. Что бы ни случилось, лишь бы не отпускать.
- Для меня честь - умереть в бою за тебя.
Сердце разорвалось на ошметки, отдавая болью и пустотой в груди.
Постепенно, под судорожно комкающими чужую одежду пальцами не осталось ничего. Лишь уже почти растворившийся силуэт мягко улыбнулся и беззвучно прошептал три коротких слова, после чего рассыпался сотнями серебристых бабочек, неспешно улетающих ввысь.
Остался только холод и непроглядная тьма. Даже собственный крик показался далеким слабым отзвуком. А как только исчезла ярко-красная нить на пальце, весь мир перестал существовать.
***
Год. Все говорят, что Собиратель Цветов Под Кровавым Дождем действительно умер и надеяться на его возвращение - пустая трата времени. Нет, не стоит в это верить. Он обязательно вернется, как возвращался всегда.
Два года. Каждый день проходит словно бесконечный цикл, раз за разом повторяя одно и то же. И каждый день на закате, принц неизменно выходит к воротам храма и, усаживаясь под раскидыстым старым кленом, проводит там всю ночь до самого рассвета, словно желая непременно кого-то встретить.
Десять лет. В ночь праздника фонарей принц отправился в пещеру Десяти Тысяч Божеств, где его и нашли Фэн Синь с Му Цином. Когда они застали его за вырезанием человеческой фигуры из огромной глыбы камня и спросили, ради чего это все, Се Лянь, обведя рукой пространство вокруг, ответил:
- Если я жду его уже столько лет, почему должны ждать они тоже? Я не в силах обернуть время вспять, но настоящее все еще в моих руках. Так что пусть вместо десяти тысяч Наследных Принцев Сянь Лэ, ждать будет только один.
Двое небожителей обеспокоенно переглянулись, не зная, что делать.
- Я, конечно, не настолько хорош, как Сань Лан, но ведь все с чего-то начинают, верно? Помнится, та статуя Наследного Принца в старой кумирне тоже была далеко не верхом изящества, ха-ха - этот смешок был настолько тихим, что вряд ли его расслышал кто-либо, помимо самого Се Ляня.
Ни Фэн Синь, ни Му Цин не решились сказать ему. Однако, принц, почувствовав их настроение, добавил:
- Он ждал меня восемьсот лет, так что какая разница, если теперь я буду ждать его еще восемьсот лет? Да пройди хоть тысяча, три, пять, десять тысяч лет - я все еще буду ждать.
***
Сто лет. Каждой статуе Наследного Принца в пещере Десяти Тысяч Божеств руками Се Ляня было вырезано по статуе Собирателя Цветов Под Кровавым Дождем. Заканчивая очередную статую, принц непременно говорил с ней, рассказывая разные истории из своей жизни или какие-либо народные сказания. Часто ему даже казалось, будто каменные изваяния характерно посмеиваются, когда история была чересчур забавной.
Теперь это место смело можно было называть "пещера Десяти Тысяч Божеств и Десяти Тысяч Демонов".
Двести, пятьсот, тысяча, три тысячи лет... На Небесах успело смениться поколение небесных чиновников. Наследного Принца, как и многих других из предыдущего поколения, люди давным-давно забыли. Кто-то из таких "забытых" продолжал жить нескончаемой, но, в целом, обычной жизнью, занимаясь мирскими делами. А кто-то ушел на покой, добровольно покинув этот мир.
Се Лянь же все еще упорно ждал. Порой сходя с ума от тоски, или находясь на грани отчаяния и безнадежности, но все же ждал, ни на секунду не позволяя себе думать о том, что Хуа Чэн действительно мог уйти навсегда.
И вот, в один день, порог храма, переступил маленький мальчик. На вид ему было не больше семи лет. Стоило принцу увидеть его лицо, перемотанное грязными бинтами, как его уже давно закоченевшее сердце прошила вспышка энергии. Этот мальчик... выглядел в точности как Хуа Чэн в детстве!
Все время, что малыш рассказывал о том, как забрел в такую глушь, Се Лянь не мог отвести от него взгляда. Ему уже было совершенно очевидно, что это вовсе не тот человек, которого он ждал, но это лицо... было слишком знакомым, слишком родным.
Мальчик не собирался оставаться - по его словам, в храм он заглянул лишь ради ночлега. Однако, поняв, что это именно храм, малыш обратился к принцу:
- Матушка рассказывала, что в таких местах поклоняются божествам. Братец, кому же посвящен этот храм?
Се Лянь без промедления ответил:
- Непревзойденному Князю Демонов, Собирателю Цветов Под Кровавым Дождем и богу войны, Наследному Принцу Сянь Лэ.
- Никогда не слышал про таких. - мальчик с любопытством склонил голову набок, - А чему покровительствуют эти божества?
Принц тепло улыбнулся, оправляя чистые бинты на лице мальчика, которые помог ему повязать совсем недавно.
- Это очень древние боги. В народе говорили, будто по раздельности они не могут исполнить желаний верующих, но вместе были способны даровать счастье.
Малыш восхищенно захлопал глазами.
- Правда? А могу я тоже у них кое-что попросить?
- Конечно. - Се Лянь поднялся и, поманив гостя за собой, показал ему алтарь. - Ты же знаешь, как возносят молитвы?
- Гм - мальчик активно закивал головой.
Опустившись на колени, он взял поданные принцем палочки благовоний и зажег их, после чего аккуратно поставил в треножник. Сложив руки в молитвенном жесте, малыш беззвучно зашевелил губами, очевидно, произнося молитву.
Всем своим видом он напоминал принцу Хуа Чэна. Статной осанкой, которую не могли скрыть рваные лохмотья, манерой разговора, совсем не детским умом. Было неверотно сложно подавлять в себе желание схватить ребенка и крепко прижать к себе, никогда больше не отпуская. Но Се Лянь понимал - это не Хуа Чэн. Никогда им не был. И как бы он ни старался убедить себя, образ фигуры в красном не покидал его мыслей, отчего в груди снова заныло.
Не нужно было гадать, что это за прошение произнес мальчик, поскольку оно мгновенно раздалось в голове. "прошу, сделайте мою жизнь счастливее. Самую малость будет достаточно, правда...". Сердце защемило еще сильнее.
Первая молитва за тысячи лет. От ребенка, так сильно напоминавшего того самого человека. Все это... было слишком. Даже для Се Ляня.
Мальчик остался в храме на ночь. Недолго думая, принц положил рядом с сопящим комком небольшой кошель с деньгами. А подумав немного, добавил еще маленький хрустальный осколок - один из трех, что он всегда носил за пазухой, у самого сердца. Се Лянь искренне верил, что это принесет ребенку хоть немного счастья. Это все, что он мог сделать.
Выйдя на улицу, принц подошел к своему привычному месту под кленом и сел на колени, прикрыв глаза. Ничего, он подождет еще.
Наутро, когда Се Лянь вернулся в храм, мальчика уже не было. Только на его циновке лежал маленький белый цветок, лепестки которого были покрыты маленькими капельками росы. Осев на циновку, принц дрожащими руками поднял цветок, такой знакомый и живой. Впервые за долгие годы слезы хлынули из глаз, застилая взор мутной пеленой. В этот момент принц понял, что Хуа Чэн уже не вернется. Долгие тысячи лет он отказывался в это верить, продолжая жить только благодаря ожиданию, находясь словно между небом и землей. Однако, теперь наступила пора признать и оставить надежду. Пора на покой - где-то там его уже заждались. Он не мог больше существовать, зная, что его Сань Лана нет. Похоже, любое пиршество действительно рано или поздно подходит к концу.
***
В месте, отдаленном от больших городов, много лет стоял храм. В этом храме был алтарь, над которым висело изображение двух людей - юноши в красных одеждах, державшем красным зонт над маленьким белоснежным цветком, защищая его от крупных кровавых капель, и юноши в бело-золотистых одеждах с мечом в одной руке и цветами в другой.
Храм был пуст, однако на алтаре стоял треножник с совсем недавно догоревшими благовониями и свежий, еще живой белый цветок. Цветок сильно выделялся на невзрачной поверхности алтаря, сверкая чистотой. На его лепестках мягко лежали лучи солнца, в которых безудержно плясали пылинки.
К ночи, когда солнце зашло, а цветок едва пожух, храм осветила залетевшая внутрь серебристая бабочка, испускавшя мягкий свет. Немного полетав по комнате, она села на цветок, заливая его белоснежным сиянием так, словно он и не увядал вовсе. Так она и осталась сидеть на белых лепестках, не пожелав больше никогда улетать.