В церкви никогда не было полностью тихо. Окутанное полумраком помещение дышало через немногочисленные витражи, свечи истекали пахучим воском. Стефания стояла на краю очерченного куска света и пыталась услышать нечто большее, чем далекий свист ветра. Руки, судорожно сцепленные, мерзли даже в перчатках.
Бог молчал.
Здесь, в хранилище сердец Габсбургов, было слишком мертво и холодно.
Где-то далеко позади зашуршали двери, и по застывшей зале потекли мерные звуки. Легкие, будто бы в такт поднимающейся и опускающейся груди Бога, заглядывающего сквозь цветные витражи. Пятно искрящегося света немного посерело и сместилось влево.
Легкие шаги становились все ближе. Женщина. Стефании не обязательно было видеть, чтобы знать, как она осторожно, но неуклонно приближалась: рапира - смертоносная и стоящая на своем. Гибкая, но упорная. Верная. Юбка скромная, но по последней моде, шуршала в такт батистовой отделкой. Кончики пальцев закололо болезненным зудом от воспоминаний, но Стефания лишь сжала ладони сильнее - очень холодно.
Очень. Холодно.
Женщина - девушка, еще девушка, - замерла в почтительных трех шагах. Почтительных, если бы они были хорошими друзьями, но они не были. Баронесса Вечера кронпринцессе Австрии Стефании Бельгийской ровней быть не могла.
Чем чаще они встречались, тем меньше разговаривали. Еще ни один их разговор не закончился хорошо, так что после четвертой перепалки за один вечер был принят молчаливый пакт о ненападении. Пятно света под ногами уходило в сторону все сильнее, и Стефания наконец развернулась. Мария склонилась в реверансе, достойном юной леди, вышколенном и почтительном. Встала, стряхнув невидимую пыль с рукава плаща, и вперилась своими невозможными глазами прямо в лицо. Скромность и стеснительность - не про Марию Вечеру.
Три шага - много для друзей, мало для незнакомок. Они не те, ни другие. Две женщины, связанные через любовь не друг к другу. Наверное, за это можно было благодарить Бога, но Стефании все сильнее хотелось его проклинать. Богохульно и зло выть в витражные окна, выкрикивая вопросы в безмолвные небеса.
Она развернулась и прошла к скамье первая. Села, сжимая молитвенник в руках. Рядом, совсем близко, опустилась Мария, без молитвенника, как всегда. Сегодня на ней не было перчаток и она задумчиво терла почти синие ладони друг о друга - бессмысленное занятие. В этой церкви холодно было даже летом - сердца поколений и поколений Габсбургов не давали проникнуть никакому теплу, ни физическому, ни человеческому. Тишина, холод и постепенно заполняющая помещение темнота, от которой не спасали огарки заплаканных свечей - вечные спутники их вечерних бдений.
Молитва не клеилась, но шевелиться не хотелось. Сидеть так было почти спокойно, практически в одиночестве, но не совсем. И Бог был почти не причем.
Мария рядом шелохнулась и заерзала на доске. Звучно подула на ладони, зашипела, растерла их почти до хлопка.
- Ты даже в присутствии Бога не можешь сидеть спокойно? - Стефании не нужно было смотреть, чтобы почувствовать поджатые губы и недовольный поворот головы.
- Холодно, Ваше высочество, - она снова подула в ладони, - слишком холодно.
Раздражение, колыхающееся в горле на секунду сжало сильнее, но отпустило - королевской особе не пристало. Пальцы зудели совсем нестерпимо, молитвенник не помогал. Стефания громко выдохнула - спокойствия как не бывало. Она раздраженно сдернула с правой ладони меховую перчатку - дорогую и теплую, как и все ее одеяние.
- Возьми.
Мария уставилась на перчатку то ли как чудо, то ли как на кусок гнилой телятины.
- Ваше высочество, я…
- Не заставляй меня ждать, - Стефания нетерпеливо тряхнула ладонью, - ты отказываешь кронпринцессе?
Теперь взгляд с оттенком гнилой телятины достался Стефании.
- Раз уж ваше королевское высочество настаивает, - она почтительно склонила голову, скрывая темные колючие глаза, - почту за честь.
Перчатка оказалась ей безнадежно велика, не спасала даже мудреная застежка. В темноте глубокий красный казался пятном крови на зеленой юбке.
Рана, открытая и манящая, к которой так и прильнуть губами, так и…
- Ваше высочество? - Мария смотрела странно.
Стефания лишь качнула головой, отворачиваясь. Все чаще она видит кровь там, где не должна. Все чаще она делает вещи, которые ничем не объяснишь самой себе. Голую ладонь кололо холодом, но не резко, а мягко, укачивающе - как перед смертью колит боль.
- Ваше высочество, - Мария вздохнула, - позвольте…
И руку обожгло.
Прикосновение мягкое, но уверенное. Спокойное: ладошка Марии совсем маленькая, сухая от ветра, но не дрожащая. Никто никогда не держал Стефанию за руку так, как держала Мария. Она, казалось, совершенно не чувствовала неловкости: смотрела в чужое лицо без страха, вглядываясь в изломанные брови и обветренные губы. Стефания прикрыла глаза и судорожно, практически до боли, сжала руку в ответ.
Бог вздохнул последний раз и свеча в углу погасла. Они остались во мгле.
Вдвоем.