Арсений прилежный работник. Пунктуальный и исполнительный. Ему нравится то, чем он занимается, где и с кем. Скурпулезный в работе, даже душный, когда дело касается деталей, Попов всё же лучший в их агентстве.
Только вот мир всё равно теряет краски. Вставать ранним утром становится всё труднее, брать кофе напротив офиса всë скучнее. Поэтому Арсений решает перепробовать все известные вкусы, но этого хватает не на долго, потому что даже так он знает, что завтра зайдёт в кофейню и закажет следующий кофе в меню по порядку. Никакой оригинальности, а ведь этого он боялся всегда больше всего, проснуться серым утором и понять, что каждый следующий день похож на предыдущий, никто не уникален, и он такой же заурядный как и все вокруг.
И жизнь в офисе и вне его продолжала бы идти своим размеренным унылым ходом, если бы не появление нового сотрудника.
Он пришёл обычным днём, ничем непримечательным. Воля представил новичка коллективу, как Антона Шастуна, которого перевели за заслуги в главный офис Москвы из филиала в Воронеже.
С первого взгляда Антон показался совершенно несуразным. Долговязый с этими своими непослушными кудряшками, смешными ушами, лучезарной улыбкой и с задорными огоньками в зелёных преданных глазах. В костюме абсолютно не по размеру. И выше любого из отдела. Антон оказался заразительным в своём смехе, привлекая всё больше людей к себе. Таким образом он быстро влился в коллектив за каких-то две недели. Он умудрялся находить друзей кажется везде, где только мог появиться, в курилке, у кулера, в лаундж зоне. Арсений был уверен, что и у писсуаров тот мог завести товарища, но не проверял конечно, потому что завестись мог и он сам. Шутка. Наверное. Может быть.
Антон и Арсений были представлены друг другу, и обменивались кивками на работе, если не было времени на рукопожатия. Но это был предел их взаимодействия.
И Попов даже чувствовал что-то вроде зависти, и маленького-премаленького желания попасть в зону поражения обаянием Шастуна. Не то что бы он уже не был поражён. Просто издалека не так приятно. Только вот Арсений занят работой больше, чем пустыми разговорами с коллегами. Деньги сами себя не заработают.
Антон появлялся на пороге кабинета Арсения с завидной регулярностью, но не потому что там Арсений, а потому что Попов делит этот самый кабинет ещё и с Матвиенко и Позовым. И вот за последним как раз и заходит постоянно Шастун.
— Перекур? — зовёт он Диму.
— Секунду, — тот массирует переносицу, и поправив очки, встаёт. Зажигалка и сигареты у него всегда в кармане.
— Арсений? — приглашающе тянет Антон и немного склоняет голову, от чего его кудри забавно пружинят.
— О, нет, он у нас за ЗОЖ, у тебя нет шансов, Шаст.
Тот немного сникает, тоскливо опустив глаза.
Вообще Антон часто пытается выманить Арсения из-за стола, кабинета, да хоть откуда-нибудь, но всё безуспешно. Вопрос зачем всё это Шастуну стоит, как и… но Арсений подобно Скарлетт всё собирается подумать об этом завтра.
А у Антона оказывается живая мимика, поэтому отказывать ему весело. Он строит абсолютно уморительные рожицы, не умея или не желая держать лицо. Снова можно было бы задуматься зачем постоянно отказывать, можно же погреться в лучах очарования. Но иногда Арсений не ищет себе оправданий, просто хочет немного посучить, он слаб к своим капризам.
Вскоре всё меняется, поскольку Шастуна делают ответственным за опоздавших сотрудников. Павел Алексеевич посчитал, что это будет хорошим обрядом посвящения для новичка.
Возможно казалось, что Воля так выражал свою неприязнь к новому сотруднику, и желал его скорейшего увольнения, но вообще-то все в офисе знают, чай не слепые, что Антон его любимчик. И Павел так своеобразно проявлял суровую заботу, отправляя протеже на крещение огнём.
Подобная инициатива уже выдвигалась Волей, но не имела успеха. В прошлом году он уже назначал ответственного за опоздавших, но то был не очень приятный человек, и коллектив быстро сплотился против него. В общем увольнение было ожидаемым, а Павел Алексеевич на время отпустил ситуацию. Что занимательно, Волю никто не винил. Потому что: «Мы же понимаем, какому руководителю понравится такое».
Вообще Павел Алексеевич действительно желал побороть недобросовестность в коллективе, не то чтобы опоздания были частыми, но порой всё доходило до абсурда. Вечное покрывательство, совершенно неправдоподобные отмазки. И грех же жаловаться, команда то слаженная, дружная. Но Воля знал, что, например, Матвиенко любил покутить после работы, и опаздывал сравнительно не сильно, но регулярно. А вот Позов семейный человек, с виду интеллигент, но опоздания его были страшны своей небывалой дерзостью, потому что если уж Дмитрий опаздывал так по полной, что аж являлся к трём часам дня, когда уходить уже нужно было в пять. Спасибо, хоть такое случалось редко, но, как говорится, метко. Однажды так получилось, что опоздали в один день и Матвиенко, и Позов, но с разницей во времени. И Сергей, пришедший раньше, рассудил, что ложь это не грех, грех не помочь ближнему своему. В конце концов эти двое так сильно преисполнились в своём познании, что заключили сделку. И в тот же день, как кое-кто поговаривал, потому что слухами офис полнится, они в курилке плюнули на ладони и скрепили союз негигиеничным рукопожатием.
Сам Воля, к его сожалению, не всегда мог контролировать опоздания, встречаясь с инвесторами и партнёрами. Поэтому избрал кандидатуру от себя народу и наделил его властью, суть которой заключалось в том, что не имеет значения кто опоздал даже если по статусу будет выше Шастуна, потому что перед правилами все равны.
Антон же принял роль ответственного за опоздавших стоически.
Первую неделю ощущалась его нервозность. Будучи заядлым курильщиком Шастун задымил с удвоенной силой.
Арсений, опять же ориентируясь на слухи от коллег, слышал, что Антон ругается как чёрт. Такие разносы мог устраивать только Воля. Ни одна офисная мышка не проскакивала перед Шастом. Все выходили на дрожащих ногах, красные то ли от стыда, то ли от слез, и глаза у всех были с блюдца. Но зато как шелковые. И целый день работали с удвоенной силой, словно у них пропеллеры в заднице появились.
Что удивительно никто из коллег не возненавидел Антона. Как будто было собрание, на которое Арсения не пригласили (оно, конечно, метафорическое, но всё равно обидно), где все обо всём договорились. Никаких претензий, никаких обид.
— Это же Антон, — объясняет как-то Дима, опоздавший на три часа, — феномен Шастуна, понимаешь? Ты словно проходишь через шоковую терапию, в её лучшем проявлении и без боли, хотя иногда он кидается ручками. Это пинок под зад для работы. Как кофе. Заряд бодрости на весь день.
— Или вы просто в край охуели, что теперь всё как с гуся вода.
— Ты прям, как моя бабушка, — смеётся Серëжа, такой же умиротворённый как Позов, — может если ты тоже попробуешь, то наконец расслабишься? Ты какой-то нервный последнее время, — ехидничает.
— Я? Да я спокоен как удав, что мне эти ваши опоздания, Воля в один момент устанет и всех поувольняет к чёртовой матери. Вот и всё, — Арсений скрипит зубами, за что стоматолог ему спасибо не скажет.
— Хорошо, хорошо, — поднимает руки Сергей, сдаваясь без боя, — только клавиатуру снова не разъеби, если документы швырять начнёшьОсновано на личном опыте. Будьте аккуратнее, — он улыбается и, быстро подхватив бумаги, в несколько прыжков вылетает из кабинета, пока Арсений ищет чем бы кинуть в друга.
— Я же о вас забочусь, — гневно раздувая ноздри, сообщает Попов коллеге. Но Дима лишь покорно улыбается, хотя вид его всезнающий, в прочем ничего нового, так и говорит: «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу».
Всё это страшно раздражает Арсения. Это снисхождение Паши, эта безалаберность Серёжи и Димы. Теперь его бесит этот Антон, который как сын маминой подруги нравится каждому встречному-поперечному. А ещё он выше на семь сантиметров. Это уже считается за личное оскорбление. И эти ебучие бумажки никак не закончатся. Блять.
Арсению нужно в отпуск. Отдохнуть где-то на берегу моря подальше от людей. Но он в Москве, за окном дождь, и приходится возиться с новым проектом, а дома его ждёт разве что никто. Он снова напоминает себе, что это напускное и главное, деньги себя сами не заработают. Арсений часто повторяет это как мантру. Успокаивает.
В целом инициатива начальника по работе с опоздавшими пришлась Антону Андреевичу по душе, потому что как его выдвинули на общественных началах, так и не смогли задвинуть. Да и не пытались.
Таким образом Шастун стал местным Цербером всего офиса. Одним словом втянулся.
Арсению не представлялось возможности послушать оры, крики, маты, о которых шушукался весь офис.
Антон реже стал заходить в кабинет Арсения, лишь жестами подзывая Диму у двери.
Но однажды они пересекаются у кулера днём понедельника. Ужасный день.
Всё происходит как и всегда, они кивают друг другу, сталкиваются пальцами, когда берут одноразовые стаканчики, и по руке Арсения пробегают приятные мурашки. Эти неловкие касания случаются каждый чëртов раз. И Антон всегда отдергивает руку словно от кипятка, кончики его ушей алеют.
— Извини, — Антон замирает словно лань в свете фар. И вот перед ним на цыпочках ходит офис по утрам? Они все наверное угорают над Арсением, сочинив такую небылицу.
— Всё нормально, — он впрочем ничуть не лучше, голос то дрогнул.
Они стоят некоторое время, сцеживая воду. Пока Арсений не ощущает прикосновение чужого взгляда. Антон хмурится, смотря куда-то вниз. Проследив, куда тот уставился, Попов понимает, что таращатся прямиком на его джинсы с дырявыми коленками. Поняв это по-своему, Арсений пытается работать на опережение, как и всегда:
— У нас же нет как такового дресс-кода, так что это не нарушение правил. И точно не опоздание, — Антон тихо смеётся, оказывается, если смотреть вблизи, у него появляются трогательные морщинки у глаз при улыбке. И он смущённо чешет нос.
— Нет, нет, я не из-за этого. Неожиданно что ли, — он всё ещё улыбается.
— Почему?
— Ты весь такой серьёзный, строгий, а тут коленками своими светишь, — он запинается, наверное потому что Арсений так сильно изгибает бровь, что не заметить нельзя. — В смысле… Я не… Давай просто забудем об этом? Или представим, что я сказал какие у тебя классные ко... кхм, джинсы, — вытирает ладони о свои брюки.
Вот каким его видят? Этот образ складывается в голове? Скучный Попов должен ходить только в классических костюмах? В этом конечно нет ничего плохого, но Арсений предпочитает, чтобы его считали скорее загадочным, чем вот таким.
— Так уж и быть представим, — Арсений хлопает Шаста по плечу, надеясь, что это не выглядит угрожающе.
Уходя, он слышит, как Антон что-то бурчит себе под нос. Слегка обернувшись, видит, как Шастун прилипает лбом к стене. Арсений просто надеется, что он не будет биться головой. Социальная неловкость это тяжело, он знает.
***
Впервые Арсений слышит как Антон разносил за опоздания утром среды. Паша попросил передать документы Гудкову, чей кабинет соседний от Антонова, это можно было скинуть секретарю, но та уже бегает с другими бумажкамибумажками, а Арсений так удобно проходил мимо.
Мат стоит такой, что складывается чувство, будто стены должны дрожать. Неожиданно, но голос Антона может быть властным, требовательным до хрипа.
Что-то срабатывает внутри Арсения. В целом он знает что, ведь личную жизнь он похоронил около года назад, отчего член заинтересованно дёргается.
Когда крик стихает, из дверей выплывает болезненно-белый Гудков. Он даже не обменивается с Поповым традиционными, единственное, что есть из натурального между ними, колкостями.
— Гудков, — дверь кабинета снова открывается, — вы забыли папку, — холодно бросает Антон. Саша меланхолично забирает её, не обращая ни на что вокруг внимания и на негнущихся ногах идёт к себе. — Ох, Арсений, — голос Шаста сразу же меняется, и он что-то нечленораздельно мычит.
Арсений чувствует, как его скулы начинают пылать. Слишком сильный контраст. Антон смеющийся в их кабинете над историями Димы или Сергея, почти заваливающийся в припадке смеха на Арсения, и Антон яростно отчитывающий сотрудников за нарушение дисциплины низким голосом.
— Антон… — он чувствует себя Анестейшей, которая готова упасть перед Греем в их первую встречу. Почему Арсений это знает, не стоит даже спрашивать. Он тоже не хотел владеть этой информацией. — Андреевич. — Он потерянно смотрит на бумаги в своих руках, но быстро взяв себя в руки, а заодно и ноги, влетает к Гудкову, чуть ли не швыряя документы на стол, но тот ещё в прострации, так что наплевать, и спешит в туалет.
Всё это время Антон стоит в коридоре с видом потерянного котёнка под дождём, только не хватает включить «The Sound of Silence»Имеется в виду знаменитая строчка: Hello darkness my old friend.
***
Всё довольно однозначно. Арсению просто нужно потрахаться, потому что такая реакция слишком… Просто слишком.
Но он не он, если будет искать лёгкие пути, потому что волк не тот кто волк, а тот кто волк. Блядский Шастун с его волчьими мемами.
Стоя перед зеркалом в туалете, и в сотый раз умываясь холодной водой, Арсений разрабатывает план. Возбуждение постепенно уходит, сегодня кровь должна прилить не к головке, чтобы всё продумать.
***
Порой Арсений задавался философскими вопросами. Быть или не быть? Кто виноват и что делать? Кто мы и откуда, откуда? Зачем переслушивать треки Оксимирона так часто? Как жизнь его довела до такого?
Прошло пять минут от начала рабочего дня, а Арсений стоит, гипнотизируя кнопку лифта. Десять. И его уже выворачивает на изнанку, он редко опаздывал в отличие от Серёжи, который и на похороны свои, тьфу-тьфу-тьфу, не попадёт ко времени, возможно снова паспорт забудет. Зачем он ему там? Кто знает.
Не глядя он всё же вызывает лифт. Его трясёт, а пальцы белеют, так сильно он впивается в портфель. Он надеется, что это того стоит, потому что ночью он обдрочился вспоминая голос Антона, взгляд Антона, запах Антона. Просто парфюм хороший, ничего такого. Дрочить на коллег тоже нормально. Видимо.
Арсению думается, что так и шли на эшафот. Ему бы больше драмы, просторную белую рубаху, и кандалы на запястья.
В коридоре никого нет, а расстояние до собственного кабинета кажется бесконечным. А вот дверь к Шастуну приоткрыта, и кажется тот даже караулит нерадивых сотрудников прям за стеной, потому что его фигура в мгновение ока вырастет перед Поповым.
Но суровый взгляд быстро сменяется недоуменным, когда Антон понимает, что перед ним Арсений. И тот медленно хлопает ресницами, пока Шастун пытается не громко сглотнуть, впрочем Арсений едва ли замечает это.
— Я, — начинает он. Вообще-то Арсений готовился, у него целая речь, но губы пересыхают и приходится их облизнуть, происходит заминка.
Но теперь он видит, как Антон мажет взглядом по губам коллеги.
— Кхм, — громко кашляет Антон, — Арсений… Сергеевич, пожалуйста, — этим тоном можно убаюкивать детей перед сном, так тот мягок. Антоновы глаза начинают бегать, как будто это он должен искать оправдание, — больше не опаздывайте, — он быстро разворачивается на каблуках и скрывается в своём кабинете.
Может Антон его боится? Говорил же будто Арсений строгий, вот и не может пересилить себя. С другой стороны, как-то он же борется с собой, повышая голос на Батрутдинова, а тот такой же важный начальник, как Воля.
Но Арсений тёртый калач. Или дед. Он раскусит Шастуна. Или укусит, если тот даст своё явное согласие.
***
— Пизда нам, да? — не очень то и печально заявляет Дима, хлопая по кнопке лифта.
— В последнее время что-то режим сбился, — не впопад отвечает Арсений. — Вчера вот тоже опоздал.
— А, на первый раз Шаст делает предупреждение. Сегодня будет крышка.
— Бесишь! Чего ты такой спокойный?! — Арсений на нервах, он час торчал в кофейне, заливаясь эспрессо, чтобы опоздать. Но только растревожил психику.
— Я прошёл ремонт с Катей, у меня двое детей и ипотека за плечами, — Дима как будто бы уже давно глубокий старец, бессмертный, ну или там уже почти бессмертный, который на этой планете от её самого зарождения, ещё когда только Солнце только-только сформировалось как звездаиз монолога «Идущего к реке», — Арс, я видел дерьмо. После этого ничто так не пугает.
— Всего на час позже, в твоём случае это даже не опоздание, — вдруг говорит Арсений, пытаясь заполнить тишину. И Дима горделиво хмыкает.
Лифт с характерным звуком оповещает о прибытии на этаж.
— Позов! — сразу же гремит Антон из кабинета. — Попов?! — его брови удивлённо взлетают, прячась в кудрях.
Сердце Арсения делает кульбит в предвкушении.
И он с Димой бочком проходит в кабинет Шастуна. Тот похож на рыбу без воды, хлопая ртом.
— Дышите, пожалуйста, Антон Андреевич, — вообще-то эти двое всегда друг к другу на ты, но видимо это часть негласного соглашения опоздавших. — Муха залетит, — всё так же спокойно предупреждает Позов.
— Вот не начинайте! Почему уже десять, а вы ещё не на работе?!
— Понимаете…
— Нет, Позов, не понимаю! Пятница, блять, а у вас три опоздания за неделю!
— Ну…
— Баранки гну! — Антон свистяще втягивает носом воздух. — Попов, — голос становится спокойнее, — ваши оправдания? — Антон складывает руки на груди.
Все мысли разом вылетают из головы. Хочется сказать, что домашку съела собака. Но у него нет собаки, да и ладно, но они же давно и не в школе.
— Нам пришлось…
— Да! — тут же подключается Дима, не представляя на что подписывается.
— Что пришлось? Что пришлось? Переводить старушку?! — тут же взрывается Антон. — Бабулю, которой нужно было через дорогу пройти? И помогали вы ей час?
— Вы что не уважаете старость? — в притворном ужасе задыхается Арсений.
Уши Антона начинают алеть от злости. Это кажется таким забавным, что Арсений не в силах остановиться.
— Быстро объясните, что вас так могло задержать, или вы уволены! — рычит Антон, поднимаясь с кресла. — И надеюсь, что ваше оправдание будет достаточно правдоподобным! — у него темнеют глаза, становясь почти чёрными.
— Знаете Наталью из дизайнерского отдела? Нет? В декрете она, — накидывает Арсений своим языком без костей, — и вот…
— Попросила она, понимаете, Антон АндреичЭто не ошибка, — живо продолжает Дима, — очень срочно, а она ведь с ребёнком, это между прочим не хухры-мухры. Так вот, чтобы мы кое-что сделали…
— Что вы делали? — у Шастуна в голосе слишком много сомнений, и на мгновение не предположить, что он верит в этот бред. И вообще в ту чушь, что ему несут другие сотрудники.
— Кое-что, — выдыхает Арсений. — Признаться, мы кое-что с собакой делали.
— А вот тут мне интересно что же вы…
— Мы выгуливали, — находится Позов, который знает, как трепетно Антон относится к животным, не то чтобы они в своём сумасшествии напридумывали ужасов с собакой.
— Кого?
— Собаку, очевидно.
— Да, за другого человека, мы сами там были за собаку несколько раз, — ляпает Арсений, когда видит, как Антон откидывается в кресле, садясь. Шастун совсем не накаченный, но рубашка натягивается у него на груди, что Арсений теряет связь с миром.
— Вы были за собаку? — даже спесь в антоновом тоне улетучивается, потому что он теряется в предположениях. — Собака выгуливала тебя? — и Шаст совсем не представляет Арсения с ошейником на шее, вообще нет. — Ты больной? Совсем больной? — он швыряет в порыве ручку. — Иди из кулера попей! Там стаканов нет, пей ртом.
— Мы выгуливали преданную!.. — голос Арсения срывается сам собой. Всё вообще происходит непроизвольно.
— Не нам собаку, — грустно заканчивает за ним Позов, о котором забыли и Шастун, и Попов.
— А зачем вы выгуливали преданную не вам собаку?
— Её же кто-то должен выгуливать.
— Ну, тс, — шипит Попов, в успокаивающем жесте, — бедный пёс страдает без прогулок.
— Ты мне тихо говоришь? Я начинаю беситься, ребята!
— Мы выгуливали Мухтара, — снова брякает Арсений первое, что пришло на ум.
Антон не выдержав бросает скомканный лист в коллегу, замах у него точный.
— Мухтара ты выгуливал! Нельзя выгуливать сериал!!! — он, конечно, знает, какая распространённая это кличка, но Антону жарко, ему бы на свежий воздух, да хоть подышать вблизи растений в горшках. — Иди гладь зонт, он тоже нуждается в ласке! — почему тоже, ответить он и сам не в силах.
— Я хотел сказать, что этот пёс, как Мухтар. Верный, умный и ласковый доберман, амГлюк'oZa песня «Невеста»: Я гуляю с доберманом. Ам!.
И Антон вдруг смотрит так нежно, что сердце щемит. Такое не может почудиться. Противозаконно так смотреть на коллег. Однако Шастун вообще не похож на открывателя мира других мужчин. Хоть Арсений давно не приверженец стереотипов, он и на пробежку может выйти в лосинах, или съесть шоколад из гречки. И всё спустя годы работы над собой и принятия. Но вот Антон вообще не вяжется с кем-то, кто может засматриваться на другого парня. Так ведь?
— Чтоб первый и последний раз всё это было.
***
Они ругались в течение сорока минут. Совершенно нерациональное использование времени. Но это не важно, потому что всё стоило того. Этот всплеск эмоций, окрасил мир. Правда были нюансы. Дрочить на работе Арсений принципиально отказывался, поэтому мотал воду в офисе. И теперь намывает руки, загипнотизированный воспоминаниями. Спустя годы порой бывает приятно открывать в себе что-то новое.
Арсений уже не такой пунцовый как десять минут назад, но отчего-то приятный стыд всё ещё бурлит внутри. В рубашке будто бы тесно, хорошо, что она на выпуск. Брюки тоже неприятно давят.
Дверь внезапно громко стукается об стену. Антон появляется в отражении зеркала.
— Арсений? — тот тоже открывает кран. Но выглядит при этом так, словно виноват перед всем миром, и каждой каплей, стекающей в раковину.
— Надеюсь, я тебя не обидел, — он выглядит взъерошенным словно птенец.
Попов старается сдержать улыбку, но уголки губ подрагивают, и со стороны наверное похоже на судорогу.
Брови Антона складываются жалобным домиком, выглядит он ужасно печально.
— Всё нормально. Я опоздал, а ты делал свою работу.
Когда Антон вздыхает звук такой будто кто-то спустил шарик.
— Иногда я так втягиваюсь в это всё, что могу перегнуть палку, прости.
— Хватит извиняться, — щёлкает языком Арсений. — Всё в порядке.
Это нужно повторить.