Сехун даже не думает включать разум. Пару тысяч евро за секс-куклу, полностью повторяющую Ифаня! Для него это было как прикоснуться к запретному, увидеть то, что он не увидит никогда, а при одном только взгляде на член (жаль, искусственный, но, чёрт, такой красивый) у него чуть ли не слюна капает.

— Боже, какой красивый, — шепчет О, чувствуя себя умирающим от жажды перед оазисом. Боже, он так много может сделать, он будет так счастлив, он будет так… Почти всемогущ.

Он сможет не только трахаться с искусственным Крисом (чёрт бы побрал канадские корни, из-за которых он предпочитает именно это имя), не только чувствовать тяжесть члена на языке — он сможет гладить его, целовать (без языка, но так даже нежнее), засыпать с ним в обнимку и перекидывать через него колени, воображая, что это настоящий Крис.

Боже, Господи, спасибо.

Кукла (на ней написано «Брюс», но Сехун невозмутимо вырывает эту надпись с коробки и с бирки, которая её опоясывает. Это не Брюс. Это Крис.) приезжает с курьером всего через несколько дней, и у Сехуна от нетерпения пальцы на ногах поджимаются, когда он бережно распаковывает… Криса.

— Какой ты красивый, Крис, — хрипловато произносит Сехун. Кукла тонкой работы, красивая, будто живая — представить вместо неё Ифаня совсем не сложно.

Сехун раздевает Криса бережно, неторопливо, целует от шеи вниз — как целовал бы настоящего. У этого Криса рельефное тело, и Сехун не выдерживает — проходится языком по чужому прессу (боже, эта кожа даже на ощупь как настоящая) и виновато улыбается, будто извиняясь за внезапный порыв.

Он раздевает куклу неспешно и мягко, опускается на колени, чтобы развязать обувь и бережно снять с чужих гладких стоп. Единственное, что ему не нравится — это отверстие в ноге (под штырь, видимо), и Сехун морщится — надо будет что-то сделать с ним, ведь он не хочет видеть никаких намёков на то, что это — кукла.

Джинсы он снимает тоже медленно, плавно — и резко выдыхает и облизывается, когда видит член. Он красивый, с чётко очерченной головкой, с еле виднеющимися венками, с очень даже реалистичным углублением уретры — прямо-таки просится на язык — и Сехун позволяет себе такую вольность — насадиться ртом на этот великолепный член. В паху тянет — скорее всего, у него стоит, но это неважно — он хочет доставить удовольствие Ифаню. Его Ифаню, который сейчас полулежит перед ним на кровати с полураздвинутыми бедрами и податливо подставляется под неумелые ласки Сехуна, и О готов благодарить Бога, изготовителей этой игрушки и все сервисы доставки за это. Он оглаживает языком увесистую головку, посасывает и лишь изредка выпускает влажную плоть изо рта — чтобы передохнуть, а заодно — мягко целовать чужие бедра, пах и боязливо касаться губами упругой прохладной мошонки.

Б о ж е. . .

Он кончает мучительно и больно — из-за того, что джинсы он так и не снял, а шов больно врезается в напряженную плоть. В белье противно-мокро и липко, но он не жалеет об этом — на данный момент это лучший секс в его жизни, несмотря на то, что секса как такового и не было.

На следующий день к нему приходит Ифань — с двумя бутылками пива и историей про очередную бросившую его девушку. Вернее, возникает на пороге, как и всегда — и Сехун спешит прикрыть своего Криса (с которым он, конечно, спал в обнимку, закинув руку и ногу и устроив голову на сильном плече) хотя бы покрывалом, но Крис видит прикрытую определенно человеческую фигуру и присвистывает — и косится на Сехуна, подвигав многозначительно бровями. Сехун кисло улыбается и предлагает посидеть на кухне — потому что это же настоящая катастрофа, если Ифань увидит свою ростовую куклу, тем более ещё и для утех.

— Да ладно тебе, ты же не прячешь труп под одеялом, — фыркает Крис и тормошит чужого предполагаемого любовника за ногу — и хмурится, когда он не отвечает.

— Ифань, пойдём на кухню, — почти стонет Сехун, думая, что лучше бы там был труп — но Крис уже непонимающе хмурится и тянет одеяло на себя.

И молчит, глядя в лицо, полностью повторяющее его.

А Сехун всё-таки стонет, закрывая лицо руками.

— Прости, а зачем тебе секс-кукла во весь рост? — медленно спрашивает Ифань, и Сехун видит только один плюс в сложившейся ситуации — он успел напялить на куклу трусы, и внушительный стояк не приподнимает одеяло, подобно какой-нибудь Пизанской башне.- Тем более… Такая.

— Зачем обычно заводят секс-кукол? — огрызается О, надеясь, что лучшая защита — это нападение, а Ифань смутится и вернется к историям про девушек (Сехун всех его баб бы поубивал, но что поделать, если плод всех его влажных фантазий — натурал?) и пиву, но хрен там был. Ву как-то очень странно ухмыляется и делает шаг ближе.

— Я знаю, зачем держат секс-кукол, — вкрадчиво произносит он, а Сехун, кажется, совсем не дышит, — Я спрашиваю, зачем тебе искусственный я в натуральный рост и с пластмассовым членом? Разве не будет лучше использовать настоящий?

Сехун давится воздухом и краснеет, когда чувствует на своем бедре чужую ладонь, а потом убеждается, что реальный член Ифаня нравится ему куда больше.

Несколько раз убеждается.