ТЕППО — V

Дверь с грохотом распахивается, но не слышно ни криков, ни звуков сопротивления. Один крепкий вампир тащит девчонку, обхватив поперек спины одной рукой, а та выглядит так, словно заворожена и не соображает, что происходит.

Но Ира знает: это не так. Ей достаточно одного взгляда в ничего не выражающее лицо, чтобы понять — морока на ней нет. Зато есть пустота на месте души и когда-то буйного сердца.

А еще она, кажется, разочарована. Ей залечили рану, а она надеялась умереть в той камере. Наивная — могла бы сбежать.

Ее бы отпустили, как отпустили того парня, Арсения. Он еще сомневался, стоит ли бежать. Глупый малыш.

— Сюда ее, — сухо командует Павел, и пришедший вампир бросает девушку на пол по центру комнаты. Мог бы и поаккуратнее, всё-таки тут намечается красивый ритуал, а не расчленение.

Ира сидит в стороне, наблюдает за происходящим и бездумно вертит в руке то, что осталось от датчика, всунутого охотниками. Остается надеяться, что эти идиоты нескоро всё поймут. Впрочем, какая разница? Всё равно не смогут ничего сделать.

Пока вампиры что-то говорят и подготавливают, Ира поворачивает голову к Павлу — и замирает под его пристальным взглядом. Что ни говори, а это пробирает до дрожи даже ее. Нет ничего страшнее вампиров, которые прожили в этом мире не одно столетие.

Особенно если это вампиры, способные обходиться без крови.

В этой ипостаси для человека теряются все бывшие радости: чувства и эмоции притупляются настолько, что пробудить их становится посложнее, чем мертвого ото сна — и всё-таки не невозможно; ничто больше не приносит удовольствия, а единственный вкус, который ощущается на языке, это вкус крови.

Остается только один источник силы, одна причина существовать: жажда. Многие вампиры готовы пожертвовать всем, что имеют, только чтобы насытиться. Это определяет саму их сущность.

И когда вампиру не нужна кровь, он либо выходит под солнце и сгорает, либо начинает искать другие способы заполнить внутреннюю пустоту — то, что хуже смерти и еще хуже бессмертия.

Ира знает обо всем этом из первых уст.

Узнаёшь, когда твой соулмейт становится вампиром.

Сейчас, глядя ему в глаза, Ира понимает, что не ошиблась, выбрав бессмертие и для себя. Пусть и другим способом, не через смерть с вампирской кровью в жилах — не через перерождение.

Не дари свою любовь,

ты не услышишь ничего в ответ,

И стонет в унисон со мной

пустой дворец.

— Я же обещала тебе, что еще вернусь, — первое, что сказала Ира, когда ее привели в кабинет Павла.

У того на лице не отразилось ни одной эмоции. Но он мотнул головой, безмолвно приказывая развязать ей руки.

— Сорок семь лет, — прошелестел Павел, и Иру пробрала дрожь от того, как жутко стал звучать его голос. А может, таким он стал давно, и она просто не замечала. — Ты задержалась.

— Просто увидела, что тебе понадобится помощь.

Вряд ли сам Павел Прилучный, внушающий страх всем вампирам в стране и не только, простил бы кому-то другому такую дерзость. Но от нее он лишь отмахнулся, одним взглядом велел своим прихвостням увести ее в комнату, а потом — но об этом Ира знала уже с рассказов — отправил других следить по камерам за входами и включить сигнал тревоги в нужный момент.

— Они же поймут, что ты их отпустил, — говорит Ира позже, когда они сидят в плохо освещенной гостиной и смотрят в огонь.

— Пусть, — коротко отзывается Павел, не мигая. — Пройдет слух, что я не такой и жестокий, каким меня представляли. И это даст хороший фундамент нашему дальнейшему плану.

Кажется, в этом предложении он сказал больше слов, чем за всё остальное время.

— Нашему?

На это Павел уже не ответил. Лишь еле заметно дернул губой.

Теперь же Ира смотрит ему в глаза и вспоминает, как сильно хотела когда-то, чтобы его план сработал, чтобы он стал человеком. Тогда и она снова лишила бы себя бессмертия, и они могли бы прожить короткую, но счастливую человеческую жизнь.

Но Павел искал лекарство не для этого. По крайней мере, последние лет… сто? Двести? Может быть, если бы всё произошло раньше…

Теперь, даже если он решит применить лекарство на себе, Ира точно знает: счастья для них двоих не наступит. Она не выживет. Потому что в формуле есть ошибка, недочет, на который Павлу наверняка будет плевать.

Сон, окутанный сказками,

Но боль мне как проводник —

И вот мы с тобой одни.

Ира первой отводит взгляд и видит, как девчонке режут ладонь и сцеживают кровь в серебряный кубок. Как же всё это пафосно. Когда крови, на их взгляд, оказывается достаточно, жертву отбрасывают в сторону, как ненужную куклу. Таковой она и кажется: неподвижная, сломанная, пустая.

Один из вампиров отделяется от собравшейся толпы, берет кубок в руки и выливает в него прозрачную жидкость из маленькой стеклянной баночки, тщательно размешивает, что-то приговаривая. Ире хочется закатить глаза — почему магию всегда представляют такой? — но она упорно смотрит, почти не моргая, как этот вампир передает кубок в руки другому.

Раз. И перед глазами уже не эта комната — но и не будущее. В будущее Ира смотрит постоянно, краем сознания, чтобы в случае чего успеть отреагировать. Но вот такими вспышками на нее накатывают видения прошлого.

Она видит, как эта же девчонка — Алена — сталкивается с парнем и роняет на асфальт сумку, из которой выпадают учебники. Оба студенты, сначала ругаются друг на друга, потом на погоду, а потом смеются и идут в кафе. Вокруг царит оранжево-красная осень.

Они держатся за руки в том же кафе, но уже зимой. Снежинки летают за окном — и над их головами, когда они впервые целуются на мосту в Петербурге, стоя под каменной аркой.

Под аркой же они стоят в свадебных нарядах, всё так же держась за руки; у Алены в волосах красно-белые цветы. Они улыбаются и плачут от счастья — как плачут и тогда, когда у них рождается дочь. Глаза у девочки голубые, как у папы.

Грустные, когда они с мамой — Аленой — стоят у могилы, обе одетые в черное. Только девочка еще с маленькой красно-белой сумочкой в руках, точно в оттенках цветов, которые уже распускаются у памятника без фотографии.

У нее красный школьный рюкзак, когда она идет в первый класс, и красно-золотое платье на выпускном из четвертого. В последнюю встречу с мамой она рисует что-то в альбоме.

А потом — снова тот парень, но теперь его глаза бордовые, и в них не осталось ни капли света. Только равнодушие, когда он снимает тонкий слой кожи с метки на груди девушки — Алены. Клеродендрум.

Грудь Алены перевязана бинтом — как и грудь Арсения, когда они встречаются в камере.

— Мы были женаты.

— Мне жаль…

— Не стоит.

Тот парень держит в руках кубок и, коротко вдохнув, залпом выпивает содержимое. Ира несколько раз моргает, осознавая, что это происходит в реальности. Вампир не может даже прикасаться к крови своего соулмейта, она обжигает, как кислота обжигает человека.

Но он выпивает залпом… и сгибается пополам, кричит так громко, что кажется — звук выбьет и без того хлипкие стекла в окнах. Алена лежит без движения и смиренно улыбается.

Глядя в ее пустые глаза, Ира уже видит: еще немного, и ее бывший муж потеряет сознание, чтобы через несколько часов снова открыть свои глаза голубыми. И — он об этом, конечно, еще не знает — снова закрыть их уже навсегда, от резкого удара ножом.

«Никто не должен об этом узнать. Пока нет», — так скажет Павел своим приспешникам.

Ира видит: глаза Алены теряют свет и скоро совсем погаснут. Словно в насмешку над агонией вампира рядом с ней, Алена уходит тихо, как затухающая свеча.

Оказалось, что умирать за своего соулмейта совсем не больно.

Конец второй арки.