Сколько в нем сантиметров?..

Длинный язык еще никого до добра не доводил.

И нет, дело совсем не в том, что у Антона он буквально длинный, даже неприлично длинный, как показалось бы представителям других рас. Такой язык, в конце концов, у всего населения его планеты — но оторвать и выбросить, желательно куда-нибудь в другую Галактику, хочется почему-то только Антону.

Потому что — ну кто вот его за этот самый язык тянул?!

У него вообще-то были свои планы на месяц вперед, и совершенно не важно, что по большей части они выглядели как «Сеть — покушать — Сеть — еще покушать — и еще раз, наверное, Сеть, потому что чем еще заниматься». Ладно, окей, еще он планировал сделать и отснять два-три новых косплея, но это не так времязатратно, как вышеперечисленные дела.

Поездка на Комик-Кон в его планы уж точно не входила!

И, что еще важнее, в его финансовом плане (опять же, совершенно не важно, что это даже не план, а примерный список ближайших дорогих покупок) ну никак не должно было появиться целых два билета на этот самый Комик-Кон!

Включая, чтоб удавился этот Эдик своими чуйствами, билеты на телепорт туда и обратно!

Ладно, на самом деле, стоит сказать Эду спасибо за непрошенный пинок, потому что Антона весьма настойчиво приглашали на сие мероприятие, да и армия подписчиков уссытся от восторга — половина мечтает о фото с ним (или автографе, или поцелуе, или сразу перепихоне, ага), другая половина более чем удовлетворится, просто увидев его в компании других известных личностей. Любят фанаты, когда их кумиры, порой из совершенно разных областей, а чаще из одной, вдруг создают совместный проект — или хотя бы стоят рядом.

Но Антон совсем не собирался никуда ехать! По уже описанным причинам, плюс из-за банальной лени, он не горел желанием покидать зону комфорта только ради хайпа. У него и так хватает подписчиков.

Вот какому-нибудь Арсению-Ебусению такие мероприятия нужны хлеще воздуха. Кстати, только мысль о том, что и графиня эта красноволосая будет на Комик-Коне, вносит каплю радости в факт столь нежеланной поездки. Наконец-то Антон увидит его вживую — и как следует вмажет по его расфуфыренной мордашке!

Вечная неприязнь к Попову переросла в абсолютную ненависть буквально два дня назад, когда именно из-за него, падлы такой, Антон проиграл спор и вынужден был попрощаться с шестьюдесятью косарями, а потом идти собирать чемодан и доставать из закромов лучший костюм.

И вот приспичило же ему в пьяном споре с Эдом ляпнуть (кажется, даже не к месту, но это слишком субъективный вопрос), что Попов не соберет пятисот миллиардов и за год. На что Эд аж подскочил и говорит, мол, если соберет за неделю, Антон покупает себе и ему (Эду, не Попову) билет на Комик-Кон. А Антон, не долго думая, закрепил пари глотком пиваса.

Кто бы, блин, мог подумать, что он соберет! И ведь именно сейчас, ни одной неделькой позже.

Ну не сука ли этот ваш Арсений?

Если бы Антон не знал, что Эд в технологиях ни бум-бум, точно заподозрил бы того во взломе профиля Попова. Можно было бы предположить, что он нанял профессионального хакера — но, опять же, Антон знал, что у Эда таких денег нет. Иначе давно бы уже полетел к своей Булке в гости, ну или, как минимум, купил билет на Комик-Кон, который проходит намного ближе.

Радовался он, конечно, как ребенок, когда урвал себе халявный тур. Антону даже немного совестно стало — он и не подумал как-то, что этот билет можно было подарить другу без всякого спора. И тогда не пришлось бы собираться сейчас самому и перекапывать весь дом в поисках деталей от костюма.

Но виноват, конечно, Попов. Его вообще очень удобно во всем винить — либо не отвечает, либо отвечает смешно, либо не узнаёт даже, что опять накосячил.

Браслет легонько вибрирует на запястье — такой ненавязчивый сигнал стоит у Антона на уведомлениях из Сети, и он мгновенно хватается за возможность отвлечься от перебирания шкафа. Падает на диван, попутно выводя перед глазами голограмму с экраном.

— О, вспомни говно, — ворчит Антон и все же касается надписи «arsenyspopov опубликовал новый момент».

Да, Антон давным-давно поставил уведы на Попова. Ну и что? Когда-то интересовался, а теперь просто никак руки не доходят убрать. Он вообще весьма ленивый человек.

На превью изображен, собственно, Арсений — весь в черном на фоне светло-серого неба, шагающий куда-то в пустоту и глядящий в сторону с таким видом, будто засмотрелся на чью-то задницу и именно поэтому сейчас шмандыкнется.

Подпись, как всегда, на общем языке, который Антон знает не то чтобы плохо, но и не хорошо, поэтому давно установил автоматический переводчик и текста, и звуков. Проблема только в том, что в случае с Ребусением Поповым нет смысла даже пытаться вникнуть в суть слов — на общем Антон иногда не понимает даже прямые фразы, что уж говорить про хитровыебистые каламбуры, а переводчик с дурацкими хештэгами не справляется и подавно.

Ебучий случай этот ваш Арсений, в общем.

«Смотреть в ВР обязательно!» — гласит первая строчка, а дальше Антон и не читает. Только мельком просматривает, чисто на автомате. Там что-то про загадки и штаны — кому это интересно вообще? Неудивительно, что у него так мало подписчиков.

— Лучше б было еще меньше, — ворчит Антон, снова вспомнив о своем проигрыше, а сам зачем-то лезет в карман рубашки за очками виртуальной реальности. Второй рукой он дважды постукивает себя по уху, активируя наушник — Попов вечно заморачивается к месту и не к месту, явно же момент со звуком сделал.

Антон раскладывает очки, надевает — и вокруг него смыкается темнота, только прямо перед глазами продолжает маячить экран с голограммы. Правда, теперь посередине изображения нарисован значок «Плей».

— Запустить, — с тяжелым вздохом командует Антон, будто техника от этого разделит его раздражение.

Экран плавно гаснет — и сразу же, еще более плавно, потому что Арсений не любит резкие переходы, изображение появляется вокруг. И не только изображение: Антон за секунду будто бы действительно оказывается на настоящем берегу моря, с шумом волн, редким криком чаек и запахом соли. Рыбой не пахнет — еще бы, Арсений скорее удалит свой профиль, чем добавит в момент хоть кусочек ненавистного продукта.

Антон, разумеется, знает о его вкусе исключительно потому, что Попов заебал это повторять. Ну серьезно, каждый… месяц?.. два?.. полгода?.. Короче, бесит уже твердить об этом.

Все опять черно-белое, у него какая-то необъяснимая страсть к отсутствию цвета, в отличие от большинства косплееров, которые наоборот стремятся уйти от серой жизни и привнести в будни как можно больше интересных красок. Но нет же, этот опять выебывается со своей деланной простотой — оттенков серого на этот раз удивительно мало, хотя проработана каждая песчинка, камышинка, каждый, сука, камушек под ногами!

Позер хренов.

А сам, кстати, не появляется, но это тоже его фишка («фиш»-ка) — дает несколько минут на рассмотреть вид, хотя отлично знает, что приходят вообще-то посмотреть на него.

Но Антон вот, например, не может объяснить, какого черта еще не вышел из момента, а честно осматривается вокруг, потом пробует сделать шаг и понимает, что это без проблем удается — еще бы, блин, Попов не заморочился и не предоставил пользователям возможность тут погулять. Хотя, казалось бы, что рассматривать: обыкновенный берег, обыкновенная вода, обыкновенный песок…

«И обыкновенный ты», — издевается мозг. Антон, впрочем, не уверен, может ли поспорить и заявить, что он необыкновенный.

Вдруг налетает сильный ветер, и Антон машинально отворачивает голову, чтобы прохладные порывы не били в лицо — и тут же невольно приоткрывает рот, завороженный картиной. Арсений стоит на одном из лежащих неподалеку бревен — на одной ноге, все в том же черном наряде, и весь извивается так, будто у него не конечности, а щупальца.

Ну или хвосты. Такие же, как его собственный хвост, сейчас спрятанный, видимо, в штанах. Антон хмыкает, начиная беситься еще сильнее, хоть и не может не признать: Попов пластичный, даже слишком. А еще у него сейчас непривычно черные волосы, и даже непонятно, фильтр это или парик. Самое противное, что это идет ему куда больше привычного красного, Антону аж хочется сплюнуть на песок.

А потом Попов неожиданно выпрямляется и смотрит прямо на Антона. В этот же миг резко стихают все звуки: шум ветра и моря, слабый плеск волн, крики чаек. Тишина своей неестественностью бьет по ушам.

А Арсений продолжает смотреть на Антона.

Точнее, не на Антона, конечно, а на зрителя — но в данный конкретный момент как будто на Антона. Тот даже ежится от внезапного чувства неловкости. Ему кажется, что это действительно Попов стоит сейчас напротив, а не его запечатленное и даже отретушированное изображение.

— Я что, оглох? — раздается его голос прямо в голове. От неожиданности Антон дергается. Голос Арса, автоматически переведенный системой, звучит непривычно чисто — как правило в переведенном звучании и перестроенном под новые звуки движении губ улавливаются помехи, но сейчас все настолько четко, будто Арсений сам говорит на языке Антона.

Язык, кстати, который во рту, из этого самого рта буквально вываливается, и Антон вспоминает, что надо бы поднять упавшую челюсть. В конце концов, ничего особенного не происходит ведь.

— Я никогда не слышал самого главного, — продолжает Арсений проникновенно, и кажется, что он говорит прямо в ухо, а на самом-то деле продолжает стоять в нескольких метрах от зрителя. В его глазах, которые до этого, как и всё остальное, были черно-белыми, вдруг пролетают голубые искорки. А потом он отворачивается в сторону моря и задумчиво смотрит вперед. — Я никогда не слышал… себя.

Секунда — и всё вокруг меркнет.

Антон еще несколько секунд стоит в полной темноте, а потом, наконец, вспоминает, что находится в виртуальной реальности и почти сердито стягивает с лица очки. Моргает несколько раз, говоря себе, что привыкает к свету — хотя небо в моменте Арсения было очень светлого серого оттенка, почти белого, — и уж конечно не смаргивает призрачные остатки только что увиденного.

Ему все еще фантомно мерещится шум моря и слабый запах соли, пока он бегло просматривает комментарии, чтобы понять, что момент был небольшой фантазией на тему какой-то малоизвестной короткометражки. Там главный герой с планеты … и у него изгибающиеся конечности и полностью черная кожа. А глаза ярко-голубые.

Попов сука, вот взял и примерил на себя главные фетиши Антона в плане внешности, и кто его просил вообще? Такое чувство, что специально узнал и нацепил, чтобы его позлить.

Хотя получилось, конечно, атмосферно. «Я никогда не слышал себя», — фраза очень сильная, пробьет любого. Но, ясное дело, не Шастуна.

Антон со вздохом поднимает глаза и окидывает комнату обреченным взглядом. С самого утра он не продвинулся в сборах примерно ни насколько.

=

Арсений уверен, что скоро его глаза окончательно слюбятся с мозгом и в какой-то момент тупо не выкатятся обратно. Он, вроде, не с Паллены, чтобы проделывать такие трюки вместо моргания, но серьезно, в последнее время он закатывает глаза (а еще морщит нос, запрокидывает голову и просто испускает тяжкие вздохи) чаще, чем моргает.

— Так хочу к тебе, утенок, пиздец… Люблю тебя.

Дайте ведерко, пожалуйста.

Еще немного, и Арсений сам влюбится в этого утенка.

— Он же, блин, с другой планеты! — отчаянно ныл Арс первое время, пока еще не понял, что дело — пизда. Или, точнее, хуй. Ня.

— И что? — неизменно отвечал-спрашивал Егор, слащаво улыбаясь. В обычной ситуации Арсений яростно спорит со стереотипом, что его друг — идеальный сахарный мальчик, ибо матерится и бухает тот наравне с последней гопотой, но вот эта его улыбочка, когда он думает о своем, прости господи, возлюбленном… Да уж. — У тебя с этим какие-то проблемы?

Приходится заткнуться, ибо вопрос коварный. Не то чтобы Арс понимал отношения с каким-нибудь восьминогим монстром с жабрами во всю шею (пример, кстати, из жизни), но кого-то, кто хоть в общих чертах похож на него самого, вполне мог бы полюбить…

Влюбиться — так уж точно. И это, к сожалению, проверенный факт.

Он косится на свой браслет, который упорно молчит с самого утра. Уведомления из Инсты Арсений давно отключил, потому что официальные запросы все равно приходят на почту, все остальные свои профили в Сети замьютил на сегодняшний день, чтобы не отвлекали от сборов на Комик-Кон. И только один пользователь сейчас может писать ему без сомнений, что послание дойдет до адресата.

Послания от Антона Шастуна — это обычно комментарии в духе «музыка слишком громко, я чуть из вр не выпрыгнул блять», «нихуя не понял» и «опять выебываешься, ничего нового, я пошел». Причем все на аойдском — неужто нон-стопом на автопереводчике сидит? С него не понять каламбуров на общем — зря, что ли, столько времени и сил вбахано в углубленное изучение…

Простых хейтеров в Сети полно, и будь Антон одним из них, Арсений давно бы его заблокировал, даже к словам не прислушиваясь. Но, во-первых, Антон не хейтер, они просто (не)множко враждуют, а во-вторых, у Арсения тупо рука не поднимается оборвать с ним контакты.

Сегодняшний пост, ради которого пришлось не высыпаться три ночи и не спать еще две, чтобы успеть доделать все до отъезда, Антон прокомментировал просто и лаконично: «чет слабовато для тебя». В целом, Арс с ним даже согласен. Но ответил он уже привычно — подъебом и смайликами.

Что непривычно: Антон после этого замолчал, хотя, если они оба не заняты, срач обычно разводится еще сообщений десять. От каждого. Мелькает даже мысль, что Антон тоже собирается ехать, но он нигде об этом не писал, и более того, упомянул недавно в трансляции, что и не планирует в этом году посещать Комик-Кон.

От этой мысли становится немножко грустно.

Впрочем, уже через секунду Арсений снова закатывает глаза, потому что Егор прощается со своим Утёнком, а это плюс пятьсот новых сюсюканий на пару октав выше. Арсений даже знать не хочет, что происходит, когда они общаются в ВР-ке.

— Давай быстрее, — вздыхает он уже в десятый раз и смотрит за окно.

Там восходят над оранжевой планетой четыре белых звезды разного размера, и унылое желто-коричневое небо вселяет печаль.

Егор наконец завершает разговор, пару секунд еще тупо улыбается в пространство, а потом наконец обращает внимание на Арсения и, кажется, хмурится.

— А чего ты меня торопишь, когда сам не готов? Нам уже выходить надо, прихорашивайся давай.

Если совсем честно, Арс был бы только рад, если бы Егорка еще немного поболтал со своим дружком. Облачаться в уже осточертевший образ совершенно не хочется. Но делать нечего — приходится идти в ванную и прятать волосы под ярко-красный парик, а в глаза вставлять линзы. Последняя разработка: выглядит настолько натурально, будто эти белые глаза с вертикальными зрачками на самом деле его.

Как и должно вообще-то быть.

Арсений вздыхает и идет за своим чемоданом.

=

Какой идиот бронировал билеты?! Ах да, это же был он!

Кто бы там ни изобрел телепорт, у Антона к этой персоне очень много вопросов. Типа, перемещаться за несколько секунд на пару световых лет — это, конечно, круто, он не спорит. Но вот нельзя было чуть-чуточку доработать механизмы, подкрутить там какие-нибудь винтики, чтобы после телепортации человек не чувствовал себя, блин, так и не собравшимся обратно конструктором из атомов!

Впрочем, ему ли жаловаться? Он ведь тоже, как последний идиот, рассчитал все до копеечки — но не подумал уточнить даты, чтобы день перемещения не совпадал, сука, с первым днем мероприятия!

Самое обидное, что до их скромной планетки-спутника Аойде сия технология вообще еще не добралась, и им с Эдом пришлось сначала тащиться на Этне, в общей сложности полдня торчать в ебучем звездолете, а Антон всегда очень тяжело переносит резкую смену гравитационного поля.

К слову, на Талассе, где и проходит Комик-Кон, оно сильнее, чем дома, и Антона в первую минуту после телепортации с силой прижимает к полу — а он и мозги еще в кучку не собрал. Те еще впечатления.

В итоге, с горем пополам добравшись до отеля, Антон и Эд, вместо того, чтобы завалиться спать, вывалив языки, вынуждены быстренько разбирать вещи и почти сразу же топать на открытие.

— Чур, я первый в душ, — выпаливает Эд и скрывается в просторной ванной. Ну понятно, он-то наверняка только рад, что так скоро увидит свою… Антон аж морщится… булочку.

Противные до жути они, конечно.

Пока есть ровно четыре минуты и двадцать пять секунд нахождения Эда за стенкой (обновленная технология стандартного режима, раньше было девять с половиной), Антон решает закинуть историю в Инсту — дремать нет смысла, потом только хуже будет.

Он активирует браслет, выводит перед собой экран и привычными действиями собирает картинку: ставит на фон живую космическую карту в реальном времени с отмеченной на ней планетой своего нахождения, прикрепляет наклейку с полным названием и точными координатами Комик-Кона, с которой можно сразу открыть программу мероприятий, и негромко говорит в микрофон:

— Ну что, ребятки? Угадаете, где я?

Вопрос, конечно, риторический.

Он думает все-таки закинуть фотку своего уставшего лица, чтобы подписчики знали, на какие жертвы он идет ради них (вообще-то из-за своей тупости, но это мелочи; зато Эд вон прыгает довольный), потом даже пару секунд тупит в кнопку «Создать момент» — покажет заодно свой весьма неплохой номер, особенно для цены, да в такой-то горячий период.

Но есть риск, что во время съемки в комнату завалится чуть менее горячий, на сугубо личный вкус Антона, Эдик в полотенце. И это еще в лучшем случае, если в полотенце. Так что он передумывает и решает лучше почекать, где и когда здесь можно бесплатно пожрать. Потому что его, как гостя, просто обязаны покормить на халяву, если уж проживанием не обеспечивают!

Он успевает выяснить только, что питание двухразовое — без ужина, а детали приходится оставить на потом. Эд выходит не в полотенце, а при полном параде, даже надушенный, почти бегом перемещается к своим сумкам, не глядя на Антона, достает оттуда мешок с костюмом, который выглядит так, будто его перевозили в жопе, и, все так же быстро и на своей волне, выскакивает из номера.

Антон только и успевает крикнуть вдогонку:

— Задницу ему не порви! — но его, разумеется, едва ли вообще слышат.

Ну понятно, у всех личная жизнь, он один, как еблан, только с браслетом своим и обнимается.

Кстати о ебланах. С Арсением они так больше и не общались, даже родненький срач до конца не довели, потому что оба собирались на Комик-Кон. Попов ожидаемо поступил умнее, приехал заранее и тусуется здесь уже третий день, и, судя по его красочным историям, успел осмотреть все достопримечательности и собрать как минимум половину своего списка персонажей-с-которыми-нужна-фотка.

Тяжело вздохнув, Антон плетется в душ.

…Костюм, который он взял с собой, самый удачный за его карьеру косплеера, но и самый запарный из всех: больше он никогда и ни за что не будет делать что-то подобное тупо ради красоты. Это, вон, прерогатива Попова.

Но, надо признать, что если бы он взял что-то из обычного, сразу же потерялся бы на фоне остальных. Здесь уже вовсю тусят гости с самых разных планет, и у большинства настолько крутые и сложные костюмы, что Антон даже с переливающимися темно-синими крыльями не привлекает внимание.

Эда он так и не находит до начала, зато находит кафешку и набивает желудок вкусными закусками. За это время к нему подходят шесть раз, чтобы попросить сфотографироваться, и в четыре из них узнают. Приятно.

Он как раз допивает холодный чай, когда из колонок доносится голос ведущего — объявляют, что начало через десять минут. Он потихоньку пробирается ближе к основной сцене, как вдруг…

— Антоха!!! — громко раздается прямо под ухом, и в следующий миг на него кто-то запрыгивает, радостно обнимая за шею. Кое-как Антон оборачивается и, приметив краем глаза очень знакомые маленькие рожки, автоматом начинает улыбаться.

— Димка!.. Бля, и ты здесь!

Еще один хороший друг по Сети — причем с его же планеты, но увидеться вживую им удалось всего однажды, четыре года назад, на небольшом местном фесте. А теперь вот — надо же, снова встретиться за триллионы километров от дома.

— А я как раз пять минут назад твою историю увидел, — говорит Димка, отстраняясь. — Думаю — охереть, надо искать! И тут чисто случайно смотрю издалека — знакомая шпала, да еще и крылатая, ну и…

Дальше Антон не слышит, потому что вдруг видит в конце зала, у огромного фонтана, самую странную компанию из трех человек, которую только мог бы себе представить. Впрочем, нет, такой комбинации он бы в жизни сам не придумал! И дело вовсе не в персонажах, хотя металлический робот-скелет, мужская версия Рапунцель и антропоморфный жутковатый Лис из какого-то комикса — тот еще наборчик.

Но вот то, что это его лучший друг, парень его лучшего друга и, блять, его заклятый враг — это уже реально из ряда вон.

— Слушай, Дим, — перебивает Антон, не сводя взгляда с Эда, который так и слепит счастливым ебалом, и стоящего рядом с ним Егора, — мне щас срочно отойти надо, давай спишемся попозже и где-нибудь встретимся вечерком, окей?

— Окей, не вопрос, — кивает тот, ни капли не разочарованный. — Я напишу!

Антон небрежно кивает уже на полушаге к веселящейся компашке. Ему немного неловко перед другом, что вот так кинул его, но любопытство сейчас перевешивает. Может, он вообще ошибся, и это не Попов?.. Мало ли у кого еще есть хвост и красные волосы.

Но вот его замечают, и теперь уже к нему поворачиваются все трое. Антон мгновенно встречается взглядом с янтарными «лисьими» глазами — опять линзы нацепил, уж очень любит перевоплощаться. И даже несмотря на линзы, эмоции читаются чересчур легко: слабое удивление, нелепый восторг, необъяснимая и плохо скрытая радость… Слишком легко — у Антона аж мурашки по спине разбегаются.

— О, а вот и Антон, — комментирует очевидное Эд. С большим трудом удается повернуть голову к нему, и Антон надеется, что посыл доходит даже до туповатой в плане понимания намеков личности: «Какого хуя?»

— Здравствуй, Антон, — говорит мужик-Рапунцель знакомым слащавым голосом, и Антон смотрит наконец и на него. Этот линзы не носит — хлопает обычными для их расы белыми глазами, ну, то есть без радужки, зато с вертикальными зрачками. — Много о тебе слышал.

Антон не удерживается и хмыкает.

— Я о тебе, полагаю, еще больше. Привет.

Егор настороженно медлит и не сразу пожимает протянутую ладонь, но стоит только Эду успокаивающе его приобнять, как сразу же тает и перестает нервничать. Видать, без чужой помощи не распознал в реплике Антона сарказм — надо будет обращаться с ним понежнее.

— А это мой друг, Арсений, — представляет Егор, и Антону приходится снова посмотреть на этого разодетого лиса. — Но вы, я думаю…

— Знакомы, — резко перебивает Антон и складывает руки в карманы, ясно давая понять, что руку ему жать не будет.

— Прекрасно выглядишь, ангелочек, — елейно тянет Попов, и уже от этого ему хочется врезать. Вот же противная подлиза! Специально ведь на ответный комплимент напрашивается, хоть и знает, что получит скорее мат.

Антон решает его разочаровать и просто проигнорировать.

— Как ощущения у воссоединившихся влюбленных? — Он демонстративно поворачивается к Попову спиной насколько это вообще возможно — выходит скорее боком — и нарочито широко улыбается другу.

Егор, хоть и якшается с этим недоделанным модником, априори не внушает отвращения. Ну вот как можно всерьез гавкать на пацана с пушистой светлой челкой и накладным хвостом до пола, в светло-розовой рубашке, жилетке и, блин, фиолетовых бриджах? А он еще и босиком, чем даже у Антона вызывает иррациональное желание согреть, а что там происходит у Эдика в черной душе, даже представить страшно.

— Отыбись, — бурчит тот и губы кусает, чтобы не улыбаться до ушей.

— Просто волшебно, — мечтательно тянет Егор и вдруг подмигивает. — Если ты понимаешь, о чем я.

Они болтают до самого начала, а потом потихоньку разбредаются в разные стороны.

И вот тут-то начинается самое интересное! И нет, речь совсем не о мероприятии.

Просто потом Антон начинает с подозрительной частотой сталкиваться лбами с Поповым. Иногда даже буквально. И еще ладно те разы, когда это реально было похоже на случайное совпадение, типа шли с разных сторон каждый в свою и пересеклись. Но ведь несколько раз Антон замечал, что стоит ему куда-то подойти и остановиться посмотреть, как Попов мгновенно возникает рядом.

Он успевает пройти все стадии отрицания и в итоге останавливается на банальном и, наверное, правильном решении: тупо игнорировать. Пусть хоть оббегается за ним по всей территории — главное, что сам Антон будет спокойно проводить время там, где хочет, и так, как хочет.

Постепенно он даже правда забывает о своем заклятом враге по Сети. День пролетает быстро, насыщенный самыми разными событиями, буйством костюмов и калейдоскопом лиц. Он фотографирует и снимает что-то сам, к нему подходят за совместным фото, а иногда и за автографом, он встречает не один десяток людей, в той или иной степени знакомых по Сети, и успевает даже зайти в мини-театр.

Там оказывается безумно интересно: актеры показывают небольшой спектакль, основанный на новой сказке с Земли, и это правда уникальный контент, которого нигде больше не найдешь — о Земле, беспомощно отстающей от всех других населенных планет и из-за этого закрытой для всяческих контактов, узнают новые подробности только ученые-исследователи, которые раз в несколько десятков лет на нее летают. Хотя, как знает Антон из проверенных источников, даже чаще.

История о поиске Камней бесконечности оказывается необычной, немного наивной, а еще не совсем понятной, потому что представление о космическом мире показано с точки зрения землян. Антон задумчиво хмыкает, плетясь из театра к фонтану, мимо которого не раз проходил за день и мысленно сделал своим ориентиром. Все-таки, подобное искусство — не для него. Но на душе стало как-то приятно от осознания, что он тут не просто хуи пинает, а просвещается.

— Историю сильно урезали, — говорят совсем рядом, и далеко не сразу Антон понимает, что обращаются к нему. — И стало ничего не понятно. Но актеры классно отыграли, правда?

Он резко останавливается. На него вопросительно смотрят пластиковые рыжие глаза. Нахальные до жути, и при том хлопают ресницами совершенно невинно.

И вот тут Антона все-таки прорывает. Он резко шагает ближе к Попову, с силой дергает его за плечо на себя и орет в перепуганное от неожиданности лицо:

— Ты меня преследуешь, что ли? Че надо, блять?!

Арсений ошарашенно моргает — а потом вдруг сердито супится и кричит в ответ, даже не пытаясь отодвинуться:

— А не много ли чести, Шастун? Не преследую я тебя, идиота кусок! Нахуй ты никому не сдался, у всех вокруг есть своя жизнь!

Тут уже настает черед Антона совсем не красиво охуеть. Но он быстро берет себя в руки и парирует:

— Но не у тебя, да? Иначе бы не таскался за мной целый день.

— А ты только и смотрел по сторонам, меня в толпе выискивал? — Попов насмешливо хмыкает, и черт, ему не идет это надменное выражение лица. — Все мои посты первым комментишь — тоже из большого равнодушия?

Сука. Антону остается лишь надеяться, что кончики его ушей не покраснеют.

— Это другое. Я просто надеюсь, что они однажды заставят тебя посмотреть на себя со стороны и увидеть, какой ты, блять, гнилой.

— Я?! — Он аж задыхается возмущением.

— Выебываешься вечно, типа крутой такой, — Антона уже не остановить, — а подписоты всё равно мало. Знаешь почему? Потому что ты — никто! Оболочка, а внутри — нет нихуя, и все это прекрасно понимают.

— Как будто ты у нас ангел! — издевательски перехватывает Попов, но по глазам видно, что удалось его зацепить. Антон чувствует какое-то почти мазохистское удовлетворение, от которого нихера, на самом деле, не стало лучше. — Думаешь, накрутил подписчиков — и все, ты супер? Ты ж вообще ничего в это не вкладываешь, тебе на свое дело — похуй. Лишь бы лайков побольше поставили, а будет ли в этом хоть какой-то смысл — не важно!

Антон только сейчас замечает, что они отошли друг от друга больше чем на метр и уже не рычат, а перекрикиваются. На них обернулись все стоящие рядом, и странно, что еще никто не позвал блюстителей порядка.

— Значит, все-таки подписан на меня. — Антон ухмыляется и с удовольствием следит, как губы Попова плотно сжимаются. — Признайся, дрочишь в моментах, где я тупо на диване сижу и футбол смотрю?

Он максимально доволен собой и уверен, что сейчас Арсений окончательно смутится, покраснеет, и все его дальнейшие слова будут выглядеть жалкими оправданиями. Но тот в который раз за время, сколько Антон его знает, умудряется удивить: смеется. Причем почти искренне — ну, то есть, понятно, что ему совсем не весело, но это не похоже на смех ради маскировки смущения.

— Не-не, Антош. Я не по этой части. — Тут он смотрит прямо ему в глаза и выдает на грани слышимости. — А вообще, по вопросам дрочки в моментах эксперт у нас — ты.

И не моргает даже, сука, чтобы Антон точно понял, что он знает.

— Да как ты…

— Вот так.

— Да неправда! — Кажется, краснеть здесь все-таки будет не Попов. — Невозможно отследить, кто что делает в моментах, политика конфиденциальности не…

— Ого, ты выговорил даже своим длиннющим языком! Кстати, я и не думал раньше, что с его помощью можно самому…

— Заткнись!

— …себе отсосать. — Арсений склоняет голову набок и медленно облизывает губы. — А теперь вот знаю, потому что есть у меня один товарищ — специально нанял, чтобы выслеживать дрочеров и кидать в бан. Потому, кстати, и мало подписчиков — а могло бы быть в два раза больше. — Он нахально подмигивает. — Чем у тебя.

Антон сжимает кулаки и делает шаг вперед.

Дальше все происходит слишком быстро, никто и осознать ничего не успевает. Арсений инстинктивно отшатывается, боясь удара, хотя Антон и не думал с ним драться; кто-то в этот момент проносится мимо, задевая его, Попов невольно пятится назад и запинается о бортик фонтана. Неловко взмахивает руками, глаза выпучивает удивленно, и Антон на чистом автомате подскакивает к нему, хватает и дергает на себя, чтобы удержать, за первое, что попадается под руку — за хвост. Пушистый сейчас, в темно-рыжем лисьем костюме, гибкий и крепкий наощупь.

Реакция, которая за этим следует, сначала даже пугает: Арсений, столкнувшийся с ним грудью по инерции, вдруг резко сжимает зубы, закатывает глаза и натужно скулит, будто безуспешно пытаясь сдержать рвущийся наружу стон. Антон понять не может, что с ним такое происходит, машинально сжимает руку еще сильнее, и Арсений заваливается на него, почти теряя сознание.

— Пу… Пус… Пусти… — с третьего раза выговаривает тот едва разборчиво, и Антон моментально отпускает ладонь. Он и подумать не мог, что Попов отзовется такой реакцией на простое прикосновение.

Выходит, его хвост приделан не просто для красоты?..

Стоит только разжать пальцы, как Арсений шумно выдыхает и окончательно повисает на Антоне. Тот стоит совершенно ошарашенный этим фактом, но отдаленные проблески сознания подсказывают, что бросать его прямо здесь в таком состоянии нельзя. Да и сам ведь виноват, и как-то даже стыдно оправдываться незнанием.

Так что он покрепче перехватывает Попова и почти волоком тащит к скамейкам. Как назло, все ближайшие оказываются заняты, и приходится шугнуть каких-то девчонок в костюмах механических бабочек, чтобы уступили место.

Арсений потихоньку приходит в себя, а Антон принимается вызванивать Эда, которого так-то целый день игнорировал.

— Шо? — раздается голос в ухе. — Давай реще, Тох, я тут…

— Егор с тобой? — Глупый вопрос. — Подваливайте к скамейкам у фонтана, тут Попову нужна помощь.

— Погодь.

Пару секунд стоит тишина, а потом говорит уже Егор:

— Антон? Что случилось?

Объяснять нет ни малейшего желания, так что Антон просто еще раз просит их прийти, а сам сканирует взглядом Попова — тот уже сидит и массирует виски, возможно, чтобы скрыть смущение. Ну еще бы, так накрыло от руки злейшего врага.

— Норм? — все-таки спрашивает Антон чисто для успокоения совести.

Ему в ответ буркают:

— Норм.

И Антон, кивнув себе, уходит с чувством выполненного долга. Дальше пусть его дружбаны разбираются, а он свое дело сделал.

Но теперь мысль о гиперчувствительном хвосте не дает ему покоя. Почти так же, как осознание, что на несколько минут он напрочь забыл об их вражде.

=

Забавно, что в следующую встречу с Поповым ему все-таки приходится завершить начатое. И если бы речь шла о хвосте!..

За два дня они больше не пересекаются — только видятся издалека и лишь однажды сподобляются хотя бы кивнуть друг другу. Да и, если честно, времени даже думать об Арсении у Антона нет: его плотно утягивает в череду мероприятий, встреч, посиделок с давними друзьями и еще многих ярких событий, ради которых Комик-Кон и существует.

Он даже мысленно благодарит Эда за то, что вытянул сюда. Это определенно одни из лучших его впечатлений за всю жизнь.

Третий день фестиваля подходит к концу, завтра уже завершение, и просто поразительно, как летит время в этой приятной суете. Чтобы окончание дня стало еще более ярким и незабываемым, гостей приглашают в главный зал, врубают музыку погромче — и в какой-то момент над толпой рассыпаются залпы разноцветных красок. Все встречают это безумие визгами, кто-то спешит убрать камеры, чтобы не запачкать.

Странно, что их не предупредили — вдруг краска не отмоется с костюмов? Хотя, наверное, она какая-нибудь специальная, потому что вряд ли организаторы захотят платить сотням недовольных косплееров за испорченные костюмы.

— Антон!

Показалось или?..

— Анто-он!

Нет, не показалось. Антон оглядывается в поисках источника голоса и, должно быть, вертящаяся в толпе швабра выглядит комично, но это волнует в последнюю очередь, когда он видит пробирающегося к нему Егора с согнувшимся пополам Арсением под боком.

— Господи, как хорошо, что ты здесь! — благодарно выдыхает белобрысый, но Антон на него уже не смотрит — он лихорадочно оглядывает Арса с ног до опущенной головы, пытаясь определить причину его состояния, и едва улавливает путанные объяснения Егора: — …выступление через пять минут, Эда нет нигде, на тебя надежда. Помоги ему, а, доведи до комнаты? Я не знаю, кого еще просить, Тох, пожал…

— Что с ним? — перебивает Антон, тянется руками к Арсу, но в итоге так и не решается прикоснуться. Сердце по никому не известной причине уже заходится в быстром стуке, в голове мутно от волнения.

— Глаза. Чувствительные очень, а краска под линзы попала. Он же, дурак, не взял с собой запасной контейнер, вот и…

— Блять, харе базарить! — прикрикивает Арсений, вскидывая голову, но глаз так и не открывает — жмурится болезненно, а руки дрожат. — Сам дойду.

— Ага, как же, — бурчит Егор и вопросительно смотрит на Антона. Тот кивает, подходит ближе и становится с другой стороны от Арса, а потом все-таки берет себя за яйца и Арсения — за плечи.

Они быстрым шагом пробираются сквозь толпу к зданию отеля и почти бегом несутся к лифтам. Как же хорошо, что этот гребанный фестиваль красок решили устроить здесь, а не на какой-нибудь площадке в другой части города — видимо, специально, чтобы гостям было удобнее сразу добраться до душевых.

Арсений все чаще шипит сквозь зубы, всем телом подрагивает — Антон чувствует ладонями, и от этого вдруг накатывает неожиданное чувство щемящей нежности. Желания забрать поскорее его дискомфорт, а потом обнять покрепче и успокоить, мягко поглаживая по спине и волосам, наверняка шелковистым, несмотря на многочисленные окрашивания.

Что, нахуй?

Впрочем, сейчас есть вопросы поважнее внутренних самокопаний, и Антон, пока они едут в лифте под ненавязчивую музыку, осторожно спрашивает:

— Ты как? — и сам пугается своего голоса, который от волнения и смущения звучит слишком хрипло.

— Заебись, — выдавливает Арсений и снова содрогается.

— Арс, я серьезно.

— У тебя вроде на рис аллергия? — Внезапный вброс, голова аж сама кивает от неожиданности. — Вот представь, что тебе внезапно насыпали пару ложек в глотку, пока ты ржал.

Теперь уже очередь Антона вздрогнуть, и это только от мысли. Бедняга Арс…

Только что он осознал, что впервые в жизни назвал Попова Арсом. Что это прозвучало легко и правильно настолько, что они даже ничего не заметили.

Еще один вопрос, о котором сейчас не время думать.

До номера они почти долетают: Арс уже бежит вперед сам, потому что в коридоре все равно нет никого и ничего, способного стать препятствием. Когда Антон нагоняет его, дверь в номер открыта, на датчике только-только потух индикатор отпечатка пальцев, из ванной доносится шум воды. Антон пару секунд топчется на месте, неуверенный, что приглашен внутрь. Но потом говорит себе, что обещал Егору позаботиться об Арсе, и да, это единственная причина, почему он все-таки заходит внутрь, прикрывает за собой дверь и идет на шум.

Номер больше, чем их с Эдом, но структурой, ясное дело, не особо отличается. Ванная и вовсе один в один, разве что застекленная душевая комната просторнее.

Арсений стоит, согнувшись над раковиной, и усиленно промывает глаза. На полочке перед ним открытый контейнер с линзами, и Антон, подойдя ближе, видит, что жидкость в них окрасилась в рыжий цвет. Какая падла, блин, додумалась делать такое неожиданно?..

— Все хорошо? — тупо спрашивает Антон, сканируя взглядом Арсения. Тот, кажется, выглядит нормально, не дрожит больше.

— Да, — отвечает Арс неожиданно спокойно, а сам продолжает тереть глаза. — Ты это… Иди к себе, все норм.

— Дай посмотрю сначала. — И он уже тянется к лицу Арса, но тот едва ли не отпрыгивает от него, как от огня, и глаз не поднимает. — Ты чего?..

— Не надо, Антон! Все хорошо, спасибо за помощь, а теперь иди, ладно?

У Антона в голове уже возникают фантазии одна хлеще другой на тему того, какой вред может принести обыкновенная краска глазам. Если они чувствительные, а плюсом на какой-то компонент у человека аллергия, а если еще при контакте с линзами что-нибудь произойдет, хотя черт его знает, возможно ли это… А если под линзой окажутся слишком крупные частички краски…

— Бля, Арс, не ссы, дай я просто посмотрю. — Он уже почти паникует и настойчиво тянется к Арсению, твердо кладет ладонь ему на шею, давит легонько — но не напирает, давая возможность отстраниться, если уж совсем не хочется доверять свои глаза чужому так-то человеку.

Эта мысль неприятно колет внутри, но волнение за Арса остается на первом месте. Черт его знает почему, но серьезно, сколько бы они с Арсением ни враждовали, Антон никогда бы не пожелал тому повредить глаза. Или того хуже — потерять зрение.

Видимо, тот все-таки улавливает в его тоне и действиях искреннее желание помочь, потому что медленно втягивает воздух, напрягается почему-то, поворачивается к Антону, невольно оказываясь совсем близко, поднимает к нему голову — и только тогда плавно выдыхает и осторожно приоткрывает мокрые глаза.

Антон выпадает из реальности.

Буквально.

Голубые. Ярко-голубые, чистые и пронзительные, с обыкновенными круглыми зрачками, которые быстро сузились от яркого света. Покрасневшие от раздражения, но от этого еще более сверкающие, как драгоценные камни.

Антон и не знал, что способен на полном серьезе выдать мысленно такое сравнение.

Он моргнуть не может, совершенно завороженный, и неосознанно кладет Арсу на шею и вторую ладонь, чтобы точно не отвернулся, чтобы еще хоть на миллиметр ближе подтянуть.

— Арс… — шепчет Антон, и тот смыкает ресницы, хмурит лоб, хочет отодвинуться, и почему-то (возможно, из-за горящих кончиков его острых ушей) Антон уверен, что это не неприязнь, а лишь смущение и неловкость. — Подожди, ты чего? Они… Они прекрасны.

«Ты прекрасен», — хочется сказать дальше, но Антон прикусывает свой длинный язык. Сейчас определенно не время говорить все, что придет в голову.

Арсений лишь хмыкает и все-таки смотрит на Антона исподлобья, некоторое время молчит задумчиво, будто что-то решая, а потом зачем-то тянется рукой к волосам на макушке и…

…стягивает парик.

И Антон уплывает уже окончательно, потому что Арсу на лоб падает челка темно-каштанового, почти даже черного цвета. И это типа… вау.

Арсений суетливо поправляет шевелюру, хотя и взлохмаченным ему было идеально. Он вообще какой-то идеальный весь сейчас, несмотря на мокрые глаза и помятый вид, и это открытие окончательно выбивает Антона из колеи.

Он пытается что-то понять и почти слышит, как в голове коротят микросхемы, но попробуй тут мыслить адекватно, когда рядом стоит эта великолепность с сияющими глазами и шикарной прической.

Выходит, в своем последнем моменте Арс был… собой?

— Не побоялся в моменте показываться так? — неожиданно для самого себя спрашивает Антон.

На него смотрят шокированно.

— Серьезно? Ты спрашиваешь вот это?

Антон лишь плечами пожимает. И так ведь понятно, что ему интересно, что это, как, нахуя, и вообще у него много вопросов. И если Арсений готов рассказать о чем-то, он с удовольствием послушает. Но, может, его выгонят прямо сейчас, так зачем светить своим любопытством?

— Не побоялся, — все-таки отвечает Арс через несколько долгих минут. — Ни у кого и мысли ведь не возникнет.

— А почему красный парик, а не белый?

— А ты можешь представить меня с белыми волосами?

Антон может представить, но не может при этом не ржать, так что понимающе кивает.

Арсений приглашает его в комнату и даже заваривает чай, будто они не в номере отеля, а у него в квартире. От этого становится одновременно уютно и неловко — Антону все еще, честно говоря, немного стыдно за недавний казус. Да и просто за свое поведение, потому что… Ну вот он, Арсений Попов, которому он писал всякие гадости и не мог остановиться. И что? Все еще хочется говорить ему что-то плохое?

Вот в этот самый момент, когда он наливает чай и спрашивает, угостить шоколадом или печеньем, а на попытку отказаться от сладости машет рукой и в итоге достает и раскладывает на журнальном столике все: шоколадные конфеты с ароматом апельсина, овсяное печенье с изюмом, булочку с какой-то незнакомой пряностью и пакетик леденцов.

— Егор любит сладкое, так что приходится запасаться — свое вечно быстро уничтожает и потом жалуется, — поясняет он, улыбаясь уголком губ, и Антон залипает на эту улыбку, на этого уютного Арса, на сам этот уют рядом с ним.

Кто бы, блин, мог подумать.

Они говорят о чем-то незначительном, пока едят сладости, и Антон понемногу расслабляется. Понемногу возникает чувство, что ему правда здесь рады.

— Мой дедушка был с Земли.

Это звучит в приятной тишине слишком неожиданно, и Антон, даже разморенный чаем и теплом, как будто резко просыпается, совершенно изумленный.

— Что? Погоди… Прям с Земли?

— Да.

— Земли-143?

— Да.

— Земли, с которой до сих пор не разрешены никакие контакты?

— Да.

— Пиздец.

— Да.

Пару секунд оба тупят в пустоту, а потом одновременно отпивают чай из своих кружек.

— И тебе нормально… — Должно быть, он снова спрашивает что-то не то, и все-таки ему реально интересно. — Я имею в виду, у тебя разве нет еще каких-то особенностей в организме, ну, которые не приспособлены к твоей планете?..

— Антон, я такой же полукровка, каких миллиарды. Смешанные браки давно стали нормой, у тебя половина знакомых намешаны похлеще, чем я. Земляне от нас хотя бы не сильно отличаются.

Антон мотает головой. Об этом он как-то не подумал, и все равно информация отказывается укладываться в голове.

— Так, допустим, но… Я не буду даже спрашивать, как это возможно чисто технически и как твоя бабушка умудрилась попасть на Землю незамеченной…

— Никак. Ее заметили. Но она успела пожить на Земле несколько лет, прежде чем вернулась и была арестована.

— …мне просто интересно, ты реально никакого дискомфорта не ощущаешь?

— Господи, Антон! — Арсений закатывает глаза и отставляет свою кружку, чтобы свободнее жестикулировать. — Земля — точно такая же планета, как и все остальные! Вернее, она ни на какую не похожа, но она работает по тем же законам. Как и в случае с любым другим браком, ребенок приспосабливается к новым условиям еще в организме матери и, даже если атмосфера планеты дискомфортна для одного или обоих родителей, ему будет нормально. А на Земле, к слову, атмосфера и гравитация почти такие же, как на Эгире, так что мне еще лучше.

В ответ на эту пламенную речь Антон лишь кивает понятливо:

— Круто. — И тут же спрашивает дальше, потому что ему не дает покоя одна деталь, за которую он зацепился. — Слушай, ты сказал, что Земля ни на какую не похожа… Ты ее видел?

— Да.

Антон смеряет его подозрительным взглядом.

— Почему мне кажется, что ты сам на ней был.

— Потому что я на ней был.

— Серьезно?!

— Два раза. Первый не помню почти — мама тайком смоталась туда, чтобы попрощаться с отцом, моим дедушкой. Ну и меня ему показать. Мне было чуть больше года, и все, что я запомнил, это голубой свет. Много голубого света. — Кажется, мысленно Арсений уже далеко не здесь. — А во второй раз мне было двенадцать. Мама тогда окончательно переселилась на Землю.

— Правда? — переспрашивает Антон вполголоса, и Арс мелко кивает. — И ты ее провожал?

— Ну да, вроде того…

— Постой, или… — Тот закусывает губу, уже зная, что его разгадали. — Ты хотел остаться там с ней.

— Да. Тайком пробрался на ее звездолет. Потом она объяснила мне, почему я должен вернуться к папе — у нее-то только глаза были другие, и ни хвоста, ни ушей этих… — Арс осекается, поджимает губы. — Она могла легко сойти за землянку, в отличие от меня. Я тогда не успел толком осмотреться, но то, что увидел, запомнил навсегда. Думал все равно остаться — но сам понимаешь, ребенок в одиночку не выжил бы в незнакомом мире, а идти к людям было опасно. Они же, ну, не знают про нас ничего… Короче, мама объяснила, как водить звездолет, и я сам улетел домой.

— В двенадцать лет?..

— Выбора не было. — Арсений пожимает плечами. — Заодно отрезал маме путь назад.

Они еще долго сидят молча, переваривая сказанное — и услышанное. Антон тупо смотрит в чашку с остатками чая и гадает, от него ли потеплело на душе, от рассказа Арса или от самой их беседы.

— Какая она? — спрашивает он неожиданно для себя. — Земля?

Арсений грустно улыбается и негромко вздыхает.

— Красивая, Антон. Очень красивая.

=

На завершающий день Комик-Кона они не сговариваясь идут вместе. Просто Антон выходит из номера раньше, чем обычно, чтобы прийти к началу первого же мероприятия, и обнаруживает Арсения сидящим в мягком кресле в холле. Тот ковыряется в голограмме, а рукой с браслетом держит большой стаканчик кофе и попивает периодически, отчего едва заметные мерцающие лучи перемещаются вверх-вниз, следуя за его рукой.

Заметив Антона, Арс неожиданно тепло улыбается и приветствует его кивком.

— Приятного… э-э… кофепития, — выдает Антон и мысленно аплодирует себе за феноменальную тупость.

Арс смотрит на него заторможенно, а потом вдруг легонько мотает головой, достает из ушей микронаушники и говорит:

— А теперь повтори еще раз.

Антон ошалело смотрит на него. Он всегда слышит речь Арса на своем языке, но это из-за автопереводчика в ушах. А сейчас Арсений, как и всегда для него, говорит на аойдском, но при этом с, мать его, акцентом.

— Ты знаешь аойдский?..

Арсений закатывает глаза и со вздохом поднимается на ноги.

— Немного. Повтори, пожалуйста. Мне интересно.

— Я сказал «Приятного кофепития». — Вот теперь ему реально стыдно. Главное, чтобы Арс не попросил повторить еще один раз, потому что после третьего Антон пойдет и ударится дурной головой о стенку, чтобы выбить хоть часть тупости.

Но Арс не просит — он тихонько смеется, надевает наушники обратно и, кивком позвав Антона к выходу, объясняет:

— Каламбуры невозможно перевести автоматически, их можно понять, только зная язык. Хотя есть некоторые редкие, которые звучат похоже на разных языках, но их очень мало.

— Да я в курсе, — вздыхает Антон. — Потому и не читаю подписи к твоим постам.

Он по инерции продолжает идти и не сразу замечает, что Арсений остановился. Оборачивается, смотрит вопросительно — а на него смотрят с нечитаемым выражением лица.

— Что?

— Ты… Подожди. Серьезно? — С каждой секундой Попов выглядит все более охуевшим. — Хочешь сказать, что ты все это время читал — вернее, не читал — мои посты и смотрел моменты… с переводчиком?

— Ну да.

— Ой бля-я… — тянет Арсений как-то разочарованно, Антону даже вновь становится стыдно. Что за человек этот Попов? Раз за разом заставляет чувствовать себя идиотом. — А для чего я, по-твоему, стараюсь и делаю все на общем?

Они потихоньку возобновляют шаг.

— Ну, просто я общий знаю так себе, если честно.

— Ясно, ты типа по жизни человек, который не парится, — ворчит Арсений. Он выглядит реально обиженным.

— А это плохо? Ну нет у меня способности к языкам! Ты вообще язык мой видел? Знаешь, как трудно с ним управляться?

— Даже представлять не хочу, — хмыкает Арс. — Но если серьезно, то да, я знаю. Ваш язык приспособлен к произношению целого ряда звуков, которые недоступны другим расам — поэтому, кстати, не все могут выучить его полностью.

— Мы про какой язык сейчас? Я уже запутался.

— Про все. Кстати, мне всегда было интересно, как вообще он у тебя во рту помещается? В трубочку сворачивается, что ли?

— В розочку, — язвит Антон.

— Не провоцируй меня на неприличную шутку про розочку.

— А у тебя все одно на уме!

Вернуться в привычный режим взаимного стеба оказалось приятно — особенно с тем учетом, что стеб теперь произносится вживую и с улыбками.

Может, он всегда был с улыбками?.. Нет, Антон четко помнит собственное раздражение, когда скидывал те комментарии — правда, неясно уже, из-за чего оно все-таки было.

Ведь останавливаться не хотелось. Он продолжал и продолжал смотреть каждую публикацию Арса — а тот продолжал и продолжал ему отвечать.

Перебрасываясь подколами, они идут к сборищу всех участников.

Сегодня многие уже не стали надевать костюмы и пришли в обычных рубашках и джинсах. Но и верных своему делу косплееров остается очень много. Почти сразу Антон сталкивается с давними товарищами по Сети, и они утаскивают его с собой рассказывать про какое-то новое шоу, тот едва успевает махнуть Арсу и заметить краем глаза, что к нему подошел невысокий человек с горящей головой. Ну, то есть, буквально горящей — похожей на пламя большой свечи. Видимо, это Сергей — он не раз появлялся у Арса в историях и трансляциях.

День снова пролетает незаметно. Сегодня уже спокойнее, и Антон по несколько часов просто сидит в кафе с Димкой, то и дело почесывая его рожки, за что получает по рукам. В итоге они вместе и завтракают, и обедают, и ужинают, при этом все остальное время гуляя по-отдельности и чисто случайно каждый раз пересекаются за столиками с едой.

Быстро наступает вечер, и приближается самое яркое событие всего Комик-Кона, не считая открытия — собственно, закрытие. Живой концерт, лазерное шоу и очень много фейерверков в конце.

Антон едва ощущает вибрацию браслета, когда на него приходит сообщение от Арса: «Ты где?)»

Глупо улыбаясь, Антон осматривается и вкратце описывает свое местоположение, и в этот момент начинает выступление его любимая группа. Он скидывает сообщение и полностью отдается музыке, глупо прыгая и размахивая руками вместе с окружающей его толпой.

Биты стучат прямо в сердце, и Антон чувствует себя таким счастливым, каким еще никогда не был.

А потом ощущает у себя на плече теплую ладонь, поворачивает голову — и понимает, что вот теперь действительно все идеально. И неважно, что Арсений смотрит на него белыми ненастоящими глазами — главное, что он широко улыбается.

Пульсация битов как-то незаметно сменяется плавным, чувственным мотивом, а затем подключается сильный женский вокал. Антон не смотрит на сцену, чтобы узнать, кто это поет. Он смотрит на Арса, поворачивается к нему уже всем телом и одними кончиками пальцев, как бы спрашивая разрешения, касается его талии.

Вопреки опасениям, Арс не отстраняется, как будто не удивляется даже, а наоборот — льнет ближе, закидывает руки ему на плечи, и даже линзы не мешают рассмотреть в его глазах какие-то новые искорки.

Впрочем, это же…

Антон скашивает глаза и понимает, что по периметру поля загораются фонтаны огненных брызг. Золотые, ярко-оранжевые, красные, они становятся все выше, а потом в небо откуда-то взмывают ракеты, и через секунду все вокруг озаряется мириадами разноцветных вспышек.

Гости дружно ахают, кто-то поднимает головы, кто-то достает всевозможные камеры, кто-то снимает прямо на браслет, а кто-то продолжает танцевать, потому что и чарующая музыка не прекращается. Антон моргает и понимает, что они с Арсом все еще стоят в обнимку и теперь уже прижимаются лбами друг к другу.

В толпе один за другим загораются, как большие свечи, головы собратьев Сережи, и, кажется, кому-то подпаливают кончики парика или (и?) детали костюма. Шикарный фейерверк не собирается прекращаться, и Арсений вдруг подается ближе — прижимается щекой и говорит прямо в ухо, в наушник, пуская по затылку мурашки:

— Пойдем в номер?

Антон лишь быстро кивает, потому что в горле мгновенно пересохло, да и Арс уже отстранился и вряд ли его услышит.

Они с трудом протискиваются сквозь танцующую толпу, и идти вот так, крепко взявшись за руки, чтобы не потерять друг друга, огибать веселых и счастливых людей под вспышками цветных фейерверков оказывается непередаваемо прекрасно.

На волне эйфории Антон почти пропускает момент, когда они, не прекращая смеяться от положительных эмоций, идут по полупустому отелю, продолжая держаться за руки уже просто так, потому что хочется, и приходит в себя только в лифте. После шума на улице эта тишина давит на уши, но гнетущей совсем не кажется. Скорее даже наоборот.

В некоторые моменты приятно помолчать.

Уже в номере Антон наконец выпускает чужую ладонь, потому что Арс идет снять надоевшие линзы, а сам выходит на балкон, полностью сделанный из стекла, и любуется красно-золотыми залпами на фоне темно-лилового неба. Кажется, длиться это зрелище будет еще с полчаса. Организаторы определенно постарались на славу.

В какой-то момент взгляд сам собой опускается на собственные сложенные руки и единственный сегодня браслет на левой. Внутри болезненно тянет, настроение, навеянное атмосферой праздника, рассеивается.

Через минуту приоткрытая дверь на балкон полностью открывается, и Арсений проскальзывает внутрь, встает рядом и завороженно смотрит на небо. Он снял и парик тоже, и Антон залипает на него так же отчаянно, как вчера.

— Отсюда вид совсем другой, — восторженно говорит Арс.

Антон его почти не слышит — мысли погрузились в совершенно иное русло.

— Почему мы враждовали? — выпаливает он прямо так, не в силах и дальше думать об этом в одиночку.

Арс мрачнеет на глазах, весь как-то сжимается, и Антону еще больнее от осознания, что он стер с его лица довольную улыбку.

— Арс? — зовет он чуть тише, когда не получает ответа. — Я не помню уже, если честно. С чего мы начали?

— С начала?.. — выдает Арсений неуверенно и сам нервно хмыкает. — Ладно, прости, я просто… Ты точно хочешь сейчас об этом говорить?

Если честно, Антон с удовольствием занялся бы чем-то совсем другим (что, правда, тоже подразумевает использование языка), но ему совесть не позволяет сейчас молча засосать человека, с которым вроде как официально даже не помирился.

— Да. Хочу. — Арс внимательно смотрит на него, поджав губы. — Мне ведь… Хорошо, давай я скажу первым? Мне нравятся твои работы. Честно, очень.

— Вау, — смеется Арсений напряженно, но видно, что ему действительно приятно это слышать. — Вот это открытие.

— Конечно, это было очевидно, — ворчит Антон, — но я никогда этого не говорил. И вряд ли еще скажу, так что не радуйся!

— Сейчас я должен сказать, что мне нравятся твои?

— Нет, я же знаю, что это не так.

Антон пожимает плечами, снова смотрит на небо. Но тут его мягко поворачивают к себе лицом.

— Ты серьезно сейчас? — Арсений выглядит возмущенным, и Антон честно не понимает уже ничего. — Антон, да… да если бы не ты, я бы еще три года назад все бросил! А если не тогда, то, поверь, десятки моментов были, когда ты меня буквально спасал.

— Это… — Антон облизывает губы, хмурится недоверчиво. — Ты это в смысле?

— Слушай, я не умею нормально объяснять, что я чувствую, так что можно скажу метафорой?

— А я пойму? — уточняет Антон, намекая на утренний разговор про каламбуры.

— Поймешь. Вот ты помнишь мой последний момент, у моря? Таким для меня иногда становится весь мой мир. Серым. Скучным. Непонятным каким-то, унылым, не нужным никому и… — Ему не хватает воздуха, он осекается и медленно вдыхает, прежде чем продолжить тише: — А потом появляешься ты. Весь такой… яркий какой-то, знаешь. Как палитра. Столько эмоций, причем искренних, настоящих! И раскрашиваешь этот мир, как какой-нибудь художник из прошлого тысячелетия. Ну или с Земли.

Арсений хмыкает и отворачивается, будто снова смущенный собственным откровением. А Антон смотрит на него и поверить не может. Это, выходит, они оба все это время… Вот уж точно, два идиота.

— Кстати об этом, — нарочито бодро говорит Арс, и Антон чуть улыбается, показывая, что слушает. — Давно хочу показать тебе кое-что. Ты со мной?

В ответ он кивает, даже не задумываясь. Никогда раньше не видел, чтобы кто-то так быстро и так ярко начинал светиться. Арс смеряет его пристальным взглядом с лисьим прищуром, а потом вдруг снова берет за запястье, от чего по телу пробегает волна электричества, и тянет за собой в комнату.

— Пойдем.

Антон мало что понимает, пока Арсений не усаживается на диван, таща его за собой, и не начинает ковыряться в браслете.

— У тебя ВР-очки с собой? — уточняет деловито, не отвлекаясь от своих действий.

Очки обнаруживаются в кармане рубашки — Антон так их и не перекладывал. Потом Арс просит подключиться своим браслетом к его и через пару минут чуть взволнованно спрашивает:

— Готов?

И неважно, что Антон так до сих пор и не понял, что они делают — вернее, догадывается, но от Арсения можно ожидать чего угодно. И все равно он почему-то безгранично доверяет, когда говорит:

— Готовиться тут надо тебе, — подмигивает и надевает очки.

В следующую секунду его почти ослепляет яркий свет. Приходится с силой зажмуриться, чтобы переждать вспышку. Под веками все становится ярко-красным, но постепенно яркость вроде бы спадает — или глаза просто привыкают, непонятно.

Антона обдает дуновением свежего воздуха, до ушей доносится какой-то шум и совсем непонятные звонкие звуки, будто кто-то играет несколько нот на необычных инструментах.

Наконец Антон осторожно приоткрывает глаза — свет все еще бьет по ним, но зрачок быстро привыкает. Руки, тем не менее, автоматом вскидываются вверх, чтобы прикрыть лицо от света.

Стоп, руки? Причем именно его? То есть, Арсений поставил сюда программу воссоздания копии тела, а это же очень сложно и муторно… Сколько же времени на это ушло?

Вопрос отпадает, когда Антон наконец примаргивается и видит окружающий их пейзаж.

— Вау…

Впереди — высокие горы с заостренными вершинами, скалистые, серые с пятнами белого на самых макушках, но в остальном почти полностью темно-зеленые. Присмотревшись, Антон понимает, что это вовсе не цвет камня — это лес, окружающий горы, плавно переходит на их склоны. Сами деревья тоже необычные: невысокие относительно всех, какие Антон когда-либо видел даже на картинках, зато пушистые и густо растущие. Он оборачивается и понимает, что сам стоит ровно под такими же, и изумленно рассматривает темно-коричневые стволы, испещренные трещинами, множество раскидистых коротких веток, и только сейчас понимает, что, во-первых, на каждом отдельном дереве зелени не так и много, а во-вторых, что на них не листья, не чешуйки и даже не какие-нибудь перья, а… иголки.

Но это далеко не самое странное, потому что чудесам флоры Антон уже давно не удивляется. Не впечатляет его и бирюзовая вода внизу, у подножия зеленых гор, потому что цветов жидкости он тоже каких только не видел. Хоть и не может не признать, что это выглядит красиво.

Он смотрит на небо. Нежно-голубое с идеально белыми облаками. Такое вообще бывает, или это все фантазия Арсения?

— Голубое небо? — хмыкает он, стараясь скрыть любопытство. — Как ты?

— И как ты, — вздыхает Арс, нехотя отвечая на шутку. Антон поворачивается к нему, несколько озадаченный такой реакцией, и лишь теряется еще больше, когда видит неприкрытую печаль и тоску.

Арсений смотрит вперед, и его глаза, которые сами похожи на кусочек неба, чуть блестят. Не восторгом на этот раз, хотя и он наверняка тоже есть. Нет, они блестят от накатывающих слез.

Заторможенно, как если бы момент плохо прогрузился, Антон снова смотрит на горы, на лес, на озеро и небо… Присматривается к сочной траве, которую раньше только на картинках и видел, и то редко… Прислушивается к звукам, начиная подозревать, что это поющие птицы, о которых он лишь пару раз слышал, но был уверен, что поют они если не последние хиты, то по крайней мере старинные вокализы…

Это же…

— Это Земля? — Вопрос не нуждается в ответе, но Антон все равно его задает и смотрит на Арса. Тот лишь кивает, неспособный сейчас говорить.

Антон смотрит вокруг уже совершенно другими глазами. Ему хочется о многом спросить, разузнать, детский интерес перед неизвестным смешивается с совершенно осознанным желанием получше узнать Арса, его мечты, желания и, наверное, воспоминания.

Но пока что он лишь опускается на траву и завороженно смотрит на пейзаж, замечая краем глаза, что Арс тут же пристроился в шаге от него.

Лес шумит от ветра, птицы беспрестанно переговариваются между собой, в лицо то и дело прилетает порыв свежего воздуха, пахнущего столькими незнакомыми вещами разом, что Антон и не пытается что-то в этом запахе различить — просто наслаждается, прикрывая глаза.

Ярким светом оказалось солнце. Только по тому, как лучи пригревают кожу, Антон это понимает: в Солнечной системе нет других настолько же ярких и горячих звезд.

Обалдеть, он даже такую функцию добавил!..

Проходит не меньше пяти минут, прежде чем Арсений вполголоса говорит:

— Я сделал этот момент по памяти. Ну, точнее, продолжаю делать до сих пор, добавляю разные детали, расширяю пространство, чтобы можно было тут иногда гулять… Просто, знаешь, чтобы приходить иногда. Когда становится слишком… ну ты понял.

Антон замечает в его руках помятую травинку, которую он продолжает теребить.

— Мамин звездолет приземлился вон там, в паре шагов от нас. — Он указывает головой в нужном направлении. — Когда я из него выбрался, первое, что я увидел, был яркий свет, который меня ослепил. Потом уже все остальное. Все, что здесь есть, взято из памяти — и частично из Сети, потому что детали стерлись, а чего-то я просто не знал. Например, что на вершинах гор не просто белые пятна, а снег.

— Серьезно? — изумляется Антон, вскидывая брови, и невольно улыбается. — Здесь тепло и зеленая трава, а там снег? Или он какой-то особенный у землян?

— Нет, такой же, — хихикает Арсений. Кажется, ему искренне приятно делиться с кем-то своей любовью к этой планете. — Просто здесь очень резкая смена температур из-за атмосферы. Даже на относительно небольшой высоте прохладнее, чем у поверхности.

Конечно, каждая планета по-своему уникальна. На каждой есть что-то удивительное, что-то прекрасное, что-то совершенно особенное. Какие-то планеты полны жизни, а какие-то составляют один сплошной черный камень, которому понадобятся миллиарды лет, чтобы стать, а может и не стать домом для хотя бы капли воды или хотя бы одной живой клетки…

Но теперь Антон понимает, что Арсений имел в виду. Земля — что-то совершенно иное, непохожее ни на что, существующее во Вселенной.

Глядя на голубое небо, он неожиданно вспоминает о другом и тут же говорит:

— А знаешь, я вспомнил, как мы все это начали.

Арсений смотрит на него с нечитаемой улыбкой. Закрадываются подозрения, что он-то и не забывал. И он сразу это подтверждает:

— Обзывали друг друга пидорами.

— Важнее то, что зачем-то отрицали, что правда пидоры.

— Вообще-то я би! — возмущается Арс, и Антон зеркалит его поднятые брови.

— А я тоже!

— Но я дрочил на твои фотки и комменты.

— А я тоже!

— Да я в тебя сразу влюбился!

— А я тоже!

Они замолкают, глядя друг на друга. Сейчас самое время испытать неловкость, покраснеть, хотя бы перевести тему — но Антона щелкает по лбу осознанием, что уже через пару дней они разлетятся по своим планетам и неизвестно, когда увидятся снова.

Они, черт возьми, и так много лет отрицали, что друг другу нужны, и упустить сейчас возможность провести как можно больше мгновений вдвоем кажется полнейшей глупостью.

Поэтому Антон резко наклоняется вперед и тянется губами, морально готовясь быть отвергнутым, но это опасение даже не успевает оформиться: их губы встречаются на середине пути, потому что Арс то ли через мгновение, то ли одновременно с ним подался навстречу.

Антон контролирует себя, не позволяя поцелую перейти за рамки (пока что), но Арсений умудряется и нежностью делать с ним что-то совершенно удивительное, еще более удивительное, чем голубое небо. Мягко обхватывает его лицо ладонями, потом зарывается пальцами в волосы, чуть поглаживая, а губами смакует каждую трещинку и впадинку на его губах, то и дело скользит по ним языком. Сам же Антон не решается пока пустить в дело свой длинный орган — как бы ни звучало, — чтобы не отпугнуть ненароком.

Воздух заканчивается, и Арс отстраняется только для того, чтобы прошептать:

— Ты мне сразу понравился, знаешь? — и поцеловать снова. Антон совершенно плавится от такой откровенности. — Такой яркий, светлый… Как это солнце.

Антон чувствует, что обязан сейчас ответить.

— А я долго тупил, — признается на выдохе, снова целует сам, руками нежно водит по чужой спине. — Ты же удивительный такой, непонятный, и этим к себе притягиваешь, — целует чуть дольше в доказательство своих слов и довольно отмечает, как Арс весь подрагивает. — А со второго года я начал влюбляться.

— И хейтить еще агрессивнее? — тихонько смеется Арсений, совершенно не обиженный. — У меня рука не поднималась тебя заблокировать.

— Я буду продолжать, ты не надейся, — заверяет Антон, а сам еще крепче к себе прижимает, перемещается поцелуями по щеке, усыпанной родинками, и шепчет в самое ухо: — Пойдем в номер?

Он надеется, что выразился достаточно понятно.

И судя по тому, как замирает на пару секунд Арс, переставая даже дышать, информация до него дошла.

Тот кивает, коротко целует куда-то в плечо, обнимает крепче…

…и прекрасный мир вокруг пропадает.

=

Арсений почти скидывает с себя очки, поворачивается к Антону, с которым они все еще сидят рядом на диване, и с предвкушением наблюдает, как тот с не меньшим рвением избавляется от своих очков.

Они сталкиваются взглядами — и тут же, не сговариваясь, как и на поляне, тянутся друг к другу. Теперь уже сталкиваются зубами, и Арсений почти стонет, когда горячий длинный язык наконец проникает к нему в рот.

Это уже не невинные поцелуи, это прелюдия.

Руки Антона оказываются у Арса на бедрах, тот подтягивает его к себе и потихоньку опрокидывает назад.

— Подожди, — выдыхает Арсений между поцелуями и ладонью чуть давит ему на грудь. — Антон, погоди…

— Что? — Тот отстраняется, всем своим видом показывая недовольство и нетерпение.

— Надо в душ сходить.

Ответом служат демонстративный вздох и еще один короткий поцелуй, а потом Антон нехотя отстраняется от него — точнее, пытается отстраниться, но Арс не дает, перехватывает его за предплечья и тянет обратно к себе, на что получает недоуменный взгляд.

— Пойдем? — зовет Арс, пристально глядя ему в глаза. Обоих шарахает от кардинальной разницы между этим словом и, казалось бы, таким же, произнесенным четверть часа назад.

— Вдвоем? — уточняет Антон очевидное, и его голос звучит непозволительно соблазнительно. Арсений мысленно усмехается каламбуру, поднимается и тянет Антона за собой.

А тот ведется, не задумываясь даже, позволяет себя контролировать. Хотя по его тяжелому взгляду и голодному блеску в зеленых глазах очевидно: сегодня главным будет далеко не Арсений. Да он и сам не против. С Антоном — не против.

Они заходят в ванную, и Арсений сразу же, чтобы избежать возможного момента неловкости, скидывает с себя ботинки и начинает расстегивать рубашку — за все это время они ни разу не прервали зрительный контакт, поэтому отлично видно, как темнеют глаза напротив. Антон с задержкой повторяет его движения, но все равно расправляется с пуговицами первый. Тогда Арс делает шаг вперед и, продолжая смотреть только ему в глаза, мягко скидывает с его плеч рубашку. Антон не отстает — помогает расстегнуть последние пуговицы. И в какой-то момент уже тянется вперед, на что Арс игриво откидывает голову назад и мотает головой.

— Не-а.

— Лучше немного ускориться, если не хочешь прямо здесь, — проговаривает Антон низким, почти рычащим тоном, и Арс от одного этого голоса ощущает резкий прилив крови в низ живота.

И правда, что-то они затянули.

На несколько лет, если уж на то пошло.

Он наконец отводит взгляд, быстро стягивает с себя джинсы вместе с бельем и, не глядя на Антона, чтобы не отвлечься, проходит в душевую. В ней автоматически загорается свет и голограмма с выбором настроек. Сосредоточенный на них, Арсений не замечает, как позади него закрывается дверь, и этот негромкий звук разом выбивает весь воздух из легких и все мысли из головы.

Арс почти до крови прикусывает губу от неожиданно накатившего осознания: они с Антоном вдвоем в тесном помещении. Совершенно голые. И у них впереди целая ночь и утро, потому что Егор будет тусить где-то с Эдом до самого отъезда.

Последняя мысль чуть укалывает изнутри и даже на несколько секунд сбивает настрой, но тут между лопаток ложится горячая ладонь, и Арс опять забывает про все, что выходит за пределы этой душевой.

Антон, почувствовав одобрение и удовольствие партнера, уже увереннее кладет ему на талию вторую руку, а потом касается губами шейных позвонков, от чего по всему телу пробегает дрожь, и Арс судорожно вдыхает.

— Тут есть функция душа на двоих? — бормочет Антон, и к нему хочется прижаться спиной поближе, но Арсений нарочно притворяется скалой. Правда, долго он так не протянет — да это и не нужно.

— И на троих, и даже на четверых, — шепчет в ответ, запускает программу и разворачивается в теплых объятиях. — Позовем булку с уткой?

— Обойдутся, — на полном серьезе выдыхает Антон и резко накидывается на его губы — так, словно долго ждал и наконец дорвался, хотя они целовались всего несколько минут назад.

Вода в трубах начинает негромко шуметь, Арс даже сомневается, не шумит ли это у него в ушах от нереальных ощущений, но тут на них со всех сторон обрушиваются приятные капли. Температура воды идеальная: чуть горячее, чем просто теплая, но и не обжигающая. И все равно становится жарко, ведь Антон, окончательно себя отпуская, прижимает Арса крепче, спускает правую ладонь ему на ягодицу и с силой вжимается бедрами в его пах. Арсений скулит от неожиданно сильного напора и рефлекторно пытается немного отстраниться. Антон разрывает поцелуй только чтобы бросить:

— Ты чего?

И сразу же накидывается ему на шею, давая возможность ответить. Напор чуть ослабляет, но руку с его ягодицы убирать не спешит.

— Ты бы чуть помягче, — говорит Арс ему в ухо и нервно сглатывает: от действий такого горячего, как выяснилось, Шастуна у него уже вовсю стоит, и если тот продолжит тереться о него бедрами, он кончит за минуту.

Антон, который уже добрался длинным языком до соска (и при этом носом все еще касается плеча, охренеть!), вдруг резко вбирает этот шикарный орган обратно в рот, отстраняется и, недоуменно хмурясь, смотрит вниз. А потом его лицо приобретает настолько охуевшее (буквально) выражение, будто он никогда в жизни не видел члена, причем ни чужого, ни своего, хотя казалось бы.

А-а-а, точно же…

Нет, разумеется, точно не то, что он действительно не видел — у Антона есть член, и явно не менее способный, чем язык, потому что по длине уступает ему лишь чуть-чуть, если вообще уступает. А вот о том, что у Арса член тоже вполне себе способный, он явно попросту не знал.

— Так, стоп.

От этого неожиданно бодрого тона Арсений начинает волноваться: вдруг Антон ожидал чего-то другого и передумает? Хотя вряд ли. Ну подумаешь, член должен был быть нечувствительным, а оказался таким же чувствительным, как хвост…

— Я же говорил, что у меня от дедушки еще кое-какие особенности есть, — бормочет Арсений, будто бы оправдываясь. — Это… даже лучше, наверное. Ну, в постели. По жизни-то не очень удобно, что и задом, и передом нельзя ни к кому прижиматься.

Он нервно хихикает, а потом Антон снова смотрит на него — и от этого взгляда, восхищенного и нежного, все волнения мигом пропадают.

— Ты чудо, Арс, — шепчет Антон на грани слышимости, потому что вода все еще громко шумит.

Арсения снова утягивают в медленный, глубокий поцелуй, и он плавится от ощущения горячего языка во рту. А потом происходит нечто совершенно невообразимое: Антон плавно скользит своим языком по его, продвигаясь к горлу, замирает через каждые пару сантиметров, будто бы спрашивая разрешения, и Арсений дает его, максимально расслабляя горло. Он не особенно эксперт в минетах, но это и не минет совсем, потому что язык тоньше члена. И ощущение того, как он мягко скользит туда-сюда во рту, вкупе с осознанием, что это максимально возможно глубокий поцелуй с Антоном, доставляет поистине крышесносные эмоции.

Впрочем, реально сносит башню, как только одна рука Антона перемещается с ягодицы на копчик и начинает поглаживать основание хвоста, а это, на минуточку, самое чувствительное место его тела, чувствительнее даже, чем уздечка; второй рукой Антон мягко обхватывает оба их члена и начинает медленно водить ладонью. Арс громко стонет, и Антон отзывается шумным выдохом, явно довольный вибрацией его горла.

Арсений теряется совершенно, растворяется и не может сосредоточиться ни на чем, полностью отдается ласкающим его рукам и языку. Ощущений слишком, слишком много, и их только усиливают капли воды, стекающие по разгоряченным телам.

Чужие пальцы спускаются ниже и обхватывают в кулак хвост, а потом медленно ведут по нему вниз. Арса начинает потряхивать, он слабо стонет Антону в рот, и тот отстраняется одним тягучим движением — чтобы тут же провести мокрым языком вдоль его ключиц. Господи, да он почти разом может целиком их накрыть!..

— Сколько… в нем сантиметров? — хрипит Арсений, сбиваясь на тяжелое дыхание.

Антон отвечает не сразу, слишком занятый вылизыванием тонких косточек.

— Ты про язык или…

— Пока про язык.

В этот момент ладони Антона одновременно сжимают самый кончик хвоста и оба их члена. У Арсения закатываются глаза, и он несдержанно стонет, ноги подкашиваются, и Антон, замечая это, обхватывает его обеими руками за талию и крепко прижимает к себе, восторженно выдыхая.

— Какой же ты… — он замолкает, будто не может подобрать слов, да они и не нужны — Арс все равно не может их сейчас воспринимать.

— Пойдем в комнату? — слабо скулит он. — Я и так не выдерживаю…

— Да вижу, — беззлобно и как-то умиленно, что ли, хмыкает Антон, потом чмокает Арса в макушку и тянет за собой. Плевать, обойдутся без экстра-сушки.

Они почти вываливаются из душевой, и в ней автоматически отключается вода. Вешалку с полотенцами они минуют, у дверей в комнату снова начинают целоваться, кое-как добираются до кровати и наконец падают на нее — голые, мокрые, взъерошенные, окончательно спутавшиеся конечностями.

Сразу же Арс их переворачивает, нависая сверху, и принимается собирать губами капли с груди и пресса Антона, спешит, потому что самому не терпится перейти к делу, но все-таки наслаждается этими недолгими моментами собственной власти. Антон расслабляется, глаза прикрывает, и смотреть на его приоткрытый рот с блестящими от влаги губами и то и дело вываливающимся кончиком языка равносильно маленькой смерти.

А рукой Антон все равно тянется к хвосту Арса, чтобы легонько поглаживать — не дает забыть, кто сегодня главный. Тот еще пидор, конечно.

— Кстати, — преувеличенно буднично говорит Арс между поцелуями, уже подбираясь губами к самому интересному. — Ты так и не сказал… — он широко лижет колом стоящий член, от чего Антона передергивает, — сколько у тебя сантиметров.

— Ты хочешь, чтобы я сейча-а-а… — Арс сразу берет глубоко, не зря тренировался на языке, а потом смотрит вверх совершенно невинно, и вместе с тем вопросительно, напоминая, что ждет ответа. — Бля, давай потом, а?

Арс издает недовольный звук и легонько касается чувствительной плоти зубами, показывая, что сколько бы Антон ни был королем ситуации, игнорировать вопросы — невежливо. Тот шипит сквозь зубы, но намеков, видимо, не понимает. Так что Арс делает еще несколько быстрых, глубоких движений, дожидается стонов сверху — и замирает, плотно обхватив губами головку.

Антон секунду не понимает, что произошло, потом подается бедрами вверх, но Арс не позволяет, крепко прижимая его ноги к кровати. Теперь пришла очередь Антона громко и жалобно скулить, от чего Арсений чувствует приятное удовлетворение.

Но об одной детали он все-таки забыл: рука Антона все еще касается его хвоста, и черт его знает, из мести или все-таки случайно, но она резко обхватывает гибкие хвостовые позвонки, и Арс только в самый последний момент заставляет себя резко отстраниться со стоном, а не сжать челюсти.

— Ну ты больной?! — возмущается он, выдергивая хвост из наглой ладони. — А если бы я тебе член откусил?

Антон приподнимается на локтях и серьезно смотрит на него.

— Тогда я бы трахнул тебя языком. Впрочем, я в любом случае собираюсь это сделать, и прямо сейчас. В нем, кстати, около двадцати сантиметров. Еще вопросы?

И пока Арсений анализирует полученную информацию, Антон уже притягивает его ближе и сразу подминает под себя, принимаясь вылизывать своим длиннющим языком. Арсений отстраненно думает какие-то метафоры о щупальцах, но ни на секунду не испытывает отвращения — более того, внезапные фантазии о тентаклях распаляют его еще сильнее, и ноги сами разъезжаются шире.

— А говорил, что ты не по этой части, — насмешливо комментирует Антон, заметив это, и Арсу впервые всерьез, а не в шутку хочется укоротить его язык, хотя бы немножко.

С другой стороны, он уже успел понять, что в такой длине есть очень много плюсов.

— Я врал, — говорит с придыханием, потому что Антон одной рукой стимулирует его член, а второй поймал кончик хвоста и теперь медленно водит языком так далеко, как может достать, а он-то может достать с такого положения почти до конца. Ну, то есть, начала. — Я вру… иногда.

— Про что еще врал?

Хочется ему хорошенько врезать, чтобы не отвлекался. Арс даже на секунду думает перестать отвечать, чтобы не провоцировать вопросы, но потом вспоминает, как сам только что наказал его за молчание, и сдается:

— У меня нет никакого хакера.

Антон пару секунд медлит, соображая, — и резко выпускает хвост, от чего тот шлепается Арсу на отведенное в сторону бедро.

— Что?

— Что?

— Ты не видел, как я дрочу в твоем моменте.

— Не видел.

— И как отсасываю сам себе — тоже не видел.

— Не видел.

— А сказал, что всё видел.

Арсений раздраженно закатывает глаза — теперь его очередь подниматься на локти и хмуро смотреть в упор.

— Да, я напиздел тебе, сказал тогда про дрочку от балды и попал, про язык — просто предположил и тоже попал. Еще вопросы, или все-таки переспим наконец?

Антон, едва дослушав, уже наклоняется вперед, снова укладываясь на него и тяжело вздыхая:

— Какой же ты пиздун, Арс. — Он неожиданно нежно касается его губ, а потом, прикрыв глаза, прислоняется лбом к его виску. — Какой пиздун.

— Ты не уснешь сейчас, надеюсь? — подстебывает Арс, за что сразу получает легкий укус в острый кончик уха.

— Если кто и уснет, то ты, старый дед. «Переспим» — это что вообще?

Мягким надавливанием на бедро Антон просит его перевернуться, и Арс послушно меняет позу, одновременно ворча:

— Если ты и в процессе будешь так тормозить, я точно усну.

Он хочет добавить что-то еще, но быстро забывает, что вообще хотел, потому что Антон пошире разводит его колени, раздвигает ладонями ягодицы и лижет ложбинку, причем так длинно, что носом почти упирается в копчик, а кончиком языка мягко касается поджавшихся от такого действия яичек. Арс тихонько стонет в подушку, но с каждым движением сдерживаться становится все сложнее. Антон несколько раз проводит всей длиной по промежности, а потом уверенно давит языком на сжатое колечко мышц и очень медленно проникает все глубже, периодически останавливаясь. Слюны выделяется много, им, видимо, даже не понадобится смазка.

Арсений снова теряется во времени и пространстве, только периодически подмахивает бедрами и стонет особенно сладко, когда Антон ласково поглаживает его хвост у самого копчика.

В какой-то момент длинный язык заполняет до предела, касается простаты, и это одновременно с тем, как Антон массировал хвост; Арса подкидывает на кровати, он почти кричит, а потом оборачивается к Антону и находит его лихорадочно блестящие глаза. Такие же, должно быть, и у него самого.

— Антон… — зовет по имени, вкладывая в одно слово все, на что сейчас не хватит сил.

Дело не в удовлетворении, потому что если бы он хотел просто получить удовольствие, он бы кончил еще в душе, не касаясь ни своего, ни чужого члена. Ему хочется в эту ночь быть с Антоном, принадлежать Антону и брать то, что Антон будет готов ему дать. А тот безусловно готов отдать очень многое.

Ведь… когда еще у них будет такая возможность? И будет ли вообще.

Антон полностью отстраняется, оставляя после себя тянущую пустоту, и теперь уже сам переворачивает Арса на спину, как тряпичную куклу; тот настолько разомлел и растаял, что легко поддается ему. Следит из-под прикрытых в неге век, как Антон бережно сгибает его ноги в коленях, вдруг нежно целует щиколотку, колено, внутреннюю сторону бедра, живот — член нарочно пропускает, — грудь, шею… и наконец оказывается лицом к лицу с Арсом, почти лежит на нем, лишь немного придерживая свой вес локтем.

— Как бы банально ни звучало, — говорит на грани шепота совершенно интимным секретом, — я хочу смотреть тебе в глаза.

И правда, так банально, Тош. Так банально.

Оба не моргают, когда Антон наконец плавно толкается внутрь, в горячую и влажную от его собственной слюны глубину. Арс выдыхает, едва-едва напрягая связки, обхватывает талию Антона ногами, а его спину — руками, тянется вперед — и получает свой поцелуй.

Антон сразу же начинает двигаться, тоже постанывает с облегчением, и Арсений окончательно плывет. Ни следа боли он не ощущает, и даже если она была, нереальное блаженство всю ее перекрыло.

Толчки быстро ускоряются, становятся сильнее и еще глубже, чтобы каждый выбивал из Арса громкие стоны, срывающие голос. Долго они оба не протянут — и поэтому хочется, чтобы каждое движение бедер навстречу друг другу было пронзительным и сладким.

Номер наполняется пошлыми звуками шлепков, стонами и хрипами, за окном кто-то снова взрывает фейерверк, хотя основное шоу давно закончилось, но ни Антон, ни Арсений даже не думают посмотреть на небо. Небо для обоих — в пылающих глазах напротив.

В какой-то момент темп становится космически быстрым, и Арс сквозь хрипы и сбитое дыхание пытается сказать хоть что-нибудь. Антон затыкает его не поцелуем даже — просто коротким прикосновением губ, показывая, что все понял. Он протискивает руку между их телами и сжимает член Арса в ладони, вынуждая того зажмуриться от удовольствия.

Они не заметили, когда гибкий, подрагивающий от возбуждения хвост крепко прижался к спине Антона, тоже обнимая, но тут его кончик соскользнул тому на плечо. И Антон, не отводя взгляда от затуманенных глаз Арса, чуть наклонил голову, высунул язык, достал им хвост и обвил, насколько мог, смыкая губы на самом кончике, втягивая щеки.

Арсению хватило одной секунды, чтобы все ощущения перемкнуло, и он, подавшись вперед и впиваясь поцелуем-укусом Антону в шею, кончает так ярко, что перед глазами взрывается еще больше фейерверков, чем сверкало над планетой недавно. Он обессиленно откидывается на подушку и, закрыв глаза, проваливается в нирвану. Еще секунда — и Антон быстро выходит, чтобы со стоном излиться ему на живот и упасть рядом, обнимая поперек груди.

Они лежат, кажется, целую вечность, глядя в никуда и наслаждаясь одним на двоих блаженством. Антон мягко перебирает пряди у Арса на затылке, периодически целует куда-то в висок.

Господи, как же хорошо и спокойно.

— Все хотел спросить, — вполголоса говорит Антон. — Эти все выражения… «Боже мой», «Господи», «О боги» — это с Земли, да? Никогда таких не слышал.

Арсений замирает, пораженный. Мысли он, что ли, читает? Или одного секса достаточно, чтобы проникнуться друг к друг эмпатией?

— Да, — отвечает он, собравшись. — Дедушка часто это говорил, бабушка быстро переняла, а от нее и мама. Ну и я. Прилипает, кстати, на раз-два, вон Егорка тоже от меня заразился, так что не удивляйся, если что.

Антон кивает несколько раз, как будто бы думает уже о чем-то другом. Но тем не менее спрашивает:

— А что это значит? — И тут же сам себя перебивает: — Хотя ладно, давай об этом завтра поговорим? А сейчас… Бля, только из душа вышли и опять надо.

— Не притворяйся, что реально недоволен.

— А ты так в себе уверен?

— А ты — в себе?

Они смотрят друг на друга несколько секунд, а потом заливаются тихим смехом.

— Ладно, юморист, впитывающие салфетки есть? Я спать теперь хочу, пиздец.

— В сумке посмотри, вон она стоит.

Антон нехотя поднимается с кровати и плетется за сумкой, которая стоит на другом конце комнаты, а Арсений смотрит на него, обнаженного и такого красивого в неярком свете голубоватой подсветки, смотрит на плавные изгибы его тела, изящные линии, которые он вечно прячет то за объемной одеждой, то за внутренней угловатостью, а ему так открыто показывает сейчас… смотрит — и уже скучает.

Тот запинается за что-то на ровном месте, матерится себе под нос, и у Арсения натурально — очень по-гейски, да — щемит в сердце от накатывающей тоски.

— Ну и где их тут…

— В боковом кармане. — Арс пугается своего вдруг осипшего голоса.

— О, пасиб.

Антон возвращается к нему, на ходу доставая из упаковки салфетку, и улыбается так светло и счастливо, что Арс не выдерживает больше.

— Я завтра уезжаю, Антон. Утром.

Тот замирает всего на пару секунд, а потом как ни в чем ни бывало бережно стирает с живота и бедер Арса белесые капли.

— Во сколько? — уточняет с притворным равнодушием.

— В девять по местному.

Кивает, не глядя на него, и уже было поднимается, но Арс тут же испуганно хватает его за запястье.

— Не уходи, ладно?

Останься со мной до утра. Хотя бы до рассвета, потому что с рассветом я все равно проснусь и буду собираться домой. Но до этого момента побудь со мной рядом, пока можешь, пока мы не расстались, вероятно, навсегда.

Антон тихонько хихикает, наклоняется к нему и целует в кончик носа. Глаза, уже почти потухшие, снова смотрят с игривой блестинкой.

— Я салфетку выкинуть, Арсюш.

Того затапливает облегчением, он даже не смущается своей необоснованной опаски, что Антон уйдет. А тот и правда только выбрасывает салфетку в мусорную трубу, потом достает еще одну и вытирается сам, прежде чем ее постигает та же участь, что и первую.

Наконец Антон заползает под одеяло, с горем пополам вытаскивает из-под Арса вторую половину и накрывает их обоих. Он такой теплый, мягкий, что так и хочется прижаться — и прежде чем Арс успевает хотя бы повернуться на бок, тот сам сгребает его в охапку, переплетает их ноги и удовлетворенно что-то мурлычет.

— Спокойной ночи, — шепчет Арсений, боясь спугнуть этот прекрасный момент.

— Сладких снов, — тоже шепчет Антон и снова целует его в макушку. — Пусть тебе приснится красивая Земля.

«И красивый ты», — думает Арсений, закрывая глаза.

=

После Комик-Кона проходит несколько месяцев, прежде чем Антон решается.

За это время они с Арсом почти не обсуждают все, что с ними произошло. Общение как будто вернулось в прежнее русло: взаимный стеб и показательная ненависть. Правда, теперь у них, как потенциальной пары, появилось множество фанатов — потому что их не раз запечатлели вместе, как выяснилось, и иногда в весьма компрометирующих позах.

Антону, как обычно, пофиг. Арсений, как обычно, блочит неугодных, но теперь чаще.

И все выглядит так, словно произошедшее на Комик-Коне осталось на Комик-Коне — вот только они изредка переговариваются по видеосвязи и еще реже встречаются в ВР-ке. И по глазам друг друга видят: все, что было тогда, навсегда останется с ними.

Арсений, правда, в этом сомневался, иначе с чего бы приперся на их первое «свидание» (Антон настоял в итоге, что это самый правильный термин, хотя нет) в парике и линзах? Пришлось отправить его приводить себя в порядок, потому что — честно — Антон скучал по настоящему Арсу, какого узнал только на фестивале.

Он отлично помнит, как утром они прощались, как обнимал крепко и шептал, что не хочет отпускать. В тот день мрачнее него был только Эд.

Но уж у кого все хорошо, так у них с булкой: оказывается, они еще до Комик-Кона договорились, что встретятся вживую, и если не разочаруются, Эд переедет к Егору. Естественно, о разочаровании не могло быть и речи, так что уже через пару недель Антон остался без лучшего друга. Зато со счастливым другом, пусть и по Сети, и это все же намного важнее.

Сам он тоже понял, что устал от рутины и не готов дальше жить так, как жил. Ему как минимум нужен перерыв. Так что сразу по возвращении домой Антон принялся прорабатывать вопрос, который не давал ему покоя в течение следующих нескольких месяцев.

И вот, наконец, все вроде бы удалось. И Антон решается назначить встречу с Арсом, чтобы все обсудить — хотя определенно стоило сделать это раньше, он вообще не уверен, что тот согласится, а без него… Без него смысла не будет.

Они встречаются в виртуальной комнате Антона, неограниченном по времени моменте, и первым же делом крепко обнимаются.

Жаль, что сексом здесь заняться нельзя. Точнее, в целом можно, вот только ощущения будут совершенно никакими, и лучше уж потратить это время на всю возможную нежность и уют.

— Ты хотел о чем-то поговорить? — тут же спрашивает Арс, не отстраняясь. — Давай сразу к делу, а то я волнуюсь.

— Не переживай, все хорошо. Даже, надеюсь, замечательно… — Антон нервно облизывает губы, делает шаг назад и, глядя в его озадаченные глаза, неловко начинает. — В общем, Арс, давно уже надо было тебе сказать, но я боялся, что что-нибудь не срастется, и ты потом расстроишься. А сейчас вот, вроде как, все получилось. И… Ну, я…

— Антон, я все еще волнуюсь.

Тот раздраженно выдыхает, бесясь больше на себя самого, достает из кармана толстовки несколько пластиковых карточек и протягивает Арсу.

— Короче, я не умею нормально говорить, это факт. Поэтому просто — держи.

Арсений долго и внимательно изучает карточки, хотя там с первого взгляда все понятно. Остается только стоять и нервно кусать губы в ожидании реакции.

Наконец, тот вскидывает на него ошарашенный, неверящий взгляд.

— Антон, это же!..

— Да.

— Но это невозможно, подожди. — Он мотает головой, жмурясь. — С Землей запрещены любые контакты.

— Официально — да. Но ученые ведь иногда на нее летают, значит теоретически, если раздобыть нужные документы, это возможно. А у меня, так сказать, нашелся подходящий контакт в браслете… Я не говорил, что мой дядя работает на межпланетной границе? Ну и как-то…

Договорить он не успевает, потому что Арсений с разбегу прыгает на него, обхватывая и руками, и ногами, Антон машинально подхватывает его под бедра, но не удерживается на ногах и только успевает повернуться, чтобы упасть пятой точкой на диван. Арс будто и не замечает этого, совершенно ошарашенный, дрожит весь, смеется, вроде бы даже плачет, а еще беспрестанно целует куда-то в шею и плечи, щекоча длинной челкой. Антон тоже смеется, наконец-то успокаиваясь — на такую реакцию он даже не надеялся.

На душе становится тепло.

И тут же — еще теплее, потому что сквозь нервный смех и какие-то неопределенные звуки Арсений шепчет:

— Я люблю тебя. Я так люблю тебя, Антон, господи, ты бы знал. Люблю. — Целует лихорадочно щеки, нос, лоб, прижимается к губам, а потом снова шепчет, крепко обнимая за шею: — Спасибо, Антон, боже, спасибо тебе, мой хороший…

— Ш-ш-ш, — успокаивающе шепчет Антон и гладит его по спине, по волосам. — Тише, родной. — Собирает губами соленую влагу с щек, а после целует медленно и тягуче. — И я тебя люблю.

Несколько минут они сидят, обнявшись, и оба ждут, пока Арс успокоится, и его дрожь окончательно сойдет на нет.

— И мы вот прям побудем там? — спрашивает тот между остаточными всхлипами. — Прям не день и не два?

— Прям побудем, Арсюх. Прям поживем. — Он обнимает его крепче и, положив голову на его плечо, прикрывает глаза, абсолютно счастливый. — Хочешь, даже не месяц и не два? Нам все-таки надо наделать побольше счастливых моментов.