После

В какой-то момент, выслушав все объяснения небожителей, синий дракон позволил себе расслабиться, и все тяжкие мысли сразу вернулись. Оцепенение — тоже.

Калесгос прижал к себе Джайну и уткнулся лицом в её плечо. Он не хотел и не мог контактировать с миром. Всё многообразие реальности сейчас сузилось до отголосков страха и тихой радости, связанных с той, кого Кейлек держал на руках.

Живая. Дышит ровно. Остальное сейчас не так важно. Когда-нибудь, после, они с этим всем разберутся.

Кейлек смутно услышал, как Вариан Ринн говорит, его сын — откликается. Краем глаза заметил, как уходят Го’Эл с женой, но спроси его кто-нибудь, как расходились зрители и участники суда над Гаррошем, он вряд ли бы вспомнил. Чётко для него прозвучал лишь голос Джайны:

— Кейлек… всё хорошо.

Да, наверное. И всё-таки, не вставая с колен, он так крепко её обнимал, чувствовал, как бьётся сердце. А ведь практически только что Кейлек беспомощно наблюдал, как в возлюбленной угасает жизнь. Звал, а дозваться не мог.

Упади Джайна во тьму — это было бы её выбором, а встать под выстрел? Вряд ли.

— Всё хорошо?

Калесгос понимал, что ему не поверят. И спрашивают вовсе не для того, чтобы услышать «да» на неуверенном выдохе, но он больше ничего не сказал.

Кейлек не отпускал Джайну и поднимаясь на ноги, хотя тело не вполне слушалось. И дело было не в ранах.

— Любовь моя, я чувствую себя превосходно. Я могу стоять.

Конечно, он всё понимал. Всех исцелили, и она в полном порядке, разве что, возможно, слаба: из её раны вытекло много крови. Кажется, очень много — даже изо рта, пока всё не закончилось, шла кровавая пена. Было жутко. Ужасно жутко, но о её состоянии судить не ему, так что… Кейлек позволил ей встать. Но отпускать всё равно не хотел — из-за своего состояния.

— Пойдём отсюда, — разумеется, вместе. — И…

Он опять посмотрел на её лицо, уже не восково-бледное, но со следами кровавой пены. До этого, в эйфории, Кейлек их не замечал, а сейчас — отвернулся и протянул платок.

Как же он обрадовался, что больше нет поля, глушащего магию, и у него легко получилось открыть портал.

— Куда он ведёт? — спросила Джайна. Кейлек с облегчением заметил, что её лицо теперь чистое.

— Домой.

В портал они вошли вместе, нежно держась за руки. Кейлек не стал уточнять, что дом в Даларане, и Джайна тоже ничего не сказала. Она осмотрелась, а потом — шагнула к нему, чтобы обнять, но Калесгос остановил, предупреждающе подняв руку. Да, он заметил её недоумевающий взгляд, но всё же смотрел на грудь. Ладонь находилась на том же уровне, что и большое свежее пятно крови.

— Пожалуйста… разденься.

Джайна тронула это место, осторожно, кончиками пальцев, а в другой руке сжала платок.

— Хорошо, — ответ был глухим и тихим.

Но на то, как возлюбленная раздевается, Кейлек смотреть не стал. Он пошёл в ванную.

Открыть дверь. Набрать воду. Поставить ароматное мыло поближе, самому тоже умыться и, едва со всем этим закончив, найти опору в шатком туалетном столике. Опустить туда взгляд. Прохлада на мокром лице прийти в себя не помогла. Он всё равно рассеянно вспоминал…

О том, как просил Джайну не умирать. Просил сразу же после того, убедил Калесгоса из другой реальности за её смерть себя не винить.

Жизнь очень быстро проверила, насколько он готов отвечать за свои же слова, да ещё и так жёстко, что Кейлек из этой реальности, подняв сейчас взгляд, увидел в зеркале очень бледного полуэльфа, растерянного полуэльфа в… окровавленном жилете.

Он быстро снял его и швырнул в угол. А потом, опять посмотрев в зеркало, заметил, как вошла Джайна. Калесгос знал, что её тело красиво, но сейчас смотрел на него вовсе не как на желанное.

Как он и думал, кровь осталась не только на одежде. На груди он видел разводы и на животе различил несколько полустёртых струек. Кажется, Джайна ещё раз пользовалась платком.

Кейлек опустил голову. Да, он мог смотреть, но не хотел.

— Значит, я поняла верно, — интонация была мягкой, но утвердительной. И он промолчал.

Послушал, как ступая босиком, Джайна подошла к ванной. Как сказала ещё, неуверенно:

— Кажется, тебе пришлось хуже, чем мне. Я… очень мало успела понять и всё это сейчас плохо помню.

Плеск воды. Значит, села, и сейчас лишний повод для воспоминаний исчезнет, а Кейлек опять сможет думать, не как оглушённый, не зацикливаясь на пятне.

— Знаешь… там, в Тераморе, — снова начала Джайна, на этот раз с грустью, — когда я увидела Кинди, в крови… мне тоже, первым делом захотелось её отмыть.

Эта девочка умерла.

— Но ты жива, — повернувшись, возразил Кейлек.

Спасибо Августейшему Небожителю Чи-Цзи, что вылечил все их раны и воскресил павших. Вспомнив о нём, Кейлек вспомнил и о мире в душе, о надежде, и смог глубоко вдохнуть. Джайна действительно ведь жива. Сидит в его ванной, устало горбясь. И на груди ничего не краснеет. Может быть, остался небольшой шрам.

Крови оказалось недостаточно много, чтобы вода хоть насколько-то изменила свой цвет. Калесгос смотрел на возлюбленную, а она — перед собой, поначалу, а потом повернулась к нему и улыбнулась, поймав его взгляд.

— Да, говорю же — всё хорошо.

И почти сразу же её улыбка исчезла.

— Не считая побега Гарроша.

— Тебя это тревожит? — Калесгос слегка удивился. Он и думать про это забыл.

А Джайна вздохнула.

— Сейчас меня тревожишь ты, — её ответ звучал заботливо и шутливо. — Ты точно не ранен? Я сейчас уже не уверена, в кого из нас прилетела пуля.

Кейлек не отвёл взгляд, когда она тронула руками место, где была рана, и покачал головой, потерев скулу.

— Я настолько бледен?

На это Джайна ответила лёгким кивком. Она практически не шевелилась, но всё равно успела намочить кончик косы, и он лип к спине. Кейлек очень рад был смотреть на неё и слушать, даже если речами она лезла в пострадавшую душу.

— Я могу только догадываться, что ты почувствовал, — говорила Джайна. — Мы… только-только помирились. И вдруг, так резко…

Она ещё раз омыла грудь, самую малость нервно. И Кейлек захотел подойти. Быстро, выпуская эмоции, он закончил описание за неё.

— И вдруг я снова ощутил душу пустой. Вдруг снова моя возлюбленная умерла.

— Едва не умерла.

— Едва ли я об этом догадывался. Тем более, что тот, другой Калесгос в своём мире тебя потерял.

Оказывается, сказать это просто. Комок запоздалой тревоги начал рассеиваться. Кейлек сел рядом с ванной, поставив локти на край. Хорошо бы, чтобы этот миг не кончался! Они вместе, рядом, там, где никто не достанет. Наедине, без срочных дел и забот.

Джайна взяла его за предплечье. Рубашка намокла, но так касание лишь ощутимей.

Она была близко — в этом стремлении телом практически льнула к ванной. Да, не объятия, но поддержка, выраженная сдержанно, но очень твёрдо. Кейлек делал так на суде. Джайна — сейчас. И, чувствуя, что не один, Калесгос мог говорить о том, что уже тяжелей.

— Ты была в том же здании. Я не смог тебя защитить. А после этого дня ты снова… уйдёшь. Ты можешь оказаться далеко. Я даже не буду знать, где ты.

А смерть поджидает за каждым углом. Кейлек понимал, но не часто думал о том, что Джайна… всё-таки человек. И что умрёт она в любом случае раньше. И от этого он её уж точно не спасёт и не защитит. И нужно спешить. Жить и быть вместе, пока они рядом.

— А я уверена, что даже если буду далеко, то ты справишься, — задумчиво проговорила она. — А если выберешь сражение, значит, есть за что биться, рискуя пасть. Мне будет больно, — её голос зазвучал глухо. — Кошмары будут снится ещё и с тобой, про тебя, но…

— Но это будет мой выбор. И закончится моя жизнь, а не твоя. И мне тоже следует уважать твоё право — решать, где и чем заниматься, а право случайностей — обрывать судьбы. Ты это хотела сказать?

— Да. Ты не согласен?

А он испытал… странное чувство.

— Я другому себе объяснял то же самое, — и теперь говорит ещё раз. — Я хорошо понимаю и принял, не могу и не должен решать за тебя.

И за случайности тоже. Как бы этого ни хотелось.

Джайна серьёзно кивнула.

Да, они не будут вместе каждый миг. Да, он будет думать и волноваться. Но это жизнь, её жизнь, а у него должна быть... и есть своя. Есть ещё дни, когда их судьбы пересекаются: как в Тераморе, как сейчас, как на этом суде — и всё это он должен не просто запомнить, а прочувствовать так, чтобы даже через столетия, похожие имя, место, событие отзывались в душе теплом и светом, а не болью и страхом, как его минутное потрясение.

Вот оно пусть забудется.

Как, кажется, уже забылось Джайной. Она улыбалась лукаво, глядя на него из-под чёлки.

— Решать друг за друга мы, правда, не можем. Но можно я кое о чём попрошу?

— О чём же?

— Разденься, пожалуйста. — Он не знал, что и думать в ту короткую паузу, которую Джайна выждала прямо-таки театрально. — Или выйди, — продолжила она с толикой озорства. — А лучше — и то, и другое, чтобы чуть позже ты понял, как это неловко — когда на тебе нет одежды, а на другом — далеко не домашний халат.

Ах, вот оно что! Калесгос отвык от того, что счастливая Джайна умеет наслаждаться даже простыми вещами, вроде его смущения. Что же, у неё получилось. И один синий дракон, наконец, вспомнил, что так может и сам.

— Я не против. Но позабочусь сначала, чтобы ты оделась не в грязное и не рваное.

Да, он не стал отшучиваться. И в целом с возлюбленной был согласен, так что вышел, прикрыв за собой дверь, и с облегчением прислонился к ней спиной. Всё прошло. Страшное позади. Что будет после — то после, а сейчас Калесгос не видел смысла прятать свою улыбку.

В конце концов… на сердце не пусто и не огнестрельная рана.