По-настоящему счастлив...

Весь Лондон был наполнен красочной рождественской музыкой, яркими огоньками и красно-зелеными бантами, а воздухе стоял аромат горячего какао, который продавали на улице. Люди, подобно муравьям, суетились, бегали туда-сюда, чтобы вовремя успеть купить подарки своим друзьям и близким. Почти на каждом уголке служители церкви собирали пожертвования для больных и обездоленных, а рядом с ними крутились детишки с чумазыми носами и в куртках, которые были им явно велики, и выпрашивали у прохожих деньги.

Маглы всегда связывали Рождество с чем-то волшебным, и Альбус Дамблдор был с ними согласен. У этого праздника была своя атмосфера, и, хоть он сам и не верил в то, с чем именно связывали маглы этот день, он не мог не восхищаться тем, как сильно эти люди дорожат своим наследием, как создают из одного дня нечто прекрасное. Волшебники не разделяли какую-либо религию, но, если бы и разделяли, Альбус был уверен, что они бы отмечали столь значимый день гораздо скромнее и строже. А маглы… Казалось, в воздухе действительно витает магия, а люди ей наполняются. Дамблдору многие приветливо улыбались, а такое поведение вечно занятых людей было нечастым явлением. Хотя возможно улыбались они вовсе не Альбусу, а круглолицей голубоглазой малышке, которую он держал в руках.

Под огромным рождественским деревом, на котором висели фигурки голубок, сладости, банты и стеклянные шарики, собрался детский хор. Их голос был невероятно чистым, было видно, как долго они репетировали своё выступление, и у них отлично получалось. Дамблдор даже бросил им монетку, ведь они заслужили. Детишки радостно улыбнулись ему, но не перестали петь, а дирижёр с благодарностью кивнул мужчине.

— Класиво, — Ада подняла ладонь к небу, и на ее варежку легли снежинки. Девочка присмотрелась к своей руке, чтобы разглядеть узор. — Эти длугие!

— Все снежинки разные, каждая из них имеет свою уникальную форму, — объяснил Альбус дочери.

— Все снезинки лазные, — Ада попыталась повторить интонацию отца, что вызвало у Дамблдора смешок.

Последние две недели Альбус был слишком занят в Хогвартсе, и у него не получалось вот так просто погулять с дочерью, поэтому сейчас он пытался насладиться каждой секундой с ней. К тому же, эти дни Ада либо засыпала на неинтересных собраниях, куда её брал Геллерт, либо оставалась с Аберфортом, поэтому выйти прогуляться в город к маглам было хорошей идеей. Альбусу очень хотелось показать дочери мир маглов и их самый волшебный день.

— Тебе нравится Лондон, дорогая? — спросил Дамблдор.

— Да! — Ада захлопала в ладоши. — Класиво!

— Очень красиво, — Альбус улыбнулся. — Жаль, твой vati* сегодня занят, а могли бы погулять вместе.

— Vati не любит, — девочка надула губки.

— Что он не любит?

— Маглов, — светлые брови Ады сошлись на переносице.

— О, Мэрлин, — вдохнул Альбус. — Он не не любит маглов, вафелька моя. Он просто… немного иначе на них смотрит. Для него они немного другие. Но не хуже! — он внимательно посмотрел на неё. — Ада, родная, а почему ты хмуришь бровки? — он слегка надавил указательным пальцем ей на лоб. Девочка рассмеялась.

— А мы будем тайно есть конфеты? — спросила Ада.

— Конечно! — этот вопрос сразу же поднял Дамблдору настроение.

Прогулявшись еще немного, они дошли до ларька со сладостями, у которой стояла огромная очередь родителей со своими детьми. Причиной такого наплыва было то, что именно здесь (уж Альбус-то точно знал) продавались самые лучшие магловские сладости ручной работы. На Рождество появились конфеты с сотней разных вкусов в форме цветов, животных и разных блестящих предметов. Дети обожали эти сладости, и Дамблдор прекрасно их понимал.

— Глупые маглы, — пробормотала Ада и опять нахмурилась.

— Ада, — Альбус произнёс её имя укоризненным голосом, а затем обратился к одной женщине с маленьким мальчиком, которому было на вид лет десять. — Мы будем после вас.

— Конечно, — женщина им кивнула. — Ох, какая у вас красивая девочка! — улыбнулась она. — Как тебя зовут?

— Адалхеидис, — гордо произнесла девочка. Она обожала звучание своего имени, а Геллерт научил её произносить его без ошибок. — Оно ознасяет благолодный вид!

И этому тоже Геллерт ее научил.

— Вот как, — женщина с интересом подняла бровь. — И сколько тебе лет, Адал…

— Ада, просто Ада, — улыбнулся Альбус. — И нам три годика.

— Какая большая девочка. И какая красивая! — женщина ущипнула Аду за щёчку. — Наверно, на маму похожа?

— У меня нет мамы, — Ада опять нахмурилась, — глупый магл.

— Ада, — произнёс Альбус чуть громче обычного, — мы не называем людей глупыми.

— Мне очень жаль, — сказала женщина. — Видимо, мой вопрос расстроил её.

— У меня нет мамы! — недовольно произнесла Ада. — У меня есть папа и vati.

— Кто-кто? — женщина явно не расслышала.

— Папа и сласти, — сказал Дамблдор, — а нам пора, хорошего вам дня.

Альбус постарался максимально быстро уйти от удивлённой женщины.

Это была его вина, мужчине стоило объяснить Аде, что упоминание того, что у неё два отца довольно опасно среди маглов, за это сейчас папу могут вполне себе посадить в тюрьму, а тогда он не успеет домой к ужину.

Дамблдор подошёл к свободной лавочке, отряхнул с неё снег и присел. Ада с удобством устроилась у него на коленях.

— Я ласстлоила папу? — она смотрела на свои ботиночки.

— Нет, конечно нет, моя дорогая, — Альбус повернул её к себе лицом. — Просто есть люди, которые не всегда понимают того, что бывают немного… другие люди.

— Маглы, — Ада снова нахмурилась. — Ты сказал, что vati говолит, что это они длугие.

— Для нас они другие, а для них мы. Такова природа человеческой натуры, вафелька моя. Нам очень тяжело принять то, что отличается от нас, то, что мы не воспринимаем, как норму.

— Нолму создают те, кого много, но это не значит, что те, кого мало не могут иметь свою нолму, — она говорила это с абсолютно серьёзным видом. — Маглы, — Дамблдор заметил, что девочка хмурила брови, когда произносила слово «маглы», — думают, что только они плавы, но… но, — она захлопала ресницами. — Я забыла.

— Маглы могут быть очень хорошими, моя дорогая, — Альбус ущипнул её щечку, — а твой vati сегодня получит от меня нагоняй.

— Мы туда не велнёмся? — Ада указала на ларёк со сладостями, очередь которого всё ещё была огромной.

— Давай чуть позже.

— Но там были лимонные дольки! — девочка посмотрела на него своими большими голубыми глазами. — А ты их не взял.

— Мы обязательно купим сладости, — Альбус подмигнул ей, — много-много сладостей! А пока как смотришь на то, чтобы купить подарки тебе и vati?

— Ула! — Ада завизжала от восторга. — Подалки! Подалки!

Спустя какое-то время Ада уже держала в руках плюшевую игрушку в форме оленя. А потом она увидела огромный бант, который идеально подходил к цвету её глаз, решительно сняла с себя шапку, растрепав светлые кудри, и вымолила у отца ещё один подарок. А когда Альбус купил ей ещё и вязаную куклу, девочка наконец удовлетворила своё стремление скупать всё подряд.

— А vati мы тозе купим много-много подалков? — спросила она отца.

— Ну, — мечтательно улыбнулся Дамблдор, — Геллерт заслуживает много-много подарков, потому что он уже пятый год выполняет условия мирного соглашения и ведет себя хорошо.

— А я веду себя холосо? — поинтересовалась Ада.

— Видишь, ты же получила подарки. Значит ведешь себя хорошо, — он подмигнул дочери, и она захихикала.

На самом деле Альбус уже подготовил Геллерту подарок — он связал ему фиолетовый шарф. А так как Геллерт обожал всё, что вязал ему Альбус, и эту деталь гардероба он бы с удовольствием носил. Но Дамблдору уж больно хотелось подарить возлюбленному что-то из мира маглов, который так сильно понравился их дочери. Несмотря на то, что Ада привыкла к волшебству, она всё ещё видела красоту обычного, магловского мира, а это грело душу Альбуса.

Под очередной рождественской ёлкой сидел мужчина, переодетый в Санта-Клауса, и раздавал детям сладости. Ада на него засмотрелась, и Альбус остановился, чтобы дать дочери возможность вдоволь налюбоваться.

— Папа, — вдруг сказала она, — когда ты выластес, у тебя тозе будет такая длинная белая болода.

Это был не вопрос. Это было утверждением.

Ада произнесла это настолько серьёзно, насколько мог трёхлетний ребенок. Даже слишком серьёзно.

— Вафелька, что ты имеешь в виду? — Альбус максимально постарался подавить дрожь в голосе.

— Что? — Ада захлопала глазками.

— Ну, как ты узнала, что у меня будет длинная борода?

— И есё волосы! — радостно произнесла она. — И мантия длинная-длинная! Цвета лаванды!

Дамблдор медленно выдохнул.

Она ведь не могла быть провидцем.

Или могла…

На самом деле, Адалхеидис действительно была похожа на Геллерта, у неё тоже была светлая кожа, острые черты лица и светлые волосы, ведь они приходились друг другу дальними родственниками. Ада происходила из рода Кайзеров, чистокровной семьи волшебников. Уроженкой этого рода была и ныне покойная Аделаида Кайзер, мать Геллерта.

Спустя два года, после того, как Геллерт Гриндельвальд добровольно примирился с магическим миром (после того, как с него официально сняли все обвинения), произошла ужасная трагедия. Кайзеры всю свою жизнь враждовали с чистокровной семьей Вергеров, но при этом их отношения не переходили в агрессивное русло. Однако случилось то, чего никто и никогда не мог себе представить. Как и в трагической пьесе магловского драматурга, Уильяма Шекспира, сын семьи Кайзер влюбился в дочь Вергеров. Когда об этом узнали, уже родился ребенок. Семьи объявили друг другу войну и напрямую атаковали друг друга. Эта кровавая бойня привела к страшному исходу: погибли все, кроме ребенка, который и был причиной междоусобной войны между семьями. Этим ребенком и была Ада.

Геллерт очень любил свою мать. В какой-то степени именно она обучила его отваге и понятиям чести, смелости и непоколебимости. Аделаида Кайзер была мракоборцем и погибла, когда её единственному сыну было всего десять лет. Геллерт очень дорожил наследием матери, именно поэтому он безо всякой оглядки, несмотря на то, что совершенно не умел обращаться с детьми, согласился взять Аду. Альбус не был против, ведь это означало бы, что у него с Геллертом появится семья, кто-то третий, о ком они могли бы вдвоём заботиться и любить.

Имя они выбрали вместе: Адалхеидис Оливия Дитрича Лукинда Дамблдор-Гриндельвальд.

Поэтому возможно она обладала той же способностью, что и Геллерт — могла видеть будущее. Гриндельвальд говорил, что первое видение у него было в возрасте четырёх лет, поэтому и Ада могла бы проявить силы уже сейчас. А возможно девочка просто шутила. В любом случае, это надо было обсудить с Геллертом.

Альбус бы ещё долго думал о способностях своей дочери, если бы краем глаза не заметил ювелирный магазин. Уж там-то можно было найти что-нибудь такое, что могло бы приглянуться его возлюбленному. Дамблдор долго рассматривал украшения, заодно успевая придерживать дочь, которая тянулась к серебряным цепочкам. Мужчина на секунду вспомнил Ньюта с его Нюхлем и улыбнулся.

Наконец взгляд Дамблдора остановился на золотых запонках с изображением дракона, чьё тело извивалось, подобно морской волне. По кругу были изображены квадратные орнаменты, украшенные мелкими бриллиантами, что придавало запонкам дополнительный блеск.

Идеальный подарок был выбран.

***

Было поздно, когда Альбус с Адой вернулись домой.

— Мы дома, — крикнул Альбус с порога и снял с дочери пальто.

— Вижу, вас сильно задержали маглы, — Геллерт не заставил себя долго ждать. Он всё еще был одет в сорочку, но для удобства закатал рукава до локтей. Было видно, что и сам он пришёл домой недавно.

— Vati! — Ада кинулась к нему.

— Sternchen*! — Геллерт схватил дочку, поднял её в воздух и весело закружил, от чего Ада захихикала.

— Мы с папой купили много-много подалков! — девочка была безумно счастлива поделиться своей новостью.

— Замечательно, — Геллерт помог ей стянуть ботиночки. — И как тебе понравился город маглов? — спросив это, Геллерт нахмурил брови, и Ада с радостью повторила этот жест.

— Геллерт! — с упрёком в голосе произнёс Альбус.

— Да, süßer*? — Грндельвальд бросил на возлюбленного тот самый взгляд, который Альбус ненавидел и обожал одновременно. Геллерт смотрел на него с вожделением, абсолютной серьёзностью и интересом, его взгляд проникал в тело, обнажал, заставлял потерять дар речи. Однако Дамблдор за все эти годы привык к нему и уже почти не краснел.

— Прекрати хмуриться, когда говоришь слово «маглы».

— Я хмурюсь? — с наигранным удивлением спросил мужчина. — Не может быть.

— Ты подаёшь плохой пример нашей дочери.

— Хорошо, хорошо, zuckerpups*, — я учту все твои пожелания, — Геллерт облизал свои губы и вместе с Адой пошёл в сторону гостиной.

***

В глубине души Дамблдор надеялся застать в доме ёлку, но он знал, что Геллерту понадобится гораздо больше времени, чтобы приобщиться к магловской культуре, ну, или по крайней мере, научиться принимать её. Сейчас Гриндельвальд занимался политикой и уже пятый год даже не заикался о войне с маглами. Многое поменялось после подписания мирного договора.

Когда пять лет назад с Геллерта Гриндельвальда официально сняли все обвинения, Альбус использовал все силы и связи, что у него были, дабы убедить лидеров волшебного мира провести переговоры с Гриндельвальдом, но даже тогда их ответы были неоднозначными. Ясно было одно, если Геллерт согласится пойти на переговоры, то согласятся и другие. Тогда Дамблдор сделал то, чего боялся больше всего на свете — отправился в Нурменгард. Один.

Их разговор с Геллертом был долгим и мучительным. Они много кричали, давили друг другу на самые болезненные раны, плакали, пару раз даже были готовы там же сразиться. Они бросали друг в друга правду и ложь, обвиняли друг друга во всех грехах. Клятва на крови оборачивалась вокруг них, больно сжимая, ведь она чувствовала предательство в их сердцах. Тогда Дамблдор хотел уйти, сбежать, закончить эту пытку. И Гриндельвальд хотел того же. Именно поэтому ни один из них не сдвинулся с места и крики продолжились, пока в одну секунду оба не разбились вдребезги, подобно стеклянным фигурам.

Поцелуи были голодными и влажными от слёз, прикосновения неистовыми и долгожданными. Они упивались друг другом, вдыхали друг друга, прижимались друг к другу, пока в один момент не стали единым целым, единой душой, единой сущностью. Они любили друг друга всю ночь, при этом не проронив ни слова. В те часы они принадлежали друг другу, как тогда, когда им было по семнадцать и они не лгали самим себе. Той ночью между ними разлилось слишком много правды, слишком много лжи, слишком много боли, слишком много любви. Всего было больше, чем достаточно. Было сделано всё, что можно и всё, что нельзя. Но между ними всё же прозвучала та самая правда, которую они боялись. Никто не знал, в чём именно был этот страх: в том, что эти слова идут от сердца или в том, что нет. Но они шептали друг другу:

— Я люблю тебя…

— Я люблю тебя…

Гриндельвальд согласился пойти на переговоры.

Переговоры были практически такими же тяжелыми и долгими, как и встреча Дамблдора и Гриндельвальда, но спустя несколько месяцев они принесли свои плоды.

В первую очередь Геллерт потребовал, чтобы волшебники вышли из тени. Конечно, это не произошло бы за день, но с поддержкой большинства, верхушка магического сообщества вышла на контакт с первыми лицами великих держав маглов. Это был очень опасный процесс, ведь мир был на грани войны, и к счастью, самого зачинщика этой идеи не подпустили к её исполнению, что вызвало невероятное недовольство Геллерта, а с плеч Альбуса свалилась гора.

Также Геллерт предложил идею, чтобы Азкабан не был единственной тюрьмой для волшебников, ибо такой метод заключения для абсолютно всех преступников был унизительным и несправедливым для столь великой расы. И, к всеобщему удивлению, огромная часть волшебников была на его стороне.

Было проведено ещё много реформ в мире волшебства и магии, которые либо принимались после долгой и агрессивной полемики, либо уже через пару дней. Геллерт принимал активное участие в политике и постоянно пытался подключить и Альбуса, но Дамблдор старался обходить стороной все подобные вещи.

— Альбус, прошу тебя, — твердил порой Геллерт. — Это наше с тобой право, ты ведь сам так говорил. Неужели ты не хочешь стоять со мной, когда мы будем менять мир? Неужели ты не хочешь вершить историю?

Но Альбус был непоколебим. Он не хотел иметь такую власть в своих руках, он боялся того, что она принесет ему. Однако он всегда был готов помочь Геллерту советом, дабы не дать возлюбленному вновь окунуться в пучину тьмы. Альбус хотел оставаться якорем для Геллерта, чтобы тот не зашёл слишком далеко, чтобы у него всегда была возможность вернуться. Дамблдор делал абсолютно всё, чтобы Гриндельвальд смог исправить свои старые ошибки и искупить вину. К сожалению, не все были готовы его простить…

Несмотря на то, насколько было тяжело жить такой сумасшедшей жизнью с бывшим преступником, который стремился к высокому посту в мире магии, Альбус впервые за долгое время ощущал то странное чувство, которое впервые его посетило летом 1899 года, а второй раз уже сейчас.

***

— Папа хотел купить сладости, но у нас не высло, — с грустью произнесла Ада, когда их семья покончила с ужином.

— Вот как, — Геллерт поднял брови.

— Там были лимонные дольки, — девочка выпятила нижнюю губу.

— Ничего страшного, — Дамблдор погладил дочку по голове. — В следующий раз мы купим много-много сладостей.

— Süße, — Геллерт приобнял его со спины, — вот говоришь мне всякое, а сам кормишь ребенка сахаром.

— Я иногда покупаю ей конфеты, а ты… ты… — Альбус громко выдохнул. — Лучше конфеты, чем вот все это.

— Всё что? — Геллерт шепнул ему в ухо. — Неужели я хуже конфет? — он прикусил мочку возлюбленного.

— Геллерт! — Дамблдор чуть не свалился с дивана, и Гриндельвальд захихикал. Скорее всего Ада не поняла причину, по которой её отец весь раскраснелся, но раз vati смеялся, то и она подхватила.

— Ладно, мой süßer, это твоё магловское Рождество только завтра, но я все же приготовил тебе маленький подарок.

Гриндельвальд взмахнул волшебной палочкой и в воздухе материализовались всевозможные сладости, причем большинство из них и Альбус, и Ада просто обожали.

— Мерлинова борода! — засмеялся Дамблдор, — Геллерт!

— Разве я не заслужил поцелуй, как самый лучший на свете vati и самый лучший на свете муж.

— Да! — Ада обняла его и чмокнула в щёку, а затем всё её внимание сосредоточилось на конфетах.

Пока малышка была занята, Альбус чуть толкнул Геллерта в грудь и поцеловал его в губы.

— Ты заслужил гораздо больше, чем просто поцелуй, — прошептал он.

— Я так и знал, что тебя заводят только сладости, — хихикнул Геллерт, от чего на его голову посыпалась горстка конфет.

***

Убедив дочь, что нельзя есть столько сахара перед сном, Альбус и Геллерт уложили Аду в кровать.

— А вы лассказете мне сказку? — она посмотрела на отцов игривыми глазами, потому что прекрасно знала, как сильно они любили этот момент.

— После вас, — лукаво улыбнулся ей Геллерт.

— Зили-были тлое блатьев, и вот одназды отплавились они путесествовать, — начала Ада, раскачиваясь в кровати.

— Шли они в сумерках дальней дорогой и пришли к реке, — продолжил Альбус.

— Была она глубокая — вброд не перейти, и такая быстрая, что вплавь не перебраться, — подхватил Гриндельвальд.

— Но блатья были сведуси в магических искусствах, — кивнула девочка.

— Взмахнули они волшебными палочками — и вырос над рекою мост, — Дамблдор провел рукой в воздухе, изображая мост.

— Братья были уже на середине моста, как вдруг смотрят — стоит посреди дороги кто-то, закутанный в плащ, — Геллерт приблизился к дочери.

— И Смелть заговолила с ними, — прошептала Ада.

***

Рассказав дочери сказку, а вернее приняв в ней участие и наконец уложив её, Геллерт с Альбусом остались одни. Наложив на себя квиетус и уменьшив громкость своего голоса, дабы не разбудить дочь, они окунулись в океан любви и наслаждения. Конечно, было бы логичнее до этого обсудить вопросы политики, но, как и летом 1899 года, были более важные дела, которые им хотелось успеть. Как показала реальность, никто не знает, что произойдет завтра, поэтому они желали насладиться каждой секундой друг с другом.

Этой ночью, как и ночами до этой, они принадлежали друг другу. Прикосновения Геллерта были горячими и требовательными, а его губы были сладкими и властными. Когда он проникал, Альбус стонал прямо ему в губы. Они двигались в унисон, их сердца бились в едином ритме, тела прижимались друг к другу. Поцелуи становились всё более хаотичными, они шептали друг другу признания, рука Геллерта сжимала горло возлюбленного, а цепь клятвы на крови скользила между ними.

Эти ночи были безумными, полными любви и желания вернуть прошедшие годы. Мужчины отдавались друг другу настолько страстно, что, казалось, перед их глазами блестели звёзды. А как только их тела содрогнулись в всепоглощающем оргазме, Альбус понял, что за странное и необъяснимое чувство он испытывал, будучи рядом с Геллертом.

Альбус Дамблдор был по-настоящему счастлив.