Euphoria

Стадион вокруг мелькает тысячами ярких вспышек, ослепляя своим сиянием и красотой, от которых захватывало дух и пробирало мурашками, а душераздирающие крики фанатов бьют прямо в лицо, заражая своей дикой энергией. Хенджин отбивает бешеный ритм на гитаре, покачивая головой в такт музыке, и не может сдержать восхищенную улыбку. Его огненно-красные волосы липнут ко лбу, кожа блестит от капелек пота, проступающих на ней, а воздух вокруг раскаляется до предела, несмотря на то, что на улице холодная ночь.

Он растворяется в музыке, отдавая всего себя публике и одному человеку рядом с ним в частности, поет, почти срывая голос, и пытаясь донести его до всех, кто сегодня пришел сюда ради этого, и бьет по струнам гитары так, что кажется, они скоро не выдержат напора и порвутся.

Хенджин вкладывает всю свою душу, видя, как ее отдают ему обратно с еще большей любовью, и это заставляет его чувствовать себя по-настоящему живым, как никогда прежде.

Феликс рядом с ним отрывается даже еще с большим энтузиазмом, чем он.

Он прыгает по сцене, окончательно и бесповоротно портя свою укладку, и пританцовывает, когда наступает перерыв в его партиях, хотя они никогда не ставили никакой хореографии к песням.

Тело Феликса просто беспорядочно двигается, не поддаваясь никаким законам физики, ноги отстукивают ритм, понятный только ему, а микрофон летает из одной его руки в другую.

— Мы взорвем эту ночь! — Возбужденно кричит он, и эхо голосов проходится по стадиону, вторя ему.

Хенджин думает, что взорвется здесь и сейчас только его сердце, слишком влюбленное в Феликса, однако никак это не комментирует, лишь загадочно улыбаясь.

Они никогда не подтверждали своих отношений, но и не особо пытались их скрывать.

Феликс часто крал у него небольшие поцелуи в щеку на публике или переплетал их руки вместе, когда волновался, а Хенджин постоянно хотел обниматься и никогда не упускал возможности прикоснуться к Феликсу под любыми самыми невероятными предлогами, в которые, кажется, уже никто не верил. Их тактильность по отношению к друг другу просто вошла у всех в привычку и стала неотъемлемой частью их жизней, словно и всегда там была. И не то что бы Хенджин и Феликс сильно возражали против этого. 

От осознания того, как сейчас у них с Феликсом все легко и просто по венам разливается удовлетворение, и желание поцеловать его становится почти осязаемым. Дыхание перехватывает где-то в горле, грудь сдавливает от щемящей нежности, а сердце вдруг решает пробежать марафон.

Феликс, неожиданно подошедший к нему со спины и закинувший руку ему на плечо, чуть поглаживая его, никак не облегчил ситуацию. Его влажные волосы щекотали щеку Хенджина, а ладонь опустилась немного ниже, крепко обнимая за талию и впечатывая его тело в свое. Хенджин улыбнулся уголками губ и приобнял Феликса в ответ, не в силах отвести от него взгляд.

Смотря на него, ему казалось, что весь остальной мир перестал существовать, и стадион, полностью заполненный людьми, затих, уходя на второй план и оставляя их наедине друг с другом.

Феликс ловит его взгляд и выглядит до безумия счастливым: его глаза искрятся, отражая свет софитов, а на лице проступают капельки пота и небольшая, посвященная только ему улыбка. Его глаза бегают по лицу Хенджина и в конце концов останавливаются на его пухлых губах, жадно пожирая их взглядом и чуть облизывая свои собственные.

И Хенджин, глядя на это, больше не может сопротивляться — притягивает его к себе и целует, зарываясь пальцами в растрепанные волосы и еще крепче обнимая его, пока публика позади них взрывается в бешеном реве.

Весь мир Хенджина резко сужается до горячих губ Феликса, его обжигающего дыхания на своем лице, и ладоней, которые крепкой хваткой вцепляются в его майку, будто хотят разорвать ее.

Хенджин улыбается, влажным языком проводя по его нижней губе и чуть прикусывая ее, наслаждаясь тем, как дыхание Феликса беспорядочно сбивается, и он тихо скулит в поцелуй, так, чтобы слышал только Хенджин. Их языки сплетаются друг с другом, голова кружится от нереальности происходящего, а все внутренности скручиваются в тугой узел. Гитара, висящая у него на плече, больно впивается в кости, но он не обращает на нее внимания, продолжая целовать Феликса, пока весь воздух окончательно не выбивает из легких.

Они отстраняются друг от друга, рвано дыша и как-то по-сумасшедшему счастливо улыбаясь.

— Менеджер нас убьет, — сообщает Феликс, но не предпринимает никаких попыток отстраниться от него или вылезти из объятий. Он вообще выглядит слишком счастливым для того, кто говорит о своей скорой смерти, и Хенджин почему-то уверен, что выглядит сейчас не лучше.

Его пульс бьет рекорды, а все лицо пылает, наверняка окрашиваясь в ярко-алый цвет.

— Ага, — тупо соглашается он, на что Феликс в ответ звонко смеется и прижимается к нему еще ближе, хотя казалось бы, куда уже.

Хенджин не знает, сколько они так еще стоят, просто делясь друг с другом теплом, но шум толпы медленно пробивается сквозь его мысли, и он крепко зажмуривается, выпуская Феликса из своих рук и поворачиваясь к краю сцены. Рано или поздно им бы пришлось столкнуться с реакцией их фанатов на их отношения, и Хенджин даже не надеялся, что когда-нибудь будет готов к этому. Боязнь увидеть отвращение и непринятие на их лицах больно бьет под дых, и он весь покрывается холодными мурашками, борясь с желанием не открывать глаза вообще никогда.

— Джинни, — тихо зовет Феликс откуда-то сбоку и переплетает их руки, нежно поглаживая костяшки Хенджина большим пальцем, — открой глаза, ты многое упускаешь.

Хенджин мотает головой в разные стороны и все таки нехотя разлепляет глаза, думая, что не расстанется с Феликсом в любом случае, какая бы реакция ни была.

Но когда он видит перед собой тысячи счастливых улыбающихся лиц, он не понимает, как вообще мог сомневаться в них. Пестрящая цветами и плакатами толпа выкрикивает их имена, где-то проскакивают слова о любви, кто-то продолжает петь их песни, а некоторые просто прыгают и машут руками, будто это их самый счастливый день в жизни.

И Хенджин вдруг осознает, что они ведь действительно искренне рады за них.

— Если это сон, я не хочу просыпаться. — Говорит он с широко раскрытыми глазами, поворачиваясь к Феликсу.

— Это реальность, Джинни, — солнечно улыбается Феликс, заражая своей уверенностью и Хенджина, у которого все еще горят щеки, а глупая улыбка сама по себе лезет на лицо. — Ну а теперь пора повеселиться, мы заслужили.

Не дожидаясь ответа, он подкидывает микрофон в своей руке, и объявляет о следующей песне, пока Хенджин старается не упасть на своих подкашивающихся коленях, любуясь им, и понятия не имея, чем он заслужил такое счастье, но обязательно зная, что он сделает все, чтобы сохранить его.