Чимин лениво ведёт ложкой по тарелке, полной риса. В последние два дня его слишком много. Рис, бульон, вода, а потом по новому кругу, причём воды столько, что хоть топись. Благо, приносят чай, только совершенно не сладкий, от такого хуже становится. На завтрак обещают овсяную кашу, и он, хоть и ненавидит её, искренне рад разнообразию. Завтра вообще день хороший будет, в рацион включат и йогурт, и чай послаще, и печенье. Уже от мечтаний о следующем дне слюни начинают течь, и Чимин, вздохнув и помолившись богам, чтобы послали терпения, отправляет в рот следующую ложку абсолютно пресного риса.
Ему скучно.
Медсестра необщительная, приходит, делает работу, уточняет о самочувствии и уходит. В палату никого не пускают. Из палаты не выпускают. Ладно, выпускают, но сам Чимин не рискует выходить, пока боль после операции не утихнет окончательно. Да и куда в больнице можно сходить? До туалета? Это займёт максимум пять минут, а для бесцельного шатания по коридорам туда-обратно Чимин чувствует себя слишком неловко и искренне завидует людям, которые могут ходить и ни о ком не думать.
Ещё и палату одиночную ему оплатили, господи, чёртовы богачи.
А подкупить врачей, чтобы по-тихому пустили, не могут! И какая польза от богатств?
Телевизор перестал радовать на первый вечер, тикток задолбал однообразием, интернет в больнице слишком плохой, чтобы смотреть что-нибудь на телефоне, и Чимин, чёрт возьми, уже готов считать родинки на собственном теле. С радостью бы посчитал пятна на стене и потолке, да однотонный цвет не оставляет и шанса. После родинок, наверное, начнёт считать волосы на голове.
Тэхён присылает очередную фотографию, которая грузится с минимальным качеством. Видно только пиксели. Чимин тоскливо вздыхает. Он мог бы сказать, что здесь не грузит, но тогда бы остался без таких крошечных напоминаний, совсем одинокий и оставленный. Работа, работа, работа. Помнится, хотел взять выходные, но уж точно не для того, чтобы тухнуть в больнице.
Остатки обеда, что при всём желании Чимин не запихнёт в себя, уносит медсестра.
Не думал Чимин, что однажды будет рад даже такому вопросу, как «как самочувствие?».
Похоже, у Чонгука, наконец, большой перерыв между парами. Жаль, никому не удаётся увидеть, как быстро Чимин подрывается (бедные швы), чуть не валится с кровати, запутавшись в пододеяльнике, и подскакивает к давно не звонившему телефону.
— Привет, хён! — Чонгук улыбается с экрана во все зубы и мило хихикает, когда Феликс, его одногруппник, наваливается сзади и машет Чимину. — Как ты там?
— Я умираю, Гук-и, — хнычет, не стесняясь. Чонгук пугается, но Чимин быстро замечает смену настроения и исправляется. — Тут так одиноко, ты представляешь? Я привык к вам, к вашему шуму, к лающему Тану, и я скоро на стену полезу. И кормят отвратно! И я хочу обниматься! У меня тактильный голод, а здесь даже мягких игрушек нет. И живот болит!
— Ох, бедный хённи, хочешь, я спасу тебя?
— Укради меня, прошу. Укради и зацелуй.
Феликс за экраном бормочет «о, понятно, гейские штучки, я пошёл», и Чонгук, как Чимин догадывается, или бьёт, или пинает его. Самого Чонгука тянут за отросшие пряди ладонями с аккуратным маникюром пастельных цветов, и тот вновь смеётся, а Чимин едва справляется с желанием зарыться в эти всенепременно мягкие и обязательно приятно пахнущие волосы Чонгука и руками, и носом.
К сожалению, перерыв подходит к концу.
Чонгуку приходится, несмотря на все его мольбы чуть-чуть задержаться, уйти.
Солнце для Чимина вновь заходит, и он опять валится в кровать, включив какое-то шоу. Повтор, кажется. По крайней мере, некоторые фразы его мозг находит знакомыми. Ещё скучнее.
Впрочем, скука иногда бывает полезной, ведь через час, показавшийся неделей, Чимин вдруг выясняет, что интернет возле окна немного лучше. Хватает, чтобы загрузить фотографии Тэхёна. Следующий час проходит за рассматриванием каждой мелкой детали, и, закончив, Чимин вновь отматывает наверх да приступает к изучению заново. Не будь телефон новым, фотографий было бы больше, можно было бы полистать галерею, но, увы, прошлый начал тормозить слишком сильно.
Чонгук, обнимающий Ёнтана. Чонгук, целующий Тэхёна. Чонгук, рисующий сердечко на окне. Чонгук, занимающийся за ноутбуком. Чонгук, спящий на груди Тэхёна. Чонгук, Чонгук, Чонгук. Самого Тэхёна совсем немного, парочка фотографий, но Чимин не жалуется, ведь те, что всё-таки были отправлены, с ним полуголым, в приглушённом свете, вводят его в такое состояние, что ещё немного — и придётся вызывать медсестру.
Возможно, совместную фотографию с голым Тэхёном, Ёнтаном у него на руках и Чонгуком, прижимающимся к нему сзади с милой улыбкой, Чимин ставит на обои. Его можно понять.
«Кинь ещё фото», — всё-таки пишет Чимин Тэхёну, не особо надеясь на ответ.
Если Тэхён на работе, надеяться связаться с ним бессмысленно.
«Секунду, напишу Хоби», — приходит вскоре, и счастливый крик Чимина, кажется, слышит вся больница.
Хосок присылает только старые фотографии. Удобно, когда у вас есть общий друг, ставший свидетелем зарождения отношений. Ох, его галерея — настоящая кладезь воспоминаний. Чимин не просто рассматривает снимки, где он то с Чонгуком, то с Тэхёном, где Чонгук и Тэхён вдвоём или они втроём. Он ещё и представляет день, когда фотография была сделана, в подробностях.
Их первая встреча, они тогда собрались на какой-то вечеринке, Чимин и Тэхён уже встречались, а Чонгук, первокурсник, просто легко вписался в компанию. Они, желая попробовать, искали третьего в их отношения. Изначально Чонгука как вариант не рассматривали. Тэхён первым признался, что тот ему симпатичен, Чимин, присмотревшись к новому знакомому, поддержал, а сам Чонгук предложение неожиданно воспринял с энтузиазмом. Чимин говорит, что им лишь повезло встретиться. Тэхён считает, что их свела сама судьба. Что там было на самом деле, никто знает, однако Чонгук быстро стал неотъемлемой частью их жизни.
День, когда они купили Ёнтана, совсем маленького щеночка. О, Чонгук долго упрашивал. Ничего удивительного, что они в итоге сдались — более удивительно, что именно Тэхён был первым, к кому Ёнтан потянулся и кто в первую же секунду влюбился в «их ребёнка». Сильнее, чем в Чимина с Чонгуком. Хосока они тогда взяли с собой в качестве водителя, и сейчас Чимин ни капли не жалеет. Без Хосока он бы не получил плачущего от счастья Чонгука, Тэхёна, всю дорогу прижимавшего к груди немного испуганного малыша, и довольного Чимина, что по очереди то успокаивающе целовал Чонгука, то жался к Тэхёну, чтобы погладить. Приходит и воспоминание, что Чонгук о покупке щенка не знал, и Чимин быстро смахивает слезу, перелистывая дальше.
Выпускной Тэхёна, Чимин тогда уже работал в компании отца, а Чонгук оканчивал третий курс. Хосока пригласили бесплатным фотографом, ведь тратить деньги на платного никто из бывших студентов не собирался. Картинок в голове, к сожалению, не так много, они тогда выпили до состояния беспамятства. Танцевали парные танцы, но менялись партнёрами, пытаясь подстроить под триаду. Чонгук заменял Чимина, Чимин — Тэхёна, Тэхён — Чонгука, и так несколько раз за одну мелодию. Сейчас Чимин находит то неловким, рассматривая кадры, где он, запнувшись от спешки, падает, главное, что в те минуты им было безгранично весело. После танцев целовались. Судя по фотографиям, они не пропустили ни одного укромного места. Как Хосок только заметил — загадка. Потом игрались в пустом бассейне. На завершающей серии фотографий они втроём спят на каком-то матрасе, свернувшись в странный клубок.
И последним, что Хосок присылает, являются события этого лета, они всей компанией, сохранившейся со времён университета, отправились к морю. Сняли лишь три номера, чтобы сберечь деньги. Чимин, Чонгук и Тэхён не жили вместе, Чимин делил комнату с Хосоком, из-за чего Чонгуку и Тэхёну приходилось пробираться к нему под покровом ночи. Когда Хосок просыпался от шума, влетало троим. Меняться комнатами он был не согласен. И теперь понятно, почему. Каждую ночь фотографировал их, вместе уснувших на узкой кровати, один всегда норовил вот-вот свалиться и утянуть за собой второго. Иногда к ним присоединялся и Ёнтан, и места становилось ещё меньше. Помимо ночей есть и фотографии с пляжа, к сожалению, их мало: Хосок не решался брать ни фотоаппарат, ни телефон в жаркое место, чтобы не сломать. Это, можно сказать, было первым и единственным разом, когда впоследствии в галерее остальных снимков стало больше, чем у их главного фотографа.
Когда фотографии перестают пролистываться, Чимин выходит, смотрит на время — господи, прошло три часа! — и пишет Хосоку ряд благодарностей, пока ему не грозят кинуть в чёрный список, если не прекратит. Хосок ведь всё ещё на работе.
Рядом со званием главного фотографа появляется звание высшего ангела.
Чимин мысленно делает пометку по возвращении из больницы обязательно купить ему что-нибудь эдакое из его списка желаний. Забавно, что Хосок — единственный, кто ответственно заполняет его в течение года. И полезно.
Воодушевлённый и почувствовавший интерес к жизни, Чимин, заметив, что солнце начало садиться, возвращается в кровать. Ещё немного, и можно будет лечь спать. Два дня, и его выпишут, и он больше не будет киснуть в четырёх стенах. Если получится убедить Хосока продолжить делиться его личными сокровищами, время действительно пролетит очень быстро.
Не успевает он комфортно улечься, на экране высвечивается видеозвонок от Тэхёна, что особенно странно, если вспомнить, что работать тому ещё несколько часов.
— Эй, выгляни в окно! — доносится от Чонгука.
По телефону Тэхёна.
У Чонгука вечерние пары должны начаться с минуты на минуту.
Чимин по фону, конечно, знает, что увидит в окне, но всё равно не верит, когда выглядывает. С четвёртого этажа их видно не так хорошо из-за снегопада, хотя не ему жаловаться. Он прижимается к окну и щурится, силясь разглядеть тех, кого не видел всего лишь три дня, но по кому соскучился так, будто они были разлучены на годы.
— Мы пришли украсть тебя!
К Чонгуку приближается Тэхён, Чимин видит и в экране, и на улице, как тот машет поначалу наверх, а после — в телефон. В руках у Тэхёна нечто огромное и продолговатое, не понять, что именно.
— Прости, Тана пришлось оставить дома.
— Вы... Господи, вы!..
— Гу, помоги.
— Так, хён, секунду, я попробую закрепить телефон где-нибудь.
Пока картинка трясётся, Чимин из окна наблюдает, как Чонгук пытается засунуть телефон в ветки, а Тэхён в стороне то нечто огромное и продолговатое растягивает. Плакат — понимает он. Очень длинный плакат. Несмотря на то, что надписи не видно, Тэхён специально положил лицевой стороной к земле, Чимин уже готовится плакать.
— Готово!
«Чиминни-хён, ты — наша драгоценность» с «хён», зачёркнутым, очевидно, Чонгуком, и приписанным ниже «поправляйся скорее, хорошо?». Самую маленькую надпись разглядеть не удаётся из-за маленького размера и заслезившихся глаз.
Он тихо всхлипывает и видит, как Чонгук, стоящий ближе, отпускает плакат и подбегает.
— Эй, хённи, — мягко шепчет он с нежной улыбкой.
Тэхён обнимает его со спины.
— Не уверен, что было видно, но в конце на скорую руку написано, что мы тебя любим, — ласково и не повышая голоса. Чимин запрокидывает голову и вытирает глаза, вынуждая себя успокоиться. Боже, он — самый счастливый человек на планете. — Вообще-то, этот плакат мы ночью готовили к твоей выписке, — Тэхён заправляет прядь Чонгуку за ухо.
— Ага, но я забил тревогу после нашего звонка, поэтому, вот, мы здесь. Сюрприз!
— Разве у тебя не пара у профессора Бан? — Чонгук пожимает плечами, из-за чего Тэхёну, уложившему голову, приходится её приподнять. В отместку Тэхён кусает того за ухо. Чимин готовится растечься лужицей. — Ты рискуешь автоматом, Гу!
— Потом всё ему объясню, он же нас любит.
— А ты, Тэ?
— Скинул работу на Сокджина, пообещал потом отплатить в три раза больше.
— Серьёзно, на Сокджина? — Чимин поражённо вздыхает и качает головой. — Ты же боишься его как огня! Точнее, быть должным ему, потому что с должников он спрашивает... Господи...
— Он единственный всегда согласен, так что выбора у меня не было.
— Чёрт, чем я заслужил вас?
Для его мужчин фраза срабатывает как спусковой крючок, и они наперебой принимаются убеждать, что Чимин — самый лучший, самый светлый, самый добрый и самый-самый человек в их жизни и это им нужно заслуживать его. Чимин прижимается щекой к стене, вытягивает телефон перед собой и не перестаёт улыбаться. Не особо слушает, что говорят, смотрит и наслаждается.
Слово «семья» приобретает ещё более глубокое значение.
— Эй, ты опять в своих мыслях! — Чонгук надувает щёки.
Пальцы чешутся ткнуть в одну, но, к счастью, Тэхён своё дело знает.
— Тихо, он заново влюбляется.
— Я заново влюбляюсь.
— Кстати, хён, предлагаю, когда тебя выпишут, взломать диск Хоби-хёна. Те фотографии, что ты переслал... Я даже не думал, что они существуют! Чёрт возьми, я уверен, у него есть фото нашего первого поцелуя!
— Ну, главное, что не первого се...
— Хён!
Чонгук зажимает Тэхёну рот и тут же со вскриком уводит руку в сторону да, обидевшись, отворачивается. Тэхёну приходится поцеловать место укуса и несколько раз извиниться. Чимин смеётся, и оба тут же прекращают свою милую ссору и смотрят в телефон, ловя каждый звук и доводя до крайней степени смущения.
— Эй, Гу, ты чего дрожишь? — Тэхён отстраняется и осматривает Чонгука.
— Тут, вообще-то, зима в самом разгаре.
— Иди сюда.
Чимин собирается вызвать медсестру, потому что видеть, как Тэхён кутает Чонгука в своё пальто, для его общего состояния немного слишком.
Они много молчат. Чимин любуется и совершенно не участвует в разговоре, из-за чего затихают и Чонгук с Тэхёном, и так из раза в раз. Такой формат им привычен и комфортен, после разлуки они смотрят и касаются, разговоры оставляют на потом. Чимин хочет коснуться. Обнять их двоих, поцеловать каждого, может, уложить на диван и улечься сверху. Вынудить прижаться друг к другу, обхватить ногами и руками и лежать, пока не наступит конец света, потому что больше ничего не способно отвлечь его.
Он знает, что так и сделает. Всегда знал.
Видеть их на расстоянии нескольких метров вселяет уверенность и надежду.
— Так, хён, учти, будешь грустить — мы опять бросим все дела и приедем, — на прощание.
— Если я начну сейчас грустить, вы никуда не уедете? Звучит как вызов, — Чимин шутит, конечно же, но Чонгук, похоже, шутку воспринимает всерьёз, прекращает попытки вытащить телефон из веток и хмурится. — Нет-нет, вы и без того промёрзли.
— Ты уверен? Мы можем ещё побыть.
— Боюсь, Тэ без шарфа заболеет.
— Так, стоп, хён, ты без шарфа?! — Чонгук разворачивается и распахивает пальто, а Тэхён на Чимина смотрит таким взглядом, будто из-за него вся планета погибла. — Ты почему молчал? Я тебе для чего говорил тепло одеваться? Ты мне что обещал? Не хватало ещё, чтобы и ты заболел.
— Говорил, а сам...
— Ни слова.
Наверное, не просто планета — вселенная.
Чимин в качестве извинений за раскрытие того, что раскрытым не должно было быть ни при каких обстоятельствах, обещает Тэхёну всё, что тот захочет, и Тэхён, пока Чонгук возмущённо вяжет ему на шею собственный шарф, прощение всё-таки дарует. Срывает шарф и укутывает обратно Чонгука. Тот собирается возмущаться, но все его слова тонут в поцелуе.
О, как Чимин завидует!
— Тщательно отдыхай, хорошо?
— Понял.
— И не забывай заботиться о себе.
— Окей.
— Мы наделаем тебе кучу фоток, будем отправлять в течение дня.
— И Хоби-хёна попросим. У тебя видео грузятся?
— Только короткие.
— Принято.
Его точно возносят до небес.
На прощание уходит двенадцать минут, но в итоге Тэхён с вновь свёрнутым плакатом и Чонгук всё-таки доходят до машины и отключаются, а Чимин ещё некоторое время вглядывается вдаль. Совсем темно. Скоро и ужин принесут.
В настроении, подаренном его мужчинами, уже и рис кажется шедевром кулинарии, и чай сладкий, и медсестра милая, и шоу на включённом телевизоре не глупое. И даже живот не ноет. И всё — благодаря лишь одному звонку, даже не встрече, словно он вновь влюблённый подросток, каким был лет десять назад, когда их отношения с Тэхёном только-только зарождались.
Чимин перед сном смотрит на присланную свежую фотографию, где Тэхён и Чонгук с обеих сторон целуют довольного таким положением Ёнтана, и кусает губы, не веря своему счастью.
И свою отправляет в ответ, чтобы получить тысячу сердечек и кучу признаний в любви.
Следующие несколько дней в больнице обещают быть не такими мрачными.