Особую любовь Хосок питает к той тихой, всегда полупустой кофейне, расположенной в месте, где далеко не каждый прохожий сможет найти, а потому круг постоянных гостей не расширяется и не сужается. Персонал, два парня с девушкой, едва ли старше двадцати, узнают его, не нужно повторять заказ — Хосок просто входит, кивает на приветствие и садится за любимый столик, у которого интернет лучше всего ловит. Возможно, не оставляй он всегда чаевые (потому что знает, насколько трудно приходится тем, кто работает в сфере обслуживания), его бы не запоминали, но ему нравится думать, что о нём помнят за личность.
Хосок заглядывает сюда по вторникам и четвергам в большой перерыв между парами. Со стороны выглядит, словно работает, однако — смотрит сериалы, хоть и имеет немало долгов. Если начнёт учиться ещё и за едой, мрачные дни освещать будет совсем нечему.
У него есть время задержаться на перекус и в субботу, но по субботам общественные места Хосок стремится игнорировать по одной простой причине. Люди. Людей слишком много. Непонятно, откуда они берутся и куда деваются, однако даже эта тихая кофейня заполняется так, что сесть негде. И парочек хоть отбавляй — через час в их компании и Хосок, не стремящийся к отношениям, завидует белой завистью и хочет зарегистрироваться в каком-нибудь приложении для знакомств.
Если бы не сообщение соседа, что у них отключили свет в общежитии, Хосок бы в эту субботу точно не стал тратить время, но, увы, ему для группового проекта до вечера нужно закончить с сайтом, набросать презентацию и наполнить водой документацию, чтобы из десяти страниц текста получилось как минимум двадцать. Вообще-то, нужно было ещё неделю назад, и поэтому откладывать дальше нельзя категорически, иначе Чимин, их тимлид, добрый и светлый ангел, устроит ему персональные десять кругов ада. Отсутствие света в общежитии подразумевает отсутствие интернета и отключение ноутбука через полчаса работы, а в кофейне есть и Wi-Fi бесплатный, и розетки.
Хосок надевает наушники, потому что слишком шумно — от людей всегда так много шума, господи — и принимается за работу. Чонгук, самый милый сотрудник, рискующий записаться к Хосоку в друзья, приносит кофе, салат и бургер. Замечательно.
От ноутбука он отвлекается, только когда глаза начинают болеть, а в кружке с остывшим кофе белеет дно, что значит, что надо либо заказывать новый, либо уходить. Для нового надо взаимодействовать с людьми, уходить — слишком рано. Хосок вздыхает.
И вздыхает ещё раза три, пытаясь подготовиться к очередному квесту.
Снимает наушники, складывает ноутбук в чехол, разворачивается, чтобы найти взглядом Чонгука и беспомощно замирает, когда находит его в другом конце зала стоящим спиной и принимающим у кого-то заказ. Приняв, Чонгук так и не поворачивается и уходит к стойке — и в сторону Хосока даже не смотрит. Господи, за что ему это всё?
Необходимость встать и подойти давит.
Когда Чонгук на него внимание не обращает и через несколько минут, Хосок проверяет, не выпал ли ноутбук, время тянет, и напрягает ноги, чтобы подняться, но...
— Прости, опоздал!
...напротив валится парень. Незнакомый.
Хосока придавливает к спинке диванчика, и он в панике смотрит на незваного гостя, понятия не имея, кто такой, что ему надо и как от него избавиться.
— Пробки жуткие, представляешь?
Хосок кивает прежде, чем успевает понять, что с этим сумасшедшим ему не стоит общаться.
Но он же представляет, правильно? Не съедят же его за один кивок?
Парень снимает с себя куртку, оставшись в рубашке чёрного цвета, оголяющей ключицы, и шапку, из-под которой показываются волосы ярко-красного цвета. На его щеке Хосок видит нарисованную бабочку, у шеи показывается часть татуировки, в ушах красуются серьги в форме креста, и, вау, этот чудик красивый. Жаль, точно ненормальный.
— Ещё и телефон разрядился. Надо новый покупать, а то этот десять минут на холоде — и в ноль. Здесь нет розетки? — Парень оглядывается. Хосок показывает под стол. — О, спасибо. Святая вещь. Ты уже поел? — Кивок. — А оплатил? — Теперь качает головой. Парень расплывается в улыбке. — Тогда я плачу! В качестве извинений.
Н е н о р м а л ь н ы й.
Ну, если хочет потратить свои деньги, пусть тратит.
Парень подзывает Чонгука, диктует заказ, просит повторить Хосоку и, едва Чонгук, немного удивлённый, что Хосок сегодня не один, уходит, расслабляется. Он не некомфортный. Немного чересчур активный и болтливый, но угрозы от него не исходит. Наоборот, он кажется хорошим человеком, насколько хорошим может быть тот, кто так нагло нарушает личное пространство чужих людей. Выглядит и мило, и внушительно, пусть и меньше Хосока и по росту, и в плечах. Ещё и богатый.
— Я, когда бежал сюда, чуть щенка какого-то не задавил. Не бездомного, породистого, с ошейником. Вот думаю, сбежал он или хозяева погулять отпустили, надо было остановиться и посмотреть, есть ли на ошейнике номер телефона. А, у меня ж телефон всё равно разряжен был. В общем, надеюсь, ему попадётся кто-то более сообразительный, чем я, и с мобильником получше. А я теперь хочу завести собаку. Знаешь, мелкой породы, чтобы квартиры хватало, была ласковой и особого ухода не требовала. Жаль, с моей ответственностью и занятостью даже кактус противопоказан. Цветок и то не так жалко, как живое существо. Так, я отойду в уборную.
Хорошо.
Как реагировать-то, боже?
Нет, к Хосоку и раньше подкатывали и девушки, и парни, но обычно после затяжного молчания уходили, а этого молчание, похоже, совсем не пугает. Ему бы в рэперы податься, самое то.
Чонгук, выхватив момент, приносит им кофе.
— Ты в порядке, хëн? Мне его выставить за дверь?
Не, выгонять точно не стоит.
— Если что, дай знак.
И оставляет Хосока и его шок наедине.
Не то чтобы он против общения и новых друзей. Да, не стремится, но уж точно не избегает и избегать не собирается. Если парню нравится общаться со стенкой, вперёд, никаких проблем. Ещё одна отличная возможность оттянуть работу над проектом без чувства вины. Причём, бесплатно, ведь за него заплатят.
— Клянусь, сегодня не мой день.
С возвращением.
Парень, очевидно, запыхавшийся, падает на мягкую поверхность.
— Пытался выйти из туалета, так меня дверью другой кабинки ебнуло так, что чуть обратно в свою не улетел. Кто так выходит-то, а? Нельзя, что ли, осторожно открывать, чтобы не стать ненароком убийцей? Криворукий чëрт. Ты, кстати, чего молчишь?
Спустя десять минут разговора его вдруг начинает напрягать молчание.
Хосок во взгляде старается передать ответ.
— Мне, правда, жаль, что я опоздал на час. Серьёзно, можешь послать, никаких проблем.
Остатками разума Хосок догадывается: у парня встреча должна быть не с ним. Что ж, тогда понятно, почему он был таким абсолютно не стеснительным. Жаль немного, интересный монолог ведëт, но из-за Хосока он, опоздавший на час, сильнее задерживается.
Хосок вытаскивает из куртки телефон и открывает заметки.
— Предлагаю сделать вид, что этого свидания не было, и назначить другое, — заметив, что Хосок что-то пишет на белом листе в телефоне, парень вытягивает шею. — Или просто разойтись. Всё в порядке? Ты продолжаешь молчать.
«Я немой»
— В смысле? — хмурится. — Давно? Что случилось?
«С рождения»
— А как ты по телефону разговаривал?
Хосок надеется, что его мягкая улыбка действительно выглядит извиняющейся, пока парень продолжает по несколько раз перечитывать две строчки, смотреть на него и опять перечитывать. До него медленно доходит. Быстрее, чем хотелось бы. Сейчас осознает и убежит, а Хосоку опять придётся в одиночестве вернуться к проекту.
— Не ты, — с обречённостью в голосе. — Ебаный, блять, свет. Я отойду.
По идее, дальше парню следует собрать свои вещи и свалить, однако — он действительно отходит в сторону выхода, только без вещей и подключенного к розетке телефона. Его чувства понятны, Хосок на его месте хотел бы провалиться под землю, спрыгнуть с моста и стереть себя из памяти всех живых на Земле и за её пределами.
Кажется, он бьётся затылком о стену.
Кажется, кричит. Не зря же люди поблизости оборачиваются.
Забавно, что теперь в глазах Хосока он не ненормальный, а вполне себе нормальный.
Закончив кричать, парень поправляет на себе одежду, разворачивается, входит, как ни в чем не бывало, и уверенной походкой направляется к их столику. Словно всё в порядке. Улыбка на лице становится шире. Хосоку он всё больше нравится.
— Отлично. Так. Подожди.
Он, вспомнив о человеке, с которым должен был быть на свидании, вытаскивает телефон и, наверное, заходит в мессенджер. Или проверяет список звонков. Или смотрит, в ту ли кофейню пришёл.
— Он ушёл через полчаса ожидания, — несмотря на грустный факт, что свидание провалилось, парень расслабленно улыбается. — Не стал ждать. Что ж... Мин Юнги. Двадцать четыре года пытаюсь выживать с прозопагнозией. Как можно заметить, не совсем удачно.
«Чон Хосок, 22. С чем, ещё раз?»
— Прозопагнозия. Не парься с названием. Болезнь, при которой не различаешь лиц.
«Такое бывает?»
— Увы, бывает, иначе я бы не сидел сейчас здесь.
«Впервые слышу... Ты совсем никого не различаешь?»
— Если сюда войдут мои родители, я их не узнаю, пока не услышу голос. Если я отвернусь, а ты пересядешь за другой столик и поменяешь кофту, я тебя не найду. Если моя жизнь будет зависеть от того, найду ли я среди десяти девушек Холзи, и мне дадут сотню её фотографий, но с другой причёской и при другом освещении, я умру. Боже, вы реально в одну одежду оделись, — Юнги протягивает Хосоку телефон с открытой фотографией.
Они не похожи. Совершенно. Хосок плохо помнит, как выглядит сам, но даже при таких условиях может найти тысячу отличий между собой и парнем на фото. Если бы все в мире были родственниками, кроме двух человек, именно он и этот парень не имели бы ни одного общего гена — настолько они разные. Пожалуй, только кофта и цвет волос и брюк совпадают. Прозопагнозия, значит? Надо не забыть прочитать несколько статей.
— Больше скажу: вот сейчас я смотрю на тебя, отвожу взгляд и, когда возвращаю, поражаюсь, насколько же ты красив, словно в первый раз увидел. Нет, я помню определение, но черты лица не запоминаю. Как будто... — Юнги кусает губу. — Как будто ты хочешь сфотографировать прекрасный закат, а он получается совершенно обычным. Два разных заката: один в телефоне, в памяти, такой же, как остальные, чуть более выдающийся, другой на небе, самый восхитительный из всех, что тебе удалось наблюдать за всю жизнь. Эй, что ты там так долго пишешь?
«Записываю самый длинный подкат, который мне говорили»
Юнги хихикает, и Хосок в беззвучном смехе трясётся тоже.
«Ты не расстроен из-за сорвавшегося свидания?»
— Мы познакомились в Jack'd вчера. Нет, он неплохой парень, но я уж точно не расстроен. Не получилось с ним, получится с кем-то ещё. Правда, будет сложнее. Теперь, когда я знаю, насколько красивыми могут быть парни, мои стандарты значительно выросли.
«Йа, хватит смущать меня!»
С Юнги неожиданно легко. Немногие из тех, с кем Хосок общается, могут ждать по несколько минут, пока он напишет — вообще-то, никто из них, поэтому он предпочитает взаимодействовать с людьми исключительно в сети. Но, заметив, что Хосок старается писать меньше, Юнги просит не торопиться. Юнги заверяет, что проблем никаких нет. Юнги говорит: пока Хосок набирает, он вполне может молча любоваться, более того, он только рад такой возможности.
Через полчаса разговора заметки Хосока могут быть иллюстрацией к книге «тысяча комплиментов, которые можно сказать парню, чтобы завоевать его сердце».
Разлучаться с Юнги, первым человеком, с которым так комфортно, не хочется совершенно. Он не уверен, может ли попросить о следующей встрече, но, к счастью, Юнги сам предлагает обменяться номерами. Прежде чем уйти, оплачивает всё, что они заказали, несмотря на возмущение — конечно, наигранное, какому студенту не понравится, когда за него платят? — и этим завоёвывает ещё несколько баллов в копилку.
Правда, после его ухода Хосок видит гневное сообщение от Чимина и прощается с жизнью.
Как жаль, что с Юнги он познакомился на закате своего существования.
«Ладно, так и быть, живи» — в три часа ночи. Чонгук выставил Хосока ещё в девять с жалостливым «хëн, пощади, ты последний остался», и Хосоку пришлось умолять соседа раздать интернет, потому что собственный, подключенный к ноутбуку, не тянет, и, наконец, сообщение Чимина, принявшего работу, дарит ему ощущение свободы. Хосок падает лицом в подушку и кричит — без единого звука, да. Будь у него возможность, он бы обязательно разбудил всех студентов в общежитии.
Юнги ему не пишет, хотя отметка показывает, что тот до сих пор в сети, и Хосок не уверен, стоит ли ему напоминать о себе. В самом деле, они разошлись недавно, у Юнги, должно быть, дела. Или, возможно, он тоже смотрит на пустой диалог и сомневается, тогда сообщение будет кстати. Вздохнув, Хосок отправляет любимый мем с котом, ждёт несколько минут ответа и откладывает телефон в сторону. Начало положено. Теперь Юнги не должен испытывать неловкость, когда реально захочет поговорить.
Весь следующий день мем висит непрочитанным.
И лишь вечером приходит ответ в виде «Прости, я был в кризисе», и пусть Хосок и не понимает всего контекста, сообщение всё равно заставляет рассмеяться. Оказывается, Юнги обычно не настолько разговорчив. Он признаëтся, что не должен был столько говорить, но он всегда незнакомцам рассказывает так много про себя, что они легко могут собрать на него досье или что-то вроде, и просит простить за чрезмерную активность и не использовать полученную информацию против него. Все эти объяснения занимают семнадцать сообщений (Хосок, пока тонет в нежности, не забывает считать), и, что ж, Юнги милый. Неловко-милый.
Хочет ли Хосок пригласить его на свидание? Определëнно.
Делает ли он это? Нет, потому что тоже и неловкий, и милый и не приглашать же всех, кто проявляет немного внимания, на свидания, серьëзно, его психолог не для того с ним работает. Его цель — подружиться с Юнги.
И он с этой целью замечательно справляется, переписывается с ним так много и часто, настолько, что к концу недели уже понятия не имеет, о чëм они до сих пор не поговорили. У них двоих жизнь довольно скучная: у Хосока всё время уходит на учёбу, Юнги же безвылазно работает, ищет парней в Jack'd и ходит на свидания, чудом умудряясь втиснуть их в своё расписание. Ничего удивительного, что он вечно опаздывает — удивительно, что он, работая с утра до вечера и параллельно проходя курсы, вообще приходит. Из интересного в жизни Хосока только гневающийся Чимин, кошка, орущая под окнами общежития, и Чонгук, добавивший слишком много сахара в кофе.
Наверное, обсуждению парней и их недостатков и отведена добрая половина диалога. И Юнги ведь даже не ищет отношений. Когда Хосок спрашивает, почему он никогда не соглашается на второе свидание, Юнги говорит, что ему это не нужно. Не с ними точно. У него нет сил поддерживать что-то долговременное и сложное ради галочки в списке, а общение с одним человеком довольно быстро надоедает — «ты, Хоба, первый, кого мне не захотелось кинуть в чс спустя пару дней» — и поэтому Юнги, когда хочется с кем-то поговорить, просто договаривается о встрече. Любопытный феномен. Ещё любопытнее, что после месяца постоянных встреч наступает период полной выжатости и отсутствия ресурсов и он на полгода скрывается в своей антисоциальной пещере. Собственно, на случай, если вдруг Юнги перестанет подавать любые признаки жизни, Хосок предупреждëн.
А ещё Юнги просит фотографии, причём касается это буквально всего. Любые смайлики эмоций вроде смеха, грусти, раздражения — нужен снимок. Ветер подул и изменил причёску — снимок. Макияж потëк — снимок. Особенно Юнги любит утренние и вечерние, когда Хосок только встал или собирается ложиться. Раньше в галерее место было только для лекций, практик и редких фотографий кошек, закатов и цветов, сейчас же лицо с разных ракурсов и при разном освещении. От объектива камеры ни одно событие не ускользает. Хосок так всю жизнь задокументирует.
Следующая встреча происходит так же, как и первая: неловко и спонтанно.
Хосок, когда вечерняя пара (в пятницу, господи!) заканчивается, с трудом втискивается в подошедший автобус, пытаясь никого не задавить, не задавиться и при этом не забывая отвечать Юнги и беречь телефон. Он пробирается вглубь, мысленно бормоча извинения, и замирает над каким-то парнем. Очень близко. Один поворот, и свалится, и почему-то этот чëртов поворот наступает раньше, чем подвергается возможность схватиться за перила, и Хосок летит прямо на парня с громкими матами, конечно же, в голове. Он ненавидит вечерние пары всей душой.
Первым делом он видит диалог с собой же и поднимает взгляд выше, с трудом узнавая в парне в чёрном капюшоне, прикрывающим верхнюю половину лица, Юнги. Не узнаёт совсем, если честно. В отличие от него, Юнги своими фотографиями делится мало, потому Хосок помнит его не так уж чётко и по одному лишь рту не может сразу определить — три недели, как-никак, прошло. А такую его улыбку он видит впервые и лишь молча стоит, не имея возможности дотянуться до убранного в спешке в карман телефона и наблюдая, как Юнги с мягкой нежностью перечитывает диалог и особое внимание уделяет фотографиям. Со стороны похоже на то, как он читал бы сообщения от своего парня, но Хосок слишком много значения придаëт простой улыбке. В самом деле, если бы Юнги хотел, он бы предложил сходить на свидание.
Отвлечение несёт за собой последствия. На следующем повороте ситуация опять повторяется, только теперь Юнги, слава богу, блокирует телефон, поднимает на него голову, чуть откидывает капюшон назад и смотрит. Как на незнакомца. Потом выходит из мессенджера с открытой на весь экран фотографией и — ну же — вновь кидает на Хосока ничего не значащий взгляд. Абсолютно. В третий раз он уже чуть более заинтересован, но это всё равно не та реакция, которую ждëшь от человека, который, по идее, уже должен был выучить твою внешность.
С трудом и возмущением со стороны девушки, которую Хосок умудряется ударить несколько раз подряд, вытянув телефон, он чудом открывает приложение и отправляет «хëн», прежде чем его толкают. На экране Юнги высвечивается уведомление, Юнги опять прячет глаза под капюшоном, только видно всю ту же мягкую улыбку, и в ответ набирает «я здесь». Хорошо, что здесь. Хосок, вот, тоже здесь.
Видимо, почувствовав, что Хосок чрезвычайно увлечённо следит за развитием диалога (какое там развитие, если он себя на ногах еле держит), Юнги опять смотрит на него и показательно блокирует телефон да наклоняет голову. Ура, коммуникация! Правда, теперь в его глазах он какой-то странный чувак, любящий подглядывать в чужие переписки и улыбающийся на откровенную претензию, но хоть что-то.
При следующей возможности Хосок отправляет «хëн, это я» и ждёт, пока паззл в голове Юнги сложится, ведь сообщение пишет он при нём и сразу, как блокирует свой телефон, ему приходит уведомление. Юнги довольно умëн. Он много рассуждает, может помочь Хосоку с предметами, хоть и закончил юридический, его мысли невероятно обширны и удивительны, и Хосок, правда, обожает разговаривать с ним по ночам, потому что как раз ночью Юнги без стеснения откровенничает и раскрывает мудрую сторону себя. Юнги умëн, и Хосок убеждается в этом, когда спустя пару минут непонимания тот открывает утреннюю фотографию, на которой Хосок в рубашке, а не в куртке, а Хосок дергает замок на себе и замирает. Ну же. Он не хочет на остановке выйти ни с чем.
— Хосок-а?.. — он не уверен.
Да, было бы очень странно и ещё больше неловко, если бы Юнги неверно сопоставил факты и перепутал.
Хосок кивает.
— Вот чëрт, прости, я не...
Он принимается извиняться, хотя это лишнее. Стоит сказать, Хосок ещё в первый вечер просмотрел кучу видео и прочитал даже больше информации, чтобы знать, чего ожидать от прозопагнозии, и он был готов. Ему не нужны извинения за то, что изменить невозможно, и последнее, что он будет делать — обижаться на Юнги из-за этого. Юнги же не оскорбляет, что Хосок не говорит с ним, так с чего бы ему?
Хосок указывает в сторону выхода. Предлагает, но поймёт, если Юнги решит не идти за ним, кто знает, какие у него ещё дела и насколько он устал сегодня. Вывалившись из автобуса, он останавливается в ожидании и улыбается, когда из толпы появляется Юнги, стянувший, наконец, капюшон с головы. Уставший, а всё равно предпочëл отдыху его.
— Привет, светлячок.
«Ты никуда не торопишься, хëн?»
— Пятница же, куда мне торопиться? Пойдём куда-нибудь, холодно здесь, — и с небольшой заминкой берëт за руку, чтобы повести за собой. На лицо лезет улыбка. — Ты так пристально смотрел, что я испугался. Ну, знаешь, вдруг ты один из тех, с кем я на свидание ходил? Было бы неловко. Наверное. Всё равно я бы не вспомнил. Хосок-а, — Юнги поворачивается к смеющемуся Хосоку и хмурится, — если захочешь что-нибудь сказать, дëрни за руку, хорошо? Нам идти минут пять. Хочу показать моё любимое место.
На всю дорогу затягивается молчание, хорошее, комфортное такое. Хосок послушно идëт за Юнги, смотрит на свою ладонь в его и слушает стук разбушевавшегося глупого сердца. Его впервые ведут вот так. И за руку держат — тоже впервые.
С улицы кафе выглядит обычным. Стоит только войти, Хосок понимает разом, и как ошибался, и почему Юнги так нравится это место, разделëнное на две части: обеденную и библиотеку с мягкими диванчиками. Юнги машет официанту и, игнорируя столы, идёт к стеллажам с книгами, за которыми располагается небольшой столик и два кресла по разные стороны. Здесь немного темнее, чем в основном зале, а оттого ещё уютнее и теплее, и Хосок не перестаёт восхищённо оглядываться вокруг.
К ним приближается парень, что, заметив Юнги, заменяет дежурную улыбку дружеской.
— Хэй, хëн! Ты давно не заглядывал!
— Прости, был занят.
— Игнорированием лучших друзей? Да, ответственное дело. А с кем ты пришёл? — Тэхëн, как написано на бейджике, оглядывает Хосока придирчиво.
Интересно, устраивает ли Юнги свидания здесь?
— Тэ, это Хосок, ты знаешь. Хосок-а, это Тэхëн, мы хорошие знакомые.
— И вот так он обращается с единственным человеком, способным обеспечить ему скидку, представляешь? Приятно познакомиться! Наслышан о тебе. Вообще-то, хëн мне все уши прожужжал.
— Я лишь один раз упомянул, не выдумывай.
— Не преуменьшай, — Тэхëн, закатив глаза, полностью поворачивается к Хосоку.
— Хосок-а, Тэ учит язык жестов, поэтому можешь... Поговорить с ним. Если хочешь.
Хосок неуклюже спрашивает «ты меня понимаешь?» и расплывается, когда Тэхëн отточенными движениями отвечает «да, но я недавно начал изучать жесты». Сам Хосок не то чтобы плох, просто практики давно не было, а у всех языков есть обидное свойство теряться в глубинах памяти без постоянной подпитки. Он, привыкший к заметкам, перекидывается ещё несколькими стандартными фразами, по большей части из-за того, что именно Тэхëн полон энтузиазма и светится, когда ему удаëтся составить предложение. Не особо долго, не оставлять же Юнги за бортом.
— Так, значит, что заказывать будете?
— Мне как всегда. Хосок-а?
Хосок, голодный после целого дня учëбы, просит рис, стейк к нему и чай.
Тэхëн перед уходом вдруг останавливается, ловит взгляд Хосока и быстро показывает — «он друзей и парней не приводил раньше». И улыбается всезнающе, ещё шире — стоит тому, кому фраза предназначена, полностью понять её смысл и засмущаться. И сбегает, оставив вопрос Юнги без ответа.
— Эй, что он сказал?
«Почему это место, хëн?»
— Всё ясно, вот так и знакомь друзей. Спелись на мою голову... Два предателя, — Юнги говорит серьёзно, но улыбка так и лезет на его лицо, и Хосок смеётся. — Мне здесь нравится. Ничего особенного. Я читать не особо люблю, но люблю атмосферу библиотек и книжных клубов, а тут ещё и поесть вкусно можно. И Тэхëн скидки делает. Его старший брат — владелец заведения, может себе позволить.
«Работать на старшего брата, наверное, не особо приятно»
— У них в семье замечательные отношения, — Юнги жмëт плечами. — Тэхëн лишь не хочет целиком зависеть от родителей, как не хочет работать днями и ночами за мизерную зарплату. У брата он создаёт видимость, получает деньги, ещё и позволяет себе наглеть. Насколько я помню, он и работает три дня в неделю. Шикарные условия.
«И много получает?»
— На еду и развлечения хватает. Аренда квартиры и обучение на родителях, они ему каждый месяц и так деньги на личные расходы кидают. Живëт, не жалуется. Так, хватит о Тэхëне. Показать, каких я рыбок вчера купил?
«Ты ещё спрашиваешь??»
— Смотри, это Джинни.
Юнги поначалу тянется через стол с телефоном в руках, однако быстро устаёт так, обходит и садится на подлокотник кресла. Конечно, он спрашивает, не против ли. Словно думает, что уловить смысл фразы удастся раньше, чем вырвется согласие. Хосока прижимает к противоположной стороне. Юнги — слишком — близко. Ему не некомфортно, Юнги его даже не касается, но сама мысль, что можно чуть наклониться влево и почувствовать, почему-то давит и требует так и сделать.
— А это Луна. А вот вместе.
Серенькая и белая рыбки с разноцветными хвостами. Юнги ещё показывает видео с каждой, рассказывает с горящими глазами, как выбирал их, чем они занимались вчера и сегодня, как мило гонялись друг за другом. Хосок, если честно, не особо разделяет любовь к рыбкам, с ними ни поговорить, ни поиграть, но слушает Юнги, видит, с каким энтузиазмом он говорит, и не хочет прекращать. Юнги, вероятно, забывает, что его не могут перебить, только Хосок и сам не стремится. Хосок мыслям своим и монологу о рыбках улыбается, подперев ладонью подбородок.
— Я вернулся, — доносится издалека.
Юнги, что до этого едва не лежал на нëм, замолкает и отстраняется. И к себе уходит.
Разочарование заполняет сердце.
— Не помешал?
— Как еда может помешать?
— А я так старался, — Тэхëн поджимает губы и показательно вздыхает.
Закатив глаза, Юнги, стоит тому приблизиться, толкает его в плечо.
В этот раз, прежде чем уйти, Тэхëн показывает «поцелуй его» и, посмеиваясь, исчезает среди стеллажей. На вопрос засмущавшийся Хосок опять не отвечает, и Юнги остаётся подозрительно щуриться и обещать сегодня же сесть за изучение языка жестов. Хосок его угрозу всерьёз не воспринимает: на его памяти никто из новых знакомых, не считая Чимина (но Чимин не человек, а ангел, он не считается), в итоге так и не приступал к выполнению такого обещания. То не особо плохо, не особо и хорошо, обычная данность. При личных встречах он уже давно привык слушать и наблюдать.
А слушать Юнги особенно приятно. В мессенджере он, в отличие от Хосока, предпочитает отмалчиваться, теперь же у него нет выбора, и он раскрывается, позволяет узнать его чуточку лучше, о нëм чуточку больше.
Если Хосок на что и жалуется, так только на то, что рано или поздно, так или иначе Юнги приходится закончить тему, взглянуть на время и сказать, что им уже давно пора по домам. Он не хочет расставаться, к счастью, Юнги не хочет тоже и предлагает встретиться в вечер воскресенья. Ненадолго. На этот раз у реки ради фотографий на фоне заката и ночного города, живой музыки и уличной еды — та атмосфера, что свиданиям подходит, никак не дружеским встречам. Естественно, Хосок соглашается.
О, если он когда-нибудь откажет Юнги, Юнги следует подумать, действительно ли он говорит с Хосоком, а не его злобным двойником, потому что реальный Хосок не имеет никаких сил противостоять.
Спасибо, что встреча через два дня, а не семь или вроде того, иначе Хосок, что начинает ждать их с волнением и нетерпением, точно бы не смог вынести. Даже несмотря на то, что они переписываются, не так много, но уж точно не мало. Вероятно, если бы он не имел возможности писать Юнги, и дня бы не протянул.
Третья встреча, наконец, запланирована и оттого волнительна.
Хосок долго подбирает одежду и даже прибегает к помощи соседа, который — естественно, на что он надеялся — только путает сильнее. Так или иначе, ему приходится остановиться перебирать, когда часы показывают, что до выхода осталось чуть больше полутора часов. Хосок оставляет на кровати местами рваные джинсы, бежевый свитер, чтобы поверх надеть длинное пальто, и цветочную панамку — так он не будет выглядеть слишком, но красиво. И всё равно, пока в такси едет, рассматривает сделанные фотографии, ища придирчиво минусы.
Пока идëт по парку, где они с Юнги договорились встретиться, сжимает в руке фотоаппарат и оглядывается вокруг в надежде заметить. Юнги-то ему отказался показывать, что наденет, на сюрприз сослался.
И, к счастью, видит первым.
Юнги, милый, мягкий Юнги в огромном пушистом свитере с отпечатком кошачьей лапы и вязаной шапочке, стоит у фонтана, тоже оглядывается, держа в руках включенный телефон, и выглядит таким потерянным и обеспокоенным. В вечер воскресенья людей ожидаемо больше обычного, а ведь их и в будни немало, тем более, снимок, сделанный при солнце, не может отразить образ при луне. Будет чудом, если Юнги его узнает. Хосок решительно делает шаг.
И второй, и третий, и глаз не отводит, и Юнги, в конце концов, замечает, хмурится на несколько секунд, сверяется с телефоном и следом — в миг расслабляется с улыбкой, полной нежности и облегчения.
«Ты теряешься в толпе, да?»
— У всех одинаковые лица, они сливаются, мелькают. Глаза устают пытаться различить. И вроде прошёл мужчина, ушëл, смотришь на следующего и думаешь, что он тот же самый. Ещё и одет похоже. Почему люди не могут придумать себе индивидуальный стиль, а? Как бы жизнь была тогда проще, ты бы знал.
«Я ради тебя придумаю собственный стиль»
— Сделай его ярким. Как эта прелесть, — Юнги указывает на панамку. — И напиши огромными буквами что-то вроде «sunshine». Вот увижу разноцветное пятно в толпе, пригляжусь, а там солнышко. Сразу понятно, кто идёт.
Хосок, фыркнув от смеха, позволяет взять себя за руку и послушно ступает за Юнги, как в пятницу, опять молча, с редкими комментариями вроде «о, какая милая собака», или «после дождя вся дорога в лужах, так и утонуть можно», или «воу, гляди, они сейчас сожрут друг друга». Последнее — шëпотом, чтобы парень и девушка, увлечённые поцелуем, не услышали.
Дорога приводит их на небольшую поляну, где людей значительно меньше, потому что на всё пространство только один фонарь. И всё равно выбирают они местечко в тени, складывают в несколько раз плед, прежде чем сесть, не лето же на улице. Вот так, вблизи, Хосок прижимается к Юнги, и это удобно, но не менее смущающе. Из чëрного рюкзака Юнги вытягивает коробку корн-догов, по три на каждого, вручает один и остальные прячет под дождевиком, сложенной курткой и литровой бутылкой воды.
— Не против?
Хосок понятия не имеет, о чëм он, а головой всё равно качает. Не против.
Когда Юнги с мягким вздохом кладëт голову на плечо, убеждается в правильности выбора.
«Ты выглядишь уставшим, хëн»
— Ага, курс сегодня закрыл, — лениво, словно и говорить не хочет. — Месяц откладывал...
«Хëн, хëн, ты молодец»
— Если бы я занимался, как и полагается, каждую неделю, мне бы не пришлось вставать раньше солнца и весь день сидеть, но, что ж, возможно, я молодец.
«Не представляю, как у тебя хватило сил встретиться со мной. Честно, на твоём месте я бы и с кровати не встал после такого, не то чтобы общаться с кем-то»
— Уставший, я становлюсь очень тактильным. Тэхëн обычно в такие моменты раздражает своей активностью, а ты можешь быть тихим. И ты горячий. Люблю горячих людей. Я про температуру, не внешность.
«А по внешности горячих не любишь?»
— Хочешь обсудить мой типаж?
«Люблю обсуждать типажи»
— О, хорошо, могу рассказать, — голос его совсем тих. — С девушками всё просто: мне нравятся все. Большинство, хорошо. Не то чтобы я обращаю внимание на лица, зато на одежду и стиль вполне себе, и девушкам так чертовски идëт всё... Ах, и умение готовить. Моë идеальное свидание — когда вы вместе что-нибудь готовите, и я просто не могу отказаться от мечты. Если ты не умеешь готовить, прости, ничего не выйдет. К парням запросов почему-то побольше. Для начала, ему следует быть высоким. Желательно, чтобы я утыкался ему в грудь.
Пока Юнги подбирает слова, Хосок быстро пишет, что он как раз идеального роста, и тут же, засмущавшись, стирает. Юнги, спасибо ему за это, не комментирует.
— Сильным, чтобы мог поднять меня, но не качком. Не люблю качков. Милый пресс и мощные бëдра с тонкой талией — лучший вариант. Мощные бëдра обязательно. Чтобы шире моих, но не шире плеча.
«Йа, хëн, куда тебя заносит?!»
— Это ты сейчас сравниваешь наши ноги, не я.
Хосок, застигнутый врасплох, тут же поднимает взгляд.
И не зря он всë-таки в спортзале занимался.
— И каков вердикт? Что скажешь насчёт бëдер?
«Нормальные у меня бëдра»
— А по плечам как?
«Не знаю, не считал. Ты же лежишь, вот и скажи, шире или уже»
— Да что мне твои плечи? Ты с моими сравнивай.
Смысл фразы доходит не сразу, Хосок действительно поворачивает голову, чтобы сравнить свои бëдра с чужими плечами, прежде чем расслабленный мозг осознаëт связь. Юнги неприкрыто флиртует, причём не на самую безобидную тему, и смущение возрастает в несколько раз, и Хосок отпихивает подальше от себя, пытаясь всем своим видом показать, как сильно возмущëн и разочарован.
— Ладно, ладно, признаю вину, — извиняется без извинений, зато с весельем.
Юнги возвращается обратно, только теперь ещё и обнимает сбоку, становясь ещё ближе, чем был, отчего Хосок теряется. С каждой минутой дружеская встреча всё больше напоминает свидание, хоть они и не обсуждали. Он знает о бисексуальности Юнги, Юнги же никогда не спрашивал, привлекают ли его парни. Хосок, честно, думал, что он не заинтересован.
Это такой должна быть дружба или Хосок не понимает намёков?
Где эта грань у Юнги, что после их тихих разговоров, уже безобидных, чтобы не давать повода, забирает фотоаппарат, просит встать в позу и не прекращает хвалить его взгляд и улыбку, восхищаться узкой талией и говорить, что из-за Хосока все модели мира могут потерять работу?
Где эта грань, когда Хосок съедает свой третий корн-дог, пока у Юнги остаётся последний, и он, держа в руках палочку, слабый к голодному взгляду, позволяет чуть откусить и хихикает, помогая вытереть, стоит сыру растянуться и заляпать весь подбородок?
Где всë-таки грань, что окончательно расплывается у такси, куда Юнги провожает Хосока, предварительно оплатив поездку, и обнимает так, словно разлучаются они на несколько лет, ещё и, отстранившись, опускает взгляд к губам и чуть краснеет?
И если это дружба, как люди вообще умудряются дружить и не влюбляться?
Хосок после месяца переписки и трëх встреч готов признать: он не справляется.
И Тэхëн странный всякий раз, когда Хосок заглядывает в книжную кофейню. Либо он всех друзей Юнги воспринимает как его потенциальных бойфрендов, либо в четвёртый раз Хосоку стоит обозначить вслух, что вертится на языке, и смело назвать свидание свиданием. Ему не сложно. Он в своё время услышал столько отказов, он их не боится.
И о встрече просит как раз для того, чтобы расставить все точки, обозначить пределы, определить границы, пока всё не зашло слишком далеко.
А Юнги предлагает заглянуть к нему, чтобы познакомить кое с кем.
То есть к нему домой.
Прямо туда, где он живёт.
Даже водительница такси спрашивает, всё ли в порядке, ведь он выглядит слишком бледным, и не нужно ли отвезти его в больницу. Всё ли в порядке? Нет. Но в больницу не нужно.
Стоит признать, реальность с ожиданиями совершенно не сходится. Юнги, во-первых, не оказывается дома. В пробку по дороге попал. Во-вторых, когда он доезжает и вываливается из такси, Хосоку приходится отменить любые планы, ведь Юнги не один и знакомство, вероятно, должно состояться прямо сейчас.
— Так, слушай, — сразу начинает Юнги, — возьми из багажника всё.
Беленький зверëк, которого он держит завёрнутым в куртку, ворочается.
Хосок не оспаривает и достаёт из багажника три огромных пакета и переноску.
— Тихо, малышка, — ласково шепчет Юнги, целуя. — Тяжёлая такая, ты представь. И бойкая, все руки в царапинах. Нашëл в парке вчера вечером. С утра ношусь с ней, пришлось отгул взять. Ключи в боковом кармане рюкзака, возьми, пожалуйста. Лифт справа по коридору. Нам наверх, внизу парковка, хотя это очевидно, и ты, наверное, сам понял, прости, я чертовски устал и просто хочу домой. Опять. Когда-нибудь мы встретимся нормально, клянусь. Зафиксируй двери, ага. Теперь можешь составить пакеты. Девятый этаж. Не против, что я тут командую?
Хосок качает головой, жмëт на кнопку девятого этажа и, наконец, подходит к Юнги, чтобы заглянуть и понять, кого он там держит. Кошка. Белые только торчащие уши и кончики лап и хвоста, а сама она скорее светло-серая с тёмными полосами. Красивая. Местами грязная, но будет прелестной, если отмыть.
Он тянется погладить. Кошка, сначала зашипев, принюхивается и с мяуканьем тычется мордочкой.
— А мне пришлось добиваться её расположения! Очередная предательница!
Юнги обиженно поджимает губы, а Хосок, поднявший взгляд, чудом держится, чтобы не поцеловать его, такого мягкого, с надутыми щеками и прищуренным взглядом. Больше даже не поцеловать хочется, а прижать к себе крепко, пока кошка, про которую они забыли, не начнëт в возмущении мяукать. К счастью, лифт доезжает. Или к сожалению.
— Беги, крошка, — шепчет Юнги в квартире и наклоняется, чтобы отпустить кошку, что тут же скрывается в комнате. — Ох, я весь в шерсти после неё! Что ж, добро пожаловать в мою берлогу. Проходи, не стесняйся, на беспорядок не обращай внимания. Если что-то хрустнуло под ногой, значит, не так уж и было нужно. Кухня, ванная, каморка, спальня-гостиная-кабинет. Три в одном. Можешь изучить, если хочешь, пока я пакеты разбираю. Конечно, если ты... Постой. Ты же Хосок, да?
Хосок выглядывает из ванной, где мыл руки, и находит Юнги на кухне. Он искренне надеется, что взглядом полностью передаëт «ты серьёзно спрашиваешь только сейчас?» и одновременно с тем «кем я ещё могу быть?». Ленится доставать телефон ради ответа на глупый вопрос.
— Кто вас знает.
Сдержать себя, чтобы не закатить глаза, не удаётся.
Юнги занят покупками, Хосок проходит в главную комнату, уютную и маленькую, хотя Юнги удалось вместить в неё всё необходимое. Двуспальная кровать в углу, до левого края добираться только через правый, Хосок готов поспорить, какую сторону хозяин любит больше. Напротив — компьютерный стол, заменяющий, похоже, шкаф, под горой вещей не видно ни ноутбука, ни компьютера. Кресло одно, комод и небольшой телевизор на нём с двумя приставками и аквариумом рядом. В целом, для одинокой жизни больше и не нужно. Хосок приближается к лежащей на кровати кошке и чуть гладит, та тут же выгибается вслед за ладонью, громко мурча.
— Ты не голоден, Хосок-а? Будешь кимчи?
Он рукой показывает «немного», Юнги понимает и исчезает на кухне.
В каморку Хосок заглядывает только на несколько секунд и быстро выходит, потому что она ощущается слишком личной. Ему казалось, что там гардероб, но помимо одежды, которой не так уж и много, книги, ещё одно кресло, похожее на то, что в спальне, фиолетовые гирлянды, лампа и фотографии. Столько фотографий, что они вполне могли бы заменить обои. И несколько детских рисунков.
«Тебе помочь, хëн?»
Откуда в нём берётся смелость, Хосок понятия не имеет. Почему Юнги его не отталкивает, тоже не знает. Хосок обнимает его сзади, прямо как в тех романтических фильмах, из-за чего Юнги, не ожидавший такого, почти завалившийся на плиту, поворачивает голову и смотрит вполне выразительно.
— На, попробуй, — ворчит, протягивая длинную лапшу. — Вкусно? — В ответ кивает и показательно тянет ещё. — Посудомойку разгрузи, если помочь хочешь.
«А если не хочу?»
Игривое настроение не вызывает у Юнги раздражения, пусть он и с трудом держится, чтобы не выгнать мешающегося гостя с кухни. Хосок не даёт ему и шанса успеть прочитать, прижимается сильнее и смеётся, когда в ответ Юнги резко дëргается в сторону. Безуспешно, конечно. Хосок ведь в спортзале не только бëдра качал.
— Голодным останешься.
В посудомойке всего три тарелки и на одну больше чашек, у Хосока уходит секунд двадцать, чтобы всё вытащить, и он возвращается обратно к Юнги. Теперь не обнимает, а стоит в стороне, потому что Юнги вертится на кухне, выбирает, с чем смешать кимчи, и выглядит так, будто если его отвлекут, кто-то точно лишится жизни.
— Погнали что-нибудь включим.
Юнги берëт на руки поднос и кивает в сторону комнаты.
— Принеси, пожалуйста, из каморки кресло, пока я раскладываю.
Значит, он не против, что Хосок увидит его личную жизнь? О, хорошо.
— Что смотреть будем? — спрашивает Юнги, когда Хосок возвращается, и ставит последнюю тарелку на разложенный походный столик (кто вообще использует их дома?). — Могу включить всё, что угодно.
«Я читал, что людям с прозопагнозией сложно смотреть фильмы»
— Что правда, то правда... — Юнги кивает, подтверждая. — Я минут через десять начинаю теряться в сюжете из-за обилия персонажей. Собственно, поэтому я несколько лет не смотрю фильмы.
«Мультик? Есть те, что ты не смотрел?»
— Не-а. Ни одного, уж поверь.
«Как приручить дракона?»
— Тогда третью часть. Обожаю дневную фурию.
Хлопнув в ладоши, он придвигает своё кресло ближе к Хосоку, насколько позволяют размеры, и валится со стоном. Едва они затихают, кошка с громким урчанием лезет на колени, словно она тут хозяйка, и Юнги, пока идëт заставка, шепчет, что она и вчера такой была. Сама привязалась на улице, будто знала его, позволила отнести себя домой и нисколько не боялась, а ходила и изучала каждый уголок. В руки, правда, не давалась, но быстро привыкла. На ночь легла на подушку рядом. Царапалась только в ветеринарной клинике и успокоилась сразу же, как Юнги сказал, что им пора домой.
«Она выбрала тебя, хëн»
— Забавно, как моя жизнь была так долго одинокой, а потом разом появились все вы.
«Все мы?»
— Ага, — соглашается и обводит рукой комнату. — Джинни и Луна, она. И, вот, ты. Когда Тэхëн на Рождество заставил меня загадать обрести семью, я не думал, что она будет... Ну, знаешь, такой.
Щëки вспыхивают, однако Хосок честно старается держать лицо. Юнги говорит беззаботно. Юнги не имеет в виду ничего такого.
«О, значит, Тэхëн хочет сделать из тебя примерного семьянина?»
— Он считает, что семья пойдёт мне на пользу. Ей-богу, у меня полгода назад были отношения с одной девушкой, я чуть на стену с ним не полез. Вот есть такой типаж людей, которые не пригодны для семьи, понимаешь, о чëм я? И это не плохо, но Тэхëн был уверен, что с такой у нас всё далеко не зайдёт, и я не спорю, он был прав, но говорить об этом при каждом удобном случае? — Юнги, фыркнув, качает головой и отправляет в рот кусочек курицы. — Прости, не туда ушëл. Давай смотреть.
«Нет-нет! Продолжай, если хочешь!!»
— Есть влюблённости, которым не суждено стать любовью. Я понимал, что мы с ней обречены, просто иногда хочется, знаешь, чего-нибудь сумасшедшего, страсти, всех этих безумств. Тэхëн всегда видел меня выжатым после свиданий и никогда — живым и ярким, каким я был рядом с ней. Это не столько её заслуга, сколько гормонов и всего из этого рода, и разве всё это не то, что как раз подходит в двадцать четыре? И ему, представь себе, никто не нравится. С мамой и то проще знакомить. Не знаю, может, в глазах Тэхëна двадцати лет я в мои годы — кто-то вроде сорокалетнего одиночки, которого надо срочно женить на спокойной хозяйственной семьянинке, но мне двадцать четыре! Я вполне могу танцевать под дождём, прыгать по гаражам и орать песни на улице! Хотя бы месяц в году!
«Йа, хëн, серьёзно? Мне кажется, тебе больше подойдёт разжечь камин, завернуться в одея»
Юнги с громким «только не ты, не смей!» отбирает телефон, не давая дописать слово, и Хосок смеётся, и Юнги смеётся тоже и признаёт, что ему, и правда, по душе тихие уютные вечера большую часть времени — и это не значит, что он не может и не хочет иногда оторваться, чтобы потом неделю отходить. А потом включает поставленный на паузу мультфильм, дотягивается до пледа с кровати, подтягивает ноги на кресло, забирает у Хосока кошку и прячется под пледом. Совсем крохотным становится, сердце от такой беззащитности и открытости щемит.
Получается, если Тэхëн, наоборот, подталкивает Хосока сделать первый шаг, он считает, что Хосок идеально подходит Юнги?
— Перестань прожигать меня взглядом, — спустя несколько минут бормочет Юнги.
Хосок отводит глаза в сторону телевизора, тихо вздохнув.
Может ли всë быть так легко?
Если он прямо сейчас признается, неужели Юнги просто ответит взаимностью?
Не бывает так. Даже в глупых романтических фильмах — не бывает. Обязательно должна быть драма, обязательно нужно, чтобы они успели поссориться, поплакать в подушку, разойтись до громкого признания и сойтись после. Недосказанность, ревность, уверенность, что им вместе не быть — куда без этого?
Кошка с мурчанием перепрыгивает с колен Юнги обратно к Хосоку, вырывает из мыслей, Хосок вздрагивает от неожиданности и чешет её за ушком. Юнги, фыркнув, пересаживается, чтобы было удобно гладить её в другом кресле. Хосок напряжëнно замирает. Юнги почти касается рукой его живота.
— Эй, Хосок-а, — хрипло зовëт низким голосом, и вот здесь Хосок заканчивается как человек.
Или всë-таки кончается после того, как Юнги придвигается ближе, кладёт голову на плечо. Именно тогда, да. Тот принимается лишь ласково играть с кошкой, не обращая внимания на его состояние.
Или вполне себе обращая, ведь, осмелившись посмотреть, Хосок замечает улыбку, чуть хитрую, чуть наглую. С такой домашних питомцев точно не гладят. Да и Юнги быстро прячет её за обычной, и это подозрительно, и он точно знает, что творит, такое просто надумать никак нельзя, и паника на мгновение завладевает мыслями, прежде чем сменяется расслабленностью и облегчëнностью. Он знает. Он... Не против, вроде как. Хосок расплывается в кресле, прислоняется головой к Юнги и дарит внимание мультику. Так лучше. Хорошо, когда всё идёт своим чередом.
— Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя идеальные плечи? — расслабленно, едва шевеля губами. Он качает головой в ответ. — Вот бывают иногда угловатые или острые. Или слишком худые. Или слишком мягкие. Разные бывают. А у тебя идеальные, голова не скатывается, не проваливается, ничего не впивается. Прелесть, а не плечи. Если бы у всех были такие, представь, как бы мир очистился.
«Ты чего сегодня разговорчивый такой, а?» — Хосок чуть ведëт плечом, пока Юнги читает, отчего Юнги приходится напрячься, чтобы не удариться.
— Я счëл важным рассказать об этом, — громче, чем до этого, серьëзным тоном, смешанным с плохо скрываемой улыбкой. — Неужели ты не оценил?
«У тебя пунктик на плечи?»
— Не было, пока на тебе не полежал.
«Смотри уже»
— Смотрю.
Они больше почти не отвлекаются, Юнги действительно смотрит и иногда комментирует. Он, и правда, без ума от дневной фурии. Каждый раз, когда она на экране, не сдерживает умиления, на финальной сцене с детьми Хосок может поклясться, что слышит тихий писк над ухом, и он бы счëл, что ему показалось, но кошка напрягает уши и вертит головой, а Юнги, отстранившись, не оставляет ни капли сомнений своими покрасневшими щеками и бегающим взглядом.
— Я люблю детей, понятно?
Он... Серьёзно?
Хосок прикрывает глаза.
Боже, он готов подарить такому Юнги весь мир.
— Ох, детка, — вдруг произносит Юнги, из-за чего Хосок вздрагивает, решив, что обращаются к нему, и почему-то это звучит чертовски хорошо, — я ведь совсем тебя не кормил, — но обращаются не к нему.
Хосок страдальчески поднимает взгляд к потолку и, стоит Юнги с кошкой скрыться на кухне, прячет лицо в ладонях и кричит. Какое счастье, что его не слышно. Сегодня Юнги решил зайти дальше, и это, определённо, сходится с планами Хосока. Именно по этой причине Хосок не скажет ни слова. Серьёзно, ни слова.
Не то чтобы он мог...
Хосок с фырком от шутки в своей голове качает последней и подтягивает телефон. Ему уже нужно возвращаться, иначе придётся либо оставаться у Юнги, либо возвращаться посреди ночи к родителям в дальний конец города и объяснять, почему он не успел в общежитие. Что-то подсказывает, ещё немного в этой квартире — и он действительно провалится под землю. Или станет лужицей.
Что ж, он вызывает такси.
«Хëн, мне пора домой»
— Уже? — Юнги хмурится. — Ты разве не хотел о чём-то поговорить?
«Я счëл, что ты должен первым», — ничего он не счëл, боже, ему всё равно, кто заведёт разговор. Для него значение имеет лишь то, к чему этот разговор приведёт. Он лишь пародирует Юнги.
— О, хорошо, — внезапно соглашается спустя несколько секунд раздумий, кивает. — Освободишь для меня субботу?
«Куда приглашаешь?»
— Узнаешь на месте. Особо не парься над одеждой, это не ресторан и не театр.
«Я был похож на человека, который бы запарился над таким?»
Ответом служит едва слышный хмык.
Юнги, конечно, прав, но Хосок всё равно едва толкает его плечом и строит самое обиженное выражение лица.
— Обувь удобную надень, ходить будем много.
«Выполню всё в точности как велено, сэр»
Конечно, в точности не получается.
Конечно, одежду Хосок выбирает с особой тщательностью, причём начинает уже за день, чтобы понять, что ничего подходящего нет, вытащить из запасов на чёрный день крупную купюру и отправиться в магазин одежды. Вообще-то, он не так привередлив в одежде. Серьёзно, подбор той самой никогда не был для него сложным, его вполне устраивало всё, что было в шкафу, и наряжаться он не любил, но, что ж, он тратит чуть больше часа, прежде чем, наконец, останавливается на идеальном сочетании цветов.
И что, что сосед, которому он отправляет фотографию, говорит, что эти цвета не сочетаются? Он обещал Юнги яркую одежду, он её покупает. И дома на голубых конверсах дорисовывает для полноты картины ромашки с разными лицами, такие же, как на выбранной разноцветной рубашке. Так лучше выглядит.
Юнги обещает за ним заехать, поэтому Хосок не отправляет снимок, а лишь выходит на скамейку. И погреться в лучах весеннего солнца, и подождать. Становится всё теплее, совсем скоро лето, а с ним и летняя сессия, и поездка с родителями куда-нибудь на море, в горы, к океану, если получится, или в любое другое место, главное, чтобы родители, он, сестра и любимый пëс вместе. Можно было бы и Юнги взять.
Поймав наивную мысль, Хосок нежно улыбается теплу в груди. Эфемерное покалывание в кончиках пальцев вынуждает, чтобы унять, обхватить руками собственную талию — хочется, чтобы это был Юнги.
— Не боишься? — раздаëтся рядом голос. Хосок слышал шаги, потому не вздрагивает, не открывает глаз, только ждëт продолжения фразы, узнать, чего должен бояться. — Что, если люди примут тебя за ангела, м?
Он лениво показывает «почему ангел?», забывает, что Юнги не должен знать язык жестов.
— Прекрасный и неземной, люди разве бывают такими? — следует ответ, и именно тогда Хосок выпрямляется и удивлённо смотрит на Юнги, боже, как же, чëрт возьми, красив с этими пушистыми непослушными волосами, словно он лёг спать с мокрыми волосами, а утром решил не разбираться с возникшей проблемой, в этой простой белой футболке и расстёгнутой рубашке поверх, с лëгким макияжем, выделяющим глаза. Хосок на мгновение теряет мысль и может лишь пялиться. О чëм они там говорили? Ах, да. Господи. Хосок встряхивает головой и возвращается к изумлению. Его даже неприкрытый флирт волнует меньше, чем... Это. — Что? Что я сделал?
Хосок вновь не тянется к телефону и спрашивает, как Юнги понял. Тот поначалу хмурится, словно пытаясь перевести в мыслях, в течение секунд, может быть, десяти, а после закрывает лицо руками и хнычет.
— Айщ, ты не должен был узнать сейчас!
Покалывание в пальцах совсем невыносимо, и Хосок сдаётся, хватает Юнги и притягивает в объятия. Юнги чуть не валится, ему точно неудобно стоять в подобной позе, чтобы и держаться, и прижиматься к Хосоку, но он тëплый, и мягкий, и воздушный, и никогда и ни за что Хосок его не отпустит. Теперь намного лучше.
— Ладно, — чуть нервно, с коротким смешком в ухо, — и я соскучился, но это немного неловко — стоять вот так посреди улицы. Уверен, весь двор смотрит на мою задницу. Давай не будем ломать детям психику. Ух, ты покраснел.
Справедливости ради, не он один, Юнги тоже смущëн.
И вовсе Хосок не пялится бесстыдно на упомянутую задницу, обтянутую узкими джинсами, когда идёт позади. Совсем нет. Он не настолько неловкий бисексуал.
О, у Юнги есть машина?
— Это Тэхëна, — поясняет на невысказанный вопрос, пропускает на переднее сиденье и обходит, чтобы сесть на место водителя. — Зато у меня есть права и я могу брать её в любое время, потому что именно я уговорил хëна уговорить их родителей подарить Тэхëну автомобиль.
«Как ты узнал меня?» — любопытствует, ему действительно интересно.
Юнги был слишком смел, когда подошёл.
— При взгляде на тебя появился смысл жить в этом мире, — отвечает почти серьёзно, и Хосок на мгновение верит, вспыхивает, прежде чем распознаёт в чужом голосе скрытый смех.
Небольшие размеры машины не позволяют Юнги уклониться от толчка.
— Не, не пойдёт. Если мы врежемся, сервис оплачивать будешь ты.
Чтобы не отвлекать от дороги, Хосок подключает голосового помощника и морщится, когда на всю машину слишком громко раздаётся металлический голос.
— Ты когда-нибудь перестанешь издеваться? — женским скрипучим голосом.
Вот поэтому Хосок не любит пользоваться голосовыми помощниками.
Юнги бросает на телефон удивлённый взгляд.
— Не моя вина. Ты сам на это подписался, когда дал свой номер.
— Я был сбит с толку.
— И месяц приходил в себя?
— Да. Останови машину, я сейчас же выйду, кину тебя в чëрный список и навсегда забуду.
— О, нет, дорогой, муха попала в паучьи сети и больше не выберется.
— Кто здесь муха, прошу прощения? — как жаль, что голосовая помощница звучит недостаточно возмущённо, но Хосок вполне компенсирует это очередным толчком в бок Юнги.
— Именно ты. Думаешь, я просто так к тебе подсел? Это был план по захвату твоего сердца, и он удался, и ты больше ничего не сможешь сделать. Птичка в клетке. На самом деле, нет у меня никакой прозопагнозии, я просто долго следил за тобой и составил идеальный образ...
— Это крипово, хëн.
— Продумал первую встречу...
— Замолчи.
— Даже кошку купил...
Хосок качает головой, блокирует телефон и обращает внимание на улицу за окном, чтобы дать понять, что в таких разговорах он больше не участвует. Не перестаёт улыбаться, Юнги, он видит, когда мельком бросает взгляд, улыбается тоже. Радио на фоне тихо играет незнакомую песню, простую и лëгкую, как в романтических фильмах, может быть, на французском языке. Куда они едут, пока остаётся неизвестным, но точно не за город.
Серьёзно, торговый центр?
Слишком банальное место для первого свидания. Особенно для Юнги.
— Давай руку, — бросает между делом, Хосок протягивает, не зная, для чего, и тут же тонет в нежности, когда Юнги переплетает пальцы, словно только так и должно быть.
Он ждëт, что они поднимутся в кинотеатр, или кафе, или, может, какой-нибудь магазин — в книжном, например, свидания вполне могут быть атмосферными! Кофейня Тэхëна тому доказательство! Но Юнги опять удивляет, говорит, что всегда мечтал об этом, и, спустившись на нулевой этаж, останавливается под яркой вывеской «AQUARIUM».
Ах, ну да.
Он же любит рыб.
И детей. Хосока, стоит им войти, чуть не сбивает с ног чрезмерно активная девочка лет пяти, что быстро бормочет извинения и убегает в сторону родителей. Таких детей много, разных возрастов, от тех, что на ногах едва стоят и пошатываются, до тех, которые ростом уже обгонять его начали. Выходной день — не лучшее время для посещения океанариума.
Юнги будто никого не замечает, ощущение, что у него десяток младших братьев и сестëр и он уже привык к их шуму. Заражает спокойствием, Хосок решает не обращать внимания ни на что иное и, пока Юнги становится в очередь за билетами, приближается к небольшому аквариуму на входе.
Всё равно Юнги управляется быстро. Пять минут, и они уже идут по направлению к эскалаторам, и Юнги вновь требует держаться за руки с таким видом, будто делает одолжение Хосоку, а не сам является милой тактильной крошкой.
Любовь Юнги к рыбам становится совсем очевидной, когда они оказываются в окружении аквариумов и Юнги, господи, напрочь забывает, что пришёл не один и что в мире вообще существуют другие люди. Юнги мечется между аквариумами, здоровается с каждой рыбкой, его глаза так горят и светятся и сам он даже не ходит, а порхает от счастья и воодушевления. Хосок жалеет, что не взял фотоаппарат, и искренне благодарен тому, кто придумал камеры в телефонах.
О, если его спросить, какие рыбы ему запомнились, всё, что он сможет назвать, — сердечки во взгляде Юнги и улыбка, не скрывающая зубы, с двумя прелестными складками под глазами и небольшими ямочками на щеках. Наблюдать за влюблёнными людьми прекрасно. Наблюдать за влюблённым Юнги, слышать его смех и слушать факты про подводных жителей — за это Хосок готов продать реальный мир.
Туннель разбивает его сердце вдребезги.
Хосок мельком замечает девочку, указывающую на двух проплывающих сверху скатов, и едва сдерживается, чтобы не сжать в объятиях Юнги, который, заметив ту же парочку, подпрыгивает, дëргает Хосока за рукав и бормочет «смотри, какие у них глаза». Хосок смотрит, смотрит в глаза и медленно влюбляется.
Стоит ли говорить, что в зоне с пингвинами Юнги, когда благодаря чужой семье узнаёт, что за красной верëвочкой пингвинам не надоедает следовать и то всплывать, то погружаться, заставляет Хосока вытащить шнурок из капюшона и отдать на растерзание? С пингвинами Юнги играет добрых полчаса.
И просит опять вернуться в туннель, потому что он не насмотрелся.
«Что, сейчас укажешь на самую уродливую рыбу и скажешь, что это я?» — пишет, когда замечает, что Юнги слишком внимательно рассматривает рыб. Какое же свидание в океанариуме без этой шутки?
Юнги читает и, нахмурившись, возвращается к стеклу.
— Вон, смотри, — вскоре говорит он, и Хосок действительно смотрит, силясь разглядеть, кто мог бы подойти на ответственную роль его двойника в подводном мире. — Аксолотль, — поясняет, и взгляд, наконец, цепляется за розового подводного динозаврика, как ласково он их зовёт. — Самая прелестная рыба. Земноводный, скорее. Личинка. Это ты.
Хосок с возмущением толкает Юнги плечом.
Шутка не должна быть способом смутить! Это нечестно!
— Ты знаешь, что рифовые рыбы на грани исчезновения, потому что люди считают их некрасивыми? Так... О, там, смотри, одна из них. Ни одна малышка не заслуживает называться уродливой, а ты — всё ещё самый красивый человек, которого я видел. К чëрту красоту, ты самый замечательный, добрый и светлый, и возможно, что я просто романтизирую тебя, но я уверен, когда гормоны стихнут и влюблённость перестанет быть слишком навязчивой, ты всё ещё будешь таким в моих глазах.
«Хëн, секунду, подожди, ты сказал про влюблённость?»
— Я? Правда? Тебе послышалось, — опровергает Юнги и с очевидной улыбкой отворачивается обратно к стеклу. Мимо как раз проплывает акула. — Не знаю, в чем смысл той шутки, но даже в самой неприятной на вид рыбе скрывается целый мир, и люди чертовски слепы, когда не видят этого.
«Нет, я точно уверен, что слышал признание»
— Мы тут про рыб говорим!
«А я про влюблённость!»
— Очевидно, что я влюблëн в тебя, а вот из-за слепоты людей умирают мирные существа!
Оу.
Хосок замирает.
Юнги выглядит насколько возмущённым из-за гибели этих своих рифовых рыб, настолько же и беззаботным, каким мог бы быть, если бы они были в браке двадцать лет и воспитали бы уже парочку детей, но точно не в день их первого признания. И это Хосок будет рассказывать внукам? «Знаете, ваш дедушка был озабочен вымиранием одного вида рыб, поэтому после признания я не получил даже поцелуя в щеку» — как внукам в глаза-то смотреть после такого? У них точно не будет детей.
— Давай руку, — со вздохом повторяет Юнги фразу, которую за день произнёс кучу раз.
Хосок послушно идёт, куда ведут. Ведут, на самом деле, в тëмное местечко между аквариумами, подальше от людских взглядов.
Куда ж ещё больше романтики, правда?
Юнги прислоняется спиной к стене, чтобы было видно, если кто-то приблизится, склоняет голову и чего-то ждëт. Хосок ждëт тоже. Вероятно, когда становится ясно, что никто не намерен силой вытаскивать их отсюда или врываться с криками, Юнги расслабляется.
— Смотри, — предупреждает он.
Хосок не сразу понимает, куда смотреть, и оглядывается, прежде чем внимание привлекает движение рук. Язык жестов. Боже. У них будут дети.
«Ты мне нравишься, давай вступим в отношения, разреши тебя поцеловать» — выглядит неумело и несмело, Юнги показывает медленно и пару раз путается, но Хосок уверен, что догадки, как должно быть, верны. Не про слонов же Юнги решил поговорить, правильно?
Секунду. Поцеловать.
Юнги просит о поцелуе. И об отношениях. И говорит, что Хосок ему нравится.
— Сочту за согласие, — так и не дождавшись ответа от чуть потерявшегося Хосока.
Хосок кивает — несколько раз, на всякий случай, чтобы ответить сразу на все вопросы, и жмурит глаза, когда Юнги, мило хихикнув, поднимает ладонь, чтобы кончиками пальцев провести по щеке. Вторую руку закидывает на плечо. Теперь у Хосока есть полное право не отводить взгляда от его губ, он этим правом без зазрения совести пользуется и успевает прочитать по ним короткое «дыши», прежде чем Юнги притягивает к себе и мягко вовлекает в поцелуй. Без языка, только губы.
Даже этого хватает с лихвой, чтобы потерять равновесие, скорее, потеряться в пространстве, прижать Юнги телом к стене и забыть про мир, про то, что целуются они в общественном месте в чëртовой Корее и что ему придётся выдумывать что-то более романтичное, когда дочка спросит, каким был их первый поцелуй. Хотя, вообще-то, это довольно романтично, ведь это Юнги, играет тихая музыка, аквариумы чуть освещают фиолетовым светом и, господи, боже, Юнги на мгновение ведëт языком по приоткрытым губам, чуть кусает, чтобы тут же довольно отстраниться. Хосока можно понять, когда он, преследуя ощущения, беспомощным котёнком тычется в щеку. Вынуждает Юнги с нежным вздохом провести по спине и поцеловать в подбородок, успокаивая.
— Милый маленький аксолотль, ты попал в мою рыболовную сеть и ничего не сможешь с этим сделать. Оставлю тебя на ужин, м? Что думаешь?
Всё, что угодно. Он согласен на всё, что Юнги захочет.
Вопрос, он понимает, не был риторическим, Юнги терпеливо ждёт ответа, и Хосок вновь кивает. Он не собирается отпускать его талию, чтобы достать телефон и набрать фразу в заметках. Он даже не знает, что можно написать, близость Юнги вынуждает мысли расплываться и путаться. Хосок просто крадëт ещё один поцелуй, на этот раз в нос (Юнги, определённо, продолжает игнорировать его реальные желания), прислоняется к плечу и мягко вздыхает. Намного лучше, чем он мечтал.
— Расплываешься от одного поцелуя, да? — Хосоку не сложно снова мелко кивнуть. — Пойдëм.
Он вопросительно поднимает голову и податливо, счастливо жмурится, когда Юнги на мгновение прижимается к губам.
— Будет неловко, если нас здесь увидят, знаешь? Два парня обнимаются в укромном уголке — рискованный ход, ты так не думаешь? И если мы простоим здесь весь день, а обед как же? Давай, пойдём. У нас ещё зал остался.
Приходится отстраниться, Юнги и не спрашивает, когда ловко выпутывается из объятий. Последний зал — самый сложный, потому что Юнги много говорит, рассказывает про акул, задаёт вопросы, а всё, в чëм сам Хосок нуждается, — лишь обнять его, накрыться пледом и целовать. Целовать, целовать, целовать, пока губы не онемеют.
Он искренне надеется, что местом для обеда Юнги выбрал уединённое. Дом свой, например.
Они оставляют машину у торгового центра, Юнги обещает, что идти недалеко, и ни на секунду не отпускает его руку, медленно ступает по улице и больше молчит, чем говорит, что так разнится с его бесконечными монологами в океанариуме. Не то чтобы Хосок против, с Юнги комфортно и молчать, просто разница довольно забавна.
— Bunny cafe, — гордо читает Юнги с непонятным, но забавным акцентом, когда останавливается посреди дороги, вынуждая Хосока начать оглядываться. И, конечно, розовую вывеску Хосок видит почти сразу, чтобы после закатить глаза. Можно было догадаться. — Арендовал нам отдельную комнату, кстати, — бросает он между делом, и мир будто становится ярче и чище.
Идеален. Чертовски идеален.
Не хочет ли он предложить выйти за него? Потому что Хосок тут же ответит согласием.
— Не подумай, что я какой-то богач. Я просто давно хотел что-нибудь такое, и я совершенно точно не планировал приводить тебя сегодня сюда, просто Тэхëн сказал, что ты будешь в восторге. И от океанариума тоже. То есть я всегда думал, что для этого надо, ну, узнать друг друга и повстречаться немного, но Тэхëн был слишком убедителен и уверен.
Юнги отвлекается на сотрудницу, называет имя и отправляется за ней.
Так много кроликов, прелестных, крохотных и огромных, до безумия пушистых. Некоторые ластятся к рукам сидящих на полу людей, некоторые лежат рядом, есть и те, что смотрят издалека. Кажется, сотрудница что-то говорила о том, что кролика до того, как он подошёл сам, тревожить нежелательно. Ещё запрещено поднимать. За уши точно не дëргать, не пугать, не кормить человеческой едой.
Уголок, огороженный заборчиком, трудно назвать комнатой, он является частью общего зала, зато скрыт от чужих взглядов. Всё обставлено как для свидания, господи, они и так на свидании, естественно, всё должно быть так. Столик посередине с коробкой пиццы, соком и маленьким проигрывателем, куча всего мягкого, Хосок уверен, что, если сложить вместе, можно лечь и уснуть, и всё это светлых оттенков.
Сотрудница сообщает о камерах, ограничении по времени и скрывается.
Хосок задирает голову и ловит глазами камеру. Значит, никаких поцелуев? Хотя камера не совсем направлена на них, скорее на весь зал, например, если они сядут к стене, то не попадут в поле зрения.
— Что ж, надеюсь, Тэхëн не ошибся. Хотя он никогда не ошибается, серьёзно, этот чëрт ни разу не был в отношениях, а советы раздает, как будто диплом по этой теме защитил на отлично. О, всё, никаких разговоров о Тэхëне. Ты не против? Если против, мы можем уйти, куда захочешь.
Только теперь удаётся заметить, насколько Юнги нервничает.
Хосок проходит к подушкам, придвигает одну ко второй и садится за стол, показательно хлопнув рядом. Тэхëн, и правда, разбирается в отношениях. Он в восторге. Когда беленький кролик приближается к нему и укладывает голову на колени, восторг разрастается до таких масштабов, что, вероятно, способен поглотить всю землю или как минимум разорвать Хосока на части.
— Значит, ты не против? — Он в ответ качает головой. — И будешь моим парнем?
Ради спокойствия Юнги можно отвлечься от мягких кроличьих ушек и показать жестами «да, я буду твоим парнем», насладиться тем, как на его лице расцветает улыбка и краснеют щëки с ушами. Плечи расслабленно опускаются, Юнги садится рядом и, не изменяя своей маленькой привычке, укладывает голову на плечо. Совсем скоро Хосок поверит, что они действительно идеальные.
— Не хочешь завести кролика?
Хосок удивлённо смотрит на Юнги, играющего с окружившими его трëмя кроликами.
«Не спрашивай так, словно мы живём вместе и планируем общего ребёнка»
— Как думаешь, завести ли мне кролика? — наигранно уставшим тоном. Хосок смеётся.
«Не ты ли говорил, что у тебя слишком много работы и нет времени даже на себя? Да и Снежинка неделю назад появилась, дай ей время привыкнуть»
— Не смей давать моей кошке имя раньше меня.
«Ты не можешь продолжать называть её кошкой. Ребёнку! Нужно! Имя!»
— Ну, конечно, сейчас мы опять начнём этот спор. И почему Снежинка? Она светло-серая, а не белая. Логичнее было бы назвать Клауди или как-то так.
«Отлично, Клауди нам подходит, оставляем»
— Ты... — поражëнно выдыхает Юнги, ошеломлённым его быстрым согласием. На самом деле, Хосок не собирался называть её Снежинкой, он это имя взял на первом же сайте по запросу самых популярных имëн для животных. Юнги должен был отказаться — и он сделал это. Идеально сработано. — Это и был твой план?
От ответа спасают кролики, устроившие игру в догонялки и отвлëкшие Юнги на себя. И хотя взгляд Юнги говорит, что он точно этого не забудет и отомстит, Хосок дотягивается до кусочка пиццы, скармливает белому кролику морковку из кроличьей коробочки с едой и, прислонившись к Юнги, с улыбкой на лице возвращается к наблюдению за малышами.
Они не остаются здесь надолго, на самом деле, Юнги, когда еда для кроликов заканчивается, вспоминает, что забыл наполнить миску Клауди перед уходом, и им приходится бежать к машине. Время близится к вечеру, а встретились они утром, поэтому она, скорее всего, съест самого Юнги, как только он войдёт в квартиру. Именно так звучат его доводы, убедившие Хосока отправиться в общежитие не сразу.
Вообще-то, он и не собирается.
За время, проведённое в кафе, Юнги ни разу его поцеловал и должен возместить это в двойном объëме, иначе Хосок и шагу не сделает.
Клауди встречает их громким мяуканьем, грозным видом и скинутой со стола на пол сахарницей, к счастью, целой, но с рассыпавшимся сахаром.
— Прости, дорогая, — мягко шепчет Юнги и целует кошку в руках в стоящее торчком ухо. — Я совсем забыл, что ты не рыбка и не ешь только утром и перед сном.
Во взгляде Клауди так и читается угроза.
Хосок вновь крадëт у Юнги поцелуй, за что, вероятно, кошка проклинает его и весь его род, ведь еда задерживается сильнее, Юнги прижимает его к холодильнику, склоняет голову и углубляет поцелуй, чтобы, стоит Хосоку расплыться, вскрикнуть и отскочить из-за Клауди, пытающейся лапой достать до мяса в его руках.
Зато после они втроём устраиваются у изголовья кровати, напротив телевизора со включённой первой частью монстров на каникулах, а право прижиматься к Юнги выигрывает Хосок. Клауди остаётся лишь лежать на подушке и смотреть на него взглядом, обещающим при следующем удобном случае испортить жизнь. Возможно, Хосок просто надумывает.
— Так что насчëт кролика?
«Ты сначала научись не забывать кормить кошку, потом поговорим о кролике»
Юнги фыркает Хосоку в ухо и ничего не отвечает. Хосок улыбается очередной победе, разворачивается в объятиях и медленно целует, прежде чем вернуться к мультфильму. Идеально.
Может быть, месяц назад Юнги вовсе не ошибся столом.
Примечание
клише со свиданием в океанариуме >>> весь мир