старый особняк, продуваемый во все окна, жутко скрипящий ветхими лестницами, осыпающимися потолками и покачивающейся старой люстрой, цепью прикреплённой к наполовину обвалившемуся потолку первого этажа, вызывает мурашки, словно муравьями пробегающие по коже. нат нервно заправляет за ухо выбитую сильными порывами холодного ветра прядь рыжих волос, сглатывая. идти в него не хочется совсем, но спор есть спор. глупая, глупая, зачем согласилась?
небо постепенно темнеет, включает бусинки-звёзды, не скрытые облаками, любящими одеялом укрывать яркие огоньки, мешая освещать землю. лес позади шумит, шёпотом подстрекает идти дальше, в заброшенный, всеми забытый, оставленный на смерть от рук природы особняк. будто бы знает, чем всё закончится. а закончится это мероприятие плохо, наташа уверена точно.
тропинка ко входу еле-еле заметна из-за зарослей полыни, пижмы и лебеды, пожелтевших, медленно умирающих под натиском осени. наташа успокаивающе выдыхает и, собираясь с мыслями, включает фонарик на телефоне и пробивается сквозь траву к закрытым, тёмным от выпавших за столько лет дождей дверям.
колени немного трясутся, но не настолько, чтобы наташа переживала о падении в сырую траву или грязь. сегодня она умрёт по другой причине: или ей на голову свалится доска, или остановится сердце от страха. ну и плевать. зато докажет идиоту старку, что шутки с ней плохи. если сказала – сделает. иногда она погубит себя из-за упрямства.
ржавые петли отвратительно скрипят, врезаясь в барабанные перепонки. желание развернутся и убежать далеко-далеко с каждым шагом растёт всё выше и выше. пол под ногами отзывается тихим воем, подпевая громкому стуку захлопнувшейся за спиной дверью. наташа вскрикивает.
— дьявол! — глубоко дышит, стараясь вернуть прежнее напускное спокойствие. не получается. — как же я ненавижу всю эту чертовщину!
особняк отвечает ей свистом ветра в разбитых окнах. нат ёжится. холодно. стараясь ступать как можно тише, она проходит дальше, туда, где, судя по карте, найденной еленой, находится гостиная с той самой люстрой, разглядывая гнилые обои, почерневшие от грязи осколки окон и бывших ваз, судя по еле заметным узорам, развалившуюся мебель, одиноко стоящую в мёртвом доме.
наташа кажется здесь лишней, слишком живой, яркой. нарушительница, ворвавшаяся в налаженную атмосферу особняка, пугая духов прошлого, разбивая хрусталь времени, остановшегося здесь. под ногами хрустят прошлогодние листья, чудом попавшие в обитель мрака и тьмы. она судорожно вздыхает и рывком открывает железную дверь, ведущую в просторную, непроглядную во тьме гостиную. она оказывается окружённой темнотой и скрипом люстры. фонарик на телефоне мигает, до смерти пугая наташу.
— я не в дешёвом хорроре, хватит! — яростно шепчет она в пустоту, освещая слабым светом фонарика комнату, разглядывая её и подмечая детали. нат делает пару фотографий со вспышкой, чтоб кинуть их в лицо старку, как доказательство.
— и правда, в дешёвом хорроре ты бы да-а-авно умерла.
нат неподвижно застывает. что? нет, не так. что, чёрт возьми?!
— кто здесь?! — фонарик снова проходится по комнате, нат осматривает каждый уголок. никого. так же пусто, тихо и темно. — показалось… надеюсь.
— ну-ну. в фильмах также говорят, а потом умирают! — незнакомый женский голос, — женский, теперь наташа вслушивается. и не точно не показалось. что за чёрт. — звонко смеётся, даже не думая, что чуть не доводит девушку до сердечного приступа. — да не бойся ты так! ты не умрёшь. наверное. кто знает.
— кто… кто это?
— «это»? — голос фыркает. — как неуважительно.
— если бы я знала, кого уважать, — на место страху приходит острое раздражение. эта кто-то смеет пугать её в и так жутко месте, от которого на коже до сих пор бегают мурашки, так ещё и недовольна «неувжаением»! — то так не говорила.
— э-эй, не заводись! выйду – испугаешься. вы – народ трусливый.
— я похожа на трусиху?!
— судя по твоим коленям…
— а-а, заткнись и выходи, хватит в прятки играть! — нат не на шутку разозлилась. что за бред, господи! она собиралась быстренько пройтись по этажам, сфоткать и никогда больше не возвращаться. а тут – наташа даже не знает, как назвать ту, что с ней говорит! – нечто смеётся над ней!
— как скажешь.
скрип люстры становится громче и чаще, словно кто-то специально раскачивает её, ветер шумит в дырявых стенах, продувая особняк со всех сторон, напевая знакомую только ему мелодию. наташа ёжится от обострившегося холода, пробирающиегося под кожу. темнота неприятно давит, вынуждая нат выдумывать какие-то небылицы. её сейчас убьют? огреют чем-нибудь тяжёлым по затылку, а труп спрячут? может, она прервала тусовку сектантов? или, что ещё хуже, наркоманов? хотя голос у неизвестной был вполне ровный и трезвый…
— ну?
— бу! — наташа громко вкрикивает, моментально оборачиваясь на крик, широко распахнув глаза. так и застывает. с открытым ртом, не способная выдавить и звука, шокированная.
перед ней стоит, – хотя, скорее, парит – бледная-бледная, как сама смерть, девушка в чёрно-бордовом платье, стилем похожее на изделие прошлых веков. с обивкой кружева на рукавах, прикрывающие руки до запястьев. волосы аккуратно заколоты в пучок, лишь пара прядей спадает на лицо. довольно… красивое. так! неважно, красивое или нет, какого чёрта она прозрачная?!
девушка расплывается в хитрой улыбке, наблюдая за стремительной сменой эмоций неизвестной, пришедшей в её дом без разрешения. по идее, она должна разозлиться и напасть на нарушительницу её покоя, разодрать горло, оставив лишь ошмётки. или превратить в кого-нибудь. вспомнить молодость.
— кто… что ты такое? — хрипло спрашивает наташа, наконец, вернув себе способность говорить. она маленькими шажочками пятится назад, стараясь незаметно оказаться подальше от… от чего? что это, боже?
девушка, – это ведь она? – устало вздыхает, наклоняя голову набок, сщурившись, смотрит в глаза наташе.
— ты правда идиотка или прикидываешься?
наташа останавливается, возмущённо поджимая губы. опять это нечто её оскорбляет!
— а что мне думать? ты, что, дух? спецэффекты? галлюцинация? призрак умершей?
девушка радостно хлопает в ладоши.
— бинго! у тебя всё же есть мозги!
— ч-что? ты смеёшься? что за бред!
— бред! — девушка скрещивает руки на груди, недовольно вскинув подбородок. — я бред?!
— что? н-нет, я не это…
— ты повторяешься! — нечто, – призрак? – хихикает. господи, нат не успевает за её сменами настроения! наташа вздыхает, прикрывая рукой уставшие глаза. темнота перестаёт давить так сильно, отступая, люстра всё так же громко скрипит над потолком, играя на нервах наташи, держащихся на тонкой-тонкой ниточке. нет, с этого дня больше ни разу она даже не заговорит со старком, пусть катится к чёрту.
нат вздыхает, старясь успокоить расбушевавшееся сердце. так. видимо, её не разыгрывают. и она не сошла у ума. перед ней призрак. дух умершей когда-то девушки. интресно, если у неё спросить, как она умерла, наташу убьют?
— почему… почему ты здесь?
— где? в особняке?
нат кивает.
девушка просто пожимает плечами.
— я здесь жила. с родителями и братом.
— и все они…?
— не-е-ет! ты чего! конечно нет! призраком осталась только я, к сожалению. — девушка грустно вздыхает, прикрывая глаза. — меня обвинила в колдовстве служанка наша, агата, вот меня и хотели сжечь.
— ужасная смерть…
— я повесилась. а самоубийцам суждено вечно-вечно жить в мире живых, будучи мёртвыми
— звучит… жутко. — наташу передёргивает. какой кошмар.
— ага. ну-у, а ты как здесь очутилась? расскажи, расскажи, ко мне уже лет пятьдесят никто не заглядывал! — девушка подлетает к наташе, заглядывая ей точно в глаза. та растерянно моргает, отводя взгляд в сторону. — ой, я же не представилась! прошу прощения! — она отходит, опускаясь в лёгком реверансе. — мисс ванда максимофф.
— наташа, наташа романофф. — представляется нат, отвечая на поклон растерянным кивком.
— какое красивое имя! ну, наташа, расскажешь?
— с другом поспорила, должна зайти сюда и пройтись по этажам. и фотки приложить, как доказательства.
ванда хмыкает.
— вот дети пошли-и, ужас! — она задумывается на секунду, прикусывая почти бесцветную губу, лишь лёгкий отблеск малинового оттенка выдаёт то, что когда-то она была яркая и живая. — на вторые этажи лучше не ходи, осыпятся, а вот первый… пойдём-пойдём! покажу кое-что красивое!
призрак хватает её за руку, держащую телефон, от чего тот падает, прекращая освещать тёмную, бездонную гостиную. нат испуганно вскрикивает, когда ванда утаскивает её в темноту.
— куда, темно же!
— это того стоит, потерпи!
ладно. умереть в компании мёртвой звучит неплохо.