— Фантастика, — вздыхает Чонгук, скрывая лицо в ладонях, облокотившись на локти на рабочем столе в офисе.
Секретарь, как всегда, «радует» новостями, переданными от отца, главы компании, о званом ужине, который должен состояться сегодня в доме Кимов. И казалось бы, что плохого? Чонгук вкусно поест, может, наткнется на выгодное предложение и даже договорится обсудить все в рабочее время, правда есть одно «но»... Семья Ким, славящаяся своими успехами в сфере бизнеса, состоит из четырех человек, одним из которых и является его бывший — Ким Тэхен. История до банального проста и тривиальна: познакомились на одном из вечеров, сходили на парочку свиданий, переспали, начали встречаться, а потом в разгаре одной крупной ссоры разошлись, как в море корабли и не связывались чуть больше четырех месяцев. Удивительно, но все это время они ни разу не пересеклись, чему Чон был несказанно рад, впервые в жизни считая, что удача, наконец, на его стороне. Срок ее, видимо, истек сегодня, подбросив сюрприз в виде ужина в особняке Кимов. Спасибо ей огромное.
Чонгук еще раз вздыхает, когда Сокджин выходит из кабинета, и отводит взгляд к небольшому столику у стены с декоративными цветами. Мебель из темного дерева отбрасывает в воспоминания, где полураздетый парень сидит с раздвинутыми ногами сверху и прижимает длинными ногами тело Гука за бедра ближе, прося насадить грубее. Перед глазами вид его откинутой в кайфе назад головы с темно-каштановыми волосами, краснеющие укусы на шее, и по-блядски выгнутая спина, когда поза меняется, и парень уже стоит, прижатый грудью к столешнице и держится за края руками, пока в него вдалбливается Чон. Чонгук промаргивается, смахивая пелену воспоминаний с глаз, и смотрит время на наручных часах. До вечера часа четыре, если опоздать — то пять, но это не освобождает его от встречи. Быть там нужно, он, как и отец, — лицо компании. Не прийти, значит показать неуважение и халатность по отношению к владельцу одной из влиятельных промышленных фирм Кореи. Этот ужин может перечеркнуть многое, если встреча пройдет удачно, они заключат сделку о сотрудничестве, то их рейтинг, как и прибыль, возрастет чуть ли не вдвое. Чонгук должен туда пойти ради их дела.
В шесть тридцать его уже ждет водитель, заранее знающий, куда нужно везти, и Чонгук отворачивается к окну на всю поездку длиной в минут пятнадцать.
Сказать, что Тэхен его не устраивал в их полугодовых отношениях, значит нагло соврать, потому что Ким был идеален во всех аспектах. Заботливый, горячий в постели, понимающий. Не понимал он только чрезмерной опеки и надзора Гука. Из-за этого и завязался скандал. Тэхен, психанув, вылил тогда все, что таил в себе те два месяца, что Чон так старательно пристраивал за ним слежку, телохранителей, да кого угодно, проверял каждый его шаг. А все потому, что в тот период у отца Тэхена не сложилось одно дельце с каким-то коррупционером, пообещавшим отомстить ему. Чонгук и разволновался пуще прежнего, давя своему парню на нервы. И они сдали. Тэхен справедливо сообщив, что ему не нужно столько защиты, что у него имеется своя, в меру собранная, получил в ответ только гневные тирады от Гука, и даже слова о том, что если бы он меньше таскался по клубам как местная потаскуха, волнений было бы меньше. Зацепившись за новый статус и подпитав эмоциями, испытанными во время ссоры, Тэхен, собрав свои вещи, вылетел молча из пентхауса Чонгука, попутно перебрасываясь с ним не очень лестными словами. Разошлись не на лучшей ноте.
О Киме Чонгук вспоминал часто на протяжении трех месяцев, не мог понять, что плохого в том что он волнуется, это вообще должно было оцениться плюсом в его качествах лучшего бойфренда. Но Тэхен не разделил его предположений и ушел, оставив после себя замерший в стенах крик и разбитую кружку, с которой все и началось. От нехватки его тепла и низкого бархатистого голоса хотелось на стены лезть. Был и погром в квартире, и крики на подчиненных на работе, и заливание горя алкоголем, и желание написать/позвонить и попросить вернуться. Через все стадии одиночества проходил, и вроде прошел, даже, как сказал друг, пошел на поправку — сняв шлюху. И Гук остался доволен, сняв накопленное за несколько месяцев напряжение, но утолив потребность, удовольствия как раньше это не принесло. Потом проходит месяц, и на тебе! Чертов званый ужин.
— Я позвоню, когда закончу, — говорит, выбравшись из автомобиля, Чон, и распрощавшись с водителем, окидывает заинтересованным взглядом растянувшийся перед ним стеной особняк, выполненный в стиле барокко. Вычурно, богато, элегантно, выражая достаток и высокий статус, в стиле Тэхена. Тот тоже всегда был таким. Высокомерный, смотрящий свысока на все и всех, выглядящий идеально начиная от кончиков волос и заканчивая пальцами ног. От его взгляда млели девушки, и фыркали парни, другие богатые отпрыски, не видевшие в нем ничего, за что можно зацепиться. Подступиться к нему было невозможно, всюду был слышен слух о его недоступности и непокорности, но кто же знал, что придя на тот ненавистный прием, Чонгук увлечет снежную королеву и даже выведет на непринужденную беседу, плавно перерастающую в открытый флирт.
Внутри особняка Чону быть никогда не предоставлялось возможности, с Тэхеном в принципе в отношениях они были далеки от темы своих семей, бизнеса и прочего, уделяя внимание только друг другу. О знакомстве с родителями не думали. Но вот, видать, познакомятся. Дворецкий любезно провожает его до просторного зала, где уже накрыт стол и сидят как его родители, так и Кимы. Походу, ждали все только его одного. Обежав взглядом всех присутствующих, он зацепился за высветленный затылок, владелец которого отказывался уделять ему внимание, но было и так понятно, кто это. Хладнокровность непоколебимой сучки вернулась. Чонгук незаметно ухмыляется, ощущая приятное покалывание ностальгии внутри, и садится за стол, прямо перед ним, своим личным, ныне блондинистым, искусителем. Тот сидел в черном костюме с вытянутым полосатым воротником рубашки, серьгой с рубином в ухе, золотыми линзами в отведенных на говорящего глазах, и с платком на шее. Даже сестра его, одетая в брендовые вещи Диор и сияющая дорогими украшениями в ушах и на груди меркнет по сравнению с ним, выступая тенью на этом вечере.
Как и предполагалось, разговор с нейтральных тем утечет в сторону работы. Чонгук, — свалив обязанность слушать на отца, — расслабился, налакавшись вина, и тайком начал поглядывать на так и не произнесшего и слова за вечер Тэхена. Голова слегка помутненная алкоголем, уносит вновь не туда, вынуждая бросать взгляд на губы, смачиваемые кончиком чужого языка, все чаще, даже убеждает задержаться подольше на вишневых губах, идеально по цвету сочетающихся с серьгой в ухе. Как эти губы хороши на вкус, Чонгук до сих пор помнит: их мягкость, напористость, разум плавится от горячих следов, из которых эти губы прокладывали дорожку по его телу от шеи к паху. Тэхен умело орудовал как губами, так и ртом, был чуток и внимателен в постели, отмечая самые чувствительные места на теле парня, и после умело пользовался своими знаниями, вырывая гортанные рыки из глубин души Гука. Его губы не заменят ни одни другие, в этом было несложно убедиться за недолгое время самобичевания, а встретив их снова, хотелось наброситься как оголодавший по еде хищник на свежее мясо, испробовать, искусать до крови, упиться ею сполна, и не насытиться, хотеть еще и еще как наркоман свою дозу.
Чонгук отвлекается, когда его окликают. Он мысленно ругается, раздражаясь, что даже сейчас его возвращают на работу, когда с ней на сегодня должно было быть покончено. Это, должно быть, вино заиграло в организме, но парень разговор поддерживает, как может, по мере возможности стараясь не сказать чего лишнего в ответ. Алкоголь — то, против чего Чон был всегда бессилен, он быстро пьянел даже от самого низкоградусного напитка, так что перестать четко соображать после двух бокалов высококачественного вина, оказалось задачей легко выполнимой. Собрав себя по частям, он постарался вникнуть в слова отца и хозяина особняка, усердно складывая пазл из сказанного в голове, чтобы понять всю суть.
Но походу его воображение и мысли, вызванные прошлым, решили над ним поиздеваться, и вызвать мнимую щекотку на ноге, будто носок чей-то обуви плавно скользит от лодыжки вверх к коленям. Чонгук хмурится, прикладывая титанические усилия, чтобы отбросить это наваждение, и даже ноги чуть дальше отводит, скрестив в лодыжках. Но когда такие же касания повторяются, он ощутимо напрягается, почти вздрагивая от неожиданности. Движения на ноге были более чем реальны, и исходили они от одной конкретной персоны, сидящей за этим столом. Подозрения могли пасть либо на Джимин, сестру Тэхена, либо на него самого. Девушка сидит, со скучающим видом рассматривая вино в своем бокале, а Тэхен, оперевшись на руку, с отца переводит взор прямо на него, стреляя фирменным взглядом из-под пушистых ресниц в глаза Чонгуку. Ким, устав сидеть в одной позе, меняет ее, откинувшись на спинку стула и, сняв один туфель, вытягивает удобней ногу под столом, скользит уже по привычному маршруту вверх, внимательно следя за эмоциями на чужом лице, и с удовлетворением подмечает поджатые губы Чонгука, агрессивно пытающегося сосредоточиться на словах мистера Кима, а не на ноге, оказавшейся у его паха. Дело дрянь. Чонгук подскакивает на месте, задев коленом стол, из-за чего на нем задребезжали приборы, зазвенев.
— Чонгук, все в порядке? — интересуется миссис Ким, и заметив, забегавший в панике взгляд, решает предложить услуги врача, но ее опережает сам Чонгук.
— Кхм, да, госпожа Ким, можете не переживать, — выдавливает из себя дружелюбную успокаивающую улыбку. — Мне просто нужно отойти.
— Оу, конечно, — понимающе кивает женщина, улыбнувшись в ответ.
— Я провожу его, — подает голос Тэхен, поднимаясь со своего места вместе с Гуком, и любезно улыбаясь всем за столом. Перекинувшись красноречивыми взглядами, Чонгук ступает за парнем.
Приходят они не в уборную, как говорил за столом Чон, а в комнату Кима. Стоит двери закрыться, Чонгук разворачивает Тэхена и силой прижимает к двери, чуть ли не дым из носа не пуская, и слышит довольный смешок, осевший обжигающим дыханием на собственных губах.
Heavy Weather - Sølv
— В игры играть со мной вздумал? Какого хрена это сейчас было? — говорит зло Чонгук, сдерживаясь, чтобы не закричать. Парень перед ним глаза открывает и смотрит похотливо, развязно, как любил это делать, стоило им остаться наедине, и опять проводит языком по губам, оставляя их распахнутыми. Не торопится отвечать на вопросы.
— Знаешь, как весело издеваться над тобой, когда ты пьян, и пытаешься держаться стойко перед родителями. А ноги-то охотно раздвигал, когда я в раж вошел, — довольно говорит Тэхен, намерено говоря все это, выводит, провоцирует, хочет ощутить его силу снова. — Кстати, как тебе вино, Гуки? — от этого обращения сердце биться гулко начинает. — Хотя можешь не отвечать, я вижу, как тебе понравился вкус. Ты же до этого терпеть ви́на не мог, а тут присосался к бокалу, не отлегая даже на такой важной деловой встрече.
Чонгук стискивает зубы, опустив голову, и покачивается с ноги на ногу, так и не отпрянув от лица, что снилось во влажных снах и напоминало о себе тут и там, как личное проклятье, таскаясь везде следом, куда бы он ни поехал. Слова, произнесенные томно приглушенным голосом выбивают почву из-под ног, Тэхен давит взглядом, не уводит глаза как за столом, напротив, полон решительности и уверен в своих силах перед опьяненным во всех смыслах парнем. А Чонгук слишком пьян, чтобы долго думать, и решает принять правила начатой Кимом игры, послав к черту те дни одиночества, проведенные поодаль.
— Ты специально это, да? — поднимает голову, говорит почти в самые губы, ловит сбитое дыхание Кима. Руки того оказываются на подкаченной груди, нарочно медленно поднимаясь и задевая бусины сосков, скрытых рубашкой, от чего у Гука мурашки по телу бегут, а внизу все приятно сводить начинает от накатывающего возбуждения.
— А ты не понял? Мне кажется, я ясно дал понять, что хочу, чтобы ты немедленно сорвал эту херову одежду и отодрал меня, как умеешь это делать, — говорит в ответ Ким, и касается своим носом чонова, когда тот наклоняется чуть, дразнится в ответ.
— А как же родные? Разумно их оставлять на младшую сестру? — продолжает вести диалог, переросший в стадию бессмысленного, Чонгук, откровенно наслаждаясь тем, как раздражается от этого Тэхен, сжавший его плечи пальцами.
— Не думаю, что мы такие важные персоны, чтобы наше длительное отсутствие кого-то волновало, — сведя брови немного к переносице, Тэхен смотрит напористей, требовательней и видит, как улыбается пьяно-любовно Чонгук.
— Настолько отчаялся, что решил прибегнуть к такому грязному плану?
— Считай, что просто соскучился. И не ври, я знаю, что ты тоже, — высокомерно поднимает подбородок, продолжая гнуть свою линию.
— Блять, да, — с этими словами Чонгук накрывает грубо губы, мозолившие ему глаза весь вечер, слизывая с них остаток хваленого вина, и проникает сразу внутрь, находя проворный горячий язык. Тэхен стонет облегченно в поцелуй, окольцовывает чужую шею руками, одной заведя чонову себе за спину, чтобы чувствовать его везде, где только можно.
Чонгук под ноги берет парня, отрывая его от пола, прижимает к стене и, вжавшись в него всем телом, чувствует стояком его упругую задницу. Он сразу в пальцах сжимает половинки через плотную ткань брюк, получает еще один стон вибрацию. Ведет с Кимом настоящую борьбу за первенство, целуясь агрессивно, горячо, страстно, громко дыша и стуча частями тела по деревянной поверхности двери от любого резкого движения.
— Ты сможешь быть достаточно тихим, чтобы нас не слышали? — отрывается нехотя Чонгук, слизывая смесь из тэхеновой и своей слюны с губ, и не дав ответить, снова припадает к нему, проникая языком глубоко, снова изучая, скользя по гладким стенкам чужого рта.
— Этого не потребуется: стены звукоизолирующие, — с чмоком отстранившись объясняет Тэхен.
— Все продумал.
— А как иначе, — довольно улыбается и, получив такую же улыбку в ответ, снова тонет в поцелуе, только теперь его тело несут к заправленной кровати с лиловыми простынями, предварительно сбросив по пути пиджак.
Чонгук припал к его открытым ключицам, вдыхая неизменный аромат духов, смешанный с естественным запахом его кожи, проникшем в ноздри, сразу рассылая всплеск возбуждения от легкой эйфории внутри. Раздевать Тэхена одно удовольствие, смотреть, как он мечется на простынях, как изнемогает от нехватки внимания, какого-либо контакта с телом Чонгука, слушать его тихие недовольства, — все так родно и любимо, отзывается теплом внутри и внезапной осознанностью во взгляде. Чонгук так изголодался по этому телу, так скучал и будто ждал этой встречи, чтобы остервенело вцепиться в золотистые волосы, оттянуть их, открыв доступ к шее, и оставить поцелуй-укус, отодвинув ниже платок. Он ловит руки Тэхена, поднимает их, зафиксировав над его головой, и тонет в глазах помутненных похотью, полностью овладевшей его разумом, касается распахнутых губ большим пальцем, проводит с упоением, оттягивает нижнюю и чувствует, как вздымается грудная клетка Тэхена, когда он наклоняется, касаясь винных губ своими.
Тэхен в его руках горячий, мягкий, податливый как пластилин, размякший после вина, раскрытый и желанный, такой манящий и притягивающий к себе. Чонгук не знает, как потом сможет оторваться от губ, шеи, ног, не оставив на них очередного следа. Он понимает, что после секса им придется серьезно поговорить, но он оттягивает этот момент предварительными ласками, выбивая из легких томные вздохи, граничащие со стонами. Кожа Тэхена гладкая и ухоженная приятно ощущается большими ладонями, проводящими по каждому участку тела, тихо шурша от контакта. Ким следит за каждым действием парня, самозабвенно закатывает глаза, когда губы Чонгука мажут по низу живота, возле пупка. Язык на местах, где побывал, влажные следы оставляет, а Чон удерживается, чтобы не укусить блестящую от света фонаря с улицы кожу. Тэхен как был, так и остался великолепным, раскинув блондинистые волосы на простынях, заломив прелестно брови, когда рука Чонгука накрывает его член через ткань брюк. Ким определенно сожжет их, когда все закончится, потому что оказались они на размер меньше и весь вечер давили, где только можно, а сейчас являются одной из преград слияния их с парнем воедино, как раньше, как им нравилось, страстно, безбашенно.
Сколько бы Тэхен не пытался избавиться от образа Чонгука в голове, в мыслях, во снах, все шло крахом. Ни один член, ни одна секс-игрушка не заменит его, не заставит хвататься за все, что рука ухватит в порыве страсти, умоляя еще быстрее, еще жестче, Чон находил именно тот баланс в толчках, от которого Ким постоянно галактику перед глазами видел, бессовестно бормоча грязности под нос. Прелюдия нравилась ему до одури как и сам секс, потому что растягивал Чонгук его всегда долго, с оттяжкой, выуживая и приятное, и полезное. Ему нравилось следить за сменой эмоций на красноречиво говорящем лице Тэхена, у него была шикарная мимика, видеть разные формы удовольствия с низкими стонами было личным раем для парня.
Сейчас, когда тесные брюки в кои то веки летят прочь с кровати, Тэхен позволяет себе выдохнуть, что не ускользает от Гука. Смешок срывается с его уст.
— Я их испепелю, — говорит, тяжело дыша Тэхен. Он тянется рукой к платку на шее, но Чонгук мягко ловит его ладонь.
— Нет, пусть будет, — возражает, и взглядом машинально задерживается на подрагивающей шее, в глазах играет возбуждение, искорками пламени стреляя в разные стороны, и норовит поджечь вот-вот что-то, но распаляет только этим сердце парня под ним. — Выглядит возбуждающе, — завороженно говорит и ведет кончиками пальцев вверх по животу и груди, почти невесомо касаясь, к этому самому платку. — Надеюсь, он плотно завязан, или... — он, подцепив снизу ткань, рывком поднимает Тэхена выше, к своему лицу, вырвав неожиданное аханье, — мы его можем порвать.
— Плевать, — бросает в ответ, и чувствует кадыком костяшки пальцев Гука, легкое чувство удушья от их давления и ловит от этого дикий кайф, как гонщик после долгого перерыва вышедший на трассу.
Чонгук мокро целует зацелованные губы, опускается на Тэхена сверху, прижимая своим весом к мягкому матрасу. Быть между ног у него как сладкий сон, чувствовать руки на своей спине и шее — одно наслаждение, видеть поплывший от его ласк взгляд, как лучшая награда.
Слишком жарко, Чонгук тянется, чтобы расстегнуть рубашку, открывает вид на рельефное тело, на котором тени играют, делая его еще четче и желанней. Тэхен облизывается, он бы всего Чонгука вылизал с удовольствием, каждый миллиметр его горячего тела, не оставил бы места, где не было его юркого язычка. Оставлял бы влажные дорожки, с особым наслаждением упиваясь вкусом солоноватой кожи, ее легкий загар манит так, что ноги подкашиваются и пальцы на руках покалывать начинает. Тэхен даже не думал, что так соскучился по этому торсу, по объемной упругой груди с темными ареолами сосков, по выпирающим ребрам и стальным кубикам пресса. Черт, он так долго хотел его, что не сможет сосчитать сколько раз он хотел бросить все и сорваться в офис Чонгука, чтобы тот снова разложил его на твердой поверхности стола, чтобы вжимал в него до красных следов на коже и долго не сходящих синяков, трахал до потери сознания, до сорванного от криков голоса и тянущей боли в выгнутой пояснице. Сейчас его дыхание над ухом как самое настоящее спасение, а руки обжигающие прикосновениями как маленькое наказание. И Тэхен путается в ощущениях, совсем не видит из-за помутнения, как Чонгук что-то берет с тумбочки, слышит только звук откупоренной бутылки.
— Любишь выпить перед сном? — спрашивает Чон, довольно оглядев вино, которое подавали и внизу.
— Бокальчик вечером не помешает, — не сразу поняв, что сказали, Тэхен смотрит на бутылку в руке Чонгука. — Блять, ты выглядишь как чертов Аполлон, — он голодным взглядом скользит по вздымающейся под кожей грудной клетке к кромке стянутых ремнем брюк, в который раз восхищается его фигурой.
— Трахался когда-нибудь с греческими богами? — низким голосом спрашивает Чон, от его возвышенной фигуры, стоящей на коленях, Ким готов позорно кончить в белье.
Чонгук делает крупный глоток прямо с горла, и склоняется, чтобы поцеловать, делясь еще холодным вином с Тэхеном. Бледно алые капли стекают из уголков губ за ухо, Чон их слизывает нарочно медленно, и видит, как тело под ним покрывается бугорками мелких мурашек. Чонгук пьян, он так пьян. Опьянен вином, Тэхеном, ворвавшимся в его жизнь как снег в июльский день, его плавными изгибами и упругими формами, которые отчаянно в пальцах сжимает, будто от этого его жизнь зависит, и слышит ответные стоны. Стонет он по-особенному, ни одна дорогая блядь так не сможет, чтобы до кипения в крови, до мурашек, и забытого трепета внутри, щекочущего легкие и орган, отчаянно вырывающийся разнеженному телу навстречу. Чон каждый участок его тела знает, руки помнят, куда стоит идти, чтобы его подбросило на постели, чтобы рваный вздох снова прозвучал.
Тэхен до боли закусывает губу, пока Чонгук льет на его впалый живот вино, вздрагивает от его холода. Он ловит каждое движение Чона, как тот льнет к нему, как собирает языком алые струи, жадно слизывая все до последней капли. У него твердо стоит, каждое легкое касание к истекающему смазкой члену судорожный вздох вырывает, а Чонгук будто играет, не касается к нему специально, обделяет вниманием, заставляя ерзать в нетерпении по лиловому полотну. Чонгук вновь тянет парня за платок к себе, сесть на колени заставляет, чтобы быть на одном уровне, льет вино на впадины ключиц, пуская пару струй по блестящему от его слюны телу, сразу присасывается как пиявка к ним, прикусывая торчащую призывно кость. Тэхен в волосы его рукой зарывается, с силой оттянув от себя, и голодно впивается в алкогольные губы, аккуратно забирая бутылку. Ее бы отбросить сейчас, и плевать, что ковер испортит, тянуться и ставить на тумбочку сейчас терпения не хватит, отрываться от Чона не хочется. Чонгуку крышу сносит от языка Тэхена в своем рту, он там рыскает, стенки влажно обводя, горячо сплетаясь с его собственным.
— Да блять, — Тэхен все же откидывает бутылку подальше, и сразу ловит усмешку Чонгука. — Задолбался держать, — объясняет и садится сверху на парня, валя его на подушки.
— Когда стал таким нетерпеливым? — улыбается Чон, сразу находя крупные ягодицы Тэхена и играясь с ними, то сжимая, то разводя в стороны.
— Ммм, — закусывает губу от грубоватых ласк, закрыв глаза. — После нашего разрыва, — после их расставания он и правда стал нетерпеливей, раздражительней, только и слыша про Чонгука, видя его на разных встречах, и оставался при этом в тени, боясь встречи. Потом остервенело дрочил в душе, представляя на месте своих ладоней другие, а еще лучше, губы, обхватывающие его ствол всегда плотно и до потери памяти влажно двигая ими по всей длине. Тогда Тэхен и признавал, что уйдя последним, он ушел проигравшим, оставшись без лучшего. Он наклоняется, приблизившись к лицу парня, но не целует, только едва касается его губ своими, с нетерпением спрашивает: — Позволишь тебе отсосать? — и проводит по чужим губам языком. Не дождавшись ответа, только ослабленной хватки на бедрах, он с улыбкой чеширского кота сползает вниз, не уводя взгляда суженных от линз зрачков с других потемневших, наверняка с расширенными зрачками от представленной картины глаз.
Тэхен звенит пряжкой ремня, второпях стягивая лишнюю одежду вниз, и почти стонет довольно от налитого кровью органа, тут же прижавшегося трепетно к животу Чона, с крупной каплей выступившего на головке предэякулята. Член перед ним тяжелый с налитой красноватой головкой, обвитый нитями голубых венок, а вокруг ни единого волоска. Чонгук всегда с педантичностью относился к гигиене, считая обязательным удаление волос на теле, в чем Тэхен его всегда поддерживал и был неимоверно рад, что во время минета он ни обо что не будет колоться. Не будь на его глазах светлых линз, Чонгук смог бы увидеть, как радужку почти полностью заслоняют темные зрачки глаз от любимого члена. Ким берет его в руку, с трудом охватывая в кольцо пальцев полностью, кончиком языка цепляет каплю смазки и смачно целует верхушку органа, слыша, как Чон втягивает шумно воздух сквозь зубы, откинув голову на подушки, и самодовольно ухмыляется, удовлетворенный реакцией. Долго не церемонясь, он сразу вбирает в горячую полость рта член наполовину, максимально расслабляет горло, чтобы протолкнуть его глубже и ему удается, а Чонгук дуреет от него, вплетая пальцы в высветленные волосы и шире ноги разводя.
— Че-е-ерт, — шипит он сквозь стиснутые зубы, чувствуя как влажный язык узоры вырисовывает, обводя каждую венку. Тэхен снова и снова насаживается ртом на твердую плоть, мысленно усмехаясь: за время воздержания не разучился фирменному горловому. Он мычит что-то, пуская вибрации по стволу, бедрами двигает, через ткань боксеров трется своим возбуждением об постель, и хмурится болезненно. Его член так требует внимания, истекает смазкой, пачкая белье, призывно подрагивает от любого касания. У него перед глазами плывет все, сознание притупляется, когда Чонгук говорит: — Сними.
— Что? — парень отстраняется, тяжело дыша. У него слюна, смешанная с соком Гука вокруг рта блестит, лоб покрыт каплями испарины, а покрасневшие лепестки губ чуть опухли от длительных страстных поцелуев и минета. Чонгук даже теряется, засмотрелся, забыв, что просил, молчит с несколько секунд, и только потом повторяет:
— Разденься и развернись, немедленно, — старается звучать твердо, хотя понимает, что уже туго соображает из-за полного организма вина и гребаного бывшего, что стоит между его ног, слизывая вокруг губ остатки коктейля их жидкостей, и снимает последний элемент одежды на себе, оставив только ту черную полоску на шее.
Тэхен облегченно тягуче стонет, когда освобождается от белья, выпуская свой орган из сжимающих тисков. Чонгук опять залипает на выпирающих тазобедренных косточках, на пружинящем от каждого движения члене Кима, не сдерживаясь, тянется, проводя от основания к головке, собирая дорожку набежавшей смазки подушечками пальцев, и подносит к своим губам, слизывая все, и видя, как ведет Тэхена от каждого его действия. Им сложно держаться долго, хотя и хочется растянуть подольше этот момент долгожданной близости. Они плевали уже на то, что нет их непозволительно долго, но, как и говорил блондин, за ними не сразу спохватятся, а если и потревожат, то их любезно пошлют нахуй. Они слишком изголодались друг по другу, слишком долго не виделись, чтобы из-за кого-то прерываться. Незаменимые, специально созданные друг для друга, вдали они не смогут, одичают от одиночества и нехватки именно рук друг друга. Чужие — только раны болезненные будут оставлять, а родные ладони будут заживлять, губы излечивать своими поцелуями, голос ласкать слух, пуская дорожку мурашек по спине.
Развернув Кима спиной к себе, и разведя упругие половинки в стороны, Чонгук удивленно встречается с красным камнем анальной пробки, поблескивающей во мраке, и думает, что пора перестать ему сегодня поражаться продуманности Кима.
— Нравится? — слышится тихое от Тэхена, повернувшего голову чуть назад, будто увидеть хочет реакцию, но его вполне устраивает восхищенный обжигающий ягодицы вздох.
— Очень.
Чонгук не хочет шутить про то, что его походу развели на секс, лишь усмехается этим мыслям, цепляя пальцами пробку и плавно вынимая ее. Розовое отверстие от нехватки наполненности сжимается и вновь растягивается, пуская тонкую полоску смазки струиться к мошонке.
— Чего ты хочешь больше? Чтобы я тебя полностью вылизал, — проникая сразу тремя пальцами внутрь, заставляет Тэхена почти подавиться стоном, и жалобно всхлипнуть, — или чтобы выебал как самую настоящую блядскую суку?
Тэхен в ответ снова стонет, пока пальцы Чона хлюпают смазкой, двигаясь внутри, он сжимает простыни в ладонях, опустив низко голову, тяжело дышит и постанывает от каждого проникновения, чувствуя костяшки парня, когда пальцы входят до упора и достают до неровности. Почти упав лицом вниз, Ким вздрагивает, несдержанно вскрикнув, но удерживает себя из последних сил на руках, а Чон снова и снова попадает по простате, с усердием стимулируя ее, и доводя почти до чертовой потери сознания.
— Все такой же чувствительный, — подмечает, чуть ли не урча довольным котом, Чонгук, чувствуя, что если он в скором темпе не уложит Кима, то кончит только от вида пропадающих в глубине его нутра пальцев и стонов, отражающихся от стен комнаты.
Он вынимает пальцы и подтягивает парня выше, оказываясь напротив растянутого отверстия, призывно пульсирующего, и проводит языком от налитых яиц до расселины. Тэхена вновь бросает в дрожь, он теряется в ощущениях, стараясь сконцентрироваться на удовольствии, его захлестывает с головой эйфория, которую дарит ему Чонгук, он бы вечно стоял вот так с разведенными ногами, сидя у него на лице.
— Боже, твой язык, — прерывисто стонет, не в силах спокойно говорить, — он такой горя-а-а-а, черт, — Тэхен высоко стонет, когда извивающийся язык проводит сначала вокруг ануса, дразняще, а потом проталкивается внутрь. Он все-таки опускается, оказываясь лицом возле прижатого к животу изнывающего от недостающей близости члена Чона, и натурально всхлипывает, пока крепкие ладони его половинки разводят для удобства. Его почти трясет от движений языка в собственной заднице, он чувствует, что вот-вот кончит от него. — Г-гук, я не могу больше, — скулит Ким, шумно выдыхая на вздохах-стонах, выгибается в пояснице, но его бедра удерживают на месте, не позволяя улизнуть. — Ах, Чонгук! — хоть как-то пытается остановить его, чувствуя, что на грани. Но Чонгук хочет, чтобы Тэхен кончил прямо сейчас.
— Кончи для меня, детка, — указывает и к языку прибавляет ладонь, плавно скользнувшую по дергающемуся члену Кима.
Тэхен, вскрикнув, содрогается всем телом в оргазменной судороге, брызнув белесным семенем в ладонь Чона, и чувствует, как последние силы покидают его. Тот довольно целует его между ягодиц, и, слабо хлопнув по одной пару раз, помогает перевернуться на спину. Его рука влажная и липкая от чужой спермы, блестит в свете уличных фонарей, он завороженно смотрит, как капли стекают по его ладони, и улыбается своим мыслям. Не думал он, что снова когда-нибудь увидит это.
— В верхнем ящике салфетки, — сбито говорит Тэхен, лениво пальцем указывая на тумбочку у изголовья.
Чонгук вытирает ладонь, откладывая использованную салфетку на ту же тумбочку, и вздыхает. Тэхен запоздало вспоминает, что кончил только он, и почти вскакивает с места.
— Позволь я-
— Нет, — Чонгук останавливает его, положив ладонь на грудь с медленно наливающимися пунцовыми засосами. Ким смотрит в замешательстве, но Чон ему объясняет: — Мы должны снова возбудить тебя. Тем более, если ты сейчас решишь мне снова отсосать, я кончу в ту же секунду, — Чон любовно оглаживает гладкую щеку костяшками пальцев, останавливается на подбородке и чуть поднимает, чтобы поцеловать.
Четыре месяца одиночества насмарку, все то, через что он заставил себя пройти в периоды расставания и смирение после, — коту под хвост. Потому что Тэхен, тот Тэхен, который так чувственно отвечает на поцелуй, у него под кожей сидит, в глубины проник, и не уйдет никак, не оставит в покое. И Чонгук его тоже не оставит теперь, потому что, черт возьми, до сих пор любит до потери разума, до искусанных в ласках губ, до красных полос от ноготков на спине, от Земли до гребаной Луны, и кажется, это с ним будет навечно. Чон его больше не отпустит никуда даже под дулом пистолета. Ему видеть большие, обманчиво невинные глаза жизненно необходимо, чувствовать ненавязчивый терпкий аромат его тела — как кислород вдохнуть.
Тэхен, упиваясь сладостью чужих губ, думает, что месяцы, проведенные порознь, были худшими за последний год. Он нуждался в теплых объятиях Гука, его нежной улыбке и таких нужных в сложные периоды словах поддержки. Расставаясь, крича и разбивая посуду, Тэхен не проронил ни слезы, показывая твердость и уверенность в принятом решении, а на самом же деле, закрывшись в своей комнате, горько разрыдался, отбросив подаренное кольцо, без которого он не выходил никуда. Кольцо с аккуратным зеленым камнем, обрамляющее его палец, — подарок на полгода их отношений, что, казалось, были так недавно, и тупая ссора все вмиг перечеркнула.
Сегодня он специально надел его, распланировав абсолютно все, и был уверен в своем плане на все сто, почти не сомневаясь, что Чон клюнет на его провокацию. Когда Чонгук сел напротив, Тэхен почувствовал, как внутри все на миг остановилось, как и дыхание, но старательно не подавал виду. Услышав о просьбе выйти, парень еле сдержал победную ухмылку, вызываясь проводить до уборной. Но каждый из них понимал, что нужно было отойти совсем по иной нужде.
Чонгук аккуратно берет чужой член в ладонь, начиная неспешно водить по нему, чтобы вызвать у Тэхена возбуждение, потирает большим пальцем головку, слегка задевая ногтем щелку уретры, пока к нему котенком, ищущем тепла, жался парень. Тэхена нежность захлестывает от забытого порыва внимания, он льнет прикосновениям навстречу, принимая ласку от губ, обжигающих то тут, то там, куда попадут, и он вдруг чувствует себя слишком сентиментальным, только сейчас понимая в полной мере, когда возбуждение спало, насколько же он скучал. И он знает, что Чонгук — тоже, чувствует, в каждом действии проскальзывает безмолвное «прости, я так соскучился», это было скрыто пеленой похоти и желания, но не сейчас. Сейчас Тэхен максимально искренен и открыт, обнажает душу и все, что копилось в ней долгие четыре месяца, показывает через действия, как ему не хватало этого, переплетая пальцы одной руки с чоновыми.
Он чувствует, как начинает снова возбуждаться, когда движения Чонгука посылают по телу приятную дрожь, скручивая живот в приятном спазме, находит его губы, и, встретившись взглядом с ответным желанием в черных как ночь глазах, накрывает их своими; как и в начале, толкая его на постель спиной, но в этот раз ему не позволяют, — одним движением подминают под себя, уложив на лиловые простыни. Тэхена вдруг окатывает волнение, будто сейчас будет их первый раз, но он спешит его отбросить, понимая, что озвученное недавно обещание Чонгук исполнит.
Чонгук снова проникает в него несколькими пальцами, смазав их найденной смазкой в волшебной тумбочке, сразу раздвигая их, и ловит сдавленный вздох из распахнутых губ.
— Готов? — хрипло спрашивает Чон, не прекращая растяжку.
— Да, — кивает Тэхен, и, опустив взгляд на чужие губы, отчаянно тянется к ним. Ему в поцелуе не отказывают. Он не похож на те, что были до этого, в нем есть чувства, эмоции, не только желание и бурлившая в крови страсть.
Чонгук, оперевшись локтями по сторонам от техеновой головы, смазывает член, добавив смазки, а после одним плавным толчком входит наполовину, и стонет в унисон с Тэхеном. Долгожданная узость принимает его так хорошо, что голову кружить начинает, она теплыми стенками обволакивает, сжимает его внутри, Чон каждый их миллиметр чувствует настолько ярко, будто годами от воздержания мучился, наконец, получив то, что хотел. Тэхен его бедра ногами обнимает и ближе притягивает, насаживаясь полностью, блаженно стонет, раскрыв губы в форме идеальной буквы «о», и поверить своему счастью не может. Кажется, он снова напился вусмерть и сейчас видит один из лучших пьяных снов. Но нет, Чонгук не спеша двигается внутри, тяжело дыша ему в ухо, смотрит своими проницательными глазами в его, и думает, что Тэхен слишком прекрасен со слегка растрепанными волосами, с раскрытыми в наслаждении губами и с этим чертовым платком на шее. Его ладони слишком правильно чувствуются на спине, когда он ускоряется, проникая чаще, выходя наполовину.
— Еще... — на тихом выдохе.
— Что?
— Еще, Чонгук, быстрее, — повторяет Ким.
Чонгук, как и сказано, ускоряется, буквально вбивая парня в кровать, и следя, чтобы он ненароком не ударился головой об изголовье. Подушки уже давно «разбежались» от их частых метаний, и Тэхен с трудом держался на месте: здесь хвататься кроме как за Чонгука, не за что. Он снова вскрикивает, срывая голос, когда головка проходится по бугорку простаты, впивается руками в напряженные плечи, и опускается взглядом ниже по рукам, где под слоем кожи мышцы перекатываются, так и маня провести по ним губами, прикусить выпуклость и любовно зализать.
Чон вдалбливается в податливое тело, разнося хлюпанье лубриканта и шлепки тел друг о друга по комнате вместе с застоявшимся спертым воздухом, ставшим тяжелым, горячим, пропахшим сексом. Чонгук этой смесью запахов упивается, смешивая ее с ароматом Тэхена, когда проводит носом по его коже, уткнувшись в подрагивающую жилку в шее. Отдал бы состояние за него, жизнь продал бы, он уверен в этом. Он Тэхена любит до сих пор, и берет в его комнате также, как когда-то давно, отдаваясь полностью, и чувствует отдачу в ответ.
Они меняют позу. Чонгук поднимается на колени и переворачивает парня, ставя в коленно-локтевую. Входит в него и снова возобновляет толчки, начиная сразу с быстрого темпа. До белых следов сжимает округлые ягодицы вспотевшими руками, смотря, как его член исчезает в растянутой под него дырочке. Тэхен мышцами сжимает его внутри, скользит хорошо и плавно, чувствуя, что по простате снова бьет крупная головка члена Чона. Он беспрерывно стонет, только лаская уши парня, покачивается в такт толчкам, кажется вместе с кроватью, и надеется, что она достаточно крепкая. Чон прижимается грудью к прогнутой спине, делает особенно резкие и глубокие точки, наслаждается от удовлетворенных высоких вскриков, и видит, как тонкие пальцы сжимают ткань постельного белья.
— Нравится, когда берут жестко? — больше утверждает, чем спрашивает Чонгук, прекрасно зная, как нравится его мальчику. — Когда трахают как суку, поставив раком. Нравится, когда обращаются как с блядью, — Чон не видит, как сквозь стоны Тэхен улыбается, мыча в ответ положительно. — Я не слышу.
— Да, — выбивают из него с новым толчком.
— Что «да»?
— Мне нравится, когда меня трахают жестко. Люблю чувствовать твой член так глубоко. Люблю, когда ты... Ах!
— Когда я что, детка? — приторно нежно интересуется Чонгук на ухо, и нарочно делает еще один глубокий толчок.
— М! Когда ты трахаешь меня до потери сознания и засаживаешь до основания. Твои яйца так громко бьются об меня, что я просто с ума схожу.
— Умница, — скалится Чонгук и отстраняется, возвращаясь в исходное положение. — Иди сюда, — он берет Кима за волосы, плавно оттягивает его голову назад, и помогает принять ему то же положение, что у него.
Тэхен за спину руками тянется в поисках Чона, его голову за волосы грубо наклоняют вбок, открывая доступ к шее. Движения внутри возобновляются, сначала в обманчиво неторопливом темпе, Чонгук плавно двигает бедрами, и Тэхен двигается с ним. Его член мило пружинит, истекая смазкой, но к нему он еще вернется. А пока, он срывает этот чертов платок с шеи, позволяя Киму спокойно дышать, и тут же впивается в свободный участок кожи, где так и просился появиться самый яркий след, оставленный им. Тэхен дав передых своим связкам, тихонько вздыхает на каждое движение внутри, мычит, чувствуя, как чувствительный участок на шее кусают, и сжимает в ладони руку на своем бедре. Вместе с ней скользит по животу и груди к вставшим бусинам сосков, и хватается крепко за запястье, когда один из них скручивают. Чонгук, отрываясь от солоноватой от пота шеи, плотнее перехватив парня, вновь возвращается к прерывистым глубоким толчкам, слыша над ухом низкий голос Тэхена, нарастающий по мере приближения оргазма. Чувствуя, что уже и сам на вот-вот кончит, он тянется одной рукой к изнывающему члену Кима, и начинает его надрачивать, стиснув в кольце пальцев, подстраиваясь под свой темп, а другой так же ласкает сосок парня. Тэхен на грани, он едва держится на ногах, если бы не Чонгук, прижавший плотно к себе, он наверняка бы рухнул уже давно. Он почти плачет от того, насколько ему хорошо, жмурится до белых точек перед глазами, и чувствует, что Чон ускоряется до запредельной скорости, громко стучась об его ягодицы. С громким стоном Ким снова кончает в кулак парня, когда сам Чонгук выходит спустя несколько толчков и изливается ему на спину.
Чонгук вытирает их семя салфетками, пока обессиленный Тэхен так и улегся на смятые влажные от пота простыни, тяжело дыша. Когда Чон ложится рядом, глупая улыбка сама просится на лицо.
— Что? Теперь расскажешь, что это было? — первым разбавляет тишину Чон.
— А что именно ты хочешь услышать? Что я, услышав от отца об ужине с вами, придумал план по возвращению тебя? Или о том, что у меня хороший вкус на вина? — Чонгук глухо усмехается, видя довольного уставшего Тэхена.
— Пожалуй, первое.
— Я не должен был рубить с плеча тогда, — с тоской в голосе признается. — Нам стоило обсудить все спокойно и прийти к единому решению, но я вспылил и...
— Слушай, я правда перегнул с охраной и слежкой, — признает и свою неправоту Чонгук. — Надо было сначала поговорить с тобой, а не принимать решения самостоятельно, действуя тебе на нервы.
— Жалко, что мы были такими дураками раньше.
— Что прошло, того не вернуть. Главное не потерять то, что имеешь сейчас, — говорит Чон и убирает золотую прядь за ухо.
— И что же мы имеем сейчас? — от этого «мы» у Чонгука сердце трепетать начинает как у подростка в первую влюбленность, но кажется, что он влюбился в Тэхена снова этой ночью.
— Сейчас мы имеем: испорченный ковер, — Ким почти сразу начинает смеяться, вспоминая, как безжалостно отбросил полупустую бутылку вина на пол, — твой потекший макияж, — он аккуратно вытирает осыпавшиеся темные тени под глазами парня, — и как минимум пять человек, ждущих нас внизу.
— И минут десять на сборы, чтобы спуститься обратно, — дополняет Ким и вздыхает слегка раздраженно. — Я так не хочу вставать. Может, ну их?
— Очень по-взрослому, — усмехается Чон. — Давай вставай, потом ко мне поедем.
— Да?
— Если хочешь, — спешно добавляет.
— С ума сошел? Конечно хочу!
— Тогда надо вставать.
Внизу, когда они, кое-как приведя себя в божеский вид, спускаются к родным, их тут же осматривают несколько пар любопытных глаз.
— Вы задержались, — говорит очевидное миссис Чон, — все в порядке?
— Да, госпожа Чон. Просто заболтались, — улыбается Тэхен женщине и идет на свое место.
— Нашли общий язык, — не без радости подмечает отец Чонгука, и о господи, знал бы он, насколько точно описал ситуацию!