На пьяную голову

Дверь с грохотом распахнулась и ударилась о стену, впуская в квартиру два полумертвых тела, которые держались на ногах лишь из огромного алкогольного энтузиазма. Если упадут — утром пол мыть от излишков алкоголя. Лень, впадлу, да и пошло оно всё!

— Кур-росаки… — пьяно протянул Гриммджоу, еле как открывая глаза и глядя на Ичиго, который упорно шарил рукой по стене, пытаясь найти выключатель, — еби его за ногу, вруби ты свет! Темно, как у…

— Завались нахуй. — Коротко и емко бросил Куросаки. На пьяную голову сопляк становился охренительно дерзким. Не будь Гриммджоу таким пьяным, так бы и зарядил ему меж глаз. Но одна рука цеплялась за джинсовку рыжего придурка, а вторая мертвой хваткой бывалого алкоголика держала горлышко бутылки с остатками вискаря. В последнее время они зачастили отчаянно бухать после работы, и, как правило, не помнили ничего на утро. Но по вечным жалобам Куросаки на ноющую задницу, можно было понять, чем их попойки обычно заканчивались.

Прихожую озарил тусклый свет лампы, и Джагерджак, уже, в принципе, привыкший к темноте, неприятно сморщился:

— Бля, зачем же так ярко… У меня мухи перед глазами летают.

— А нехуй было вискарь чешским абсентом* полировать, пьянь, — мрачно буркнул Ичиго, сбрасывая руку Гриммджоу со своего плеча, отчего тот едва не полетел на пол.

— Сам не лучше. «А давайте мешать водку с алкогольным энергетиком!» — передразнил его Гриммджоу, оперевшись на стену и делая затяжной глоток из бутылки, — и че, дохуя ты энергичный? Еле ноги переставляешь…

Куросаки вместо ответа ткнул ему под нос фак и осторожно присел на пол, безуспешно пытаясь расшнуровать тяжелые кожаные ботинки с толстенной подошвой. Джагерджак, наблюдая за этим, насмешливо хмыкнул:

— Они на молнии, дебил.

Ичиго окинул его красноречивым взглядом разъезжающихся глаз и, невозмутимо расстегнув ботинки, сбросил их, откинув голову назад:

— Я ждал этого целый день…

Гриммджоу поджал губы и, наклонившись, стянул кеды, однако выпрямиться толком не смог. Схватившись за стенку шкафа, парень икнул:

— Твою… мать. Куросаки, у меня мозги перевернулись нахер, — перед глазами «мухи» завертелись в пестрый ураган, и Джагерджак ощутил подступающую к горлу тошноту. Но, черт возьми, он слишком давно и слишком много пьет, чтобы поддаться головокружению. Собираясь с мыслями и ошарашено тараща глаза, Гриммджоу даже не заметил, как Ичиго, вздохнув, поднялся и осторожно потянул его за воротник куртки вверх.

— Голову откинь назад… — пробормотал он, придерживая его подбородок, — легче станет. И пиздуй-ка ты в душ. Мне не хватало, чтобы тебя еще на пол спальни стошнило.

Гриммджоу, проморгавшись, криво улыбнулся:

— Ты меня недооцениваешь, Куросаки.

— Да-да, попизди мне тут, — Ичиго отшатнулся к стене и потер висок, — черт. Херово, однако.

Гриммджоу отлип от стены, поставив бутылку с виски на полку шкафа, принялся медленно и очень сосредоточенно расстегивать пуговицы рубашки. Ичиго неопределенно хмыкнул и отвернулся:

— Тебе бабло куда совать? В трусы, или сразу в задницу?

Джагерджак бросил на него заинтересованный взгляд, сопровождающийся красноречивой ухмылочкой, на что получил очередной фак. Бесит. Хмыкнув, он еле как стянул с себя одежду и заплетающейся походкой отправился в душ, попутно с металлическим лязгом расстегивая ремень на джинсах.

Остановившись у входа в ванную, он неожиданно остановился и обернулся на Куросаки, который смотрел на него расфокусированно-осуждающе:

— А я буду как мой батя, когда он из семьи съебывал, — он пафосно провел рукой по волосам, сбросил джинсы, под которыми, как выяснилось, нижнего белья не было, показал средний палец и скрылся в ванной. Ичиго не сдержался и заржал, устремившись за ним:

— Твой батя очки свои сломал, когда съебывал, ты ведь сам рассказывал.

Заглянув в ванную, которую синий Гриммджоу явно не удосужился закрыть, Ичиго застыл, глядя, как Джагерджак встал под душ, уперевшись руками в стену, пока его тело мягко обтекала теплая вода. С мгновенно намокших голубых прядей капало, а сам парень стоял, глядя себе под ноги и явно пытаясь собраться с мыслями.

Он стоял. И у него стояло.

Ичиго сглотнул и гаденько усмехнулся, прикрывая за собой дверь. Хищный взгляд голубых глаз точно отслеживал каждое его движение, но Куросаки уже решился. Сбросив джинсы с бельем и отправив на пол футболку, он залез в кабинку и прижался к мощной спине. Пьяный мозг упорно отказывался понимать всю суть затеи, что он замыслил, но Ичиго уже точно все решил.

— Ку… Куросаки… — угрожающе икнул Джагерджак, глядя на него через плечо, — ты чего?

Ичиго его уже не слышал. В ушах ухала кровь, а руки беспорядочно гладили тело перед собой. Гриммджоу тихо выдохнул и решил ему не мешать. Кроме того, это было очень даже приятно. Куросаки всегда с ним нежен, и в этом их главная разница — Гриммджоу после таких пьянок бросался на него дико и бешено, выбивая из утопающего в простынях тела хриплые крики и стоны, заставляя Ичиго метаться помешательстве и диком желании. Нельзя сказать, что кому-то из них это не нравилось, они оба любили подобный драйв, но иногда ведь хотелось и другого. Того, чего темперамент Гриммджоу позволить не мог.

А Куросаки мог. Мог все. Делать с Гриммджоу что угодно. И перед подобным отношением Джагерджак не мог не уступить. Не перед этим человеком.

— Ичиго… — он хрипло шепчет его имя, чувствуя, как подкашиваются ноги от пьяных, влажных поцелуев куда-то в шею. Откидывает голову назад, чувствуя, как тело прогибается само, подается бедрами назад, прижимаясь к горячей плоти, упирающейся прямо между ягодиц. Куросаки поддерживает его, не позволяя соскользнуть руками по мокрому кафелю вниз.

— Повернись, — голос Ичиго тоже севший от возбуждения, в нем звенит нетерпение, но Гриммджоу знает, что Куросаки не сорвется до последнего. Он покорно поворачивается, убирает налипшие на лоб мокрые волосы, и Ичиго давится воздухом, глядя, как по его лицу и скулам мягко течет теплая вода. Кажется, что они оба протрезвели в этот момент, так ясно и четко они видят сейчас друг друга. Но легкое головокружение и общая заторможенность движений возвращала их обратно, где они оба, пьяные в стельку, просто таращатся друг на друга, прижимаясь друг к другу бедрами. Ичиго ведет ладонями по спине, опуская их до ягодиц. Гриммджоу хочется выть, когда парень пальцами осторожно нажимает на вход. Он старается расслабиться.

— Куросаки, — он шепчет это прямо в приоткрытые губы парня, глядя из-под ресниц так, что у Ичиго в паху все скручивает от возбуждения, — я не хрустальный, ты же знаешь.

— Знаю, — в тон ему отзывается тот. Перемещает руку между бедер, мягко огладив горячий ствол, и осторожно вводит пальцы внутрь, — но тебе завтра еще ходить как-то надо будет.

Гриммджоу хочет ответить, но уже не может — резко откидывает голову назад и бьется головой о кафель, сухо выругавшись. От удара перед глазами замерцали звезды, но и на это он не может толком среагировать — Куросаки толкнулся пальцами глубже, сгибая их. Хочется бесконечно ругаться и выть, но получается только последнее.

— Ммм… — неопределенно тянет Ичиго, глядя как Гримм закатил глаза, — ты как?

— Еще одно слово, Куросаки, и я тебя сам трахну, — бросает Джагерджак на выдохе, отчаянно толкаясь бедрами навстречу. Ему хорошо и приятно, но чертовски мало.

— Понял, — весело бросил Куросаки, резко разворачивая Джагерджака обратно и вжимая лицом в стену, — завтра утром не жалуйся только, ладно?

Гриммджоу закусывает губу и смотрит на него через плечо: он обожает смотреть на лицо Куросаки, пока тот входит в него - расслабленное, но у переносицы сходятся вместе рыжие брови — о да, тебе тоже не терпится. Но через секунду он резко дергается и врезает кулаком в стену. Черт возьми!

Он шарит по плитке руками, тщетно пытаясь зацепиться за швы, просто чтобы не упасть. Но Куросаки и не даст — держит за плечо одной рукой, вторая рука крепко сжимает бедро. И пошлые, грязные, развратные шлепки кожи, движения, от которых все тело дрожит и гнется, а из горла сами вырываются такие стоны, от которых впору со стыда сгореть. Джагерджак обожает Куросаки в такие моменты. И хочется больше.

Ладонь с плеча медленно перебирается на шею, и Гриммджоу окончательно готов попрощаться со своим рассудком. Ичиго сзади отфыркивается от воды, мотает головой, и Джагерджак готов поклясться — сейчас Куросаки, наконец-то, сорвется. В горло жадно впиваются сильные пальцы, кислород со свистом покидает легкие и Гриммджоу больше не может. Он царапает плитку и чувствует все необычайно остро. От нехватки воздуха спирает легкие, в глазах темнеет, а толчки становятся грубее. Ноги подкашиваются, его немного клонит вперед, и Ичиго теперь каждый раз, при каждом движении толкается так, что Джагерджак готов выть, но вместо этого он хрипит, чувствуя, как пустеет голова, и даже для ругательств там, кажется, нет места.

Вода упругими струями поливает его спину, звонкий шлепок приходится на ягодицу, и Ичиго снова ускоряется. Джагерджак чувствует, что ноги больше не готовы его держать. Колени позорно дрожат, но в эту минуту Гриммджоу плевать на то, как он выглядит. Да и знает он, что Куросаки нравится так.

У него кружится голова, или Ичиго все же действительно развернул его к себе лицом? Подхватывает под одно колено, снова врывается в тело, хватаясь за чужую шею, и хрипло выдыхает прямо в губы, в ритм движениям. Они сталкиваются взглядами, и Джагерджак хочет грязно ругаться, глядя, как карие глаза напротив затопил расширившийся зрачок, как Ичиго смотрит на него совершенно невменяемо. Их тела двигаются синхронно, а неожиданно мягкий, нежный поцелуй, вразрез идущий безумному ритму, заставляет все внутри свернуться в тугой клубок из ощущений и чувств. Гриммджоу стонет прямо в рот Ичиго, он уже не понимает, льются ли слезы из его глаз, или же это вода из душа — неважно. Потому что Куросаки содрогается всем телом, толкается особенно сильно и кончает в него — горячо. Так горячо, что Джагерджак сам не выдерживает. Обхватывает руками его спину, царапает короткими ногтями и выгибает спину, дрожа от нахлынувшего на них обоих оргазма.

И мыться даже толком уже не надо.

Они валятся в постель, Ичиго утыкается губами ему куда-то в основание шеи, шепчет что-то о том, как любит его и засыпает, пока Гриммджоу мягко водит руками по его спине и рассеянно улыбается. Пьяный секс — это, конечно, хорошо.

Но утром он отыграется на Куросаки вовсю.