Глава 1

Долго рассуждая о своём соулмейте, можно напридумывать лишнего и потом разочароваться. Особенно если надпись на твоём предплечье, запрятанная среди десятка портаков, наклоненная, ровная, с изящными завитками, но ты не можешь её прочесть, сколько бы ни пытался и твоя половинка, наверное, ёбанный врач, потому что никто, сука, не может писать так неразборчиво. В душе Ваня надеется, что у его родственной души максимально тупая фраза где-нибудь на лбу, а то не он же один должен так мучиться.


Ему двадцать три, а он до сих пор не знает что это за три слова и когда этот криворукий некто соизволит появиться. Он смотрит на тонкие петельки, на фигурное подчёркивание некоторых букв и думает что его половинка пахнет сахарной ватой и любит закидываться ЛСД.


***


Он не встречает Новый год дома, потому что у него есть друзья, бары и немного денег, которые он готов спустить на бухло и лёгкие наркотики. После одиннадцатого шота происходящее превращается в забавную игру, под названием «нажрись до соплей за пять штук», в которой он, конечно, побеждает, заказывая себе водки сразу после вишнёвого ликёра. Он помнит как ему вызывают такси (какие-то тёлки, сам он не в состоянии), помнит как девушка говорит таксисту адрес, пока Ваня заваливается в машину и видит ещё одного пассажира — не мудрено, новогодняя ночь (утро), машин на всех бухих тусовщиков не хватает. Однако Ванин попутчик не пьян, отстранён и бросает на Евстигнеева смешливый взгляд, сразу отворачиваясь. У незнакомца большие глаза, птичий нос и сонный вид. Ваня думает что этот парень (мужчина?), до ужаса серьёзный и ему становится смешно. Он хрюкает в рукав своего свитера (кажется он оставил пуховик в баре) и резво выпрямляется, сдерживая порыв глупо захихикать. Незнакомец оборачивается на него и заламывает свою изогнутую бровь, превращаясь в героя кинофильма про Шерлока Холмса. И Ваня в душе не ебёт откуда это сравнение, но начинает смеяться, получив недоумевающий взгляд от таксиста в зеркало заднего вида и улыбку от незнакомца.


Когда они тормозят на светофоре, Рудбоя начинает клонить в сон и он смотрит на незнакомца, который снова уставился в окно. Ваня предполагает что тот не оценит если он сейчас начнёт похрапывать на весь салон. Он лезет в карман за телефоном, чтоб набрать сообщение Храмову, который остался в баре. Потому что он пропил все свои деньги и купить новый пуховик вроде как не на что, а значит нужно сказать Лёхе, чтоб он потрудился вернуть старый. Откуда в его голове такая логичная и связная цепочка мыслей Ваня не знает, но в итоге достаёт из кармана джинсов всё что там есть — наушники, телефон, карточку и два гандона, прикупленные на случай внезапного везения. В этот момент водитель резко тормозит из-за бешено пронёсшейся впереди машины (пьяные за рулём в новогоднюю ночь особенно буйствуют) и Ваня опасно клонится на бок, разбрасывая все свои вещи по салону. Он возмущённо выдаёт протяжное «Ээээ» и сгибается пополам, чтоб поднять с пола телефон и наушники. Карточка находится на коленке и он спешит сунуть её обратно в карман, потому что как ни странно, остатки разума продолжают функционировать. Презервативы находятся на подоле пальто Ваниного попутчика, который, кажется, тихо угорает над Ваниным состоянием.


Евстигнеев тянет руку чтоб забрать своё, но вестибулярный аппарат отказывает, посылая Рудбоя нахуй и тот впечатывается в колени незнакомца лицом, потеревшись щетиной о грубую серую ткань. Мужчина в открытую ржёт, отклоняя предложение таксиста помочь и тянет руку, чтоб поддержать Ваню, взяв его за предплечье. Евстигнеев вдыхает запах апельсинов, шоколада с фундуком и дорогого парфюма, и осознаёт насколько замёрз, потому что случайный незнакомец тёплый, укутанный в шарф и в шапку, а ещё очень классный, раз не начинает возмущаться, и Ваня наверное должен извиниться и предложить ему моральную компенсацию, хотя последнее — явный бред, который сгенерировал его пьяный мозг.


Всё ещё не поднявшись и чувствуя как его придерживают за предплечье, Ваня вздыхает, делая над собой усилие и упираясь рукой между ног мужчины, рывком приводит себя в сидячее положение.


— Прости. — Просит он, обдавая попутчика перегаром. — Я немного выпил.


— Немного? Да ты в щи, приятель. — Смеётся мужчина и, о, господи, его смех пускает тёплые мурашки по спине, а Ваня запоздало понимает что это стыд.


О да, он краснеет до кончиков ушей, отводит взгляд в сторону, а потом почему-то спрашивает:


— Кто ты по профессии? — Вопрос неуместный, глупый и почему он вообще не спросил об имени, но всё это приходит в голову слишком поздно.


— Графолог. — Недоуменно отвечает мужчина и снова поднимает блядскую бровь, а Ваня уже ненавидит её за то что она такая совершенная. — А что?


— Ты то мне и нужен. — Вдруг восклицает Ваня и начинает стягивать с себя свитер, потому что ему не приходит в голову что можно просто засучить рукав.


Он остаётся в одной футболке и тычет указательным пальцем в маленькую надпись на предплечье, восторженный тем, что ему так повезло.


— Ни слова о том кому это принадлежит. — Мотает головой Ваня. — Просто скажи чё написано.


Мужчина закусывает губу, слегка хмуря брови, а потом склоняется над Ваней, вчитываясь в мелкую надпись.


— Кто-то потерял кота. — С улыбкой говорит мужчина и Ваня хмурится, не понимая как это вообще может быть связанно с ним.


— Молодой человек, приехали. — Сообщает таксист Ване и Рудбой тупо моргая, лезет в другой карман за деньгами.


Ему досадно что разговор с незнакомцем закончился так быстро, но он расплачивается и выходит на свежий воздух. Однако следом за ним такси покидает и второй пассажир, тут же перехватывая Евстигнеева за руку.


— Ты забыл. — Сообщает он, протягивая Ване свитер. — Как на счёт выпить чаю? Я живу тут недалеко.


Рудбой соображает максимально медленно, но вскоре до него доходит и он кивает.


— Если ты не маньяк-убийца. — Кривит губы в пьяной усмешке. — Я Ваня. А ещё я живу не здесь. И у меня нет денег на дорогу домой.


Оглянув серые пятиэтажки, Евстигнеев хмурится, вспоминая кто говорил таксисту адрес. Теперь всё что у него есть — телефон, пустая карточка, гандоны и случайный знакомый, разгадавший загадку над которой Ваня бился всю жизнь.


— Мирон. — Мужчина берёт Ваню под руку и тянет за собой, через дворы. — Уж найду тебе пятихатку на такси потом.


Евстигнеев не врубается, с чего вообще этот Мирон такой великодушный и счастливый, прижимает Ванину руку к себе, улыбается своим мыслям, но от него всё ещё пахнет апельсинами, шоколадом и парфюмом, он всё ещё тёплый, а ещё Ваня раздетый и ему холодно, поэтому он резко останавливается, натягивая свитер, чуть не запутавшись в нём, а после снова прижимается к боку Мирона, продолжая путь.


— Я кажется даже протрезвел. — Сообщает Ваня. — Немножко.


— Почему ты без верхней одежды? — Мирон на ходу стягивает с себя шарф и наматывает его на Ваню, закрывая и нос, и покрасневшие от мороза уши.


Ваня благодарен, он ведь в одном свитере в минус двадцать пять, у него немеют пальцы и текут сопли, а ещё организм аккуратно намекает на то что в ближайшее время один пьяный долбоёб сляжет с температурой.


— Друг решил что мне хватит и поручил двум девушкам отправить меня домой, те сунули меня в такси, кажется перепутав с кем-то другим, потому что я живу на другом конце города и конечно же даже не подумали о верхней одежде. — За это длинное и связное предложение Ваня мысленно гладит себя по голове.


— Ты каждый Новый год просыпаешься в разных местах с незнакомыми людьми или только мне так повезло? — Мирон ускоряет шаг и указывает рукой на одну из пятиэтажек, намекая что они уже почти пришли.


— Обычно новый год я провожу на вписках. В этот раз меня позвали в бар. — Евстигнеев трётся носом о шарф, который уже намок и заледенел из-за горячего дыхания и низкой температуры воздуха. — А ты каждого пьяного долбоёба к себе домой тащишь?


— Только симпатичных. — Мужчина открывает дверь парадной и подталкивает Ваню внутрь, заставляя зайти в тёплое здание.


До Евстигнеева сначала не доходит что ему сделали комплимент, а когда доходит, то они уже поднимаются по лестнице, минуя пролёты. Останавливаются они на четвёртом. Мирон снимает перчатки, шарит по карманам пальто в поисках ключа, а потом любезно пропускает Ваню вперёд. В квартире у Мирона тепло, светло и просторно, а ещё по запаху Ваня сразу понимает что её хозяин любит чай, книги и у него живая ель.


***


Мирон оказывается невероятным. И это действительно что-то глобальное для Вани. Ему наливают чёрного густого чая, заварного, потому что Мирон сообщает что чая в пакетиках у него даже нет. Мирон кладёт ему мёда, улыбчиво обещая что Ваня точно не заболеет, а ещё вместо лимона он использует апельсины, что объясняет его запах. Он говорит о том что вообще не празднует Новый год, а когда Ваня спрашивает о ели, стоящей в гостиной, которую он успел заметить, выйдя на балкон покурить, отвечает что это единственное что он любит в этом празднике. Евстигнеев узнаёт о том, что Мирон только по образованию графолог, а зарабатывает на жизнь он написанием детективов и очень долго смеётся. Очень меткое сравнение с персонажем Конан Дойла, пришедшее ещё в такси, сейчас безумно смешит, но виной тому всё ещё играющий в крови алкоголь.


К шести утра они допивают чайник, скуривают семь сигарет на двоих и съедают столько мёда, что Ваня уверен что у него точно что-нибудь слипнется. К семи утра Рудбой может назвать Мирона другом и перечислить все его любимые книги. За пять минут до восьми они закидываются ЛСД, завалившись на Миронову кровать, которая кажется просто невероятно огромной, но Евстигнеев не может понять правда это так или всё дело в пойманном приходе.


Фёдоров (так его фамилия) несёт невообразимую чепуху, мешая истории из жизни и из прочитанных книг, и Ваня почти верит в рассказ про гномов-барыг, но к этому моменту Мирон сладко засыпает, уткнувшись лицом в Ванины рёбра.


***


Ещё немного и из носа будут висеть сосульки, а тлеющая сигарета, зажатая между губ, обронит на грязно-серую поверхность снега остывший пепел. Добираться пешком — своеобразная традиция, рождённая всего за семь дней и не смотря на упавшую ещё на пять градусов температуру, изменять ей не хочется. Изученные за неделю дворы, покрытые снежно-ледяной коркой, переливаются в свете гирлянд из окон, становясь то синими, то зелёными, то красными, а замёрзшие почти на смерть коты переливаются вместе с ними. Ваня натягивает шапку на уши, выбрасывает сигарету, сразу пряча руки обратно в карманы, потому что он конечно же забыл ебучие перчатки, а пальцев и так уже не чувствует. Нужная дверь почти подсвечивается райским светом в Ваниной голове и парадная дома Мирона встречает уютной аккуратностью и чистотой. Четыре этажа вверх, зажать звонок и уже меньше чем через минуту его пропускают в обитель чая, ковров и тяжёлых штор, приветливо улыбаясь.


— Думал ты окоченел и где-нибудь под лавкой валяешься. — Мирон привычно стягивает с Вани шапку и разматывает шарф.


— Хрен ты от меня отвяжешься. — Евстигнеев расстёгивает куртку, предварительно сбросив рюкзак на пол и улыбается Мирону от уха до уха. — С Рождеством.


Тянет руки, чтоб прижать к себе за шею, но мужчина уклоняется и отходит на безопасное расстояние.


— Ты холодный. Сначала отогрейся. — Смеётся, глядя на Ванины показательно надутые губы и тянется к рюкзаку. — Что притащил? Водку?


— Мы сегодня не бухаем! — Строго заявляет Рудбой, а после поднимает брови. — Ну, почти. Я принёс вино.


Глаза у Фёдорова становятся ещё круглее, хотя кажется куда уж больше и он недоверчиво наклоняет голову.


— Не смотри так! И ещё, — Ваня забирает свою сумку и расстёгивает, выхватывая оттуда бумажный пакет. — Я тебе кое-что притащил. Подарок, типа. Ты же рассказывал, что хотел такие, а у меня валялись уже давно.


Он передаёт увесистый пакет Мирону, а тот сразу стягивает его, открывая стопку ярких комиксов, которые Ваня ещё пару часов назад собирал по всей квартире, вспоминая куда же их распихал.


— Ванька, — Фёдоров щурится и сам виснет на Ваню, утыкаясь носом ему в шею — Спасибо, это очень круто. У меня тоже есть кое-что, пойдём.


Мирон не осознанно берёт Ваню за руку, отпуская только в спальне и поднимает со стола книгу в голубой обложке.


— Я обещал. Ещё не изданное, пока единственный экземпляр.


Книга ложится в руки, достаточно толстая, с золотистыми буквами, складывающимися в знакомое имя.


— Блять, невероятно. — Ваня восторженно вздыхает и ведёт пальцами по рандомно открытой странице.


Бумага шершавая, олдфажно желтоватая, страницы проставлены витыми цифрами.


Этой ночью они снова закидываются ЛСД после вина и снова засыпают вместе, хотя на этот раз всё гораздо лучше, потому что происходит это ещё до полуночи и просыпается Ваня когда только светает. Он заваривает себе чай, листает подаренную книгу, почти дочитав первую главу, а потом открывает на форзаце, зацепившись взглядом за надпись сделанную карандашом. Он вглядывается в мелкие буквы, в знакомые до боли петельки и нижние подчёркивания и впервые в жизни становится так радостно от того что ни черта не понятно. Он сопоставляет слова на своём предплечье и надпись из книги и всё-таки разбирает в этом невольно составленном ребусе фразу «Чьему-то потерянному коту».


***


— Ты не рассказал мне! — Возмущение выходит вялым и неубедительным. Уткнувшись носом в миронов загривок, Ваня даже не пытается выглядеть недовольно, обхватывая его руками поперёк груди. — Заманил меня к себе в квартиру, приручил и даже не сказал!


— А ты назвал меня английской королевой. — Фёдоров сонно бормочет, разве что не зевнув в конце.


— Не назвал, а подумал. Ты был таким важным.


— А ты был таким пьяным. Замолчи уже, дай поспать.


Долгожданная тишина успокаивает и Мирон прикрывает глаза, полностью расслабляясь в объятиях. Ваня спать не хочет, но всё же молчит, думая о том, что был прав только на половину. Его соулмейт действительно любит закидываться ЛСД, но пахнет он не сладкой ватой, а цитрусами и орехами.