Чонгук никогда не знал Тэхёна. В свои двадцать три года он о многом думал: о жизни, о чувствах, о судьбе и предназначении. Он думал, что раз жизнь идёт своим чередом и ничего, по сути, глобального, от тебя не зависит — ничего страшного. Всегда случаются катастрофы и несчастные случаи, всегда есть вокруг люди, от которых ты не знаешь, чего ожидать. Не можешь читать мысли или же считывать искренние намерения — маньяки ведь тоже люди, выглядящие точно так же, как и другие.
Жизнь течёт своим чередом и тратить силы на то, над чем ты не властен — пустая трата ресурсов. Вот и перестал Чонгук загонятся из-за проблем в семье: отец сам решил выбрать путь наркомана; перестал загонятся по учёбе: профессор Хван ко всем придирается, хоть учебник весь наизусть выучи. И перестал загонятся по поводу чувств.
В свои двадцать три у него были несколько отношений, как и пару интрижек на одну ночь. Где-то виноват был партнёр, где-то, Гук, а где-то сразу оба, не желающие признавать свои ошибки и идти на компромиссы.
Хосок говорил, что надо всего-то вытащить язык из жопы и нормально поговорить, но как можно вести диалог, когда тебе условные семнадцать и кажется, что именно вокруг тебя весь мир вертится?
Чонгук никогда не знал Тэхёна. Ходил себе сначала в школу, потом на дополнительные по такой не любимой истории, а дальше и на лекции в универе. Занимался домашними делами, помогал маме с сестрёнкой Чонги, увлекался баскетболом, фотографированием и гоночными мотоциклами. Подрабатывал продавцом в магазинчике около дома после пар, смотрел новые фильмы и очень ждал камбэка своей любимой группы.
Жизнь продолжала всё так же течь своим чередом и в его девятнадцать ничего не менялось — по новостям всё ещё показывали ужасные вещи, над которыми Чон не был властен и, пока мама причитала себе под нос «какой ужас» и «как же так», парень решил не загонятся.
Чонгук никогда не знал Тэхёна. Жил себе и жил. Иногда встречался с Хосоком и Намджуном, ходил в кино, в парки аттракционов, по кафе и барам. Изредка любил выпить и забыться хоть на пару часов. Так тоже бывает — вроде всё у тебя пусть не отлично, но сносно, а отчаяние и одиночество просто сжирает изнутри, разжигает внутренности и в груди словно чёрная дыра зияет, которой места между рёбрами катастрофически мало. В двадцать Чонгук впервые стал замечать, что в его жизни не хватает какой-то детали. Какой-то мелочи или эмоции. Может быть, друзей? Да нет, Гуку хватало, они уже долго вместе. Им и скучно не бывает, и выговориться можно. Даже поплакать, если совсем уж загибаешься. Тогда, любви? Чон не знал, как описать это чувство. Вот вроде в любви он не нуждался, да и времени пока на неё нет, но скребущее изнутри нечто подсказывало, что именно так и должно было быть. Чонгуку нужен человек. Он понятия не имел, что именно его сердце хотело донести до него, но ясно было одно — ничего не было ясно.
Чонгук никогда не знал Тэхёна. Октябрь выдавался каким-то уж слишком холодным: пронизывающий до костей ветер и, казалось бы, вечный дождь, усугубляли и без того странно чувствующего себя парня. Уже в двадцать один он успел ещё раз расстаться с новым парнем, сменить работу в магазине на работу в автосервисе администратором, сдать второй курс универа и перейти на третий. Он всё так же не загоняется, но в последнее время это становится всё сложнее. Вернее, невозможно не загонятся, когда дело касается лично тебя. Чонгук стал больше времени проводить в парке между местом его учёбы и домом. Даже когда погода дрянь была и люди, пряча носы от холода в шарфы, мчались скорее домой, в тепло, парень так же неспеша шёл и слушал музыку — всё равно холоднее, чем на душе, ему уже не будет. Мир постепенно теряет былые краски, становится серым и пресным, а Хосок говорит, что тот стал похож на приведение — молчаливый и отрешённый. Летающий где угодно, но не здесь. А Намджун и поддакивает. Тем не менее, друзья они хорошие, пытаются понять, что не так, однако, Чонгук почему-то искренне считает, что говорить об этом им не надо. Просто не хочет. Слишком, как-будто, личное.
Чонгук никогда не знал Тэхёна. Ноябрь того же года, когда ему двадцать один, выдался, казалось даже, ещё хуже. Парня тянуло гулять больше, чаще, в непогоду или же в ясные дни, но быть именно в парке. Объяснить он это никак не мог, лишь говорил родным и друзьям, что на воздухе «думается лучше». О чём, правда, умалчивает. Семья говорит только всегда быть на связи и беречь себя. Чонгук соглашается и в очередной раз, в морось и слякоть, вечером идёт гулять.
На воздухе действительно думалось лучше. Вернее, не думалось в принципе. Музыка тоже отвлекала, что в совокупности давало просто минуту, час, день без мыслей. Одиночество только никуда не уходило. Не хотелось ничего, только спать. Бесконечно спать. Во сне не болит одиночеством.
Так было и в тот день, когда ему двадцать один, а он не знает, что делать в принципе. И в тот момент — тоже не знал. Знал, что ему надо встать с сырой земли и извинится за то, что летает в облаках, никого не замечает и прёт как танк на автопилоте, и поднимает взгляд. Взгляд, который встречается с другим, чужим, хозяин которого плюхнулся на зад аккурат зеркально Чону. Поднимает и тонет. Это же оно? Это не кажется? Совсем уже, что ли, крыша съехала от такой жизни? Если это сон, не будите его. Наконец-то перестало болеть и надеждой отзывается.
А напротив, тем временем, сидит парень, вроде чуть старше, вроде и нет. Очень красивый, черноволосый, в толстовке и пальто бежевом. Нереальный. Чону кажется, что он попал одновременно и в рай, и в ад, настолько чувства внутри были противоречивыми. Фантомный ангел на правом плече чуть ли не верещал, прыгал и радовался как ребёнок, ей богу. Всё места себе не находил и чуть ли не пищал: «Это он, нашёл! Точно он! Вот тот, кого ты искал! Кого так сильно не хватало». А дьявол на левом ухмылялся и надменно «ха, точно нашёл? А что искал? Не думаешь, что только у тебя так, а? Что ему скажешь? Хей, я Чон Чонгук и я чувствую странные чувства уже два года, привет, хэллоу, и щас я подумал, что ты именно тот, кого я ждал. Не смеши, напугаешь просто незнакомого человека и всё» говорил. Внутренние терзания казалось были вечностью, но секунд десять прошло, не больше. Возможно, Чонгук и послушал бы своего «дьяволёнка», но все эти десять долгих (бесконечных) секунд, незнакомец, не отрывая взгляда, наблюдал. Глаза в глаза. И встать не пытался. И выражение лица точь-в-точь чонгуково — ошарашенное и неверящее.
Чонгук никогда не знал Тэхёна. А потом узнал. И узнал, что сам он не поехавший — Тэхён чувствовал то же самое. Никто не хочет гадать и загадывать как, почему и откуда, главное — они теперь рядом друг с другом. День за днём они становились всё ближе: Тэхён был на год старше, рассказывал о своей практике в конторе юриста, что учится на четвёртом курсе на вышеупомянутой профессии, снимает однушку и любит готовить. Рассказывает про школьную жизнь, про первые неловкие отношения (над которыми в голос хохочут оба), над хобби и тягой к пению. Чонгук просит его спеть и в этот момент бесповоротно влюбляется. Точка невозврата пройдена. Как и у Тэхёна, который наблюдает, как младший его фотографирует. Вокруг столько прекрасных кадров: озеро, опавшая листва, ночное небо, звёзды. А Чон смотрит только на него.
Чонгук никогда не знал Тэхёна. А теперь, в его двадцать три, знает о нём абсолютно всё. Какие милые у него ямочки на щеках, как он жуёт верхнюю губу, когда о чём-то думает, а нижнюю, когда нервничает. Как бесподобно он бурчит на обыденные мелочи — пересоленный омлет или нехватку сахара в чае. Как обожает держаться за руки и целоваться. Как обожает, когда Чонгук его целует.
Теперь Чонгук знает Тэхёна, и мир его только вокруг старшего и вращается. Как и мир Тэхёна — вокруг Чонгука.
Всё же мир вращается вокруг тебя; вращается, когда у мира — глаза бездонные вселенные, полные любви.
А остального и не надо.