Биты донельзя избитых клубных треков отдаются шумом и вибрацией в барабанных перепонках, неоновый свет софитов нещадно светит в глаза так, что творящийся вокруг неконтролируемый балаган хаотично двигающихся тел сливается в одно размытое цветастое пятно, а во рту сухо, словно в Сахаре. "Кажется перебрал.."
На периферии сознания отчетливо пульсирует одна единственная мысль — как можно скорее добраться до выхода. "Черт возьми, где же проклятая дверь.." Земля под ногами перестает быть ровной, как только Юнги ускоряет шаг, к счастью, протолкнувшись между двумя девушками, что стояли слишком близко друг к другу, пытаясь, кажется, съесть друг друга, посреди узкого коридора, загораживая проход, он налетает прямиком на стену, успев ладонями найти точку опоры и не грохнуться на пол за этот счет.
На самом деле, сегодня не пятница и даже не суббота, а чертов понедельник, и Юнги на самом деле не собирался идти в клуб в самом центре Сеула и напиваться до цветных пятен перед глазами. Но несмотря на всё это, имеется то, что имеется — а именно мало соображающий Юнги в количестве одной штуки, усердно пытающийся разглядеть ярко-зеленые таблички на стенах, указывающие место выхода из помещения. Но, к счастью, кто-то, возможно такой же как и он, громко ругается матом, цепляя собой внимание, и на глаза Юнги попадается яркая неоновая вывеска " ЗАПАСНЫЙ ВЫХОД", висящая под потолком над самой дверью, ведущей, скорее всего, на улицу. Кое-как вдоль стены лавируя между зажимающимися по углам парочками и кое-где валяющимися прямо на полу телами, Юнги добирается до конца коридора, с еще оставшейся в теле какой-никакой силой толкает заветную дверь и наконец выдыхает с заметным облегчением, втягивая в легкие свежий воздух, выходя на улицу. Ноги слегка путаются и заплетаются, но уже лучше. "Чертово облегчение"
На улице взаправду дышать становится легче. Простояв несколько минут, вдыхая полной грудью, в голове появляется ясность, тело становится послушнее, а легкий ветерок колышет темные каштановые пряди волос, выглядывающие из-под банданы, прикрывающей лоб, раздувая их в разные стороны. В кожанке жарко, и идея стянуть ее и выкинуть к чертям кажется не такой уж и плохой, а очень даже удачной, но внимание от неприятных ощущений отвлекает то, что справа кто-то курит. Это вряд ли можно назвать чем-то необычным, особенно в закоулке возле клуба, да и сигаретный дым никак не раздражает рецепторы Мина, потому что уж лучше табак, чем спертый запах пота, алкоголя, смазки и еще бог знает чего. Сюда, на это место, выходят все, кому нужно выкурить сигарету-другую, поэтому это вовсе не странность встретить тут курящего человека, но почему-то из неоткуда взявшееся покалывающие ощущение на кончиках пальцев заставляет Юнги задуматься, зачем, а главное почему он вообще оказался в этом месте и именно сейчас. "Пробуждение старых привычек?" проносится в голове.
Клубы — не его сильная сторона, и прийти сюда было наихудшим решением сегодняшнего дня, а о последних пяти шотах он вообще жалеет, как ни о чём еще в жизни не жалел. Опьянение настигло организм слишком неожиданно, но так же как и появилось, оно неожиданно испарилось, и Юнги чувствует себя так, будто трезв, спустя лишь пятнадцать минут раздумий на воздухе. Справа всё еще продолжает доноситься сигаретный дым, и Мин не сдерживается, решаясь подойти поближе и посмотреть, кто же, судя по расчетам, выкуривает уже третью сигарету подряд. Как он это понял? Дымка перегара за то время, что Юнги находится на улице, только лишь сгущается, не успевая рассеяться, что может значить только то, что тот некто за углом выкуривал одну сигарету за другой. На самом деле похуй, честное слово, и вообще не должно это его беспокоить, но неизвестное чувство, что от тонкой нити раздулось до исполинских размеров, буквально физически ощущается и назойливо требует подойти, узнать, увидеть.
На негнущихся ватных ногах Мин идет уже более уверенной и твердой походкой, нежели выбирался из клуба, к тому, кого скрывала ночь за углом черного хода одного сеульского клуба. Первое, что замечают глаза, зорким взглядом оглядывающие всё вокруг, так это парень, лениво облокотившийся на кирпичную стену позади себя спиной, причем одна его нога согнута в колене и стопой прижимается к той же стене. Фигура не была высокой или пугающей, наоборот, силуэт напоминал больше подростка или молодого человека. В правой руке ярко-красной точкой в темноте сумерек виднелась зажженная сигарета, дымящая и медленно тлеющая, осыпаясь пеплом и развеваясь по ветру, а вторая рука парня была спрятана в карман большой черной куртки. Роста парень был невысокого, вся одежда, надетая на нем, была чуть мешковатой и черной и, подойдя ближе, Юнги не мог разглядеть, была ли внешность незнакомца симпатичной, из-за скрывающего половину лица сильно натянутого капюшона. Незнакомец подносит руку с зажженной сигаретой к лицу, и одного лишь вида невероятно красивых губ, изящно обхватывающих фильтр сигареты, Юнги хватило для того, чтобы уровень интереса и притяжения к этому человеку взлетел до небес.
Не укрывается от изучающего взгляда и то, что чужой немигающий расфокусированный взгляд обращен в одну точку где-то на земле, а голова же либо занята тяжелейшими думами, либо совершенно пуста и не занята мыслями вовсе. Незнакомец, не церемонясь особо, находясь скорее где-то в себе и не имея связи с реальностью, выдыхает из легких едкий дым, который густым облаком попадает Юнги в лицо, и замечает, что кто-то подошел лишь после. Когда парень поднимает голову и встречается взглядом с другим, внимательным и завороженным, Юнги видит перед собой подведенные черной подводкой сверху и снизу ярко-голубые глаза необычайно редкой формы, добавляющей незнакомцу призрачного шарма. Это заставляет в его мыслях поселиться фразе "красивый" практически автоматически.
— Ты выкурил уже третью.. — хрипло от долгого молчания негромко произносит Юнги, когда незнакомец выкидывает докуренную сигарету на землю и растирает ее подошвой по асфальту, принимая прежнее положение, после чего прокашливается, прогоняя перегарную хрипотцу.
— И что? Законом вроде не запрещено, — голос у незнакомца слишком высокий для того, кто выкуривает за раз пачку сигарет, но приятный до мурашек вдоль позвоночника и даже призрачно знакомый, словно мысли о доме, но сам парень даже взгляда не отрывает от земли.
— К чему это всё? Вся эта твоя напускная херня.. — грубо, да, но напускная грубость, которая должна делать незнакомца крутым и которая ему явно не идет, раздражает Юнги до скипа зубов, слишком наигранно и фальшиво.
Чего Мину не занимать, так это прямолинейности. Говорить то, что он считает нужным — принцип жизни, которому изменять он не привык. И сейчас больше всего хочется, чтобы перед ним был не напускной образ, а живой человек из-за голоса которого по спине бегут колкие мурашки.
— Ладно, — выдыхает и сдается незнакомец, его взгляд уставший и расфокусированный, — просто день сегодня дерьмо редкостное, ничего необычного..
Оставив реплику без ответа, Юнги лишь кивает, а после подходит к парню ближе, оставаясь примерно на расстоянии вытянутой руки, подобно ему облокачиваясь на стену спиной и перекрещивая ноги.
— Поделишься ? — он кивает на пачку сигарет, торчащую из кармана чужой куртки.
Незнакомец, наконец, поднимает взгляд, плавно оглядывая фигуру рядом, начиная с самого низа. Его взгляд скользит сначала по массивным невысоким темно-бордовым мартинсам с горчичной подошвой и шнуровкой, потом по черным потрепанным джинсам, висящим в районе коленей, с блестящей золотой пряжкой на поясе в виде букв SG, от поясного ремня шли еще два ремешка до плеч, будто подтяжки, но в районе груди их прикрывала кожаная косуха, скрывая из виду черные ремешки на чисто-белой футболке. Взгляд скользит выше, по слегка выглядывающим из-под футболки ключицам и тонкой шее, и выше. Точеный подбородок и скулы, невероятной красоты раскосые глаза глубокого карего цвета, аккуратный нос на чужом лице определенно могли бы стать всемирным эталоном красоты, но было одно но. Сквозь правую вздернутую бровь виднелись два серебряных шарика — сверху и снизу — она определенно была проколота, а в ушах было около пяти колец в каждом. Это определенно придавало человеку рядом дерзости, сексуальности и некого безумия. Скрытая эпатажность и вызывающий фарс.
Встряхнув головой и проследив за тем, куда взглядом указывает Юнги, парень достает пачку и выуживает от туда две сигареты, следом доставая из другого кармана, где была рука, зажигалку. Не произнося ни слова, незнакомец подносит фильтр к чужим губам, заставляя обхватить тот губами, и чиркает зажигалкой, поджигая сигарету. Он проделывает то же самое со своей, и они практический одновременно выдыхают сизый дым из легких. Тишина. Волнующая и словно бы искрящаяся в темноте тишина стала настолько завораживающей, что аж живот сводит. Добрая половина алкоголя уже успела выветриться из организма, так что думать на то, что Юнги залип на чужие губы, обхватывающие фильтр сигареты, потому что опьянен, не имеет смысла. Незнакомец манит и притягивает к себе, словно центр притяжения Земли, и с каждой секундой становится всё сложнее и сложнее контролировать свои желания. Никогда прежде Юнги не интересовался даже тем, как зовут тех, в чьих кругах он часто тусовался с группой, но почему сейчас узнать имя этого незнакомца было так важно и так необходимо, как будто без этого не складывался какой-то жизненно необходимый пазл.
— Чимин.
Неожиданно в тишине на выдохе говорит незнакомец уже не незнакомец, заставляя Юнги отлипнуть от красивых губ. Его лицо, в частности глаза, скрывает дымка, что рассеивается буквально через пару секунд, и Юнги вновь встречается со взглядом голубых глаз. Это так необычно..
— Мое имя, Чимин, — парень поясняет, чтобы точно и безоговорочно обойтись без всяких недопониманий, при этом, сам того не подозревая и словно прочитав чужие мысли, разрешает одну из главнейших дилемм, мучивших его собеседника, если таковым можно было его назвать.
— Юнги, — хриплым глубоким голосом произносит Мин, после чего в очередной и последний раз делает затяжку, выкидывая окурок под ноги, затаптывая носком ботинок.
Знакомство в закоулке перед входом в клуб с целой кучей пьяного народа внутри где-то под утро назвать самым лучшим и самым удачным явно не поворачивается язык, но ... какая разница. Чимин тоже докуривает свою сигарету, уже четвертую по счету, туша ее об асфальт. Неожиданный порыв ветра, сильнее, чем обычно, сдувает с его головы капюшон, открывая взору длинноватые блондинистые волосы с ярко-выкрашенными в разные цвета корнями и челкой. Парень прикладывается затылком к стене, прикрывая глаза, и глубоко вдыхает полной грудью утренний воздух, чувствуя нотки чужого одеколона, напоминающие о том, что он все же не один.
Достаточно необычно для корейца иметь голубые глаза, но еще необычней со всем этим иметь вдобавок блондинистые волосы с выкрашенными корнями, а особенно ему, парню напротив, чей прикид больше походит на стиль "у меня уже есть сто черных вещей, значит будет еще и сто первая." Юнги понимает не только, что не может оторвать взгляд от чужих волос и глаз, но и то, что ему хочется смотреть на Чимина всего всю свою гребанную жизнь, ему хочется быть с ним постоянно, чувствовать то притяжение, волнение на кончиках пальцев и чертов неугасаемый интерес. И причина вовсе не известна..
— Знаешь, — Юнги начинает тихо, словно боится спугнуть Чимина, но сейчас он чувствует острую потребность продолжать разговор как можно дольше, — я ведь не курю. Точнее, не курил до этого дня.. Я бросил года четыре назад, но сегодня, кажется, слетел с катушек...
— Я должен извиниться ? — Чимин открывает глаза и переводит взгляд на Юнги, изучающе и с интересом на того поглядывая. Его тон ни на каплю не излучает искренним беспокойством, лишь легким отголоском сарказма. Или даже флиртом?
— Нет, просто констатирую факт, не более. К тому же, я сам попросил.
На губах Чимина непонятно из-за чего расцветает полуухмылка-полуулыбка, но даже она кажется Мину настолько красивой и совершенной, что он не в состоянии сдерживать себя еще хотя бы минуту, отталкивается от стены, отряхивая свою кожанку от фантомной грязи, и быстрым шагом направляется к парню. Он подходит так близко, что может ощутить тепло чужого тела, услышать вдох, выдох и уловить трепет ресниц. Дыхание Чимина на секунду останавливается, когда Юнги носом утыкается ему в щеку, глубоко вдыхая аромат кожи, а после шепотом на ухо тихо спрашивает: "Можно мне ..?"
Без малейшего колебания. Без сомнений. Без раздумий Чимин выдыхает такое же тихое: "да", и тут же чувствует, как чужие влажные, но теплые губы прижимаются к собственным с чувством и трепетом. Безрассудно? Да, еще как. Сумасшедше? Вполне. Жалеет ли? Нет, ни капли. Ни Юнги, в чьей голове вмиг стало пусто, ни Чимин, что согласился и сейчас практически физически ощущает бабочек где-то внизу живота. Большие холодные ладони ложатся на щеки, и Юнги, прижав Чимина к стене собственным телом, углубляет поцелуй, скользя языком сначала по ровному ряду зубов, потом изучая бархатные стенки и в конце сплетаясь с чужим языком в попытке изучить, вытянуть всю информацию, узнать все секреты, что таит голубоглазый феномен. Невероятно. Ладони с щек стремительно перемещаются на затылок, пальцами зарываясь в блондинистые волосы, слегка оттягивая за корни, а в это время где-то в районе шеи ощущается обжигающий томный выдох, слишком походящий на стон. Космически. Это похоже на электричество, не иначе. Разве это нормально, целоваться с тем, кого видишь впервые, около клуба на рассвете ?
Звуки битов из помещения доносятся лишь далекими отголосками, на улице тихо и свежо, а утреннее солнце, что только начинает всходить, напоминает о начале нового дня. Воздух вокруг впитал в себя, кажется, целые тонны сигаретного дыма и литры выветрившегося алкоголя, а потому еле заметная дымка вокруг заслоняет глаза. Слышно, как музыка становится несколько громче, а после хлопает тяжелая железная дверь — кто-то вышел из клуба. Чиркает зажигалка, доносится глубокий вдох, а после медленный размеренный выдох, человек разместился напротив стены в том же закоулке, наблюдая за тем, как двое парней целуются в подворотне около клуба так, будто от этого зависят их жизни. Плевать, они даже внимание на него не обращают, будучи полностью занятыми друг другом.
Юнги отстраняется от чужих распухших ярко-красных губ, тяжело дыша, и маленькими поцелуями изучает чужие потрясающие щеки, острые скулы, аппетитную шею и ключицы. У Чимина кружится голова — он словно в прострации, где-то между землей и самым настоящим раем. Он откидывает голову назад, вновь ударяясь затылком о кирпичную грязную стену позади, испуская шумный выдох, когда Юнги прижимается губами в месте за ухом, после несильно прикусывая мочку. Его глаза полуприкрыты, но взгляд случайно цепляется за фигуру, стоящую напротив, которая пристально наблюдает за ними.
— Юнги, — Чимин шепчет ему в макушку, пока тот выцеловывает острые ключицы, в нетерпении стянув на плечо куртку, — у нас, кажется, появились зрители..
— Плевать..
— И ты даже не хочешь устроить шоу ? Не хочешь повеселиться ?.. — это выглядит странно, но то, с каким выражением и в каком положении это говорит Чимин, оказывается куда еще более странным. Он игрив. Он хочет шоу. Он хочет веселиться.
— Нет. Я хочу тебя.. — и Юнги не врет ни секунды, но договорить не успевает.
Услышав то, что ему было нужно, не дав даже договорить, Чимин хватает чужую большую ладонь, так удобно расположившуюся на талии ровно поверх тазовой косточки, и тянет Юнги за собой к двери. Они проходят мимо того человека, что наблюдал за ними всё то время, окидывая его по пути нечитаемыми взглядами. Еще секунда — за спиной хлопает дверь, глаза мгновенно теряют фокус в темноте, а музыка волнами затягивает в свой плен. Но Чимин не останавливается, нет, он идет в самую глубь, на середину танцпола, где неоновые софиты вновь слепят глаза, биты дребезжат в ушах, а танцующая толпа потных тел всё никак не рассасывается.
Остановившись и найдя местечко, где можно протиснуться, он встает спиной к Юнги, прижимаясь к его груди, большие ладони под чутким руководством ладоней поменьше оказываются на талии. В этот момент Юнги замечает, что Чимин сейчас вовсе не в своей большой куртке, а в одной лишь майке-алкоголичке, открывающей загорелые аппетитные и подкаченные руки с крепкими мышцами, в горле мгновенно скапливается слюна. Чимин откидывает голову назад, на плечо Юнги, жарким шепотом произнеся тому на ухо:
— Если ты хочешь меня, ты обязан потанцевать со мной, — и бесстыдно извивается, качая бедрами из стороны в сторону, положив свои ладони поверх ладоней Юнги.
Это похоже на безумие, на самое настоящее безумие, но, черт возьми, как же хочется сейчас стать безумцем и наплевать на всё. Хочется просто забыть о том, что будет завтра, просто упасть в ощущения с головой и не возвращаться в реальный мир. Юнги скользит ладонями по плоскому животу, который скрывала лишь тонкая ткань майки, оглаживая крепкие бедра и достаточно выделявшуюся талию, пальцы, словно крылья бабочки, порхают по ребрам и грудной клетке парня в его руках, пока тот, полностью отдавшись ощущениям и музыке, ритмично и с особой плавностью покачивается в такт битам, нашептывая на ухо еле различимые в творившемся вокруг хаосе фразы, ухватившись одной рукой за крепкую чужую шею, воспользовавшись ей, как опорой. На тонких запястьях свободно висит несчетное количество красных нитей и браслетов, а вырезы на его майке слишком большие и открытые, из-за чего Юнги может разглядеть выведенную небрежно-красивым шрифтом татуировку "Nevermind" на ребрах, с трудом борясь с желанием провести по ней языком прямо сейчас.
Долго ли еще продержится ? Юнги не уверен, что имеет столько самообладания, чтобы просто стоять и бездействуя смотреть на самый вкусный на свете деликатес, который буквально подает себя сам на блюдечке с золотой каемочкой, периодически потираясь своими богическими округлостями о пах. Пак Чимин — самая желанная и самая несмелая фантазия, воплощенная в реальность, которую Мин встречал в своей жизни. Через постель Юнги прошло достаточно немалое количество девушек и парней, связанных одноразовой связью, но он никогда не замечал, чтобы тело реагировало так бурно на кого-либо из них. На кончиках его пальцев буквально покалывает ток, в висках от желания и возбуждения искрится электричество, а в голове становится пусто, словно цунами с неисчислимой скоростью сметает всё ненужное и лишнее из его головы, оставляя лишь вожделение и трепет от одного лишь вида парня с голубыми глазами и блондинистыми волосами.
Трек тянется один за другим, и Юнги, словно не в себе, теряет счет времени того, сколько же он продолжает лапать Чимина прямо посреди танцпола, пока кожа того покрывается легкой испариной, а кончики волос прилипают ко лбу от проступившего пота, но в какой-то момент он ощущает, как мягкие ладони тянут его за локоть, настойчиво требуя следовать за собой, и он беспрекословно дает себя увести в неизвестном направлении с необычайной скоростью, ведь заведомо понимает, что не только ему, но и его спутнику хочется продолжения этой безумной вечеринки. Сам Чимин же вовсе не знает, куда они направляются: ноги сами по себе ведут его в одном и том же направлении, никак не синхронизируясь с разумом, поэтому неожиданный безвольный порыв оборачивается тем, что перед глазами вырисовывается сначала городской стадион, а после ярко-оранжевые и темно-синие трибуны, чем-то напоминающие соты в пчелином улье.
Днем здесь проводятся матчи по футболу, баскетболу и иногда даже волейболу, а ночью, там, куда не достает ослепляющий белый свет прожекторов, открывается потрясающий вид на ночное небо, усеянное целыми мириадами звезд. Днем здесь сквозь кровь, пот и слезы тренируются спортсмены, оттачивая свои уже имеющиеся навыки и совершенствуя тело до идеала, болельщики содрогают трибуны частыми криками и шумными аплодисментами, и тренера оставляют как минимум по половине нервных клеток, а ранним утром, едва граничащим с сумерками, два не совсем трезвых парня лежат на искусственном газоне прямо посреди поля и целуются с такой тягой и рвеньем, будто центр притяжения Земли резко переместился из ядра на место губ напротив.
Сил терпеть не остается, поэтому вместо ненужных слов действия решают ситуацию. Руки скользят, изучая тела, попутно комкая и сминая одежду, что ненужными тряпками остается на телах. Прожектора отключатся и перестают светить ровно в тот момент, когда Чимин укладывает Юнги на спину, седлая его бедра, расположив свои бедра по обе стороны от миновых тазовых косточек, всё время не переставая сминать чужие губы в нетерпеливом поцелуе. Небо освещает начавшее выходить из-за горизонта солнце, поэтому атмосфера вокруг, если честно, больше напоминает либо какую-то сказку, либо же сон, проснувшись после которого, сожаление томными волнами будет окутывать разум еще долгое время.
Прохладный воздух контрастирует с разгоряченными руками и щеками, отдаваясь легким покалыванием, но Юнги плевать, всё его внимание сконцентрировано лишь на парне, седлающем его бедра. Кажется, он скоро откинется, потому что уже чрезмерное перевозбуждение начинает давить на мозг, заставляя вытворять что-то неподвластное разуму. Чимин разрывает поцелуй, судорожно и глубоко вдыхая воздух, заставляя тем самым легкие обоих начать функционировать вновь. Он улыбается, глядя, как Юнги в нетерпении мечется и ерзает в попытке получить хотя бы малейшее трение, как его лицо и щеки раскраснелись из-за контраста температур разгоряченного тела и прохладного воздуха, а в глазах горит не то чтобы огонек, там пылает целый пожар, разожжённый коктейлем Молотова, зрачки его чересчур расширенные и имеют такой глубокий цвет, будто в этих самых зрачках целые километры падать и падать вниз, преодолевая целые галактики.
"Дурацкая одежда", — шипит себе под нос Чимин, борясь с желанием стянуть с Юнги чертову кожанку с футболкой и просто пройтись ладонями кожа к коже по чужим острым ключицам, крепкой груди, ненамеренно и вовсе не случайно задевая ярко выделяющиеся на фоне кожи бусины сосков, после скользя по грудной клетке, и дальше, очерчивая каждый сантиметр такого идеального не_совсем_идеального тела, спуститься туда, где кромка штанов преграждает дальнейший путь.
— Презервативов, у тебя, конечно же, нет, — влекомый идеей продолжить свой путь исследования прекрасного тела, Чимин хрипит уже где-то в районе паха, заведомо переместившись с крепких бедер чуть дальше, разместившись между раздвинутых худощавых ног.
— Н-нет, — чтобы понять суть вопроса, Мину требуется чуть ли не полминуты.
— Так и знал, — игривость в тоне голубоглазого нисколько не теряется, а загадочная ухмылка лишь сияет на его глазах, — тогда, детка, обойдемся лишь минетом, надеюсь ты не расстроишься, —
В ответ на это Юнги может произнести лишь многословное "мгм" прежде, чем Чимин своими проворными пальцами подцепляет кромку штанов вместе с нижним бельем и сдергивает их до колен, опаляя кожу прохладным воздухом.
— Ебануться.. — столь прекрасные глаза Чимина округляются почти что до размеров теннисного шарика, он почти взвизгивает, — да ладно блять..
Юнги чертовски тверд, что не может не льстить, но не это главное, а то, что на ярко-розовой слегка припухшей головке, прямо у уздечки, блестит небольшое колечко с микро шариками по периметру, что делает его член красивым настолько, что слюна непроизвольно скапливается во рту. Возможно, у Чимина просто давно не было партнера, чтобы этот член казался просто невообразимо красивым и манящим, возможно. А возможно дело в том, кому это член как раз таки принадлежал, возможно.
— Я еще никогда в жизни так не жалел о том, что не нашелся презерватив, потому что, черт возьми, мне безумно интересно, каково это чувствовать это внутри, — Чимин будто завороженный никак не может оторвать взгляд от металлического колечка, облизываясь, словно чеширский кот, пока Юнги, довольный такой чужой реакцией, тихонько посмеивался, наблюдая за блондином.
Неожиданный первый широкий мазок приходится не на головку, как ожидал Юнги, а на самое основание, что сбивает его с толку и сбивает всю решительность в один момент, заставляя тяжелому форсированному выдоху сорваться с губ — Чимин одним движением начинает от основания, ведя языком по всей длине до самой головки, уделяя той буквально секунду внимания, играясь с колечком, перекатывая его языком из стороны в стороны, скользя вниз вновь, и так туда и обратно до тех пор, пока напряжение Юнги не достигает своего апогея, и он не срывается жалобным:
— Господь помилуй, Чимин, прошу, не останавливайся, пожалуйста, еще немного...
— Давай, кончи для меня, твой потрясающий член так и ждет разрядки...
Еще немного — буквально полминуты. Именно столько требуется Чимину после, того, как темп слегка увеличивается, и минет становится глубже, чтобы довести Юнги до состояния судорожных вдохов и выдохов и заставить его излиться с пламенным "Блять" ему в руку. Металлическое украшение холодом отдавалось в горле и немного поцарапало нежные стенки, но это никак не могло затмить тот непередаваемый кайф вперемешку с азартом от жалкого скулежа и пламенного возбуждения. И снова тишина. Но она уже другая. Пока Мин ловит звезды перед глазами пытаясь отдышаться от нереального оргазма, распадаясь на атомы и собираясь вновь, Чимин доводит сам себя до разрядки, наблюдая за тем, в какой беспорядок привел этого парня, чьи волосы на ярко-зеленой газонной траве выглядели просто волшебно. В утренней заре, когда птицы только начинают свои трели, голова Чимина устроилась на крепкой, все еще сбито вздымающейся груди, а Юнги одной рукой обнимает его талию, а второй лениво перебирает блондинистые пряди с ярко выкрашенными прядями, пропуская их сквозь свои пальцы.
— Это было.. — когда Чимин, умиротворенно прикрывший глаза, начинает говорить, Мин обращает свой взгляд на его лицо.
— Я не знаю, что это было, но это было ахуенно, — голос Юнги после оргазма еще ниже и еще глубже, и Чимин упивается им, грозясь стать от него зависимым.
— Правда ? — вкидывает голову и смотрит прямо в бездонные глаза темно-карего оттенка Чимин, словно ребенок, требующий подтверждения своих слов.
— Ты заставляешь меня чувствовать себя чертовым Богом, — разморенный Юнги посмеивается, растягивая уголки губ в полуулыбке, а в его глазах появляются смешинки,— я серьезно.
— Прям таки богом ? — Чимин скользит руками по низу напряженного живота, останавливаясь и заключая чужую талию в кольцо
— Королем Вселенной, не менее, будь уверен..
Утро размеренное и медленное, свежее, прохладное. Граница между сном и бодрствованием стирается почти так же незаметно, как и, утопая в неожиданном и таком далеком тепле, глаза медленно закрываются, а разум окутывает легкая дымка сонливости, утягивая в глубокий и беззаботный сон.
***
Чимин сбегает. Да, просто позорно сбегает будто с места тяжелейшего преступления, проснувшись в теплых крепких объятьях прямо посреди огромного, черт возьми, спортивного поля на стадионе, которое было покрыто вполне даже сносной зеленой газонной травой. Сколько сейчас времени сказать сложно, но где-то вдалеке шумят дети, собирающиеся на предстоящую тренировку, и Пак Чимин чувствует острую потребность уйти прямо сейчас. Немедленно. Не удосужившись разбудить сопящего Мина, всё так же спящего крепким сном, Чимин выпутывается из согревающих объятий и утекает водой сквозь пальцы, неуловимо и бесследно исчезая из жизни Мин Юнги, возможно, навсегда. Он понимает, когда его кожу холодит из-за порыва ветра и покрывают мурашки, что прошлой ночью безвозвратно потерял свою куртку, видимо, в пьяном бреду выкинув ее невесть куда, не заботясь о последствиях.
В правом заднем кармане джинс вибрирует забытый телефон, привлекая к себе законное внимание своего владельца и уведомляя его о том, что заряд батареи составляет менее десяти процентов. Единственное, что интересует Чимина на данный момент — сколько же сейчас время. Даже не разблокировав телефон, взгляд цепляется за крупные цифры 11:45 на экране блокировки. "Черт, запись .." молниеносно проносится в голове. Быстрым, насколько это позволяют затекшие одеревеневшие ноги и раскалывающаяся, как по классике, голова, шагом Чимин преодолевает расстояние от городского стадиона до своей квартиры, благо это оказывается недалеко, буквально в пятнадцати минутах ходьбы пешком. Первым делом требуется принять душ, переодеться во что-нибудь посвежее, схватить перекусить, если в холодильнике найдется, что еще можно съесть, и через сорок минут Чимин уже на пути в студию звукозаписи. Сегодня тот самый день икс, как принято его называть — запись нового трека для грядущего большого шоу вместе с группой, над которым они совместными усилиями корпели месяца три, а вчера всей дружной компанией как раз таки отмечали сие событие совместным походом в клуб. "Доотмечались".
Толкнув стеклянную дверь, за которой скрывалась маленькая темная комната, сплошь и рядом заставленная аппаратурой и музыкальными инструментами, на полу которой по всюду, словно змеи, тянулись цветастые провода, а стены были увешаны выцветшими и потрепанными плакатами, постерами и фотографиями, Чимин видит Намджуна. Тот сидит на небольшом кожаном диване черного цвета, находящемся напротив стола с включенным компьютером, на котором открыта программа со звукозаписывающей дорожкой, его лицо спокойно и сосредоточено на чтении брошюры или же флаера — разглядеть сразу довольно таки сложно, а за его спиной Тэхен, сидя на подлокотнике дивана с закинутыми одна на другую ногами и левой вытянутой рукой держа зеркало, пытался сделать с помощью подводки из родинки на своей щеке улыбающийся смайлик. На самом деле, Намджун имеет тут некую особую власть, потому что, полагаясь на его мудрость и опыт, каждый из участников всегда старается прислушиваться к его мнению и советуется в тех случаях, когда в чем-то присутствует неуверенность, он обладает исключительным характером, умом и приятной внешностью, а так же неприкрытой любовью к спортзалу и электрогитаре. А, и если бы в их банде и был лидер, то им несомненно стал бы Намджун, но еще давно, когда решение о создании банды только висело под вопросом, появилась договоренность, что каждый участник будет весомой частью единой системы, и главный им не нужен, поэтому Ким занимал почетное место бас или главного гитариста, а так же писал дорабатывал проникновенную лирику для большинства песен группы. Но то, что было у него на голове... Катастрофа.. Волосы Намджуна никак вовсе не сочетались с его статным серьезным лицом — место андерката некогда цвета темного каштана, теперь занимал сначала обесцвеченный, а после и протонированный ярким розовым оттенком "ирокез" — уложенные назад волосы с выбритыми висками, как память о том, что иметь младших сестер, причем донельзя коварных, очень и очень опасно для жизни. Ну и для волос.
— Чудный цвет, — кидает Чимин, закрывая за собой дверь и изо всех сил пытаясь сдержать смех, рвущийся наружу, — тебе очень даже идет розовенький.
— Заткнись, и без тебя тошно. Надеюсь это дерьмо в скором времени смоется, а ты, между прочим, даже не поздоровался, — отвлекаясь от чтения Намджун, кидает на только пришедшего Чимина хмурый взгляд.
— Эй, да ладно тебе, ты такой хмурый из-за своих розовых волос что-ли ?
— Ой, да вообще плевать, — Намджун хлопает по пустому месту на диване рядом с собой, предлагая Чимину сесть, и протягивает ему флаер, — на вот, почитай.
Взяв в руки цветастую бумажку, Чимин пробегается взглядом по заголовку "МОЛОДАЯ КРОВЬ" — САМЫЙ ОЖИДАЕМЫЙ ПЕРФОМАНС ГОДА
"Молодая кровь" — это своеобразный музыкальный фестиваль на конкурсной основе, но только среди андеграунда. Именно там формируются коллективы, рождаются новые звезды и разбиваются чьи-то надежды, там нет места страху, трусости, слабости — важен лишь талант, желание творить, показать свои способности и бороться за место под солнцем.
"Вас ждет стремительно растущая и не укрощённая неофициальная музыка, балансирующие на грани перформанса и дизайнерского шоу выступления, а так же несравнимая и дикая химическая реакция между различными творческими группами андерграунда..."
Да, всё красиво — привлекающая внимание яркая обложка, кричащий и многообещающий заголовок, но всё это в момент теряет всю свою значимость, потому что взгляд Чимина скользит на другой разворот буклета, натыкаясь на фотографии и рассматривая их. Здесь, на этом развороте, представлены составы музыкальных коллективов, которые были отобраны для участия в шоу независимой комиссией в лице некогда таких же неопытных "зеленых" музыкантов, что смогли подчинить себе и деньги, и славу, и сцену, и статус среди андеграунда. На одном из изображений на Чимина смотрит он сам, красивый и эффектный, вместе с Намджуном, Тэхеном и Хёнджином. Никакой особой концепции и скрытого подтекста эта фотография в себе не несла, но визуальный акцент делался на внешнем виде участников, это их туз в рукаве и беспроигрышный вариант, потому что красивая картинка — залог успеха. Место в самом центре занимал сам Чимин — его блондинистые волосы платинового теплого оттенка не полностью были собраны в хвост на затылке, а челка с кое-где маленькими косичками была выпущена вперед, таинственной вуалью спадая на глаза. Джинсовый синий комбинезон, надетый на
полупрозрачную водолазку, плетенный узкий чокер на шее и черно-красные джорданы выглядели горячо вкупе с темно подведенными невероятно голубыми глазами, но ярко-розовые наручники в виде сердца, обвивавшие чужие донельзя тонкие запястья, явно заставляли чужие сердца на долю секунды остановиться, эпатажно вписываясь в общую атмосферу картинки. Это фото было сделано не так давно, поэтому сохраняла и передавала свежесть и харизму участников во всей красе, а снизу прописаны имена мемберов и, буквами побольше, выведено название "Серебряная луна".
Чимин переводит взгляд на соседнее фото — пятеро парней с обнаженными торсами стоят рядом друг с другом в одной линии, едва ли соприкасаясь плечами, кожаные ярко-бордовые брюки на подтяжках, что тянутся от самых тазовых косточек до широких плеч, полностью скрывают ноги до щиколоток, оставляя на виду лишь босые ступни, а в руках у них газеты, полностью закрывающие лица. Вдоль ключиц каждого корявыми буквами будто нацарапана одна и та же надпись: "Танец жизни" на итальянском "IL Ballo della Vita", и Чимин готов поклясться, что ничего горячее этого не видел, потому что, ну согласитесь, что может конкурировать с полуобнаженными мужчинами с красивыми телами, сексуальными татуировками и намеком на страстный и жгучий итальянский. Взгляд сам неконтролируемо прилипает к самой интимной видимой части одного из парней, который стоит левее всего на фотографии. Его ярко-розовые соски, совсем не прикрытые полосками подтяжек, выглядят мило. Мило? Серьезно? Пак Чимин, ты совсем ёбнулся ? Как соски кого-то незнакомого могут быть милыми?
С громогласным "Вы тут еще не объебались случайно без меня ?!" Хёнджин заходит в студию, хлопая дверью и скидывая свою спортивную сумку на ближайшее кресло. Более эпатажного появления и быть не могло.. Хлопок двери, словно огревший булыжником по голове, заставляет Чимина выкинуть флаер из рук куда подальше практически автоматически. Сам того не ожидавший от себя Чимин вскидывает голову в сторону источника звука под удивленный и ничего не понимающий взгляд рядом сидящего Намджуна. Тому явна непонятна причина того, что буквально минуту назад спокойно находящийся в чужих руках буклет, вместе с приходом Хёнджина с молниеносной скоростью оказался на полу, будто его в панике вышвырнули с глаз долой. Но раздуть эту ситуацию или хотя бы спросить о причине этого поступка Намджун не успевает, потому что Тэхён, довольно оживившийся после того, как все участники наконец собрались, в спешке начинает поторапливать остальных скорее приступить к работе и начать уже запись.
Пока Хёнджин настраивает аппаратуру и подключает нужные для работы инструменты к компьютеру: секвенсор, микрофоны, микшерную консоль, колонки и перезапускает саму программу, Тэхён у стены находит синтезатор, подкручивает его ножки несколько ниже для более удобного расположения и более комфортной игры, в специальное место чуть выше панели с кнопками вставляет свой микрофон и пару раз пробегается пальцами по бело-черной палитре клавиш, воспроизводя незамысловатую мелодию. Неописуемая любовь Тэхена к клавишному инструменту имела путь длиной из самого детства, когда он, еще совсем юный, уговаривал маму купить ему пианино, ну или хотя бы синтезатор. Уровень его игры вполне можно считать более чем достойным, даже если он и не играет произведения великих классиков, а аккомпанирует ударным под звучание рока. Приведя всё то, что может понадобиться для записи, Хенджин усаживается за электронную ударную установку в самом центре маленькой комнатушки с шумоподавляющими стенами, похожими на губку, за стеклом, вынимает палочки откуда-то сзади и задет монотонный ритм, отбивая в некой понятной только ему последовательности. Последующие шесть часов группа в полном составе находятся на студии, записывая секунды будущего трека. Электрогитара в умелых руках Намджуна творит невообразимые чудеса, заводящей волной сковывая все внутренности, поражая своей энергией и мощным красивым звуком, Хёнджин же еще больше "подогревает" всё ритмичными мощными басами и четким всепоглощающими ударными звуками. Тэхен в свою очередь, наоборот, в своем неповторимом стиле добавляет плавности и мелодичности, разбавляя огонь толикой кристаллически-чистой воды, а его глубокий низкий голос на бэк-вокале придает композиции таинственности, отлично дополняя и гармонируя с высоким бархатным голосом Чимина так, что ее определенно захочется переслушивать снова и снова. Последним, уже после того, как инструментальная часть была практически полностью готова, записываться пришлось как раз таки Чимину. Устойчивый, сильный и одновременно звонкий и приятный вокал это то, что досталось не просто от природы или по причине случайного везения, это то, над чем Чимин трудился долгие годы, прежде, чем дебютировать в рок-группе, потому что именно в таком жанре как рок, если ты и имеешь высокий голос, то он должен быть достаточно сильным и глубоким, чтобы превзойти звучание бас или электрогитары.
Дорога домой показалась слишком долгой, потому что в голову то и дело лезли назойливые мысли, и все они, вовсе не удивительно, так или иначе касались того, чьи губы он целовал до самого рассвета. Воображение вообще штука интересная, ведь образ Юнги настолько четко отпечатался в памяти Чимина, что оно подкидывало различные вариации развития событий: а вдруг, если вернуться в тот клуб, он будет так же стоять, оперевшись о стену, и курить, выдыхая сизый дым из легких, пусть Чимин и помнит, что Юнги не курил, до встречи с ним; а вдруг, зайдя в киоск за пачкой любимых "ESSE" знакомый темноволосый силуэт в черной кожанке мелькнет между стеллажами, и что тогда .... А еще это "SUGA" никак не выходит из головы, и чувство, что Чимин никак не может вспомнить или понять что-то очень важное, преследует всю дорогу. На той фотографии группы "Танец жизни" взгляд Чимина неотрывно прилипал к одному парню, соски которого показались ему милыми, а снизу каллиграфическим почерком была выведена надпись "SUGA", что являлась, скорее всего, псевдонимом парня.
***
Юнги в растерянности. Он просто не понимает, где или кому, черт возьми, так насолил в прошлой жизни, что, кажется, всё невезение на свете настигло именно его и именно сейчас. Почему он наткнулся на эту дурацкую афишу, мирно висящую на столбе около остановки, просто проходя мимо? Почему взгляд его уцепился не за фотографию собственной группы, где изображен он сам, хоть и замаскированно, а именно за фигуру с блондинистыми волосами и ярко-голубыми глазами на соседнем фото, что внешним своим видом притягивала к себе магнитом. И почему осознание того факта, что из семи миллиардов человек на всей мать её Земле, именно один конкретный незнакомец, который из головы не выходил ни на минуту с предыдущей встречи, с которым Юнги вчера до потери пульса целовался около клуба под утро и с которым этим же утром случайно заснул на чертовом стадионе под открытым небом, оказался музыкантом, да еще и из андеграунда, да еще и из группы, которая главным его соперником являлась на грядущем фестивале, слишком сильно взрывается в голове. Юнги знает. Он знает слишком много. Конечно, он изучал будущих соперников: изучал стили их исполнения, концепции групп, их популярность и мастерство написания лирики, обращал внимание на подачу и энергию, переслушивая EP и заглавки, и примерно прикидывал шансы на успех. Признаться честно, "Серебряная луна" были главными фаворитами всего списка, лидируя среди всех в оригинальности строения песен, глубокой лирике и мастерстве live-исполнения, но на просмотр видео с выступлений тратить своё время Мину и вовсе не особо хотелось, так что это он упустил абсолютно зря. Особенно по душе ему пришелся голос главного вокалиста, бархатный и сильный, что засел глубоко в душу, и теперь вчерашнему необузданному наваждению и необъяснимой тяге было более-менее адекватное объяснение, ведь тот самый парень из клуба с ярко-голубыми глазами как раз таки и был обладателем этого голоса, Юнги в этом ни на секунду не сомневается, поэтому его нутро неосознанно и тянуло к тому, что было до боли знакомо. Фантомно. Эфемерно.
По меньшей мере, теперь он знает, где искать причину полного хаоса и бардака в голове, но есть одно большое "но", которое может стать бетонной стеной между ними — как ни крути, они всё еще соперники, а победить на "Молодой крови" цель обоих их жизней..
Сумерки, кутая в своих темных объятиях, стремительно надвигаются на город, а желтые фонари постепенно зажигаются, освещая своим тусклым блеском тротуары и дорожки. Дойдя до дома, Юнги нервозно и силой открывает входную дверь, громко захлопывая ее за собой, тут же отправляя ключи в свободный полет на пустую тумбу около порога, а чехол с гитарой, прежде стянув со спины, за крючок вешает на гвоздь, торчащий справа от зеркала. После целого дня в студии с очередными не прекращающимися репетициями хочется просто спокойствия. И поесть, да. Но дома отвратительно пахнет сигаретами, да так, что живот скручивает от последних воспоминаний, когда меж его губ был зажат фильтр.
— Джисон, сколько раз я говорил не курить дома, выходи хотя бы на балкон, — Юнги достаточно громко кричит, уверенный в том, что его слова определенно достигнут получателя.
На самом деле, он не любит ругаться на младшего, но он же просто элементарно просил его столько раз. Они пусть и братья, но сводные, по так сложившимся обстоятельствам жизни вынуждены сожительствовать в одной квартире, в одном из спальных спокойных районов Сеула. Стоит заметить, что Джисон всегда был тем самым сыном маминой подруги, у которого и телефон последней модели, и одни положительные оценки в аттестате за окончание школы, полная свобода действий, приятная внешность и куча талантов: от рисования до чтения рэпа, но большего всего Юнги боялся того, что его сводный младший брат свяжется с плохой компанией, как он сам в свое время, потому что это сломает его и развяжет ему руки, сделав милого парня с большими амбициями в очередного подонка.
Сначала слышится глухой грохот, будто что-то тяжелое упало на пол, а потом шипение и спешные шаги. Но в коридор выходит явно не Джисон, а какой-то незнакомый парень с длинными светлыми волосами, собранными в хвост, одетый в страшно обтягивающие кожаные черные штаны, белую свободную рубашку, поверх которой надета такая же как и штаны черная кожаная жилетка. Парень выглядит очень знакомо, но не могу вспомнить, где же мог его видеть. Пока Юнги рассматривал парня, тот так же пялился в ответ. Слишком много незнакомцев за последние сорок восемь часов, — думается Мину. Но никто не осмеливается нарушить звенящую тишину, царившую на данный момент в воздухе. Незнакомец держит во вниз опущенной руке дымящую сигарету, пеплом тлеющую на дорогой паркет, нахально при этим ухмыляясь. Юнги ненавидит когда в его доме курят, и он того, что он видит прямо сейчас перед собой, неконтролируемый рык поднимается вверх по его горлу. Сам Джисон выходит в коридор буквально на минуты две позже, чем его спутник, не поднимая виноватый взгляд на разъяренного Мина. С его молочных губ уже готово было слететь постыдное "прости, хён", но он замечает взгляд старшего, направленный на чужую руку с зажатой меж пальцев сигаретой, понимая, что перевести разговор или как-нибудь вывернуться из ситуации не получится и его гнева никак не избежать.
Вернув себе крупицы самообладания, и устрашающе посмотрев на младшего брата, Юнги тихо, но грозно и устрашающе говорит:
— Хан Джисон, позже нас с тобой ждет серьёзный разговор, — он переводит взгляд на рядом стоящего незнакомца, — а вас, молодой человек, я попрошу потушить сигарету немедленно и впредь не курить в этом доме..
Мин стягивает носками с пяток потрепанные конверсы, проходя мимо парня, и не видя у того желания тушить недокуренный бычок, самостоятельно выхватывает из его длинных пальцев сигарету, тушит ее и сжав в кулаке, быстрым шагом направляясь в свою спальню. Она встречает его уютной темнотой, гуляющим через открытое окно ветерком и прохладными простынями. Через пятнадцать минут раздается три стука в дверь, а после тихое "можно?" — Джисон всегда стучится три раза, и именно по этому его всегда можно узнать. Он застает брата распластавшимся поперек кровати с раскинутыми в разные стороны руками и ногами в домашней свободной майке и длинных шортах.
Сразу с порога, не успев даже прикрыть за собой дверь, с губ Джисона всё же срывается то "прости, хён", мозолившее язык предыдущую четверть часа. Юнги усаживается на кровати, крест на крест сложив ноги согнув коленях, давая безмолвное разрешение войти и показывая свою готовность к разговору. Джисон подходит к кровати, подобно ему усаживаясь на кровати, сложив руки в замок и нервно перекручивая кольца на пальцах.
— Так что это был за парень? Как его зовут? — Юнги серьезен, как никогда, и ему действительно важно знать, что это за парень и кем он приходится его брату.
Джисон отвечает, взглядом упираясь в руки, сложенные в замок на коленях:
— Хван Хёнджин. Он не на много старше меня, и не переживай, ничего криминального, я тебя уверяю.
— Он курил. Здесь. Разве я тебя не предупреждал по этому поводу, ты ведь мог запретить ему ..
— Я пытался, правда. Я знаю, что ты не переносишь запах сигаретного дыма, и ему я твердил десять тысяч раз об этом, но мои пустые слова никак на него не подействовали.
Юнги шумно вздыхает, так же шумно выпуская воздух из легких, а его грудная клетка в этот момент поднимается и вновь опускается, подобно кораблю на волнах, в его глазах плещется родительское беспокойство. Молчание продолжается некоторое время, пока он сам не начинает говорить:
— Он был одет очень странно..
— Ты хотел сказать, очень так по-рокерски ? Если да, то ты чертовски прав, он тоже из андеграунда, — Джисон посмеивается, чувствуя наконец отступающую тревогу и прежнее спокойствие рядом с братом, — барабанщик в "Серебряной луне", знаешь таких ?
А вот теперь у Юнги реально появляется чувство, что его глаза прямо сейчас переползут ему на лоб от того, насколько сильно он их выпучил. Серьезно? "Серебряная луна" ? Так вот откуда этот .. Хёнджин был так знаком, он же был на той фотографии на афише, прямо рядом с Чимином. Правильно люди говорят, что мир тесен, Юнги бы даже заметил, что чертовски тесен. Почему вновь и вновь судьба сталкивает его так или иначе с этим Пак Чимином ? Это какой-то знак ? Может послание вселенной, мол, давай же, я тебя буквально носом тыкаю в то, что тебе нужно ?
— Ты чего застыл ? ЭЙ! Приём! — Джисон щелкает пальцами перед пялящимся в одну точку Юнги, ловя его расфокусированный взгляд.
— Да нормально всё, отстань. Слушай, а ты можешь мне сказать, где проходят репетиции у этих.. как их..
— У "Серебряной луны" ?
— Да, у них.
— А тебе зачем? — Джисон кидает игривые взгляды на Юнги, противно по его мнению играя бровями, — хочешь украсть у них демо-версии треков и победить за счет этого на фестивале ? Ахахах...
— Стой, откуда ты ... ? Я ведь еще не говорил даже..
—Да афиши по всему городу развешаны с этим твоим "SUGA" на пол-листа, я даже особое не старался, оно само как-то всё выяснилось.
— Так ты собираешься мне рассказывать про репетиции? Если нет, то выметайся живо..
— Что ты, что ты, запоминай и записывай, но для начала, ты должен пообещать, что на это ограбление века возьмешь меня с собой..
— Ах ты говнюк мелкий !! — белая пушистая подушка, так сладко пахнущая хлопком и чуть капельку гелем для душа, летит прямиком Джисону в лицо.
***
Кто бы мог подумать, что когда-то Юнги будет сидеть в фойе в одной из таких же ничем не примечательных, как и его собственная, музыкальных студий города и выжидать, пока его главные соперники закончат репетицию и разойдутся по домам. Уже завтра состоится открытие андеграундного фестиваля "Молодая кровь", а значит сегодня — последний репетиционный день для групп. Закончив свою репетицию, Юнги сломя голову помчался через несколько кварталов, чтобы застать окончание репетиции того самого голубоглазого блондина из клуба.. Чимина. Он чувствует просто огромное, стремительно разрастающееся желание выяснить всё раз и навсегда именно сегодня, чувствует смертельную потребность просто увидеть его, просто получить пусть и крошечный, но всё же шанс на что-то большее, шанс на продолжение общения.
Резкий хлопок и следующий сразу за ним громкий смех вырывают из невеселых мыслей, обращая на себя всё внимание Юнги, что скрывался за развернутым журналом, стащенным со столика, сидя на небольшом пуфе грязно-зеленого цвета, закинув ногу в красных кедах на шнуровке на другую. Краем глаза взгляд цепляется за фигуру с длинноволосой белокурой макушкой, выходящей из маленькой комнаты звукозаписи, перекручивая меж пальцев барабанные палочки, и Юнги узнает в ней друга Джисона, Хёнджина, мгновенно отмечая у себя в голове, что брат ни капли не соврал. Вслед за Хваном выходят еще двое парней, один из которых качок под два метра ростом с розовым ирокезом, а второй в черных круглых очках и с зачесанными назад темными волосами слегка смахивал на гангстера девяностых, только вместо сигареты у того меж зубов была зажата палочка чупа-чупса. Но почему нет Чимина? Почему он не со всеми? Он остался в студии ? Идеальный момент!
Дождавшись, пока шумная компания выйдет за порог студии, Юнги тут же, отбросив ненужный журнал куда подальше, молниеносно подбирается к двери, из которой пару минут назад вышли парни, и осторожно, с некой опаской, заглядывает внутрь. Все ожидания подтверждаются, стоит только заглянуть чуть дальше: Юнги видит чужую спину в обычном черном худи согнувшуюся над экраном монитора, на котором была открыта музыкальная дорожка демо-версии. Судя по всему, парень решил остаться подольше, переслушивая свои партии и пытаясь понять, достаточно ли хорошо они звучат. Поняв, что риск быть замеченным равен двум процентам из ста, Юнги заходит внутрь, закрывая за собой дверь. Боже, как же его тянет к нему, сердце заходится в бешенном ритме, отстукивая барабанную дробь по грудной клетке. Напугать Чимина вовсе не хочется, поэтому Юнги максимально аккуратно и нежно, что ему не свойтвенно, дотрагивается лишь кончиками пальцев до чужого плеча, вмиг чувствуя разливающееся по телу тепло от долгожданного тактильного контакта, а так же физически ощущает испуганное вздрагивание, но не своё.
Чимин оборачивается сразу же, как чувствует чужое прикосновение к плечу, будучи уверенным, что это кто-то из парней хочет поинтересоваться, когда же он собирается домой или забыл что-нибудь, и стягивает левой рукой большие наушники, оставляя их висеть на шее. Но взглядом он натыкается не на кого-то из них, а на, черт возьми, того парня из клуба, что ему жить спокойно не дает последние сутки. Весь спектр эмоций, начиная от удивления, страха и непонимания до радости и облегчения, проносится в его широко распахнутых ярко-голубых, словно ласковое море, глазах, а с его персиковых и таких сладких на вкус губ, Юнги знает это как никто, срывается удивленное:
— Ты ?!
— Наконец-то я нашел тебя, Чимин, — и Юнги улыбается.. Улыбается так, как давно уже не улыбался, искренне и по-настоящему, — мы можем поговорить?
Он не знает почему, не может это как-либо объяснить, но почему-то рядом с Чимином хочется улыбаться. Хочется позабыть обо всём на свете, как тогда, в ту ночь, и просто наслаждаться тем, как тот смотрит, дышит, да просто существует, от этого самому как-то дышать хочется, хочется вдыхать его и из виду не упускать ни на минуту.
Все мысли из головы улетают буквально в одно мгновение, и Чимин действительно не знает, что ему сказать. Конечно, ему хочется поговорить, рассказать о том, как в голове засел Юнги и выходить отказывался, занимая собой все мысли, хочется объясниться, почему тогда сбежал позорно, пока тот спал, и не разбудил даже, но еще больше хочется эти губы. Эти медовые губы, чьи прикосновения всё еще фантомными бабочками ощущаются на собственных, манят так сильно и их так сильно хочется ощутить вновь.
— Мы поговорим потом обязательно, обещаю, но сейчас поцелуй меня, пожалуйста, — голос Чимина в тишине прозвучал настолько просяще и нуждающеся, что отказать ему было сродни преступлению.
Юнги не преступник и стать им не хотел никогда, поэтому беспрекословно, словно всю свою жизнь ждал разрешения, приближается так быстро, что Чимин не успевает сделать и маленький вдох, и склоняется над чуть низковатым компьютерным креслом, накрывая его губы своими. Это чувство полного дежавю, когда ты пробуешь вновь то, чей вкус знаком до мозга костей, но ты никак не мог почувствовать именно его, потому что все остальные вкусы даже отдалено не были похожими. Юнги упивается сладостью чужих губ, упивается тем, как страстно ему отвечают, упивается тем, что скучал не один и не один сходил с ума. Он снимает с шеи Чимина наушники, откладывая их подальше в сторону, в то время как ладонями захватив чужие щеки в плен, Чимин через мгновение отталкивается от кресла, вместе с собой перемещая и Юнги, встав на ноги, и одним нехилым манёвром оказывается прижатым к краю стола, что деревянной поверхностью холодит кожу на оголившейся случайно пояснице. Не разрывая поцелуй, Юнги руками скользит вдоль стройных боков, очерчивая пальцами узкую талию, словно художник, которому нужно сделать максимально правдоподобный слепок этого ангельского изваяния. Он помогает Чимину запрыгнуть на деревянный стол, подхватывая того под бедра, руками скользя выше, при этом сверху перемещая фокус с чужих губ на шею и ключицы, выцеловывая каждый крохотный сантиметр тела. Разорвав поцелуй, и прижимаясь друг к другу лбами, деля один кислород на двоих, весь мир, кажется, сужается до размеров маленькой студии со смешными поролоновыми стенами. От незнания, куда деть руки, Чимин закидывает их на широкие плечи Юнги, после ладонями скользя по затылку, пропуская короткие темные волоски меж пальцев. Вспомнив одну важную деталь, неумолимо сводящую с ума, он левой рукой тянется к брови, кончиками пальцев проводя по металлическим шарикам, проходящим сквозь левую бровь, чувствуя привычный холодок железа.
Сделав такой не_долгожданный вдох, Чимин понимает, что больше не чувствует чужого лба, трепетно прикасавшегося к собственному, а влажные губы Юнги не остановили на этом свою пытку, продолжая изучать то, до чего в прошлый раз он не добрался, иногда даже языком делая широкие мазки, словно кот, пытающийся слизать последние капли сметаны из банки, от чего сдержать рвущиеся наружу стоны практически невозможно, отключив полностью мозг и разум. Пальцы Юнги цепляют край черного мешковатого худи Чимина, скрывающего собой целое сокровище Атлантиды, недоступное чужим обычным глазам, стягивая то через вверх поднятые руки, а когда ненужная больше вещь летит на сзади стоящий стул, а взгляд охотно пробегается по чужой фигуре: красивой, статной и аппетитной, Юнги с внутренним рыком, словно охотничий пес, настигнувший свою добычу, плотоядно вновь примыкает к чужой шее, вызывая новую порцию прекрасных стонов сверху, но взгляд его цепляется за что-то инородное и темное, выделяющее на фоне правого предплечья. Он отрывается от бронзовой кожи, мысленно обещая вернуться к ней обратно и закончить начатое, и мягко потянув за плечи, спускает парня со стола, за талию разворачивая разомлевшего и мало соображающего от ласк Чимина к себе спиной. Тогда, в первую встречу около безымянного клуба, даже когда в одной лишь майке из Мина выуживали душу посреди танцпола, Юнги и не заметил даже — было далеко не до этого, восприятие было искажено, а картинка перед глазами затуманена, но теперь он поражен и в шоке от того, что видит собственными глазами : большая татуировка золотого дракона на всей спине, красиво очерчивающая мышцы на медовом теле, растянулась от самой кромки штанов до острых лопаток. И как же теперь велико желание провести кончиками пальцев по позолоченному небесным сверканием рисунку по линии всего контура, следуя туда, где заканчивается скрытый от глаз за плотной резинкой драконий хвост, ниже даже двух ямочек Аполлона. Его тело само по себе — произведение искусства греческих богов, украшенное чернильными рисунками, которое созерцать доступно одному Юнги, и от этого в животе толстым жгутом затягивается разрывающее чувство собственничества. Небрежная "Nevermind" так же никуда не делась с чужих ребер, но теперь уже не просто выглядывая из-за майки, а теперь уже открываясь в полной красе.
Руки у Юнги теплые, словно температура его тела внезапно подскочила значительно выше нормы, но от этого вдоль позвоночника бежит не меньше мурашек, когда он всё же, одними лишь подушечками теплых пальцев очерчивает по контуру морду дракона, его извилистую шею и длинные когти на передних лапах, Чимин чувствует это физически, но внезапно курс меняется, отходя от заданного маршрута, и теплые большие несколько шершавые ладони уже мягко скользят вверх меж лопаток, перемещаясь на грудную клетку, задевая затвердевшие от контраста температур соски. От того, как к обнаженной спине прижимается ткань дурацкой футболки, в Паке практически сразу начинает закипать злость и непреодолимое исполинское желание её снять, и нет, он вовсе не настолько одержим голыми телами, просто это Юнги сводит его с ума, честное слово.
— Почему ты еще в одежде, не понимаю, — с ноткой раздражения в возбужденном голосе шипит Чимин, откидывая голову на ему плечо, обтянутое, между прочим, тканью футболки, в то время как его собственное худи давно уже валяется где-то внизу.
После краткого и лаконичного:
— Понял.
Черная футболка Юнги с каким-то дурацким рокерским принтом отправляется составлять компанию уже заскучавшей толстовке Чимина, а сам Юнги, не теряя не секунды, отправляет к ним в компанию еще и джинсы, звонко брякнувшие пряжкой ремня о ножку сзади стоящего стула, оставаясь в одном лишь нижнем белье. Обнаженной грудью прижимаясь к разгоряченной коже Чимина, Юнги кажется физически ощущает электрический ток, пробежавший между их телами, но не зацикливается на этом больше, чем на две секунды. Он ладонями скользит ниже тазовых косточек, отмечая, что на блондине свободные спортивные штаны, на одной лишь слабой резинке, а сквозь неплотную ткань хорошо выделяется его возбуждение, выдающее всё с потрохами, пусть он даже и не отрицал, что ему нравится и чертовски всё это заводит.
Несколько одумавшись, низким шепотом Юнги спрашивает:
— Чимин, могу ли я.. ?
Потому что нельзя вот так вот, просто и без какого либо разрешения залезть малознакомому богоподобному парню, очень похожему на Аполлона, в трусы, даже если очень хочется, причем обоим.
— Да что ж ты вечно спрашиваешь, конечно, блять, давай, уже сделай хоть что-то, — Чимину жутко нетерепится, у него кружится голова и плывет перед глазами от перевозбуждения..
— У меня нет с собой резинок, — чуть понуро, чуть стыдливо, но всё же то, что есть отмечает Юнги..
— Слева от тебя, в нижнем ящике,— последнее чего хочется Чимину, так это лишаться теплых прикосновений, но Юнги выпутывается из его сетей, отходя на пару шагов в поисках нужного ящика, — у Тэхёна должно было там что-нибудь остаться,
— Надеюсь Тэхен, это не твой парень или кто-нибудь еще, кто после всего того, что мы с тобой тут натворим, придет потом на разборки и набьет мне морду, — Юнги смеется, возвращаясь обратно в теплые обьятья с небольшим фольгированным квадратом и маленькой пластиковой бутылочкой в руках, в уголках его глаз скопились морщинки-смешинки.
— О, поверь, бить морду такому красавчику как ты никто не собирается, да и Тэхёну уж точно нет дела до того, с кем я трахаюсь, — Чимин тоже не может сдержать улыбку, при виде развеселявшего Юнги, забирая у того из рук презерватив и смазку.
— Так ты много оказывается, с кем трахаешься, я узнаю, — он смеется и , параллельно разворачивая Чимина к себе лицом и вновь помогая ему запрыгнуть на чуть высоковатый стол, придерживая под бедра, освободившейся рукой отодвигает всю дорогую аппаратуру подальше, в надежде ничего случайно не сломать.
В мгновение ока Юнги избавляется сначала от своего нижнего белья, освобождая истекающий предэякулятом возбужденный член с неизменно торчащим металлическим колечком, а после следом стягивая и чиминово, отчего тот .. краснеет ?
— Слушай, хорош стесняться, ты сейчас не в той ситуации, когда должен краснеть, находясь без штанов, — Юнги вновь пропускает хриплый смешок, подходя к Чимину вплотную, соединяя губы в сладком поцелуе, шёпотом в районе щеки продолжая, — ты невероятно красивый, не могу оторваться..
Чимин разводит ноги в стороны, дав Юнги возможность разместиться аккурат между ними, ощущая теплую ладонь, скользящую по внутренней стороне бедра, поднимающуюся всё выше к .... Чиминово фальцетное "ах.." на выдохе, пробуждает похотливую страсть далеко в глубине таившуюся внутри Мина, заставляя ту выйти наружу и засесть бездонной чернотой на дне его зрачков. Одержимый тем, чтобы слышать вновь и вновь прекрасные высокие стоны и шумные выдохи, Юнги обхватывает рукой чужой аккуратный член, проводя ею вверх-вниз, большим пальцем массирующими движениями проходясь по ярко-розовой головке, получая в награду крепко схватившиеся за край стола кулачки и бархатные стоны. И пока Чимин отвлечен, Юнги другой рукой, не прекращая ласки, предварительно вылив на нее некое количество смазки, скользит прямиком ниже к потемневшему сфинктеру, одним лишь пальцем аккуратно, на пробу входя внутрь на две фаланги.
Спустя какое-то время, когда дискомфортное шипение сменилось на нетерпеливое хныканье, Юнги наконец распечатывает шуршащую упаковку презерватива, раскатывая тот по собственному члену, видя как трепетно тянуться к нему на помощь чужие ладошки.
— Помнится мне, в прошлый раз ты был крайне разочарован, узнав, что презервативов не найдется, и сказал, что безумно хотел бы узнать, каково чувствовать в себе это..
На мученический стон Чимина он отвечает тем, что приобняв за талию, пододвигает его ближе к себе, закидывая его ноги на свою талию, и приставляет головку, обтянутую супертонким латексом, ко входу, ехидно добавляя:
— Вот теперь ощутишь в полной мере..
И делает короткое движение бедрами вперед, медленно входя внутрь, чувствуя вцепившиеся ему в плечи короткие ногти, карябающие кожу. Губы сами невольно ищут и тянутся к приоткрытым в молчаливом стоне губам напротив, сразу же проникая языком между ровными рядами зубов, чувствуя чужую дрожь. Еще минута, и Юнги начинает двигаться, постепенно то наращивая, то сбавляя темп, чередуя между собой медленные глубокие и быстрые неглубокие толчки, доводя Чимина до исступления. Кажется, что еще чуть-чуть, буквально мгновение, и сладкий, тягучий, словно патока, голос Чимина, стоны которого могут сравниться только лишь с чистейшей симфонией, точно сведет Юнги с ума. Графичные брови заломлены, лоб с проблеском сияющего в тусклом освещении пота прорезала складка, ярко-голубые глаза закрыты, а пухлые до невозможности губы разомкнуты, открывая ряды белых зубов. Потрясающий. Волшебный. Невероятный. Юнги сам не в состоянии держать всё удовольствие, копящееся внутри океаном эндорфинов, поэтому даёт себе волю, в такт толчкам и под аккомпанемент высоких мелодичных чиминовых стонов слышатся другие, более низкие, хриплые стоны, и кажется, что совершенней этой симфонии музыки никогда не было и не будет.
Конец приближается стремительно, сладостной волной всепоглощающего удовольствия накрывая их обоих. Юнги чувствует усилившуюся хватку на итак несколько пострадавших предплечьях, понимая, что Чимин едва ли сможет продержаться еще хотя бы минут десять, — сверхстимуляция инородным металлическим пирсингом и перевозбуждение дают о себе знать — хоть и сам продержится не больше, поэтому, делая больше глубокие и размеренные толчки, доводит Чимина до края, заставляя того взорваться в чужих руках и осыпаться пеплом, выстанывая так громко, что Юнги никогда в жизни так не был благодарен шумоизоляции в звукозаписывающей студии, наслаждаясь бархатными стонами, искренне мечтая записать их и поместить в отдельный аудиофайл на этом же самом компьютере в студии, заслушивая до дыр вновь и вновь. Пока Чимин ловит цветные пятна под закрытыми веками, Юнги решает больше не мучить парня, поэтому выходит из разгоряченного податливого тела, стягивая презерватив и рукой доводя себя до разрядки, окропляя белым семенем чужие медовые бедра.
После оргазма тело становится настолько сверхчувствительным, что когда Юнги обнимает Чимина, запрокинувшего вверх голову и пытающегося восстановить дыхание, накрывая ладонями острые лопатки, тот от неожиданного телесного контакта вздрагивает, а изо-рта его вырывается хрупкий всхлип, поэтому Юнги чувствует острую потребность позаботиться о маленьком чувствительном, но таком невероятно страстном и сексуальном Чимине, чьи длинноватые волосы, влажные у корней, спадают небрежным беспорядком. Попросив сцепить ноги на своей талии, Юнги в объятьях подхватывает Чимина и переносит того на стоящий около противоположной стены небольшой черный диванчик, холодящий искусственной кожей все еще разгоряченное тело. Стерев все следы, напоминающие о беспорядке, что они натворили, Чимин сидит в одной лишь широкой рокерской футболке Юнги и нижнем белье на том же диване, закинув одну ногу на другую, наблюдая за тем, как Мин натягивает свои джинсы, застегивая тот же ремень с буквами "SG", что был на тем в первую встречу, после приземляясь на место рядом с ним.
С Юнги комфортно, Чимин наверное никогда еще не встречал человека, с которым ему было бы комфортней, чем с ним. Он весь такой потрясающий, ни к чему не принуждающий, страстный, внимательный и слегка безумный, успевает смеяться и шутить даже во время секса и заботится о комфорте, как своём, так и чужом. Как так получилось, что сейчас Чимин чувствует влюбленной лужей, черт возьми? Как вообще это могло произойти?
— Я обещал, что мы поговорим позже, — Чимин кладет голову на плечо рядом сидящего Юнги, начиная говорить издалека, — думаю, сейчас самое время.
— Уверен, что сейчас готов разговаривать ? — Юнги поворачивается полубоком, чтобы видеть его лицо, показывая свою готовность слушать.
— Да, и я сейчас скажу глупость, но ты не будешь меня осуждать, — Чимин кусает губу, кидая на Юнги мимолетные взгляды.
— Честно слово гитариста, осуждать не буду, — поднимая вверх правую руку с поднятыми вверх двумя пальцами, а другую прикладывая к обнаженной груди, где должно находиться сердце, Юнги делает жест обещания, улыбаясь своей десновой улыбкой.
— На той фотографии твоей группы, ну на флаере, мой взгляд сам по себе упал на одного из парней с самого края, а его соски показались мне милыми, черт возьми. Теперь я понял почему, это ведь ты был.
— С чего ты это взял, там ведь не видно лиц, — Юнги правда интересно наблюдать за тем, как к Чимину приходит осознание, потому что, в отличие от него самого, Пак даже в курсе не был, что переспал с кем-то из андеграунда.
— Твой псевдоним, он читается ...?
— Шуга, — видя растерянность в чужом взгляде, Юнги решает немного помочь с произношением..
— Шуга, — озадаченно повторяет за ним Чимин, — я тогда, на стадионе, не обратил внимания, но у тебя под тазовой косточкой набито шуга, но только корейскими буквами, и теперь-то я понял, почему я никак не мог отделаться от липкого чувства, что я что-то важное упускаю. Вселенная изначально подкидывала мне знаки, а как слепой, их не замечал, а всё было так просто.
И правда, под левой тазовой косточкой у Юнги действительно был набит его псевдоним, только корейскими буквами, на фотографии это видно не было, но тут уже сыграл роль инцидент на стадионе, там то Чимин и приметил татуировку, точнее его мозг, потому что сам Чимин внимания на это в том невменяемом состоянии не обратил.
— Ну, если мои соски показались тебе милыми, то могу отметить, что у тебя миленький член, — Юнги смеется, уворачиваясь от ладони, норовящей дать ему какую-нибудь затрещину, получая особое удовольствия от подшучивания Чимина
— Заткнись, — разражаясь в смехе и промахиваясь ладонью, Чимин падает на чужую
обнаженную грудь, мгновенно успокаиваясь и окольцовывая чужую талию.
Тихим шепотом он спрашивает:
— И что же нам теперь делать, ну, с фестивалем?
— Не знаю, потом разберемся, — так же тихо отвечает ему Юнги, указательным пальцем поднимая лицо Чимина за подбородок наверх, и целует персиковые губы, ощущая сладость на языке.