Поговаривают, что фортуна передаётся от учителя ученику, особенно когда дело касается карточных игр. Ни в коем случае нельзя учиться у неудачника, иначе сам неудачником и сдохнешь. Сенсея следует выбирать правильно, из числа лучших на пике их славы. И никогда, никогда не обыгрывать.
По-настоящему талантливых карточных шулеров немного, и лучшие привыкли недооценивать новичков. Почему я называю их шулерами? Казалось бы, шулер жив лишь до тех пор, пока не пойман. Что ж, в моём понимании шулер – это игрок, который не зависит от своей удачи. Он всегда в выигрыше. Рокудо Мукуро – один из таких. Игрок с глубоким, сдержанным смехом. Неизменно удачлив, харизматичен и совершенно не победим. Он два года был лучшим, а это большой срок в карточном мире. Но его славе внезапно пришёл конец: ученик оказался талантливее своего учителя. Нужно быть глупцом, чтобы решиться на поединок с собственным сенсеем. Что и кому этот мальчишка вообще хотел доказать? Как бы там ни было… Сегодня я иду убивать по заказу Мукуро. У меня нет ни фото, ни описания шестнадцатилетнего парнишки по имени Фран, но поверженный «Счастливчик» сказал, что мне укажут на мою жертву – его имя уже на слуху. По-моему, так даже интереснее. Азарт… Я чувствую нарастающий азарт охотника.
Позвольте же с запозданием представиться. Моё имя Бельфегор, элитный маньяк-убийца по прозвищу Принц-Потрошитель. Не имеет значения, как я получил это прозвище, здесь итак всё более-менее ясно. Я просто искренне, всем своим чёрным сердцем люблю кровь. Вид, вкус, запах, смысл. Кровь идеальна. Ещё лучше, когда за подобное твоё удовольствие платят наличными. Я нашёл своё призвание, работу своей мечты. Это чувство вызывает такой сумасшедший внутренний восторг! Такую дикую, неестественную эйфорию… В этой части города моя широкая улыбка до неприличия неуместна, но мне нравится и это. А моих глаз много лет никто не видел из-за длинной чёлки.
Западная часть города непригодна для нормальной жизни. Здесь жутковато даже в солнечную погоду. Узкие улочки с загаженными мусором тротуарами, плешивые тощие кошки, местами покосившиеся серые здания. Неизменные прогнившие крошечные балкончики, заваленные мусором и кое-где заросшие мхом или травой. Заброшенные склады и заводы, отвратительные крошечные гостиницы-клоповники, где я ни за что бы не остановился, собираясь утром проснуться живым и счастливым. Но самое страшное – люди. Концентрат уродства, гнили, безысходности, аморальности и злобы. У каждого внутри такая же помойка, как вокруг, и в этой вездесущей зловонной грязи – вся красота и гармония этого места. Здесь нет нормальных. Поэтому мне здесь и нравится. Хотя… Если быть честным до конца, я давно хотел съехать отсюда. Иногда окружающее уныние гасит присущий мне внутренний восторг, и это немного смущает Принца. Но есть в этом месте кое-что, что держит меня здесь.
Чуть больше года назад в подземном переходе, что ведёт от моего дома к более оживлённой части города, я увидел мальчишку. Он сидел на холодном каменном полу и играл на гитаре за мелочь. И пел… Он пел на чистейшем французском, от которого у меня мурашки начинали бегать по спине. Сначала я просто проходил мимо, но со временем привык находить его в этом месте. Он взрослел у меня на глазах. Я видел, как он меняется, как его игра на гитаре становится всё искуснее. Не знаю, почему он выбрал это место и почему продолжает день за днём сюда приходить. Мне просто нравилось наблюдать за ним. Слушать. Прислушиваться. Эта эйфория, которая день ото дня горит во мне, рядом с ним затихает и начинает красиво, завораживающе тлеть. Он успокаивает мою душу. Он – моё умиротворение. Моё не гасящее пламя море. Мальчишка с аквамариновыми волосами и стеклянными, непроницаемыми глазами, взгляд которых так хочется зажечь чувствами. Всегда в своих мыслях, неизменно спокоен. Идеальный игрок в покер, ни одной эмоции на лице. Я видел его улыбку лишь однажды, когда он показывал детишкам карточные фокусы, и то на мгновение. Но она до сих пор стоит у меня перед глазами, когда думаю о нём. Эти изогнутые уголки губ… Есть что-то притягательное в его губах. В нём самом. И одна его песня прочно засела в моей голове: «Я простил и научился мечтать. Я простил и закрыл глаза на эту реальность…». Как мне удалось узнать у него, эта песня о мальчике, который огородил себя стеной, чтобы кто-то пришёл и высвободил его оттуда. Пришёл и озарил светом его жизнь. Но он отказался от богов, которым молился, и больше не жаждет света. Он отрёкся от всего, что окружает его, через прощение. Почему это так похоже на этого юношу? На эти непроницаемые глаза с оттенком грусти. Мне кажется или их цвет в самом деле отливает завистью, что он затаил по отношению к тем, кто этот свет видел? К таким, как я.
Я не понимаю этого парня. Я просто слушаю его, кидаю монетку и ухожу. Он бывает здесь каждый день. Беспризорник. Изредка пытаюсь разговорить его, но, как правило, безуспешно. Как бы я ни пытался достучаться до него, всё тщетно. Только общие фразы. Я не смог узнать даже его имени. Он опасается всех этих людей, проходящих мимо. Всегда, как брошенный и не раз побитый щенок, опасливо косится на прохожих и, кажется, старается вжаться в стену, особенно когда кто-то подходит, чтобы кинуть ему мелочь в чехол от гитары. Но больше всего он опасается меня. Моё внимание так смущало этого парня, что я просто не мог перестать приходить к нему. Каждый день я слушал, как он играет. Каждый день он ненадолго заглушал мою эйфорию и уносил сознание по волнам своего спокойствия. Эта притягательная отчуждённость… Я просто не знал, как к нему подступиться, дать понять, что я особенный человек для него, а он, хоть мне и неприятно это осознавать, особенный человек для меня.
Я снова думал о нём, когда зашёл в бар. Местечко злачное, да и нашёл я его не сразу. Изнутри больше смахивает на средневековую таверну. Стук игральных костей по дереву, хохот, гам, запах пива, табака и пота. Принцу отвратительно это место, но цель… Цель оправдывает средства. Мне не совсем понятно, как шестнадцатилетнего подростка может занести в такое заведение. Поэтому, подойдя к бармену, я не особо рассчитывал на исчерпывающий ответ.
– Мне ирландский кофе и всё, что ты знаешь о парне по имени Фран. Ты вообще знаешь такого?
Небритый мужлан, умело маскирующийся под шкаф, усмехнулся и принялся готовить мне кофе, рыча своим прокуренным басом:
– Да кто ж его сейчас не знает-то? Самого Рокудо Мукуро обставил, чертёнок. Видел бы ты нашего главного счастливчика, когда мальчишка буквально уложил его на лопатки… Зря он так, конечно. Нельзя у таких людей, как Мукуро, на пути вставать, – передо мной появилась чашка кофе, на дне которой я очень рассчитывал найти ликёр.
Вот, значит, как. Фран – новая местная знаменитость. Неожиданно для меня заказ действительно оказался достойным моего звания элитного убийцы. Ну, чуть более достойным, чем раньше. Гораздо более достойным, чем вкус этого кофе, совершенно не соответствующего своему названию. Снова морщусь. Принц раздражён и разочарован.
– Расскажи мне о нём, а то я недавно здесь, не в теме немного.
Брезгливое настроение перешло в слишком небрежную для меня манеру общаться. Впрочем, бармен этого не заметил.
– О, это очень интересный молодой человек. Он сирота. Поговаривают, что какая-то бабка приютила его у себя, но сказала кормиться самому. Вот он и выживает. Играет в переходах, немного ворует. Тощий – смотреть больно, но язвителен не по годам и явно не по силёнкам. С ним часто пытались подраться, но маленький проходимец всегда как-то выворачивался. Уму непостижимо.
Мужик с сокрушающимся видом покачал головой, до блеска протирая стаканы, хотя Принц готов поспорить, что эти убогие куски стекла уже не спасти. Я хотел было задать следующий вопрос, но до моего чуткого слуха донеслись возгласы:
– Опять Фран его уделал!
– Да так нельзя! Как ты это, блять, делаешь?!
– О-о-о-о, господа, мне просто везёт, я же новичок, – протянул юноша с аквамариновыми волосами и встал из-за стола, сгребая оттуда выигранные фишки.
Он шёл к барной стойке, а у меня сердце стало в панике ломиться вон из грудной клетки. Я не верю в Судьбу. Я всегда верил в совпадения. До этого момента. Я залпом допил кофе, надеясь, что содержащийся в бурде ликёр поможет мне спокойнее воспринять происходящее. Но легче не стало. Я бросил на стол деньги и встал, готовый уйти. Я могу найти мальчишку в любой момент. Теперь я знаю, что Фран и мой любимый музыкант из перехода – одно и то же лицо.
– Уже уходите? – протянул так полюбившийся моему слуху голос. – А я уж было подумал, что Вы по мою душу.
Я замер и, подумав, сел на место. Мои губы растянулись в улыбке, а парень сел на соседний стул и вывалил на стойку фишки, чтобы бармен обменял их на деньги. То есть здесь всем заправляет один этот глупый сердобольный мужчина? Ну, дела…
– Ши-ши-ши, если совсем честно, то так оно и есть.
Я почувствовал, как Фран напрягся, услышав мой смех.
– Тогда зачем пытались сбежать? – то, как он тянет гласные, и то, что он отметил факт, который не следовало, заставляет меня закипеть.
– Я не пытался никуда сбежать! – вспылил я и поспешно взял себя в руки. Я увидел в этих его словах скрытый мотив. – На самом деле… – начинаю врать я, – я лишь хотел найти ещё одно место, где ты бываешь.
– Чтобы потом сразу же сбежать… – саркастично отметил он.
– А ты хоть раз был рад моему появлению?
– А с чего бы мне радоваться Вашему появлению? – парнишка забрал выданные барменом деньги и убрал в карман.
– Без понятия! – честно заявляю я и на стуле в пол-оборота разворачиваюсь к нему, широко улыбаясь. – Поэтому я и собирался уйти.
– Но зачем-то же Вы пришли, – продолжает строить логическую цепочку этот упёртый парень.
– Хотел немного узнать о тебе, – я снова предельно честен, но как этим словам удаётся звучать столь похоже на флирт?
– Но зачем Вам это? – смотрит на меня, как на идиота. Глупый мальчишка…
– Может, чтобы быть ближе к тебе? – пожимаю плечами.
– Вы сами понимаете, какой бред несёте? – Фран жестом попросил бармена повторить его заказ.
– Это не бред, если исходить из того, что ты мне не безразличен. А не заметить это довольно сложно, – я отвернулся от парня и принялся скользить взглядом по уставленным выпивкой полкам.
Фран молчит. Ему принесли молочный коктейль, а значит, алкоголь он не пьёт. Или сегодня не пьёт. Так даже лучше. Если всё получится… Мне нужен его ответ. Я начинаю нервничать. Принц не должен нервничать из-за какого-то там мальчишки!
– Я специально играл одну и ту же песню, когда Вы приходили. Чтобы она приелась Вам, и Вы перестали останавливаться около меня.
– Ты так ненавидишь меня? – мой голос не отражает никаких эмоций, так же, как и его. Сейчас мы, словно два игрока в покер, блефуем и стараемся не выдать больше, чем следует.
Я не знаю, что он чувствует ко мне. Он не понимает, что у меня на уме. Но что-то мешает нам разойтись в разные стороны. Лично мне мешает работа, любопытство и тот факт, что я искренне хочу получить от этого парня всё, что смогу, прежде, чем его убить. Что останавливает его, мне неведомо. Любопытство? А может, он тоже что-то испытывает ко мне, но боится, что я играю? Правильно делает. Мы с ним вращаемся в мире, где все друг другу врут. Но что же ты сделаешь, маленький шулер?
– Разве могу я ненавидеть человека, которого никогда не знал и знать не хочу?
– Не знаю, но что-то определённо мешает тебе уйти.
– Хмммм, – Фран изображает задумчивость и начинает тянуть гласные ещё дольше, чем обычно. – Дайте-ка подумать. В бар, где я играю в карты, приходит странный вечно лохматый блондин с нездоровой, не сходящей с лица улыбкой, и говорит, что я ему небезразличен. Допустим. Налоговой инспекции я, например, тоже небезразличен, но совершенно иным образом, если я правильно понял его скользкие намёки, – он задумчиво отпивает коктейль, а я слушаю его с расползающейся по лицу улыбкой. Каков засранец, а… – Наверное, мне любопытно узнать, что же этому типу всё-таки от меня надо. Может, есть способ отвязаться от этого психа подобру-поздорову, а в идеале ещё и заработать на этом?
– Ши-ши-ши, – с трудом подавляю желание наброситься на него прямо здесь. С ножами или поцелуями… Не знаю уж. Меня так забавляет это противоречивое чувство... – Есть один действенный метод, после которого многие психи теряют интерес к объекту.
Фран на несколько секунд задумался. Я ожидал, что он спросит, что я имею в виду, но этот разговор для него подобен игре в карты. Он всё просчитывает. Рассматривает варианты и выбирает наиболее вероятный. До чего же интересный парень… Чёрт, Мукуро, почему ты такая гордая и коварная тварь? Я хочу этого мальчишку. Хочу изучать его, говорить с ним. В кои-то веки живой человек нравится мне больше, чем его будущий молчаливый труп, а ты, чёртов подлец, хочешь его смерти и уже солидно за неё заплатил. Я нервно кручу бокал из-под кофе кончиками пальцев.
– Дать психу то, чего он хочет, – заключает юноша, и я мысленно аплодирую ему.
Он нашёл самый логичный вариант. Но неужели он ничего на это не возразит?
– Именно, ши-ши… – я замолкаю в надежде, что он продолжит рассуждать.
Довольно простой способ обдурить человека – позволить ему думать самому. Если он чувствует себя неловко в Вашей компании, он наверняка начнёт размышлять вслух. Это позволяет понять его логику и сказать именно то, что он ожидает услышать.
– Учитывая, что Вы год изо дня в день слушали мои песни и неотрывно пялились на меня, Вам, как минимум, приятен сам процесс… пялиться на меня, я имею в виду. Независимо от того, испытываете Вы ко мне что-то кроме физического влечения или нет, этот нездоровый интерес сводится к желанию тела. В обоих случаях. Я прав?
Он даже не смотрит на меня, а я поджимаю губы. Меня внутренне колотит от злости, но возразить нечего. В иных обстоятельствах я бы, конечно, сказал, что мне не нужен просто секс. Но сегодня… У меня нет выбора.
– Вам так стыдно это признать? После того, как Вы предложили вариант «дать психу то, что он хочет, чтобы отвязался», Вы сами отмели вариант того, что этот самый блондинистый тип хочет от мальчишки отношений. Если бы я дал ему отношения, он бы не отвязался. Просто если рассуждать логически.
– А если бы ему хотелось отношений, ты дал бы ему их? – вопрос срывается с губ прежде, чем я успеваю затормозить, да ещё и таким дрожащим голосом… Проклятье.
Слова назад не забрать. Он снова думает. Невыносимо...
– Нет, я бы им воспользовался.
У меня аж дыхание перехватило, и я снова посмотрел на него. Мой взгляд отражал бы дикое возмущение, если бы он был способен его видеть.
– Вы забыли, где мы живём? Здесь всё продаётся и покупается. Одна ночь или несколько недель… Они либо куплены, либо остаются мечтами. Понимаете, о чём я?
Я молчу и тяжело дышу. Как можно так спокойно говорить о таких вещах? Он же ещё подросток… Неиспорченный, чёрт возьми, подросток! Пусть и беспризорник. Пусть он вырос в западных кварталах… Чёрт. Сам факт того, что он выжил здесь – уже показатель того, что с ним не всё нормально в привычном смысле этого слова. У него своя вера. Свои принципы. Но продаваться за деньги… Это даже хуже, чем то, что делаю я.
– Ты предлагаешь мне купить твою невинность? – я широко улыбаюсь, но мой тон выдаёт едва сдерживаемое внутреннее кипение.
– Что-то вроде того, – так беззаботно пожимает плечами. – Я предлагаю это не каждому встречному, если Вас это так беспокоит. Но подумайте сами: какой смысл беречь невинность, если на ней нельзя заработать? И какой резон отдать её даром, когда каждое мгновение своей жизни ощущаешь голод и не знаешь, умрёшь завтра или всё-таки повезёт прожить ещё день?
Боюсь, что мне нечего ему возразить. Мальчишка абсолютно логичен и бесстрастен. Будь у него хоть шанс выжить, я бы сделал всё, чтобы защитить его. Больше всего мне хочется стать его спасителем. Но я палач. И эту игру одним везением ему не выиграть. Я молчу.
– Я люблю жизнь. Какой бы паршивой она ни была, я знаю: есть вероятность, что всё изменится в лучшую сторону. По сути, это игра с Судьбой в карты. Фортуна улыбается тем, кто использует каждый предоставленный шанс. Вы не игрок, поэтому вряд ли верите в такие вещи. А я верю. И я убеждён, что наша встреча не случайна, – он допил коктейль и демонстративно отодвинул стакан. – Я сказал всё, что хотел.
Я, конечно же, уже принял решение, и он это понимает. Все эти слова были сказаны для того, чтобы нам обоим было легче сейчас его озвучить. Но, чёрт возьми, по логике этого мальчишки, Судьба подбросила ему смерть. Я не хочу так. Мне не нравится быть марионеткой, даже в руках фортуны. Но для меня данное заказчику слово дороже всего. Абсолютно всего. Жестокость и безупречная репутация – всё, что у меня есть.
– Идём со мной, – проговорил какой-то чужой голос, а я бросил на стойку деньги, с лихвой покрывающие цену моего кофе и заказа парня.
Нет, эти слова точно сказал я, но голос был совершенно неузнаваем. Севший. Подавленный. Фран подумает, что я взволнован, и будет прав. Он ошибётся лишь в причине. Или не ошибётся? Откуда этот трепет в глубине души?
– Деньги вперёд, – едва не пропел мальчишка, оставаясь сидеть на месте.
Ох уж эта маска деланной самоуверенности… Я же вижу, что он едва не дрожит. Скорее, чувствую… Я чувствую его? Лучшего карточного шулера среди местных? Наверное, я просто знаю. Я выгребаю из кошелька все крупные купюры и протягиваю ему.
– Достаточно?
Он кивает, забирает деньги и прячет их в карман. Лишь после этого спрыгивает с высокого барного стула и следует за мной, с иронией вопрошая:
– Могу я узнать Ваше имя, или это такая уж большая, страшная тайна?
– Бельфегор, – коротко проговорил я, когда убедился, что меня никто больше не слышит. Негоже было бы выдать себя так глупо.
– Я буду звать Вас Бел, Ваше полное имя неудобно стонать, – усмехается парень.
Зря смеётся.
Я видел гостиницу неподалёку. Направляюсь туда. Дождь противно моросит, но мне сейчас плевать на это. Я подавлен. Я так долго тянулся покалеченной душой к этому парню, а теперь он моя жертва, продавшая свою невинность на растерзание мне вместе с собственным телом. Он пока не понимает всей иронии происходящего. Может, он даже счастлив сейчас. Я понял, что мне нравится возможность подарить ему несколько мгновений счастья прежде, чем причинить боль. Много боли. Я хочу заставить его пережить как можно больше страданий, ведь он так любит жизнь. Пусть распробует её напоследок…
Я – твоё самое большое наслаждение и самая дикая боль. Я – твоя надежда и твоё предательство. Ты думаешь, что я Джокер в колоде жизни. Но это ошибка, Фран. Смертельная ошибка. Я – пуля в револьвере, которая пробьёт тебе висок после нажатия на курок. Я – твоя плата за удачу. Твоё самое большое несчастье.
Мы вошли в крошечный номер. Фран прошёл вперёд, по пути сбросив надетые на босую ногу кроссовки, и, остановившись у окна, не разворачиваясь ко мне лицом, снял промокшую под дождём растянутую тёмно-синюю водолазку. При виде всех этих выступающих позвонков и такой изящной и хрупкой фигурки у меня перехватило дыхание. Низ живота потянуло. Умом я понимаю, что такая болезненная худоба не должна заводить, но ничего не могу поделать. Я запер за собой дверь и кинул плащ на пол возле кровати. Пригодится ещё. На моей шее остался шёлковый белый шарф. Парень уже скинул обувь, и я тоже задержался у двери, разуваясь. Он предусмотрителен, несмотря на то, что так нервничает. Похвально. Мне всё меньше хочется обрывать его жизнь. Своими манерами и стилем мышления он притягивает меня к себе, как магнит металлические опилки. Склеивает мою разбитую, рассыпавшуюся на кусочки сущность воедино. В одно целое, которое хочет сделать этого удивительного подростка с аквамариновыми волосами частью себя. Фран, ты знаешь о том, что твоя смерть влюблена в тебя?
Я не спеша подхожу к нему сзади. Парень не отрывает взгляда от дороги внизу. Всё такое серое, а дождь, барабанящий по стёклам, размывает картину происходящего. Тёмно-серый асфальт, серые люди, бесцветный дождь. Наша скучная, убогая жизнь. Наше массовое уныние. Что привлекает его в этом зрелище? Мои ладони осторожно ложатся на угловатые плечи, поглаживают их. Я хочу, чтобы он расслабился и перестал бояться, хоть на время. Чувствую лёгкую дрожь в его теле.
– Я ничего об этом не знаю, Бел.
– Тебе и не обязательно, ши-ши.
Я отодвигаю аквамариновые пряди с одной стороны и мягко целую его шею. С неведомым ранее наслаждением трусь о неё губами, прихватываю ими кожу. Он в беззвучном стоне приоткрывает губы и запрокидывает голову. Дыхание сбилось у обоих, но я не останавливаюсь. Скольжу губами вверх по шее, посасываю мочку уха, целую в висок. Рукой приобнимаю за талию и пальцами вычерчиваю на плоском животе узоры. Слышу стон. Из-за своей нездоровой худобы парнишка жутко чувствительный. Заводит… Скольжу пальцами ниже и мягко провожу костяшками по низу живота вдоль кромки брюк, вторую руку запускаю во влажные от дождя волосы и заставляю парня чуть запрокинуть голову, покрывая щёку поцелуями. Загоревшуюся алым румянцем щёку. Это вызывает улыбку. Жаль, что его волосы пропахли табачным дымом. Падший ангел, скоро я вырву твои крылья с корнем, отдавшись похоти и жестокости, что затаилась внутри меня. Сейчас же я хочу показать всю свою нежность, всё лучшее в себе отдать тебе, потому что ещё немного, и я заберу всего тебя. Присвою себе худенького наивного мальчишку. Всего. Без остатка.
Ночь опускается очень быстро, вокруг сгущается темнота. Мои пальцы скользят под брюки, под ткань белья, но не заходят слишком низко, потому что я слышу очередной стон. Пусть он остановит меня. Пусть подросток почувствует контроль над моими руками.
– Повернись ко мне, – шепчу ему на ухо, одновременно расстёгивая пуговицу свободно сидящих поношенных джинсов.
Разворачивается и смотрит на меня с вызовом, пытаясь унять сильно сбившееся дыхание. Как мне нравится эта показная дерзость… Маленький шулер, тебе не перехитрить Принца. Обхватываю его лицо ладонями, кончиками пальцев зарываясь в волосы, и широко улыбаюсь, прижимаясь носом к носу парня, ощущая его дыхание на своих губах. Я сам дышу так, словно только что бегом поднялся по длинной лестнице. Вызов в его глазах означает, что он ждёт страсть, но я решаю, что пока он её не получит. Я лишь мягко касаюсь его губ, прижимаюсь к ним своими и снова слегка отстраняюсь. Эта игра сводит с ума. Мне терять нечего, я уже сумасшедший. И Фран это чувствует, но его это почему-то не останавливает. Парнишка без тормозов. Ах, да. Я же посланный Судьбой шанс. Тихонько шишишикаю в приоткрытые в ожидании губы и провожу между ними кончиком языка. Касается его своим. Низ живота сводит судорогой, и я с жадностью впиваюсь в вожделенные губы. Он неумело пытается отвечать, пальцы цепляются за мою полосатую кофту в области поясницы, но я, похоже, слишком сильно напираю. Отрываюсь от его губ и снова целую, на этот раз углубляя поцелуй осторожно. Сейчас он отвечает более уверенно, а мои ладони скользят по его спине, пояснице и, уверенно забравшись под одежду, сжимают ягодицы. Кусает мою нижнюю губу. Не знаю, воспринимать это как протест или страстный ответ, но его слова развевают сомнения.
– Горазды же вы руки распускать, Бел, – проговаривает в мои губы.
Нет, замечания он мне делать не будет. Не позволю. Отпускаю его и с широкой улыбкой стягиваю с шеи шарф. Белоснежный шёлк.
– Руки, – командую я.
– Но… – он теряется.
Неужели это такая шокирующая неожиданность? Но руки, прижатые друг к другу у основания ладоней, он всё-таки протягивает, и я туго связываю их шарфом. Он понимает, что попался, и что-то плохое должно случиться этой ночью. Моя маньячная улыбка выдаёт меня с потрохами. Пусть так.
– Хочешь ещё что-то возразить? – в интонации моего голоса сквозит ехидство.
Он прожигает меня злым взглядом, но молчит. Понимает, что здесь действует принцип «каждое слово может быть использовано против вас». Интересно, он догадывается, чем всё кончится? Я пока не собираюсь намекать на свои истинные намерения. Наклоняюсь и, просунув голову в кольцо его рук, поднимаю парня, придерживая за ягодицы. Несу к кровати. Он обхватывает мои бёдра ногами и как-то на удивление трогательно прижимается ко мне, а во взгляде читается напряжение. Наши лица так близко, но он боится что-то предпринять. Ощущаем дыхание друг друга.
Я опускаюсь на жёсткую двуспальную кровать, Фран сидит сверху и снова недоумевает: взгляд растерянно бегает по моей чёлке в надежде понять, чего я хочу. Ты же дышишь в мои губы, глупый! Я нежно и томительно целую его, сжимая бёдра ладонями, скользя ими вверх по спине и мягким касанием пальцев пробегаясь вдоль позвоночника. Бесконечно долгий поцелуй расслабляет обоих. Мы забываемся, теряемся в бессвязных касаниях языков, в мягких соприкосновениях губ. Подросток теснее прижимается ко мне. Наверное, он чувствует, как я возбуждён, потому что с нагловатой улыбкой двигает бёдрами, касаясь при этом моей до боли возбуждённой плоти, и я едва сдерживаю стон. Шумно выдыхаю в поцелуй. Мои брюки всё ещё застёгнуты, и это его движение вызывает болезненное удовольствие и вспышку гнева. Жестоко, Фран. Очень жестоко.
Подавляю ураган в своей душе. Он всего лишь наглый хрупкий мальчишка. Игрушка, которую я сломаю. Чуть позже. Приподнимаю его, чтобы высвободиться из объятий, и буквально швыряю на кровать. Сам нависаю сверху, словно хищник над своей жертвой, но моё дыхание – мягкое и взволнованное – разубеждает в этом. Хотел бы я взять это тело с несвойственной мне нежностью, но не могу. Я должен взять ещё и душу. Прошу, насладись этими мгновениями, в которые я всё ещё забочусь о том, чтобы тебе было хорошо.
Я одной рукой держу его руки заведёнными над головой, а мои губы осыпают поцелуями его шею, ключицы, грудь. Фран выгибается и шумно, прерывисто дышит, иногда позволяя себе негромкие стоны. Мало, мне мало этих сдержанных реакций. Прихватываю губами сосок и отпускаю, надавливаю кончиком языка. Опускаясь поцелуями ниже, я вынужден отпустить его руки, и он прижимает их к своей груди. Он словно молится сейчас – сцепленные в замок пальцы, прижатые к груди руки и затуманенный взгляд. Но он отрёкся от богов, в которых верил, а его тело вздрагивает и выгибается, когда я целую его живот, одновременно расстёгивая брюки. Очерчиваю пупок кончиком языка и проникаю им во впадинку. Пошлость моих действий смущает мальчишку, но это нисколько меня не беспокоит. Я приподнимаю его за бёдра и стягиваю с него джинсы вместе с бельём. Слышу протестующе-растерянный стон, и это заставляет меня едва слышно, пугающе шишишикать. Остатки одежды парня отбрасываю подальше. Ей здесь больше не место. Провожу кончиком языка по внутренней стороне бедра, ладонями скользя по внешней стороне ног, от колен к бёдрам. Дойдя до паха, отстраняюсь и начинаю покрывать поцелуями низ живота, сменяя их настойчивыми касаниями языка. Я попробовал на вкус дрожь ангела, чьи крылья уже попали в капкан. Я слушал музыку его стонов и наслаждался ею. Всё происходило так медленно и неторопливо, словно не существовало больше ни мира вокруг, ни времени. Чуткое невинное тело подо мной. Моя похоть. Коктейль из желания и страха, такой порочный для ангела. Но можно ли назвать ангелом шулера-беспризорника? Мне можно. Принцу можно всё.
Маленький паршивец, нельзя же так соблазнительно стонать! Слишком темно вокруг. Отстраняюсь и тянусь к прикроватной тумбе, включаю лампу. Тусклая. Вот теперь мне нравится. Я вижу его, он – меня. Фран поднял связанные руки над головой и внимательно наблюдает за мной, часто и рвано дыша. Его щёки просто пылают, но взгляд остаётся уверенным. Я становлюсь на колени между его ногами. Он напуган и так возбуждён… но руки не опускает, чтобы уловить каждое моё движение. Мне дико от мысли, что он – лишь моя жертва. Я бы очень хотел большего. Демонстративно расстёгиваю ремень и пуговицу, сверху вниз глядя на парня. Его припухшие губы приоткрыты, живот вздымается от напряжённого дыхания. Медленно расстёгиваю ширинку. Я хотел бы по-другому, Фран. Но наша Судьба распорядилась иначе. С наслаждением приспускаю брюки, освобождая свой до боли возбуждённый член. Во всех смыслах и вопреки твоим ожиданиям, сегодня тебе будет больно, как никогда.
Опускаюсь сверху, удерживая его руки за шарф и на ту же руку опираясь. Другой рукой приставляю член к его анусу и перевожу её на бедро, чтобы удерживать мальчишку на месте. Быстро, пока парень не успел напрячься, начинаю входить, едва сдерживая стон и лишь шумно, прерывисто дыша, крепко сжимая его бедро. Фран громко сдавленно стонет, едва не срываясь на крик. Пытается высвободить руки, но я надёжно держу их. Отчаяние. Предательство. Такого он не ждал, и это, наверное, даже больнее, чем его физические страдания. Я дохожу до половины и замираю, давая себе отдышаться. Мне тоже больно, но оно того стоит. Я хочу, чтобы его кровь была нашей смазкой в эту ночь. С рычащим стоном толкаюсь в узкий проход, проникая в дрожащее подо мной тело до конца. Внутренние мышцы пульсируют от боли. Я порвал тебя, Фран… Как печально.
– Иши-ши-ши… тише, тише… – мой шёпот похож на шипение.
На его глазах слёзы боли и невыразимого разочарования, а на моём лице – сумасшедшая счастливая улыбка. Фран зажмуривается и отворачивается, тихо и израненно постанывая. Я пока не начинаю двигаться, нам обоим надо привыкнуть. Сможет ли привыкнуть он, я не знаю. Это уже не имеет значения. Я начал ломать свою игрушку. Плачь же, я так хотел этого! Плачь. Твои слёзы так чисты и искренни… Принц уверен, что в этой комнате никто и никогда так не плакал. Разжимаю хватку на бедре и пальцами размазываю крошечные слезинки по горячим щекам. Жёстко беру за подбородок и, повернув мальчишку лицом к себе, склоняюсь к нему совсем низко и мягко, нежно целую губы, уголок губ, собираю остатки слёз с его кожи. Он удивлённо распахивает глаза. Думает, я поддался порыву, и мне жаль, что я так резко и жестоко взял его. Время для ещё одного разочарования. Совершаю бёдрами плавный толчок, и парнишка снова не сдерживает стон, а мои губы мягко касаются его подбородка. Я пал так низко… Разбил невинное сердце. Ты же ненавидишь меня, правда? Презирай меня. И не переставай плакать. Твои слёзы по душе мне. Боль, слёзы, кровь… Третьей составляющей мне мало. Она вся внутри, а я хочу узнать её вкус и запах. Свесив руку с кровати, я достаю из плаща один из своих стилетов. С маньячной улыбкой показываю парню сверкающее лезвие. Холодное и безразличное. Снова мягкий толчок бёдрами и израненный стон из его губ. Снова он отвернулся от меня, открывая мне такой соблазнительный вид на свою шею… Довольно шишишикая, провожу слабую царапину вдоль неё, сверху вниз. Подросток вздрагивает, но не дёргается. Понимает всю остроту момента. Продолжая тонкую алую линию на ключицы, слизываю выступившую из шеи кровь и снова совершаю толчок. Начинаю неторопливо двигаться в ослабшем от пережитой боли теле, рисуя алые узоры на груди самого потрясающего парня в этом сером мире. Его стоны меняются, когда он начинает ощущать удовольствие сквозь пелену боли. Это распаляет меня. Откладываю стилет и, не переставая собирать языком алые дорожки с груди и шеи, обхватываю член Франа рукой и начинаю ритмично двигаться внутри его тела, скользя рукой по стволу в такт своим толчкам.
Ну же… Я знаю, что мы с тобой сможем. Тебе невыносимо больно, а мне до безумия хорошо – такова наша судьба, и моя фортуна сегодня благосклоннее твоей. Но ты же тоже чувствуешь это нарастающее напряжение… Голос подростка сел, в горле пересохло, и его стоны стали глухими и хриплыми, однако он сам справился со своей участью. Он начал толкаться навстречу. Нет, не рефлекторно. Просто хочет показать, что не собирается отталкивать меня, каким бы мерзавцем и предателем я ни был. Зачем?! Зачем ты это делаешь, чёрт бы тебя побрал?! С этим криком в голове и громким стоном наслаждения я изливаюсь в его тело, достигая заветного пика эйфории, но не останавливаясь, пока такая же судорога не охватила тело подростка. Мы оба замерли, тяжело и потрясённо вдыхая воздух и рвано выдыхая его обратно.
Я опустился на мелко дрожащее тело Франа и уткнулся носом в его шею. Дышать им… Я хочу дышать им. Я хочу раствориться в нём.
– Бел… – такой надломленный голос. – Почему… так?
Отстраняюсь и снова нависаю над ним.
– Потому что твоя игра окончена, ши-ши-ши, – смех получается неискренним.
Я не хочу твоей смерти, Фран. Совсем не хочу. Впервые в своей жизни я не желаю убивать. Медленно выхожу из измученного тела, и с губ мальчишки снова срывается стон. Тихий. Вынужденный. У него больше нет крыльев. И у нас нет вариантов. Лёжа на нём сверху, я негромко проговорил:
– Ты свои деньги отработал, пора и мне отработать свои. Хочешь ещё что-то сказать? – я крепко сжимаю стилет и приставляю его к груди парня с правой стороны.
Он боится дышать.
– Я… люблю тебя, – выдавливает он. – С тех пор, как впервые услышал твой голос.
Усмехаюсь. Вот он какой, твой Джокер. Вот чем ты собираешься остановить меня… Это больно, Фран. Ты не должен был меня любить.
– Мне это не нужно, – спокойно говорю я и с размаху вбиваю стилет ему в грудь.
В лёгкое. Я хочу, чтобы рот наполнился кровью. Начинает кашлять и задыхаться. Кровь… Страстно впиваюсь в испачканные алой жидкостью губы и целую глубоко и страстно. В последний раз. Приставляю стилет к его горлу. Волнительно. Я присвоил себе доверие, невинность и самое светлое из его чувств. Осталось забрать только жизнь. Мне плевать, что этот кровавый поцелуй безответен. Медленно и хладнокровно я перерезал парню глотку и, на последок поцеловав в щёку, осторожно встал. Результатом своего творчества я мог бы любоваться бесконечно, но в этом нет смысла. У меня есть инструкции.
Возвращаю свои брюки на подобающее им место и, застегнув их, вытираю стилет о белоснежный шарф на руках подростка. Убрав орудие убийства, достаю из плаща крошечную камеру. Пара фото на память, для Мукуро и меня. Забирать деньги, что я дал юному шулеру, бессмысленно. Он их заработал. Абсолютно спокойно одеваюсь и останавливаюсь ненадолго рядом с трупом.
Фран, ты не представляешь, как сейчас красив. Кровь заливает покрывало, бледная кожа, безупречное в моём понимании тело, в котором твоя кровь смешивается с моей спермой. Тебе было так больно… С тонкой улыбкой убираю с застывшего лица слипшуюся от крови аквамариновую прядь и пальцами прикрываю широко раскрытые от страха глаза. Пустые изумрудные глаза… Достаточно сантиментов.
Достав из кармана зажигалку, стилетом отсекаю её верхушку и выливаю бензин на кровать в ногах у мёртвого юноши, бросаю туда же пустую ёмкость. Теперь одна зажжённая спичка… Готово. Пламя разгорается, охватывая постель. Завораживает, но теперь у меня нет времени. Я вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Странно и тоскливо было идти по улице в этот предрассветный час. Тучи начали расползаться – дождь прекратился ночью. Я убил единственного небезразличного мне человека в этом мире. Такая тяжесть… Лужи под ногами раздражающе хлюпают. И я, неизменный блондин, но без прежней улыбки. Я шёл по автомобильному мосту. Где-то на середине я подошёл к самому краю и посмотрел на воду. Сзади проезжали машины, шурша шинами по асфальту. Вдалеке ревели сирены пожарных машин.
И вдруг, вопреки всему, из-за уходящих за горизонт туч появились лучи солнца, а мои губы растянулись в тонкой улыбке . Сначала они были такие несмелые, эти лучи, но с каждой секундой всё набирали мощь, как и расцветающее во мне счастье. А потом выползло и само солнце. Оно бликами играло на поверхности озера, искрясь и радуя взор. У Принца больше нет привязанностей. Нет слабостей. Я сделал самого прекрасного человека на свете частью себя. Частью своей шизофрении. Теперь ты есть только в моей памяти и моём сердце, так ведь, Фран? Всё, что было у тебя, стало моим. Я могу говорить с тобой, ты всегда в моей голове. Только мой. Только со мной. Бесконечное счастье.
– Иши-ши-ши, да это же прекрасно… – негромко проговариваю я и, убрав руки в карманы плаща, развожу их и кружусь на одной ноге в какой-то бешеной эйфории.
С широчайшей улыбкой на лице я продолжаю свой путь в лучах восходящего солнца. Редкие прохожие обходят меня стороной и оборачиваются. А мне никогда ещё не было так легко. Так радостно. Так правильно.