***
– Я буду нежен, – шепчет Талис, наклоняясь вперед.
Его рука, такая горячая и дрожащая, движется вниз по груди Виктора.
Учёный уже привык к жару. После стольких лет пребывания в ужасном состоянии, у Виктора есть парочка ментальных приёмов, чтобы отключить это ощущение. Он знает, как управлять своим телом, чувствуя себя разгоряченным. Однако он понятия не имеет, что делать с собой, когда пальцы Джейса обжигают его, касаясь живота.
Виктор издает слабый стон, от которого Джейс прикусывает нижнюю губу и резко выдыхает. Это такая своеобразная попытка сохранить самообладание, когда Виктор такой пылающий, такой хрупкий и такой обаятельный. Борясь с желанием сожрать человека перед ним, Джейс шипит:
– Бездна, ты такой… Блять-
Прерванный рукой на его промежности, лицо пилтоверской науки, сам человек прогресса, сдается и клонится ближе для поцелуя. Это страстно, грубо и влажно. Виктор едва дышит, впиваясь ногтями в плечи Джейса.
Джейсу все равно.
Конечно, это эгоистично и жадно с его стороны, но он не может остановиться и отказывается даже попытаться. Он жаждал этого. Он слишком долго сдерживал это кипящее желание, и теперь он просто не может отступить. Даже если бы он имел возможность проигнорировать чувства, отмахнуться от них, погрузившись в очередное исследование – он бы никогда этого не сделал. По крайней мере, он не станет этого делать сегодня вечером.
Виктор, обычно довольно сдержанный и отстраненный, оказывается уязвим только для Джейса, и это заставляет сердце советника трепетать. Для него это волнительно – видеть Виктора таким. Взволнованным, возбужденным и голодающим по той же причине, что и он сам. Несомненно, Талис ни за что не смог бы упустить возможность увидеть Виктора в таком свете.
Когда Виктор, наконец, прерывает поцелуй, его голова падает на подушку. Он снова стонет, пристально глядя Джейсу в глаза. Вик не видит в глазах напротив ничего, кроме чистой человеческой похоти, и страсть овладевает им, в то время как его сердце пропускает удар или два.
— Я люблю тебя, — волнение в груди Виктора делает его слабым и легкомысленным. Он находит в себе силы и кладет свою бледную дрожащую руку на щёку партнёра, нежно лаская её. – Я люблю тебя, Джейс.
Слова запечатляются в его жаждущем, тоскующем сознании, а Джейс в свою очередь мягко ему улыбается, обхватывает пальцами руку Виктора и подносит ее к своим губам.
– Я тоже тебя люблю. Больше, чем что-либо или кто-либо в этом мире.
Достаточно лишь нежного поцелуя на тыльной стороне ладони, чтобы Виктор сглотнул и отвел глаза, чувствуя себя так, будто вернулся на несколько лет назад и снова стал тем самым застенчивым подростком с Линий. Честно говоря, он всегда был достаточно застенчив, и Джейс находит это очень милым. Мысль о том, что такой блестящий ученый мог быть настолько скромным добавляет очарования личности Виктора, и Джейс обожает это.
Сквозь жалюзи светит луна, и, словно зачарованный светом на бледной коже, Джейс проводит пальцами по ее острым контурам. Нежно, неторопливо. Это излишне внезапный переход от интенсивных прикосновений к любовным, но Вик не возражает. Джейс может дотронуться до него как угодно, укусить или даже порезать – Виктор никогда не будет возражать или отказываться. Он может справиться с чем угодно, пока он тот, на кого Джейс смотрит с такой любовью.
– Знаешь, – шепчет Виктор, глядя на яркую луну за окном. – когда я… Когда я увидел тебя на краю той ночью, я подумал, что прыгну сразу за тобой.
– Это… очень иррационально с твоей стороны, – усмехается Джейс и ложится на бок, прижимаясь всем телом к Виктору. – Мне все еще интересно, как ты узнал, где меня найти?
– Не могу объяснить. Я думаю, это было интуитивное чувство, – он поворачивается к Джейсу, его механическая нога скрипит от движения. – Не странно ли, чтобы такой человек, как я, полагался на свое сердце?
– В тебе нет ничего странного. Только если… – Джейс сделал паузу, почесывая подбородок, – Может быть, только тот факт, что вы начали говорить с расстроенным человеком о его исследованиях, когда застали его посреди попытки самоубийства.
– Мне нужно было как-то сломать лед, ты так не думаешь?
Советник смеется, уткнувшись лицом в подушку.
– Ты говоришь это с таким серьезным лицом, что это кажется ещё смешнее, – говорит тот, как только поднимает голову вновь.
– Я не пытался шутить, я честно думал, что это отличная идея.
– Ты… – Джейс потирает переносицу. – О Жанна, я люблю тебя.
Виктор краснеет и надеется, что ночь сможет скрыть его красные щеки своим мраком, но это не срабатывает, когда Джейс притягивает его ближе, сжимая в своих медвежьих объятиях.
– И не ответишь?
– Я… я тоже тебя люблю.
– Ну вот. А теперь перестань прятать лицо, – Джейс нежно подталкивает пальцами подбородок Виктора, отчего тот поднимает голову. – Ты прекрасен в лунном свете, позволь мне еще немного полюбоваться тобой, – бормочет Джейс и легонько клюёт в родинки на лице ученого.
Джейс чувствует жар кожи Виктора и на секунду впадает в панику. Ученый качает головой, улыбаясь, как бы говоря, что все в порядке, волноваться не о чем. Талис улыбается в ответ, но его глаза выдают его – за медным оттенком все еще бродит тревога.
– Я в порядке. Ты… ты можешь продолжать, – выдыхает он.
Мгновенно, когда Джейс снова нависает над ним, это что-то задевает в сердце Виктора. Будет обидно, если это когда-нибудь закончится. Он, вероятно, будет убит горем, если Талис когда-нибудь перестанет его обожать, если он когда-нибудь перестанет смотреть на него вот так – с любовью.
Нет, с чем-то большим, чем просто любовь.
Виктор очень умен, он гений и прекрасно осведомлён об этом, но есть вещи в этом мире, которые он не может объяснить при помощи рациональности и логики.
То, как Джейса заставляет сердце Виктора биться в два раза быстрее – удивительно.
И то, когда они просто видят друг друга, когда переплетают пальцы, болтая и глядя свысока на Пилтовер с высоты крыш Академии, когда они работают вместе по ночам, когда Талис мнёт ему спину, если она снова начинает беспокоить Виктора в его плохие дни – тоже. Это вещь, которой учёный не может найти объяснение. Он пытался, черт возьми, он пытался снова и снова, но в конце концов отказался от этого исследований. Часы тикают. Виктор решил, что вместо того, чтобы тратить оставшееся время впустую, он предпочел бы провести отведённые ему часы с Джейсом и просто плыть по сумасшедшему течению жизни.
Время от времени Виктор смеется над собой. Ну никак не может маргинал из Зауна с неизлечимой болезнью, слабый и по своей воле отказавшийся от человеческих эмоций испытывать потребность в заботе и ласке. Это невозможно, глупо и надуманно, но Джейс доказал, что он ошибался.
Впрочем, как и всегда.
Виктор снова смеется где-то в глубине души, в то время как Джейс кусает его за шею и медленно входит внутрь, вырывая всхлип из груди своего партнёра.
Будет чертовски хреново, если это когда-нибудь закончится.
Талис бьет прямо в нужную точку глубокими толчками, а Виктор стонет громче и громче, закрывая глаза и выгибая спину, чтобы двигаться партнёру навстречу. Он сжимает простыни под собой, длинные тонкие пальцы дрожат от усилия. Его рот слегка приоткрыт в неудачной попытке глотнуть воздуха, и Джейс наклоняется для еще одного поцелуя. Губы Виктора пересохли от тяжелого дыхания, горячего и прерывистого, но Талиса это не смущает.
Как только советник углубляет поцелуй, прижимается телом к мужчине под собой, чувствует его бьющееся сердце, мир вокруг исчезает, и остается только лунный свет.
«Это странное и почти божественное чувство», – думает Джейс, увидев яркое сияние глаз Виктора. Больше нельзя отрицать – он одержим. Он хочет, чтобы этот отчужденный холодный ученый был только его. Он хочет быть единственным, кому тот открывается. Он хочет быть единственным для Виктора. Его мечта, жизнь, город, в котором они живут – все это бессмысленно, если рядом нет Виктора.
Джейс замедляется и в конце концов останавливается. Тяжело дыша, он поднимает голову и смотрит.
– Не оставляй меня.
Виктору трудно не обращать внимания на грусть, исказившую лицо Джейса, но он знает, что расспросы ни к чему не приведут. Его рот дергается в быстрой улыбке, а глаза жадно изучают выражение лица Джейса, словно пытаясь запомнить его, пока не стало слишком поздно.
– Как бы я мог? — говорит он ему, заверяя.
И это именно так. Виктор не сможет его бросить, но это не значит, что не бросит. Оба они знают правду, но, кажется, не имеют смелости произнести её вслух. Они боятся, что эта маленькая ложь будет накапливаться и в конечном итоге выльется во что-то большее, что-то ужасающее, но они чертовски уверены, что смогут с этим справиться.
Им больше не нужны слова, они поняли друг друга, когда их лбы соприкасаются, и Джейс снова начинает двигаться, подталкивая Виктора ближе к краю.
Зачарованный лунным светом и приглушенными стонами Виктора, руки Талиса скользят вниз к его бедрам, и холодный металл аугментированной ноги заставляет Джейса дрожать. Он набирает темп, но не слишком резкий, чтобы не навредить Виктору.
Непрестанный зрительный контакт, короткие обоюдные вдохи и губы напротив, приоткрытые в слабой улыбке, доводят Виктора до оргазма. И будто бы всё его тело охватило пламя – жжение медленно распространялось от кончиков его пальцев ног до самой головы, вызвав протяжный стон, смешанный с сенсационным криком удовольствия. Восторг на лице Джейса продлил эту волну блаженства, и у Виктора безумно закружилась голова.
Талис ухмыляется, когда его толчки становятся нерегулярными, а частота сердечных сокращений резко возрастает. Теплое ощущение пронзает его пах, когда Виктор с насмехающимся вызовом произносит:
– Дай мне это.
Джейс кончает внутрь, и Виктор шипит, на что Джейс хихикает, хрипло и устало.
***
Талис вспоминает лунную ночь, когда узнал о Викторе. Он вспоминает, как просил Виктора не оставлять его. Он вспоминает все это, и волна стыда напару с неугасающей виной захлестывает его.
Он не оглядывается на Мэл, когда убегает ночевать с Виктором в его постели. Он не скажет Виктору, где и как у него появился этот засос на шее, надеясь, что ученый этого не заметит.
Но он замечает.
Виктор надеется, что Талис заметит яркую луну за окном и снова скажет ему, как сильно он его обожает.
Но он этого не скажет.
Виктор не мог заставить себя произнести ни слова, когда Джейс оставляет его одного в комнате, пропахшей лечебными настойками.
Он винит эти же зелья в том, что они жгут ему ноздри и выдавливают из него слезы.
Чертовски хреново, что они заканчивают эту историю в тишине, под таким же ярким лунным светом.
***