***

На вечернем небе начали проскальзывать первые звёздочки, прятавшиеся за бескрайними огромными облаками, напоминавшие скопившийся мягкий пух, падавший в начале жарких месяцев лета. Шумные крики, смех, голоса смешивались с кричащей на всю улицу музыкой, что всё это выливалось в непонятную кашу из звуков, от которой у Чифую начинала по тихоньку разрываться голова. Он слышит приближающийся рёв мотора, который так сладок для его ушей, народу становится всё больше и больше, как и жужжащего гама. Любопытно, когда снова придётся по привычке бежать, сломя ноги, от копов, так жаждущих поймать ночных нарушителей общественного порядка. Но в мыслях застряла одна пленительная идея: не дожидаться этой поры, и незаметно, пробираясь сквозь толпившиеся податливые тела, сесть на байк гипнотизирующего смоляного цвета и, нажав газ настолько, что колёса заскрипят, сбежит, нет, уедет, куда глаза глядят. 

В последнее время Мацуно тошнило от громких и оглушающих собраний, складывалось такое удушающее ощущение, что это не его место, что тут его быть не должно. Он был бы поистине рад испариться, исчезнуть, лишь бы не ходить никуда, оставаясь в пустующем доме, и не заканчивающимися часами прокрастинировать, выкуривая последние оставшиеся сигареты, набивая свои, здоровые в силу возраста, легкие едким дымом. 

«— Как лошок какой-то, — незамедлительно подумал Чифую с какой-то грустной полуулыбкой, добавляя: — Я бы раньше так сказал.» 

Но если он пропадёт, то все, с кем он хорошо общается, начнут писать, звонить, да и Баджи, наверное, будет не рад таким развитием событий, а другие ребята просто скажут с предъявой: 

«— Не по-пацански как-то братанов своих кидать, Мацуно, — а в след будут одобрительные возгласы.» 

И только, наверное, это его останавливает, да, и уважение к своим воспоминаниям, потому что раньше всё это приносило ему ярое, льющееся через край, удовольствие; и просто то, что он подведёт их всех, саму группировку, он же всё-таки заместитель, нужно отвечать за свои решения и поступки. Преследующее чувство ответственности зноит и раздражает Чифую до побеления костяшек, иногда ведь так и хочется кинуть всё, не думая о грядущих последствиях. Он даже не помнит когда ему перестало приносить удовольствие: гонять с пацанами, драться, да и, в общем, состоять в Тосве. Это даже странно, что раньше в нём вызывало палитру искренних эмоций, сейчас приносит абсолютно ничего, от чего Чифую испытывает гнетущую пустоту. Может он просто устал и ему нужен отдых? Или это всё из-за того, что случилось?

Второй вариант.

— Эй, Мацуно, чё с ебалом? — окликнул его высокий парень с расслабленной позой, которая сама за себя говорила: «мне похуй», а выбившие пряди из блондинистой косы слегка подрагивали, когда приятный ветерок несильно поддувал. 

Нахмуренный Чифую рассеянно витал где-то в облаках, коротая таким образом время, что даже растерялся и не сразу среагировал, услышав то, что его весьма громко окликнули.

— Чего тебе? — возможно, он ответил немного грубым тоном, потому что настроения у Чифую явно не было. 

— Да, ничё, просто недовольный стоишь, как долбоёб. Все кайфуют, а ты в стороне, будто не свой, — все рядом стоящие обратили внимания на их диалог, некоторые поддакнули, а Майки что-то нашептал вышеговорящему, но, конечно же, услышать никак не получится.

— Да, не хочется как-то, Доракен, — безразлично кидая фразу в след, он разворачивается, давая понять, что не намеривается продолжать этот бессмысленный разговор.

Видать, он и вправду выглядит хреново, раз некоторые придали этому значение, потому что обычно всем было плевать. Ладно, не всем, но теперь тягостное преследующее ощущение, что это именно так. И Мацуно заметил одну занятную вещь, которая больше всего на свете давила на него: Баджи Кейске начал отстраняться от него. И понятно почему. Они всегда были достаточно близки, что сразу стало заметно, когда черноволосый резко перестал проводить с ним большую часть своего времени. 

Во-первых, он как будто избегал его, например, когда они были в компании, или в редкие деньки, когда Чифую не прогуливал школу.

Во-вторых, он больше не заявлялся к нему домой, ставя перед фактом, что остаётся с ночёвкой.

В-третьих, он по минимуму писал Чифую в мессенджере, а иногда вообще не отвечал на сообщения.

Тут и самый тупой догадается, что их отношения существенно изменились, появился знобящий холод, от которого по коже пробегали отвратительные мурашки. От этого осознания, так похожий на гремящий приговор, Чифую, лежавшему на неопрятно заправленной мягкой кровати, становилось так одиноко, что хотелось лезть на стенку. Больше нет тех моментов, когда они, чуть соприкасаясь плечами, лежали вместе, нет совместных посиделок на кухне, когда они ждали, пока заварится лапша быстрого приготовления, нет его Баджи подкалывающего шуткой за какую-то оплошность, после чего он разражался заразительным, проникновенным смехом. Те, времена остались лишь тусклыми воспоминаниями. И это медленно и постепенно убивало изнутри блондина, а маячившее в нутре назойливое чувство душило, что у него из под носа забрали что-то важное, дорогое, не сказав и слова. Боже, да он даже перестал есть чёртову лапшу, потому что она очень сильно напоминала о Кейске. 

«— Как, блять, можно было настолько привязаться к человеку, что вся голова забита им, — целыми днями, неделями раздумывал Чифую.»

Только вот он не только привязался. 

Рука, резко залезшая от холода в карман шершавой джинсовки, по бокам которой изображены символы, означающие принадлежность к Тосве, мгновенно нащупала холодный обжигающий металл. Серебряная зажигалка с выжженными узорами, подаренная Баджи одним морозным зимним вечером. Он непроизвольно по привычке начал щелкать железной крышкой, создавая постоянный, раздражающий других, треск. Кроме зажигалки, он нашел, уже помятую жизнью, старую сигарету, похоже, она как-то выпала из пачки, которой уже и подавно нет. Мацуно, не сомневаясь, слегка зажав её обветренными губами, поджёг уже по рефлексу лёгким движением, наслаждаясь успокаивающей затяжкой.

Долго наблюдающий золотистый взгляд, который в лучах солнца завораживающе волшебно переливался, словно изящный янтарный камень, что раньше Чифую полностью утопал в нём, но сейчас он... удручал, и он специально наказывающе игнорировал Кейске. Не желая попасть в эту завлекающую ловушку гляделок, он разглядывал, мерцающие искрами, высокоэтажные дома, находящиеся в далеке из-за чего они казались достаточно маленькими. Город был необыкновенно прекрасен ночью, и именно за это Чифую по-настоящему любил это время, жертвуя своим режимом сна. Он почувствовал такой родной запах, который он безраздумно вдохнул, уносясь туда, где не было этих угнетающих сложностей. И, следовательно, план блондина провалился, ощутив слишком навязчивое, слишком явное присутствие одного человека, прожегшего в Мацуно уже бесконечную дыру. 

— И долго ты будешь пялиться на меня, блять? — не выдержав чужого впивающегося взора, воскликнул Чифую, грубо сжав челюсть.

— А ты долго будешь не обращать на меня никакого внимания? — выгнул густую тёмную бровь Баджи, придавая лицу заинтересованного вида.

— А ты? — ехидно парировал Чифую.

Да, возможно, он сейчас напоминал глупую девчонку, но ему было, действительно, обидно, что Баджи так вёл себя в последнее время, неосознанно, похоже, причиняя боль.

— Ладно, проехали, — Кейске внезапно нахмурился, словно не понимал в чём проблема, — Почему ты куришь?

— Почему я... курю? — недоумённо переспросил блондин.

— Да, — подтвердил он, параллельно кивая, — Ты куришь именно тогда, когда тебе либо плохо, либо ты нервничаешь.

Напрягшееся тело Мацуно мгновенно и неприятно сковалось, словно боясь сдвинуться, сделать лишнее движение, от понимания того, как темноволосый легко пользуется тем, что хорошо знает его: от характера, до таких мелких деталей в поведении.

— Какая вообще тебе разница? Захотелось мне просто, — после не затянувшегося надолго молчания, равнодушно ответил Чифую, нервно ковыряя пальцы, что мысленно для себя пометил Баджи.

— Большая, Мацуно, — и они всегда использовали фамилию, если разговор становился серьезным, это было вроде как их незамысловатой фишкой. Медленно, но стремительно, Кейске подходил всё ближе, — Мы с тобой лучшие друзья и знаем друг друга лучше всего. Так что давай не выёбывайся и говори как есть. 

Ах, да, лучшие друзья.

А все ли лучшие друзья дрочат друг другу?

Сигарета, зажатая между двумя заледеневшими пальцами, вмиг упала на землю, а кожаный ботинок жёстко придавил её к бетонному асфальту. Чифую не знал, что ответить, он не хотел с ним ссориться. Всё что ему оставалось делать, так это тупо рассматривать растрёпавшийся табак, ещё немного и тошнотворное молчание подозрительно затянется. Но блондина спасли подошедшие ребята, среди которых были три девушки. Одна из них, облизывая свою накрашенную губу, в эффектном привлекательном тёмно-синем платье с вырезом на груди, немедля, легонько покачивая бедрами, шустро подошла к смятенному Баджи, увлекая того в непринужденную беседу. 

И это уже не удивляло, потому что к нему постоянно подходили поклонницы, призрачно надеясь на то, что закончится всё не только кратковременным контактом. Мацуно прекрасно их понимал вследствие своего опыта, закончившимся не лучшим образом. В Кейске было всё что могло привлечь человека: таинственная очаровывающая харизма, притягивающее в свои сети обаяние. А его яркие возбуждающие особенности во внешности увлекали, пробуждали дикий интерес к вопросу того, как эти длинные клычки, которые с легкостью возможно заметить тогда, когда на лице расцветала привлекательная улыбка, будут влажно проходится по ключицам, оставляя кончиком языка мокрый след.

Чифую вполне было наплевать на, то что сейчас его Баджи пытаются соблазнить.

Да, абсолютно, похуй.

Кристаллически поебать.

— Йоу, мы тут это собираемся в кое-чё сыграть. Вы с нами? 

— Нет, мне уже пора, — с облегчением произнес Мацуно, срываясь с места, как набирающий обороты вихрь. 

И он слышал краем уха, как ему что-то кричат вслед, но крик превращался в непонятное, невнятное дребезжание, находящийся в непробиваемом вакууме. Чифую было уже все равно, он уже сорвался с места на своём байке, прибавляя ещё больше скорости. То, чего он желал весь вечер.

Прохладный ветерок проходящийся по его светлым волосам от чего, те небрежно развеивались в разные стороны, иногда мешая обзору. Это успокаивало, отрезвляло. И он понял то, что на сто процентов и точно запутался из-за Кейске. Почему он так себя ведёт? Тогда он ведь был смелее той ночью, когда первым поцеловал его, настойчиво проталкивая язык, стаскивая старые домашние штаны с Мацуно.

Воспоминания резко накрыли пеленою, заставляя сжать челюсть, от чего скулы заострялись.

«Едва ощутимый летний сквозняк, приятно лаская кожу, легонько пробирался через открытое окно, которое Чифую приоткрыл по указке темноволосого, потому что, видите ли, тому слишком жарко засыпать в душной комнате. Ну, Мацуно, в общем-то, согласился с таким вердиктом, поэтому послушно поплёлся к пыльному белому подоконнику.

Сегодня они снова ночевали вместе у Чифую, потому что родители блондина, улетевшие, не изменяя своим принципам, на нескончаемые командировки по работе. Он уже привык к тому, что половину своей жизни не видит их, что у них не бывает нормальных семейных вечеров, как и у многих кто состоял в Тосве. Дома всегда стояла безмолвная и пустынная тишина, пока у него не появился Кейске, знавший как поднять шум, настроение. Они уже пристрастились к тому, чтобы просыпаться вместе ранним утром, жалуясь на то, что кто-то закинул ногу на другого, или то, что кто-то вчера не закрыл шторы и свет раздражающе пробивался, заставляя обоих хныкующе проснуться. Наверное, они могли бы уже съехаться, потому что Баджи, практически, перевез половину своих вещей к нему, но никто этого пока не предлагал, да им и так было комфортно без каких-то там официальных заявлений.

Неуверенное касание подушечкой пальцев прошло по щеке Мацуно, долгожданно лёгший обратно к темноволосому, расслабленно валяющемуся на постели.

— У тебя там просто что-то было, — объясняюще прошептал Кейске, увидев мимолётную растерянность, сразу показывая блондину опавшую ресничку, — О, загадай желание, давай.

С закрытыми глазами Чифую поддул на ресничку, проговаривая с детской надеждой у себя в голове то, что они всегда будут близки.

— И что же ты пожелал, — Баджи разглядывал его с азартной улыбкой, показывая свои выпирающие клычки, — Колись. 

— Не-а, не-а, так не сбудется, — блондин ещё помахал головой в отрицании, доказывая правдивость слов.

— Да чё ты, если скажешь только мне, то сбудется.

— Баджи, заебёшь же, — Чифую, моментально сдаваясь, хоть и для него и не было это ужасающей тайной, смиренно говорит, — Я загадал, чтобы мы всегда были близки. Доволен?

Но ответом стало лишь спокойное молчание и слегка поалевший смущенный Баджи, окрасившийся в симпатичный розово-пастельный оттенок. Забавно было наблюдать за таким стесняющимся темноволосым. Так и не скажешь, что он может один избить сорок человечьи. И блондин залюбовался таким видом его Кейске, но резко опомнившись, встал вновь для того, чтобы выключить неприятный жёлтый свет, расползающийся по серо-голубым стенам. Ему совершенно не хотелось нарушать эту тишь. 

Они пытались провалиться сладостный сон, выбирая удобные позы, но всё было безрезультатно. Чифую приметил, то как беспокойно ворочался темноволосый, что не одному ему не спится. И на удивление Кейске первым заговорил, похоже, он тоже наблюдал.

— Чифую, эм...ты же не спишь, да? — как-то сдавленно пробормотал парень, — Не знаю, я кое о чём думаю уже давненько.

— И о чём же ты думаешь, Кейске? 

Темноволосый притих на мимолётные секунды, взвешивая все «за» и «против», боясь того, что всё испортит.

— Пожалуйста, только не пизди меня потом, — прошептал себе под нос Баджи, медленно придвигаясь.

Мацуно застыл статуей, забывая как вдыхать воздух, словно чужое приближающее дыхание высасывало оставшееся самообладание. Он прочувствовал, что его личное пространство нарушают от чего живот незнамо закрутило толи от того, что приятно, толи он неведомого страха. 

И тёплые и бархатистые губы неумело как-то, даже боязливо, накрыли подающиеся другие шершавые, по привычке из детства которые были ненамеренно покусаны, от чего оставались маленькие ранки. Кейске не ощущая никакого сопротивления, мажа случайно своими острыми клыками по раскрывающемуся рту, свободно и уверенно уже проникнул языком, задевая чужое чуть пересохшее нёбо. И ему по-настоящему льстило то, что Мацуно отвечает как-то неуклюже. Он отчётливо услышал неудержимый томный и тихий стон Чифую, от которого бы у него подкосились ноги, как у самой влюблённой школьницы, если бы он не лежал сейчас. 

А ещё, блять.

Он ЯВНО не ожидал, что Мацуно так решительно возьмёт инициативу на себя и сядет прямо на рельефный пресс к темноволосому, безудержно потираясь своим уже твердеющим членом, и не у одного него, кстати говоря. И безрассудное желание Кейске в мгновенье исполняется, когда его ладони, на которой примечательно виднелись сине-фиолетовые вены, контрастирующие с бледной кожей, оттягивали запросто тянущуюся резинку серых боксеров. Пальцы аккуратно, как-бы исследуя, провели по вставшему, пульсирующему органу, с которого слегка стекала смазка.

— Баджи, блять, — еле членораздельно произносил блондин, — быстрее.

Моментально приноровившись, Кейске набрал нужный темп, иногда специально останавливаясь, чтобы услышать этот жалобный просящий ещё, хрип, от которого нутро сводило зыбучей вязкостью. Эрекция Чифую же была, практически, на пределе и, не собираясь остаться одним удовлетворённым, он просунул скользящими движениями свои пальцы к болезненно покрасневшему члену, специально задевая лобковые волосы, от чего темноволосый дёрнулся от неожиданности, и после провёл по плоти робкими и острожными движениями, в силу своей неопытности.

От чего через некоторое время оба они одновременно излились вместе со сладостно усталыми почти неслышными стонами, попадая немного на солоноватые животы и на чёрную запотелую простынь, и завтра, конечно же, останутся белёсые пятна, но их это уже мало волновало, потому что они были на грани того, чтобы наконец-таки заснуть.

***

Утро встретило неприветливой морозной зябкостью со стороны, где, развалившись вчера, дремал темноволосый, согревавший Мацуно теплом своего разгоряченного тела. Он чувствовал сейчас себя так, словно он был незначащей игрушкой, экспериментом.

Ни записки, ни смски.

А желание стало неисполнимым.»

Ублюдок Баджи.

Ну и, в общем-то, чего ожидал Мацуно, что всё хорошо закончится, как в его любимой манге с жанром романтики?Очевидно, что нет. После всего, что случилось, что первым начал Баджи, он будет вести себя как мудоёб, выставляя так, как ему удобнее, будто ничего не было, специально подчёркивая то, что между ними дружба, а ни что-то иное. 

Прекрасно, пусть идёт нахуй.

***