Не то чтобы жизнь Чана была дерьмом, но так по сути и было. Он с малолетства знал, в каких районах меньше камер, какие магазины ставят сигналку только для вида, и в каких гаражах никогда не закрывают дверь. Это помогало ему выживать какое-то время после побега из дома. Помогало до того момента, пока он не наткнулся на людей чуть более агрессивных, чем попадались ему раньше. И, прежде чем позвать в банду, его жестко отделали в пятидесяти метрах от гаража, в котором он ночевал.
Да, после той встречи его жизнь кардинально изменилась. Ему было пятнадцать, но он уже стал протеже старого главаря банды. По большей части из-за того, что умел неплохо язвить и был довольно проворным. Наверно, он напоминал господину Иму его же в молодости. Ну, по крайней мере это помогло Чану выбраться с самого дна на дно повыше.
А потом годы как-то быстро пролетели, господин Им попал за решетку вместе с большой частью банды, да там и умер в стычке с кем-то из заключенных. Чану не было грустно. Отношения у них не ладились, да и банда его особо никогда не принимала. Слушалась, но не принимала. Не сказать, что жизнь дерьмо, но приятного мало. Может, стоило попытаться вернуться к честной жизни, пока был шанс? Да, в жизни бандита веселья было мало.
Впервые Чан увидел этого мальчишку, когда со всех ног удирал через темный переулок от полиции. Парень преградил ему путь и, чтобы не попасться по такой глупости, Чан смачно оттолкнул его в сторону, предварительно громко обматерив. Тогда он даже не взглянул на его лицо, но запомнил больше похожий на мышиный писк голос, что материл его в ответ. Возможно, Чан так и забыл бы об этой ситуации, но уже на следующий день они столкнулись вновь.
— Дорогу загораживаешь, — раздалось прямо над ухом, когда Чан шарился по полкам в магазине, выбирая готовый ужин. Он сразу узнал его, но в ответ только фыркнул, даже не подумав отойти из узкого прохода между стеллажами. Мальчишка злобно, по его мнению, рыкнул и попытался отпихнуть Чана, но, естественно, у него не вышло — Чан был почти в три раза крупнее и на голову выше мальца. Ребенку только и оставалось недовольно пыхтеть и идти в обход.
Потом на долгие полгода Чан забыл об этом. Мальчик как мальчик, чего думать о нем, таких пруд пруди в этом районе, школа недалеко все же. То, что он рано расслабился, Чан понял в их третью встречу.
— Гони деньги! — голос уже не был похож на писк, но этот тембр Чан бы не перепутал, чертов музыкальный слух. Мальчик вырос, окреп и возмужал. С этим парнем Чан не справился бы так легко, как делал раньше. — Оглох?
Чан ухмыльнулся и остановился невдалеке, наблюдая за разворачивающейся картиной. Он не мог разглядеть, кого там зажимают в углу, но выглядело весело. В школьные годы он был таким же, пока его под свое крыло не взяли местные бандиты, разглядев потенциал. В свои двадцать пять Чан неплохо справляется с ролью лидера ветви побочной семьи.
Чан почти присвистнул, когда малец со всего маху стукнул кулаком о стену, даже не вздрогнув. Вот только через секунды три он отстранился, и Чан смог рассмотреть, кто же стал жертвой малолетнего хулигана.
— Твою ж… — тихо выдохнул Чан, разглядывая наливающиеся кровью синяки на лице младшего сына побочной семьи. Если он не вмешается, мышонку хана. Чану так-то похер на его судьбу, но если мелкий крысеныш семьи Хан его засек, получит Чан за всех разом. — Малец! Отойди от него.
— Че? — парнишка распрямился и обернулся на него, стряхивая цементную крошку с окровавленных костяшек. Его лицо на мгновение приняло выражение, которое Чан разобрать не смог, а потом губы растянулись в оскале. — Ты это мне?
Парнишка наклонил голову и за шкирку оттащил Хан Джисона от стены, выставляя на обзор. Чан закатил глаза, когда Хан одними губами злобно приказал ему разобраться с хулиганом. Там было еще что-то в духе «иначе мой отец с тебя три шкуры спустит», но Чан уже не пытался понять, потому что крысеныша не переваривал, и спасать особо не хотел. Просто возможность получить по шее его не прельщала.
— Он тебе нужен? Тогда дай денег, и я отпущу его, — он продолжал нахально улыбаться, все больше и больше выводя Чана из себя.
— Тебе я могу дать только по роже, поэтому отпусти… — Чан глубоко вдохнул и сквозь зубы выдавил: — Господина Хана и мы разойдемся по-хорошему.
— «Господина»? Ты его прислуга? Забавно, а он утверждает, что денег нет.
— Да даже если бы были, я бы тебе их не отдал, — влез Джисон, за что поучил кулаком в живот. — Так и будешь смотреть, как меня избивают?!
Если бы он не был таким заносчивым говнюком, Чан давно уже вступился бы за него, а так он даже не против немного понаблюдать это шоу.
— Слушай, малец, его отец довольно влиятельный человек, и, если ты не свалишь по-хорошему, тебя изобью я, а потом твою голову найдут в муравейнике его старшего брата.
— Не убедил.
Парень выглядел уверенным, но Чан слышал, как дрогнул его голос. Вероятно, он не хочет показаться трусом и собирается стоять до последнего. Очень жаль, в нем есть потенциал.
— Слушай, ты же состоишь в банде?
Чан не ожидал подобного, но кивнул, усмехнувшись про себя. «Состоит», ага. Откуда пацан вообще об этом знает?
— Возьмешь меня к себе и можешь забирать его.
— Нет.
— Ты даже не подумал! — почти с детской обидой в голосе вскрикнул паренек. Ах, да, он же и есть ребенок.
— Мне и не нужно. Мне не нужны дети в банде. Вы вечно ноете, косячите и требуете всякую незаслуженную хрень. Так что даже не думай, — Чан почти рассмеялся, когда лицо мальчишки перекосило злобой. Он готов поспорить, что парень еле сдерживался от того, чтобы не топнуть и картинно отвернуться, сложив руки на груди.
— Да ты даже не знаешь меня, почему сразу отвергаешь?
— Мне достаточно посмотреть на этого, — Чан кивнул в сторону Джисона, что тут же насупился, и продолжил: — чтобы знать вас всех. Трусливые, эгоистичные, неумелые, неблагодарные крысята. Приходи годика через три, когда превратишься в подобие человека.
— Да пошел ты! — вскрикнул парень и, толкнув Джисона прямо ему в руки, свалил в неизвестном направлении. Чан хохотнул себе под нос и шагнул в сторону, чтобы Хан не приземлился в его объятия.
— Еще дольше его забалтывал бы. Я все отцу расскажу, и всю вашу ветку понизят до шестерок.
— Не напугал.
«Мы и так», хотел добавить Чан, но показывать свою слабость перед этим сосунком не собирался. С их бандой никогда не считались, хотя они выполняли бо́льшую часть работы, еще и с девяностопроцентным успехом. Ну, кто виноват, что только для этого они и нужны? У всех своя роль, у всех свои привилегии.
В этот вечер Чан закрылся в своей квартире, перебирая скинутые на него документы. Зря он что ли на юриста отучился за счет Семьи? Однако, мыслями он возвращался в тот переулок, к тем обиженным глазам и запалу в голосе. Чан был таким же. От него много проблем было в первые годы, так что он не просто так сказал все те вещи. Их предыдущий лидер был слишком высокого мнения о нем, поэтому терпел все выходки и проебы. Чан не такой. Он не станет мириться с потенциальной угрозой. Да, детей легче приручить, заставить прислуживать и быть верными, но какой в этом толк, если пользы ноль?
Как ни странно, на ковер Чана так и не вызвали даже через месяц. Либо крысеныш побоялся с ним связываться, либо забил, не желая доставлять отцу лишних проблем. В любом случае, плевать, ему же лучше.
<center>***</center>
В следующий раз Чан встретил его в баре. Он понятия не имел, как пацаненок пробрался туда со своим-то детским личиком, но волновало его это в последнюю очередь. Сейчас на нем висело несколько должников и не самая легкая сделка, для которой у него не хватает людей. Просить помощи у крышующей их семьи не пойдет — скажут, что работу перекладывает. Брать наемников не вариант — нужны проверенные люди, ну или тупоголовые придурки.
Чан краем глаза следит за пацаненком. Тот очень незаметно, насколько это возможно при его росте, тянет кошелек из сумочки какой-то барышни. В нем наверняка нет наличных, но работа проделана с ювелирной аккуратностью, так что Чан даже мог бы поаплодировать. Так же бесшумно парень двигается к следующей жертве и к еще одной, пока не тянет руку к человеку, к которому лезть не стоит. Чан тяжело вздыхает, допивает бурбон, и все же идет спасать малолетнее чудовище.
— Господин, вы обронили, — Чан ловит его за руку, выхватывает кошелек и делает вид, что подобрал с пола. Он предусмотрительно переплетает пальцы с чужими, чтобы не возникло подозрений, и уводит школьника подальше, пока не поднялся кипиш.
— Какого черта?! Ты нахрена меня остановил? — мальчишка кричит громко, особенно для тишины закоулка за баром. Чан трет за ухом и наконец отпускает его руку.
— Послушай сюда, — он прижимает парня к стене, чтобы выглядеть чуть более угрожающе. — Если бы не я, ты бы лишился пальцев в лучшем случае. Не суйся в места, которые тебе не по зубам, а то останешься без них. Ты много натаскал, хватит тебе.
— Да там пусто практически! Мелочь сплошная. Я туда еле вошел, а ты так просто вытащил меня. Всю малину обосрал.
— Не кипятись, мышонок. Спасибо потом скажешь.
Чан так и оставил его там. Пить больше не хотелось, зато курить — еще как. Чан достал сигарету и не успел закурить, как ему преградили дорогу. Он почти выматерился, когда мелкий паршивец улыбнулся во все свои двадцать восемь и с самым нахально-невинным видом потребовал:
— Одолжи сигаретку.
Чан собирался послать его, но от такой наглости на секунду растерялся, из-за чего его сигарета благополучно оказалась в зубах мальца. Он быстро закурил ее при помощи спичек, а потом, благодарно отсалютовав, скрылся с места «преступления» крикнув на последок: «Чонин! Запомни это имя!»
<center>***</center>
— И ты хочешь просто так попасть в банду? — Чан недоверчиво поднимает бровь, разглядывая непонятно из какой дыры вылезшего парня. На нем паленый шмот, волосы не мыты минимум неделю, а из кармана брюк торчит измятая пачка дешевых сигарет. Их банда, конечно, не супер элита, но не настолько убога.
Крыса перед ним пытается набить себе цену: рассказывает о том, какой он профессиональный боец, хотя по его хилому, слегка пошатывающемуся телу видно, что ничего тяжелее сигареты или бутылки соджу он в руках не удержит, о том, что у него был высший балл по языку в школе, но не справляется даже с самым простым акростихом, да даже на нож он косится с паникой, хотя тот просто лежит у Чана под рукой. Трус и хвастун, такие им без надобности.
— Проваливай, пока мы не заставили тебя уйти.
В баре относительно спокойно, день все-таки. Но Чан почти уверен, что что-то не так, что-то не дает ему покоя на протяжении уже часа.
— А мне для вступления такие же легкие вопросы задавать будут?
Вот теперь Чан понял. Все это время мышонок таился под барной стойкой, внимательно подслушивая и мотая на ус все, что происходит в отсутствие посетителей. На кой черт им нужна охрана, если они даже за ребенком проследить не могут? Хоть лично все проверяй перед началом сходки.
— Так не терпится зубы на асфальте разложить?
Чан кивает головой, и все выходят за дверь, оставляя их наедине. Ребята его — народ вспыльчивый, мало ли чего произойти может. А мышонок остер на язык, Чан и сам еле держится, чтобы не прибить его за нахальство.
— Да чего сразу разложить-то? Ты меня даже в деле не видел.
— Ты — просто шпана уличная. В каком деле я должен был тебя видеть? Да, ты пару раз зажал крысеныша Хана, но это не делает тебе чести. Этого недокормыша любой пришить может.
— Так устрой мне испытание. Я точно получше того буду.
Чан тяжелым взглядом окидывает комнату. Устраивать мальчишке спарринг с ребятами — не лучшая идея. От трупа избавиться сложнее, чем кажется. Он еще и школьник, рано или поздно, там заинтересуются, где пропадает этот раздолбай. Набухивать его тоже не вариант. Отравится еще, а потом с ним что делать? Краем глаза Чан цепляется за мишень. Была не была.
— Выбьешь десятку трижды — возьму в банду. У тебя пять попыток.
— А если пятикратно, дашь себя поцеловать? — и наклоняется совсем вплотную, выдыхая горячим воздухом Чану в лицо. Запах ментоловых конфет, легкого одеколона и пота немного сбивают с толку, но Чан быстро приходит в себя, отодвигая мальчишку подальше.
— Сначала трижды попади.
И Чан был уверен, что после провала его оставят в покое, но первый дротик летит точно в центр мишени.
— Везение.
Чонин насмешливо качает головой, прицеливается, и снова попадает в десятку. Чан начинает нервничать. Еще один дротик летит в цель и Чан почти взвывает от досады.
— Черт, да не могу я тебя взять! Ты ребенок. Нам не нужны в банде дети. Приходи годиков через пять, если еще захочешь.
— А раньше на три отправлял.
Чонин не слушает и снова прицеливается. Дротик снова летит в цель. И тут Чан понимает, что нарисовалась еще одна проблема. Этот пацан был серьезен насчет поцелуя? Он совсем с головой не дружит? Или настолько сильно хочет испортить Чану жизнь? Полет последнего дротика Чан видит как в слоу мо. Кажется, будто его мозг замирает вместе со временем.
— Блядь, — Чан облегченно выдыхает, когда дротик попадает в девятку. Очень близко к десяти, но все же девять. Такого счастья он не испытывал со времен школы, когда выиграл свои первые соревнования по борьбе.
— Не расслабляйся, дядь, я это нарочно. Хочу, чтобы ты сам меня поцеловал.
У Чана начинает дергаться глаз. У мышонка совсем пусто в башке, да по нему и видно. Отшибленный на голову подросток, костяшки разодраны, на шее следы чьей-то руки, Чан даже немного волнуется из-за того, что мальца чуть не пришибли где-то, пока он не видел, на скуле синяк, красный еще, совсем свежий. Чан неосознанно чешет себя в том же месте, сочувствует ребенку. Даже этот щенок заслуживает сочувствия. Чан сглатывает и тяжело вздыхает.
— Серьезно, иди подрасти. Я не хочу быть нянькой. Даже если ты считаешь себя дохуя взрослым и особенным, я так не думаю. Спустись на землю, пока тебя не опустили другие, — Чан разворачивается, плетясь к выходу и думает о том, что даже не против наблюдать за тем, как Чонин подрастет. Он останавливается на мгновение, еле заметно поворачивает голову и устало выдыхает последнюю, он надеется, фразу: — И отъебись уже от крысенка Хана. Когда-нибудь он переступит через гордыню и нажалуется папаше.
Ближайшие несколько лет он надеется мышонка не встречать.
— Я все равно тебя добьюсь, — слышится перед самым закрытием двери.
<center>***</center>
Чонин не появляется перед ним около трех месяцев, и Чан надеется, что он просто взялся за голову. Может, внял его совету и прекратил доебывать Хана, может, начал учиться или записался в кружок рукоделия? Не важно. Все это абсолютно не важно, пока ребенок не маячит перед ним и не портит настроение. Да, все хорошо, пока он не появляется перед Чаном.
И жмется в груди совсем не волнение.
Бутылка соджу и пара банок пива должны скрасить очередной, ни чем не примечательный вечер. И Чан уже почти отдается легким расплывчатым мыслям по пути домой, когда натыкается на драку. Да блядь.
По хорошему, ему бы развернуться и пойти по другому пути, сохранить свой зад в целости всегда в приоритете, но скрутившийся на земле подросток выглядел чересчур жалобно, и у Чана ноги не поднялись кинуть его в такой ситуации. Мышонок жалобно пискнул и сильнее прижал колени к голове, руками прикрывая голову. Ну и хер бы с ним, сказал бы Чан еще полгода назад. Им пизда, шепчет Чан сейчас.
Драка была быстрой. Чан опрокинул того, что пытался наступить мальчишке на голову, следом за ним в пах получил парень повыше и покрепче, его сразу же свалило с ног, а третий попытался напасть на Чана, пока он отвлекся. Чан прочирил ладонями по земле при падении, но быстро встал и вмазал ему по лицу. Победить он победил, но отделали его знатно.
Зря Чан ввязался в драку. Прошел бы мимо, целей был бы, но нет же, ему надо было выставить себя героем, насколько героем можно быть в такой ситуации? Хотелось подняться в глазах мальчишки. Было приятно, на самом деле приятно знать, что кто-то восхищается тобой, таскается хвостиком. Чану не хватало этого чувства, пока мальчик не появлялся в поле его зрения. И надо же было так облажаться.
Чан с трудом поднял мышонка на ноги. Он тяжело дышал, скулил от боли и крепко прижимался к подставленному плечу. Приятнее всего было доверие, с которым Чонин вжимался в него изо всех сил.
— Не крутись! — шикнул Чан, когда пацан попытался увернуться от смоченной в спирте ваты. — Что делать будешь, если раны загноятся? Какая нелегкая тебя вообще в тот переулок понесла?
Чонин молчал. Он только стыдливо опустил голову и продолжил дергаться от неприятного жжения. Чану тоже хотелось скривиться — спирт стекал по разодранным ладоням и ниже, к другим старым и не очень ранам. Их было не так мало.
— Хватит подставлять зад неприятностям, — Чан заебался сильнее, чем обычно. С одной стороны на него давило начальство, с другой — банда, а тут еще и этот снова в его жизнь ворвался.
Чан поджал губы и решил, что вполне мог бы запереть мальчишку в своей ванной. Там просторно, тепло, есть вода, свет и одежда. Еду можно подсовывать под дверь: щель, так вышло, достаточно большая, чтобы туда пролезла миска. Старый кот Чана беспрепятственно входил и выходил туда когда вздумается. Это может быть наказанием в такой же мере как и поощрением. Чонин будет сидеть взаперти, как в исправительном учреждении, а еще Чан точно будет знать, что мышонок нигде не вляпается.
— Перестану, если ты их заменишь, — совсем тихо, Чан еле разобрал, проговорил Чонин спустя какое-то время.
— Что? — Чан уже давно потерял нить разговора. Он надеялся, что остаток совместного времени они проведут в полной тишине, а потом пацан скроется в темных переулках и не будет объявляться еще месяца три, а лучше год, или пять лет. Только бы не влезал никуда.
— Если согласишься натягивать мою задницу, обещаю не изменять с неприятностями, — хоть Чонин и пытался выглядеть уверенным, но его губы подрагивали от страха, Чан уверен, что это страх, а пальцы довольно сильно вцепились в предплечья Чана, будто пытаясь остановить его от побега. Хотя, кому еще сбежать хочется больше, не понятно.
Чан долго смотрит в эти большие, перепуганные глаза и думает, что от одного раза ничего не случится. Всего один поцелуй от него не убудет, а пацаненок, глядишь, успокоится. Поэтому его губы уже через мгновение касаются губ Чонина. Невесомо почти, Чан так целовал очень редко и всего одного человека, когда-то давно, когда у него еще было право на долго и счастливо. А мышонок тут же сжимается весь, но не отстраняется, только несмело ведет руками выше, чтобы уцепиться за шею Чана покрепче, не обращает внимания на саднящую губу и боль во всем теле, просто отдается такому желанному моменту.
Поцелуй обрывается так же быстро, как начался. Чан неохотно отстраняется, оттаскивает от себя Чонина, или себя от него, тут еще как посмотреть, и тяжело выдыхает. Губы покалывало от давно забытого чувства, а еще хотелось обниматься. До жути хотелось сжать еще только вступившего в более менее зрелый возраст пацана и не отпускать хотя бы несколько минут, хотя бы ненадолго почувствовать его тепло всем телом. Ничего такого, только объятие. Вроде.
— Это было разрешение? Если ты начнешь отнекиваться, я никуда не уйду и буду сидеть здесь, пока ты не примешь меня, — Несмотря на шутливость угрозы, Чонин выглядел слишком серьезным. Чану бы прогнать его поскорее, только вот язык, кажется, онемел. А еще губы не хотят двигаться, если не чувствуют тепло чониновых. Блядь. — Не смей отмалчиваться. Просто дай мне ответ.
— И какой ответ тебе нужен? Хочешь, чтобы я тебе в любви признался? Переехать предложил? Место в банде освободил и под крыло взял? Какого ответа ты ждешь от человека с низкой социальной ответственностью? Я же просил тебя съебать и не показываться на глаза. Но ты у нас пизданутый по полной, даже не стараясь проблем нашел.
— Из всего, что ты сказал я так и не понял, что ты думаешь обо мне. Давай конкретней. Или ты уже настолько старый, что забываешь вопрос еще до того, как его зададут? И прекрати оскорблять меня. Я могу позволить такое только в постели, и то по праздникам.
— Ни за что не стал бы оскорблять своего партнера. Тем более в постели.
— Это ты меня так отшил?
— Из чего такой вывод?
— Все еще тянешь резину.
— Я не… — Чан набирает побольше воздуха, прикрывает глаза и тянет голову Чонина к себе. Он легонько стукается лбом в его и треплет волосы на затылке, сжимая их в кулак. — Я не отвергаю тебя. Просто не хочу тянуть тебя в это болото. Отсюда не выбираются, а ты еще мелкий совсем, у тебя потенциал нормальным человеком стать есть, а ты все косишь и косишь в эту сторону, как мотылек, летящий к огню, и не замечающий стекла.
— Так ты стекло? — Чонин смотрит на него исподлобья, так мило и очаровательно, Чан почти тает.
— Мг. Пытаюсь оградить тебя, а ты ни в какую, — Чан усмехается, понимая, что проиграл не просто битву — войну.
— Так я тебе с самого начала понравился? — глаза Чонина заинтересованно блестят в тусклом свете прикроватной лампы. Это выглядит завораживающе, и Чан неотрывно следит за этим, четко осознавая, что никуда не денется.
— С чего ты взял, что ты мне нравишься? Ты просто очередной крысеныш, который доставляет мне проблемы.
— Обычно ты зовешь меня мышонком, — звучит так, будто Чонин знает все. И даже больше. Это Чану не нравится.
— Это ничего не меняет.
— Меняет. Можешь не признавать, но если я попрошусь жить с тобой, ты меня пустишь, — Чонин немного отстраняется, только для того, чтобы сместить точку соприкосновения к их носам, чтобы оставить совсем немного пространства между губами.
— С чего ты взял? Я вообще планирую вышвырнуть тебя и держаться подальше, — Чан немного нервно облизывает губы, периодически бегая взглядом от глаз Чонина вниз по лицу. Язык ненарочно, а может и да, задевает чужие губы, и Чан весьма доволен нервной дрожью пацаненка.
— А вот это было обидно. Я сбежал из дома и у меня нет ни денег ни друзей. Ты — единственная надежда, — явно пытается давить на жалость, но Чан понимает, что даже будь это неправдой, он бы уже не отпустил. Правда запер бы в ванной, но не отпустил.
Их второй поцелуй выходит немного смазанным, но все еще довольно мягким и нежным. Он наполнен желанием и той самой страстью, но оба пытаются удерживать и тормозить друг друга, пытаются растянуть момент наслаждения, не позволить выдохнуться слишком быстро.
— Ты решил натурой расплачиваться за проживание и еду? — Чан уже и сам не понимает, что несет, а губы у Чонина такие пьянящие, невозможно оставаться в здравом уме.
— Нет, жить я собрался здесь бесплатно, а натура — приятный бонус, — Чонин подмигивает и тянет байку Чана вверх, позволяет стянуть свою и тут же тянется губами к его шее, невесомо ластится и целует в яремную впадину, довольно сжимает пальцами мышцы на руках Чана. Чан в улыбке довольной расплывается — приятно, черт бы его побрал, так приятно, что дух захватывает.
— Ну, я не уверен, насколько он приятный. Это еще проверить надо, — вредничает, пытается скрыть, как не терпится все опробовать, как его ведет от легких, почти невесомых ласк.
— Так чего ты ждешь? Я уже сказал, что готов. И меня не смущает, что ты человек с низкой социальной ответственностью, — Чонин вдруг прекращает тереться о его шею, снова поднимается к губам и откидывается назад, утягивая за собой и Чана.
— Паршивец, — Чан с каждым словом улыбается все шире, удержаться от вдруг накатившего счастья не может. Так ли все плохо в его жизни, раз его настолько радует секс?
— Ты сказал, что не оскорбляешь своих партнеров.
— Это комплимент.
— Тогда ладно.
Чан совсем не понимает, что нужно делать. Он так давно ни к кому не прикасался, а тут еще и мышонок этот, со своей слегка загорелой кожей и большими глазами, доверчивый такой. Чан неожиданно для себя начинает бояться. А если что-то пойдет не так? Так страшно упасть лицом в грязь перед ним. Перед тем, кто с таким восхищением смотрит на него.
— Я тебе доверяю.
Снова он шепчет почти беззвучно, но Чан опять улавливает и благодарно целует под ребрами. На долго растянуть процесс не выходит — они идеально подходят друг другу, и Чонин поскуливает уже с первых касаний, а у Чана выдержку срывает к черту, он настолько погружается в процесс, что забывает обо всем на свете, жмется ближе, вдыхает запах пота и возбуждения, не смеет прерваться ни на секунду. Руками шарит сначала по животу, потом ниже, аккуратно касается члена и притирается своим. Желание думать о чем-то пропадает в первые минуты.
Нет, в жизни Чана все не так плохо, просто чего-то не хватало. И теперь Чан понял, чего.