Следующая неделя была будто пустой, лишенной смысла. Не было яркости, хорошего настроя на день, предвкушения. Не было Тэхена. Стражу пришлось ждать еще неделю из-за переполохов по всей стране. Не только Ихедо подверглось массовым нападениям и разбою, под горячую руку бродяг попала большая часть городов ближе к столице и немногие на границе. Туда, как выяснилось позже, были посланы наемники вражеского королевства, с которым и планировалась война, но после затишья, все думали, что ее не будет, и правители пришли к мирному соглашению. Видимо, нет. В Ихедо вместе со стражей пришли вести о планируемом наступлении с юга, где было приказано строить баррикады, куда посылали солдат, а жителям говорили перемещаться ближе к столице или искать себе укрытие внутри города.

Чонгук еще в своей жизни не заставал войн и не планировал, но судьба распорядилась иначе, выставив своим ходом события. Предстояло сделать сложный выбор. Но не ему. Родителям. И они приняли решение — остаться в Ихедо. До королевства слишком долго ехать, не успеют, а по дороге и то могут перехватить только выгнанные грабители и разбойники. Выбор, предоставленный королем, был глуп и безрассуден, в нем не было смысла и расчета на успех. Люди из столицы даже пустили слух, что таким образом правитель хочет избавиться от лишней обузы на границе, чтобы после сделать освободившееся место военным городом, где будут обучать новобранцев и предоставлять жилье им и другим воинам. Шутников сразу наказывали розгами, грозились укоротить болтливый язык, и в такие моменты мнения жителей разделялись на два лагеря: одни думали, что наказывали, чтобы не разводить в королевстве смуту, вторые — чтобы не наговорили еще каких вестей, скрываемых короной, то есть, считали слухи правдивыми. Но боялись все одинаково сильно. За семью, друзей, других родственников. Чонгук боялся за Тэхена. Дом Кимов самое уязвимое место всего Ихедо, находится в открытом поле за городом, куда напасть проще простого. Если на город двинутся вражеские солдаты, первым к земле притопчут дом омег. Потому семья Чон и предложила Хуану с Тэхеном на время поселиться у них, так как их дом находится в противоположном конце города от границы. И сегодня альфы помогают донести вещи Кимов в город.

Тэхен идет с мешком своих вещей, смотря в пыльно–желтый песок под ногами, изредка поглядывает на Чонгука рядом, но сразу отводит взгляд, стоит альфе повернуться в его сторону. Тема переезда к Чонам несколько шокировала парня, толком и не знавшего как реагировать, и он просто закрылся в себе, замолк, и слова не говорил, спокойно складывая небольшой запас вещей и несколько листов бумаги в мешок. В нем играли смешанные чувства, от радости, что он сможет ежедневно видеть альфу и не будет переживать в столь трудное время, до неловкости, одолевающей, стоит подумать о том, что может случиться в самом доме, учитывая последние их взаимоотношения с Чоном. Мысли обо всем и сразу заставляли голову безостановочно напрягаться, думать и думать, пока не заболит и не нужно будет принять отвар. На нервной почве можно довольно-таки много болезней спровоцировать, так что нужно успокоиться и просто принять то, что первое время, пока все не уляжется, он с папой будет жить с Чонгуком под одной крышей.

— Добрый день, я уж вас заждался, — потирает о фартук ладони в муке Ёнсу, стоило только гостям переступить порог дома.

— Здравствуй, — улыбается Хуан омеге, отставив свой багаж в сторону. — Как мы давно с тобой не виделись. Вот уж год скоро пройдет.

— Верно, — смеется Чон и обнимает старого друга. — А ты все хороше́ешь и хороше́ешь, — оглядывает с ног до головы он.

— Скажешь тоже, на себя бы посмотрел!

— Омеги, — усмехается Джинхо, пихая сына в локоть, тоже вызывая смешок второго.

Тэхену не впервой бывать дома у альфы, но сейчас его присутствие здесь отдает мелкой дрожью и волнением. Тут как всегда идеально чисто, вкусно пахнет едой, свет чуть приглушен, оттого в комнате легкий полумрак. Скоро опустится ночь на город, зажгутся свечи, начнутся бесконечные разговоры за столом, будет тепло, уют и комфорт, но не у Тэхена. У него будут неловкость, волнение, дрожь в пальцах и коленках и еще раз неловкость.

— Тэхе-е-ен, — лучезарно улыбается папа Чонгука, и Ким улыбается ему в ответ.

— Здравствуйте, господин Чон, — почтительно кланяется, а омега идет к нему, руки вытянув.

— Надо же, каким красивым ты вырос, — восхищается Чон, обнимая юношу, после отстраняется, чтобы снова взглянуть на него. — Всякий раз, когда я бывал у вас в гостях, все не мог застать тебя, чтобы поздороваться, — смеется, заражая своим теплом и Кима.

— Благодарю. Вы тоже выглядите прекрасно.

— Будь тут тетушка Сонхи, запищала бы от таких речей, — тихо шепчет Чонгук отцу.

— «Айгу, дамский угодник, не городи чепухи. Старая перечница Джебом, хоть бы раз что-то такое сказал», — представляет ворчливую соседку Джинхо, смеясь в стороне с сыном.

— Так, дамский угодник, — повернулся Ёнсу, поставив руки по бокам, — проследи за печью и сделай новую партию хлеба, пока я все нашим гостям покажу.

— Ох, Ёнсу, нам так неудобно, — мнется Хуан, сложив ладони вместе.

— Ерунда, вы же не чужие люди. В королевстве сейчас такой ужас творится, а вы там под обстрел первыми попадете, чуть что.

— К тому же, — добавляет старший альфа, — на крайний случай у нас есть погреб, где никто не сможет причинить нам вреда.

Хуан несмело улыбается, он безгранично благодарен, что судьба послала ему таких хороших друзей, как семья Чон. Своего альфу он не смог уберечь, но сына обязан. Временное житье у Чонов — самый надежный из всех способов избежать нападения, и спасти Тэхена. Выводить его через лес и поле слишком рискованно, там он только больше подвергнется опасности, а здесь и погреб и два сильных альфы, готовых защитить.

Тэхен, после того как от него ушли все взоры (почти все), снова замолчал, по очереди смотря на каждого из взрослых. Но когда сказали о комнатах, он взял свои вещи и прошел за всеми в первую. Это была комната родителей Чонгука, там как раз была просторная кровать на двух персон и длинный диван напротив, где планировали разместить Хуана. От объявленной новости, что Тэхен будет спать с Чонгуком, пробежали мурашки, а сам парень оцепенел, замерев посреди комнаты с мешком. Это вынужденная мера, потому как ни еще одного матраса, ни одеяла нет, чтобы постелить кому-то на полу, да и погода шалит эти дни, ночью прохладно, может и продуть. Чонгук, заметив, как долго стоит Ким и смотрит на кровать, нахмурив брови, положил руку на его плечо.

— Тэ?

— Задумался, — сразу отвечает омега, улыбнувшись другу.

Чонгука несколько насторожило подобное тихое поведение омеги. Несмотря на то, что Ким по природе своей тихий, то переступив порог дома, да и по дороге сюда, даже Чонгук, знающий омегу десять лет, подумал бы, что он немой. Это не было той комфортной тишиной, к которой привыкли оба, она была скорее неудобной и неловкой, да и сама фигура друга была немного напряжена с виду. Мысль об общей кровати явно не тешила омегу, была чем-то волнительным и скорее страшным, тем, чего он мог опасаться.

Может ему неприятно?

До этого приподнятое настроение альфы начало стремительно понижаться, как камень, сорвавшийся со скалы. Он уже не раз убеждался, что Тэхену некомфортны некоторые вещи, связанные с ним. Это немного задевало и расстраивало, потому что это могло значить, что Ким не может или не хочет ему доверять. Хотя не было ни одного поступка, после которого он мог бы усомниться в альфе.

Но так как Ким тут все же гость, Чонгук постарается сделать все, чтобы ему было комфортно.

***

День прошел прекрасно. Чоны сразу накрыли на стол для гостей, принимая их как родных. Хуан, попробовав холодного после погреба вина, сразу захмелел, расслабляясь и во всю общаясь с друзьями. Смех разносился по всей кухне, наполняя комнату домашним уютом. Тэхен и Чонгук слушали, временами смеялись с взрослыми, и изредка дополняли разговор фразами и мыслями.

Один раз за столом зашла речь за сватанье омеги. За смущающий Кима вопрос, отец Чонгука получил звонкий подзатыльник, за неумение держать в нетрезвом виде свой язык. А альфе стало стыдно за подобную тему от Джинхо, и он, поджав губы, отвел взгляд от Тэхена на свою кружку с уже остывшим чаем. Но омега не в обиде, это верно подмеченная в силу его возраста тема, как-никак уже шестнадцать, многие уже выдают замуж своих детей богатым альфам и внуков ждут. На извинения Тэхен отмахивается, натянуто улыбнувшись, а сам об этом задумывается. Папа мог правда выдать его за какого-нибудь знатного альфу. Внешность у Кима не дурная, напротив, очень привлекательная для омеги, желающих на роль стать мужем было бы много. Но сводится все к одному простому вопросу. Как он может говорить за женитьбу на богатом альфе, если отдаться готов только одному в королевстве?

— Ох, что-то мы засиделись, у меня уже глаза слипаются, если честно, — усмехается Ёнсу, тяжелую голову ладонью придерживая, полулежа на столе.

— Да ты пьян, как бродяга! — хохочет не менее опьяневший Хуан.

— Кому-то пора на боковую, — улыбается старший альфа, пока омеги друг с друга хохочут.

— Спасибо за ужин, — скромно говорит Тэхен, поднимаясь из-за стола, — было очень вкусно.

— На здоровье, идите спать, а то и впрямь засиделись.

Некогда улыбающийся, теперь нахмуривший темные брови, Чонгук встает и идет за другом в комнату, где заранее расстелена постель, с приглашающе откинутым в сторону одеялом. Одинокая свеча пускает свои восковые подтеки, слабо освещая один из углов комнаты. Лунный свет льется белым лучом сквозь не зашторенное окно, падая прямиком к подножью кровати. Чонгук предусмотрительно отворачивается, когда омега переодевается в ночную одежду, и сам вторит его действиям. Все происходит в гробовой тишине, настолько давящей, что хотелось сквозь землю провалиться.

Тэхен чувствует себя не в своей тарелке и уверен, что заснуть сегодня точно не сможет от таких перемен и лёгкой нервозности. Снова близость, чрезмерная. Так себя чувствовал он только однажды — на берегу реки, в их с альфой последний поход искупаться. Неимоверно смущает одна мысль о его сближении с Чонгуком, что уж говорить о реальности. Может это и не та близость, которую стоит так смущаться и опасаться, но недавние события и чувства, возникшие при них, добавляли красок в палитру, делая сомнения ярче и сильнее. А сомнения в чем? Неужели Ким боится, что альфа что-то предпримет и простая ночь, проведенная на одной кровати, перерастет в нечто большее и запретное?

— Они все просто хотят затащить тебя в постель вот и всё! Им плевать на тебя, им нужно только твое тело!.. Ты для них не более чем...

— Шлюха.

И почему Ким сейчас вспомнил эти слова? Друг не считает его таковым и никогда не поступит неуважительно по отношению к нему, втоптав в грязь, и сравнив этим с другими омегами. Он не как другие альфы, не посмеет воспользоваться им, своим другом в таких гнусных целях. А другом ли? Липкий страх не отпускает даже когда переодевать уже нечего и Тэхен просто опирается руками о подоконник, вздыхая. От Чонгука этот жест не укрывается, он голову чуть в сторону парня поворачивает, последнюю пуговицу на рубашке ночной застегивает и выходит из комнаты.

Тэхен крепко зажмурившись, лбом прислоняется к стеклу, мысленно ругая себя за подобное поведение и не скрытую панику. Его приняли, дали безопасное место для жилья, накормили и предоставили кровать, а он нос воротит из-за своих необоснованных страхов. Кажется, Чонгук все понял, и ему стала неприятна компания Кима, поэтому он предпочел уйти, альфа всегда мог понять истинные эмоции и чувства Тэхена. Но он вернулся с небольшой чашкой с чем-то пахучим. Валериана. Все-таки заметил нервозность. Омега готов расплакаться. Чонгук настолько добр и обходителен с ним, и так понимающе относится к его глупым замашкам, как не каждый поступил бы. Стыдно за то, что Ким посмел усомниться в нем и выставить в таком нехорошем свете в своей голове.

Чай с валерианой немного расслабил и согрел одновременно с этим. Немного отпустив тревожность, омега лег на кровать, предусмотрительно немного отодвинувшись, чтобы оставить Чону место. Но ни через минуту, ни через пять он не ложился. Открыв глаза, Тэхен увидел, как, сидя рядом за столом, Чонгук рассматривал выложенные омегой днем рисунки и листы бумаги. Взгляд его был сосредоточен, а сам он расслаблено перебирал в руках желтоватые изрисованные черным угольком листы, а после задерживается на некоторых, заметив несколько работ с текстом, написанным чернилами, очень дорогими, которые можно приобрести не везде и по очень высокой цене. У омеги был аккуратный почерк, который легко читался Чонгуком, хотя и не интересен был ему состав лекарственных жидкостей и целебные свойства крапивы, но выведенные где-то плавными, где-то резкими линиями буквы завораживали не меньше рисунков, прилагающихся к тексту. Под теплым светом догорающей свечи, альфа находит портрет, и удивление плещется в обсидиановых глазах, когда он узнает в нарисованном человеке себя.

You There - Aquilo

— Почему не ложишься? — Чонгук отводит взгляд от листа к омеге, когда тот подает голос. Он думал, что уморенный переездом Ким сразу уснул, но видимо, это не так.

— Ты... — альфа не знает, как выразиться впервые за все годы дружбы. Но то, как весь день от него сторонился Тэхен, было заметно невооруженным глазом, и решение дать омеге поспать одному было самым разумным. Ну, или же дождаться, пока уснет, а после лечь рядом, чтобы не беспокоить. Светловолосый лежа на боку, продолжает смотреть, ожидая, пока Чонгук скажет причину, давит взглядом, как умеет, и все же выуживает неуверенный ответ. — Тебе неудобно спать со мной, — виновато откладывает рисунок Чонгук и, не выдержав напора, взял во внимание тонкий завиток горящей свечи.

— Что? Не-е-ет, совсем нет. Просто... — омега принимает сидячее положение, неловко зачесав боковые пряди волос за ухо. — Все так неожиданно навалилось и этот переезд... это все очень...

— Смущает, — подсказывает альфа.

— Да, точно, — и после недолгой паузы продолжает. — Но это не значит, что ты не можешь из-за меня спать на своей кровати, в своем доме. Это неправильно, — Чонгук хочет возразить, но понимает, что их спор может растянуться на всю ночь, потому оставляет эту затею.

— Ложись спать, — говорит он, приподняв уголки губ, но немного погодя, добавляет. — Я тоже скоро лягу.

Тэхен, ложится обратно, немного успокоенный словами альфы. И снова тишина, нарушаемая стрекотом сверчков за окном, наполняет комнату. Свечу пора бы уже заменить, думает Чонгук, снова изучая глазами рисунок на столе. Раньше Тэхен не рисовал людей, если только части тела, чтобы описать вид сыпи или раны. Увидеть свой детально прорисованный портрет стало самым настоящим удивлением и некой честью. Омега очень тонко передал черты лица парня, почти точь-в-точь совпадающие с действительностью. В который раз Чон восхищается способностями друга, снова и снова пробегая глазами по точеной линии подбородка, волнистым волосам и темным точкам глаз. Не каждый художник сможет так правдоподобно нарисовать человека, не видя его перед собой, а Тэхен, походу, рисовал его дома в одиночестве. По памяти. Таким он его видит и помнит.

Когда огонек в подсвечнике догорал, забирая последние частички света, альфа задул его, снова на омегу кидая взгляд. Он отвернулся к стене, укутался одеялом по самые уши и мирно посапывает в настигшей его дреме. Чонгук одеяло приподнимает, чтобы и себя накрыть, когда ложится рядом, боится сделать лишнее движение, только бы не разбудить беспокойного друга. И только устроившись на месте, он чувствует легкую дрожь. Но не свою, а Тэхена. Приподнявшись на локтях, Чон смотрит на вжатую в плечи голову, не скрываемую натянутым полотном одеяла, видит, как обнял сам себя руками омега, мелко подрагивая. Но не говорит, что замерз, и не сказал до этого, хотя мог и должен был. Не придумав ничего лучше, Чонгук переворачивается на другой бок и прижимается со спины к Киму, плотнее укрывается и рукой ближе к себе его подвигает, чтобы уж точно согреть и холод не пустить.

— Глупый, — шепчет в золотые волосы, обжигая затылок дыханием, — сам же говорил, что заболеть можно.

А не спящему Тэхену совестно становится, и тепло. Тело альфы теплое, греющее. Чонгук делится теплом с глупым омегой, который снова промолчал, не сказал о неудобстве, потому что итак получил достаточно, и посчитал неуважительным говорить о таком пустяке. Глупый, глупый омега.

***

Просыпаться в чужих объятиях оказалось намного приятнее, не так, как казалось Тэхену раньше. Это ощущается иначе, нежели, как было с папой на днях, а более безмятежно. Омегу будто не руками окольцевали, а возвели невидимую стену, оградив от мира, даря чувство безопасности и покоя. Тэхен ладонями упирается в теплую грудь, в которую уткнулся во сне, замечает ссадину, потемневшей алой полосой растянувшись на чужой шее, от чего хмурится, скользя по ней ниже до ткани ночной рубашки, скрывающей полную картину. Для удобства он отодвигает белую материю, упуская из виду, как наклоняется голова сверху, губами его растрепанных волос касаясь.

— Интересно? — приглушенно хрипят в макушку, отчего омега вздрагивает. Отстранившись, он видит заспанное лицо Чонгука, лишь наполовину поднявшего тяжелые после сна веки. Его волосы торчат в разные стороны, а на лице такая нежная улыбка, что Ким теряется, не находя сил и слова проронить. А сам выглядит как растрепанный воробушек в глазах альфы, выпучив глаза от неожиданности.

— Где ты так? — почувствовав, как кровь приливает к щекам, заставляя их алеть, Тэхен возвращается к порезу, найдя его конец чуть ниже ключицы.

— Тренировки с Юнги, немного не доглядел, — просто и непринужденно говорит Чон, а сам рукой тянется, чтобы золотые пряди пригладить.

— Почему не приходил обработать? — обеспокоенный взгляд поднимает на парня Тэхен.

— Просто царапина, не было нужды.

— На щеке у тебя десять лет назад тоже была просто царапина, но теперь там шрам.

— Что, так хочешь воспользоваться моментом и потрогать мое тело? — пытается отшутиться Чонгук.

— А, — смущенный дерзко брошенной фразой, Тэхен возмущенно отодвигается назад. — Да ну тебя, — легонько бьет в грудь и отворачивается к стене, пока альфа смеяться начинает, широко улыбаясь. — Могло произойти заражение или что еще хуже. А ты так безрассудно относишься к себе и своему... телу.

— Ты о безрассудстве будешь говорить, мистер я-промолчу-что-замерз? — Ким ничего не отвечает, только губы поджимает, снова мысленно ругая себя.

Для Чонгука такой эмоционально открытый Тэхен выглядит по невинному мило и ново, а еще очень забавно и смешно. Он видит, как смущают омегу подобные фразы и пользуется этим, умиляясь каждый раз с покрасневших щек и ушей.

Подвинувшись ближе, Чонгук как ночью обнимает Кима, не переставая улыбаться.

— Можешь после завтрака поколдовать над порезом своими лечебными штучками, если хо...

— Хочу, — перебивает Тэхен и слышит приглушенный смех у себя в затылке, чувствует движение, растянутых в улыбке, чужих губ, и сам невольно улыбается, нижнюю губу закусив. Этот странный трепет внутри снова привлекает внимание и действует как алкоголь, пьяня омегу. Но ему это так нравится.

В комнате, служащей гостиной, сидят давно откушавшие взрослые, вернувшиеся в привычный ритм жизни. Хуану выделили место для его снадобий, где он перебирает все, что привез, а Чоны, помогая друг другу, в четыре руки делали заготовки для свежей выпечки. Первым вышедших парней замечает Ёнсу.

— О, дети, встали? Сейчас, я что-нибудь приготовлю, подождите немного.

— Долго же вы спите, — усмехается Джинхо.

Тэхену хочется обратно в комнату. Все взгляды прикованы к нему с Чонгуком, что ощущается неприятным мнимым жжением на коже и желанием скрыться. Он даже не замечает, как и пытается найти себе укрытие, идя немного медленней Чонгука, оставаясь за его широкой спиной. Ничего, он привыкнет, по крайней мере, на это надеется. И тем не менее чувствуется уютная, семейная атмосфера. Легкая суета рабочих дней и теплое приветствие с утра, этого так не хватало омеге дома с папой. Они оба увлечены работой, позабыв друг о друге, и лишь изредка вспоминают. Здесь ему не дают забыться. Не дает. Чонгук. Тенью ходящий за Кимом, теперь еще и разделяющий с ним постель, не дает о себе забыть и задуматься самому, не пропуская посторонней мысли в светлую голову.

Во время завтрака Чонгук, запивая пищу молоком, скорее по привычке, нежели ненароком, обводит Тэхена напротив взглядом, скользя от белокурых волос до открытых ключиц, по немного смятым рукавам рубашки к тонким пальцам, держащим палочки. Он опять это делает: пялится на друга без зазрения совести, о которой в детстве рассказывал папа, без толики стеснения задерживаясь на открытых участках чужого тела. И ведь омега этого не замечает или только делает вид, а сам обозлиться на Чона готов, не было бы только лишних ушей. Но похоже, Ким и вправду не чувствует продолжительных переглядок с его телом, продолжая уплетать рис с мелко нарезанными кусками мяса. Взяв себя в руки, альфа утыкается в тарелку.

Тэхен, закончив завтракать, убрал за собой, как полагается, игнорируя ворчание Ёнсу, что он сам мог бы убрать, и не стоило юноше утруждать себя. После чего подошел к папе, прося мазь и какой-то раствор, название которого Чонгук не расслышал, но понял, что они для него.

— У этой мази немного неприятный запах, обработайте в другой комнате, хорошо? — дает наставление Хуан.

— Да, я помню, спасибо, пап, — Тэхен берет все нужное и кивает Чонгуку на комнату, из которой они ранее вышли.

Зайдя, омега сходу говорит Чону приспустить рубашку с плеча и сесть на кровать или на стул, пока он все подготовит. Чонгук делает, что сказано. Садится на застеленную кровать, расстегивает увлеченно рубашку, расстегивая больше пуговиц, чем положено, пока его не прервали.

— Можешь не снимать ее полностью, — звучало не как совет, а как мольба не продолжать расстегивать несчастные пуговицы, только рассмешив Чонгука. Закончив с ними, альфа спускает рубашку с плеча и подается назад, в положении полулежа на локти опираясь, а взгляда от фигуры омежьей снова брошенного, отвести не пытается, по всем выпуклостям проходится, ухмыляясь себе под нос.

Ким старается не смотреть на ярую провокацию, которая должна была смутить его, и у которой, черт возьми, получалось отлично. Даже несмотря на то, что он видел друга, да простит господь, почти голым в воде, небольшой оголённый участок тела действовал на омегу как направленная в его сторону стрела, заставляющая заволноваться и замереть на месте, чтобы не выстрелили.

Смочив небольшой кусочек полотенца в воде, разбавленной с раствором, Тэхен подойдя к кровати, дожидается, пока Чонгук поднимется обратно, чтобы он мог приступить к работе. Омега медленно подносит ткань к порезу, намереваясь немного промыть, но не успевает коснуться кожи, как альфа вскрикивает, пугая его и заставляя вздрогнуть. Самодовольно улыбаясь, Чонгук ловит не очень веселый взгляд в свою сторону и в этот раз уже сидит спокойно, следя за сосредоточенно сдвинутыми бровями и чуть поджатыми губами на омежьем лице.

— Вчера ее не было, — имеется в виду «раны». Тэхен прерывистыми движениями промакивает сверху разошедшуюся кожу. Место касаний начинает сразу неприятно жечь, омега, зная это, несильно дует, таким образом смягчая боль.

— Была, ты, наверное, не заметил. Утром Юнги наградил.

— И ты хочешь сказать, что весь день прошлялся с ней в поле, где всюду пыль и грязь? — не скупится впервые на выражения омега, удивляя все больше Чонгука. — Еще и потерся об мешки и коробки с вещами, которые стояли на полу?

— Ну... да? — неуверенно говорит и получает оплеуху от Кима, поражаясь еще больше.

— Балда.

— Это ты так заботу проявляешь? — увеличивает глаза альфа, потирая в шоке свободной рукой болючее место.

— Ты сам мог о себе позаботиться, сказав об этом раньше. А если бы я не заметил, ты так бы и сидел?

— Ну...

— Только попробуй ответить «ну да», я тебя крапивой отхлестаю, будешь румяный ходить.

— Рукоприкладство тебе не к лицу, — снова невольно улыбается Чонгук, влюбленными глазами смотря на лекаря. Тем временем, убрав засохшую кровь с пореза и обработав тем самым, Тэхен открывает мазь, сразу морщась. Резкий едкий запах зразу бьет по рецепторам, вызывая желание отбросить баночку подальше. По скривившемуся лицу Гука, омега уверен, что он именно это и хочет сделать, что уже говорить о том, что вонючая жижа будет на нем самом.

— Убийственный аромат, да? — усмехается Ким, аккуратно набирая пальцами мазь, и мысленно молится, чтобы никого из них не стошнило от этого душка. Бывало и такое на недолгой практике новоиспеченного лекаря.

Love and war - Fleurie

— Давай быстрей покончим с этим.

— Тебе с ней еще ходить, пока не впитается.

— Тогда я пойду в поле, цветами унюхаюсь.

— Для этого ты выйдешь в гостиную, где твои родители и мой папа, и навоняешь там. Для того, чтобы этого не случилось, мы здесь.

— Предлагаешь задохнуться здесь?

— Потерпишь, у тебя есть окно, подышишь свежим воздухом так, — закончив с нанесением, Тэхен закрывает баночку.

Чонгука посещает одна мысль, после которой он губы поджимает, опустив голову. Но плюнув на все, решается. Он тянется рукой и, схватив за локоть омегу, тянет на себя. Опешивший Тэхен не успевает понять, что и как произошло, слышит только, как на столе, задетым чужой ногой, звенят склянка с баночкой, пока сам падает на мягкий матрас кровати, подмятый под нависшее сверху тело. И он, и Чонгук глубоко дышат, смотря друг на друга, не имея никаких преград, снова слишком близко друг к другу. Тэхен дыхание задерживает, когда альфа наклоняется к бледной шее, проводя вдоль кончиком носа.

— Хочу нюхать ландыши, — шепчет, в удовольствии закрыв глаза.

Он забывается в этом запахе, хочет не только носом, но и губами пройтись по тонкой коже, провести языком, слизать сладкий запах, ощутить его вкус. Чонгук чувствует себя похотливым животным, от которых огораживал омегу несколько лет. Один вид Тэхена сносит ему крышу, не позволяет соображать спокойно, выбивая из колеи, а аромат только больше добивает, врезаясь в легкие. Любимые ландыши корни там пускают, до самого сердца тянутся, обвивают своими стеблями. В Чонгуке альфа когти точит, приглушенно рычит внутри, свое чувствуя, желая пометить, чтобы не было лишних взглядов на хрупком теле, присвоить себе, чтобы раз и навсегда привязать. Однако Ким не разделяет его наслаждения моментом. Как только альфа отстраняется, ловя сразу небесно-голубые омуты на себе, Тэхен без колебаний поднимает пальцы, пропахшие мазью, и подносит к чужому носу.

— Черт, Тэхен! — Чонгука как ветром сдувает. Он вскакивает, чуть ли не бежит открывать окно, а омеге смешно, что аж живот сводит. Он смехом звонким заливается, подрагивая на кровати, не в силах даже принять сидячее положение. Альфа это Киму обязательно припомнит потом, а пока пусть смеется. Смеется и еще больше влюбляет в себя. Перед этим смехом Чон не в силах устоять, сам усмехается, губы растягивая в улыбке.

Омега Ким Тэхен невероятен, непредсказуем, прекрасен, его красотой не налюбоваться, а доброту сердца не описать словами, существующими на свете. Время рядом с ним хочется остановить, запечатлеть и оставить следом в памяти, растянуть на как можно длительное время, наполнить каждый миг счастьем и радостью, лучезарной улыбкой и громким смехом, который сложно скрыть в порыве эмоций. В него Чонгук бесповоротно и беспамятно. Его Чонгук добьется, чего бы это ни стоило.