Nostalgia - Spaceouters, Menual

Внутри пусто, настолько, что даже перекати-поля нет, только одинокий ветер воет. Слышно как колышется трава возле ног, как поют в небе птицы, без повода для радости, ветер бесцеремонно проникает в уши, почти закладывает их, но альфе все равно. Он сидит, обняв колени и смотрит на руины поросшего зеленью Вимсета, где только старые доски торчат, и остатки каменной кладки возвышаются. Ворота, как и стены целы и невредимы, не тронутые временем, стоят, как и много лет назад, как простоят еще столько же.

Чонгук не знает, что ему делать. Его нашли два альфы, среди которых был Юнги, с пробитым кровоточащим затылком, побитым лицом, на котором из губы сочилась все та же алая жидкость. Они его донесли до Ихедо, где он и проснулся спустя несколько часов, под строгим контролем Хуана, обработавшего рану на загривке, и хмурым взглядом отца, обеспокоенного состоянием сына. Ёнсу в комнате не было. «Он сказал, что не выдержит, если снова увидит твою кровь» — сказал Джинхо Гуку. Чон чувствует тянущую боль, ему больно двигать шеей, каждое движение вызывает новый ее поток, неприятно ощущающийся.

Самые страшные опасения подтвердились. Не нужно было возвращаться в Ихедо. Еще тогда у выхода из леса стоило схватить Кима в охапку и бежать, куда глаза глядят, как он и предлагал, как давно хотел. Они бы нашли там временное жилье, потребовалось бы немного времени, чтобы чужеземцы ушли восвояси, забрав другого парня или девушку. Тэхена бы избежала эта ужасная участь. И Михен... Чонгук видеть ее и прислужников-альф не хочет, сил его больше нет, он твердо уверен, что если те попадутся ему на глаза, он их голыми руками порвет, и не посмотрит, что это запрещено, — эти люди заслуживают быть избитыми, как минимум. Максимум — убиты, но они не заслуживают простой быстрой смерти, даже в Аду им мук будет мало. Люди настолько циничны и эгоистичны, когда дело касается собственных благ, они не посмотрят ни на мораль, ни на взаимоотношения с человеком, могут просто смести его, в угоду себе и своим потребностям. В данном случае, ради чистого неба над головой. Гадкие змеи сплотились, организовав насильственное подношение омеги незнакомцам, избив его и обездвижив.

Цепной пес стал побитой грустно скулящей собакой. Какой из Чонгука защитник, если он уже второй раз не может спасти Тэхена, и предотвратить ужасные вещи, которые тому приходится испытывать? Ужасный. Он защитник будто только на словах, и от этого так гадко на душе, что от самого себя тошно. Альфа разбрасывается громкими обещаниями, которые не выполняет, Ким на него за это не в обиде, и он это знает, но от ненависти и чувства отвращения к самому себе не убежать даже во сне.

«- Так щекотно! — хохочет омега, когда маленький Чон поднял его и посадил на шею, как это делал отец несколько дней назад. Ветер озорно проникает под легкую хлопковую рубашонку Тэхена, а тот смеется заливисто, покрываясь мурашками. Он ерзает на плечах у альфы, который упорно делает вид, что ему не сильно тяжело, не хочется показаться перед новым другом слабаком. — Это ветерок?

— Да, — кряхтит Чонгук, чуть шатаясь.

— Такой смешной, он меня щекочет!

— Тэхен, ты не мог бы... — когда омега тянет его случайно за волосы, Чона клонит назад, от чего он чуть не падает, — не так много дергаться? — мальчик перестал делать какие либо движения, и вообще притих на несколько секунд, что насторожило альфу. — Тэхен?

— Посмотри, — Чон слышит в тихом голосе улыбку, а когда перед его глазами возникает маленькая ладошка с сидящей на одном пальце большой синекрылой бабочкой, альфа затаив дыхание, большими глазами смотрит на красивое насекомое. Оно ползет по короткому пальчику, перебирая своими тоненькими лапками, пока два восторженных взгляда ее оглядывают. «Волшебство» — думает Чонгук, и делает предположение, что омега какой-нибудь лесной фей и его подкинули сюда по ошибке. Но недолго им было любоваться крылатым созданием, решил нос альфы, в котором начало зудить, вынудив, в конце концов, чихнуть и спугнуть бабочку. — А? — опешил Тэхен, недоуменно смотря ей вслед. — Чонгук!

— Что «Чонгук»? — возмущается в ответ мальчик.

— Ты спугнул ее!

— Я ж не специально!

— А кто знает?

— Я знаю! И вообще, я тебя сейчас на траву скину!

— Не посмеешь!

— Еще как посмею!

— Чонгук, не вздумай! — кричит со стороны Джинхо, улыбаясь, и следя за перепалкой детей вместе с Хуаном.

— А что он вздор всякий несет? Голова перченая...

— Какая-какая? — хмурится, думая, что ему послышалось Хуан.

— Перченая!

— Так, теперь на рынок я буду ходить сам, — смеется Джинхо, понимая, что громкую фразу он снова уловил именно там.»

«- Голова перченая, — вдруг смеется себе под нос пятнадцатилетний Тэхен, идя вдоль поля с альфой.

— Что? — переспросил, не расслышав Чон.

— Голова перченая, — поворачивается Ким и улыбается. — Забыл, как назвал меня так много лет назад?

— Так, а что, неправ был? — показушно хмурится, будто пытается вспомнить. — Тебя же тогда приперчило цветочками сушеными. Значит, я был прав.

— Сам ты голова перченая, — смеется Ким, легонько пихая друга локтем, но тот решает затеять из этого игру, и толкает в ответ, загадочно ухмыляясь. И так они толкают друг друга еще раз и еще, сильнее, чем в предыдущие и смеются, живя своей беззаботной жизнью. Чонгук обнимает лекаря сзади и начинает беспощадно щекотать, что тот складывается пополам от смеха, моля остановиться, но альфа и не думает этого делать, и они даже падают, запутавшись в ногах друг друга, в высокую зеленую траву.»

Чонгук дорожит каждым прожитым вместе с Кимом моментом, хранит бережно в голове, не позволяя и мельчайшей детали забыться. Сейчас он не знает, что делать, когда омегу забрали какие-то деспоты, сбирающиеся принести его в жертву Богу. Он понимает, что ничего не сможет сделать один, но народ ополчился против омеги, просто согласившись отдать его. Молча смотря, как его волокут по камню на верную смерть, даже не посмотрев на то, что он лекарь, которых в Ихедо мало.

Трава скользит по коже ладоней, по стертым костяшкам, шепчет что-то, не разобрать. Вот бы тут был Тэхен, он бы сказал, что пытается ему донести природа на своем языке.

***

Бредя мрачной тенью по улицам, альфа терзает себя внутри снова и снова, в мыслях уже множество раз нанося себе больные увечья, доводя до нестерпимой боли, упрекая себя в слабости, делая этим только хуже. Целый день он просидел на холме у подножья Вимсета, уходя в счастливые воспоминания, где он с омегой веселится и просто находится рядом. Сейчас он далеко, никто не знает, что с ним сделали, в живых ли он еще. Как ножом по сердцу режут назойливые мысли, противным червяком ползя на подкорке, прокладывая свою дорожку, гнилой след оставляя, отравляющий разум.

«- Ты снова пропускаешь тренировки, — говорит Юнги, замахиваясь мечом, удар которого отражает сразу Чонгук. Звон лезвий друг о друга звучит уже на протяжении нескольких часов на поляне возле реки.

— И что? Разве хуже от этого справляюсь?

— Гуляешь с Тэхеном? — интересуется Мин, не то чтобы ему было интересно, но слухи по городу разлетаются быстро, а разговор кузнеца и господина Чона до его комнаты дома еще быстрее.

— Может быть, — бьет Чонгук, встречая блокировку Юнги. Их мечи скрестились. — А может и нет, — весело усмехается, но не теряет бдительности все еще будучи сосредоточенным на бою.

— Любишь его?

— Что? — такого прямого вопроса альфа не ожидает, Мин этим пользуется, с силой отталкивая младшего, чтобы между ними было больше расстояние.

— Ты меня слышал, повторять не буду, — парень отходит в сторону, берет ножны, чтобы после в них вошел меч. — На сегодня хватит. Да ладно тебе, весь город шуршит о ваших не дружеских связях, но я не привык верить пустым сплетням.

— Он для меня нечто большее, чем просто друг, — отвечает Чонгук. — Но я не знаю та ли это любовь, о которой ты говоришь.

— Тебе стоит разобраться в своих чувствах к нему, иначе так и застынешь как сейчас, и порежут тебя на шашлык.

— Не думаю, что в бою меня будут расспрашивать за личную жизнь, — улыбается альфа.»

Чонгук разобрался. Он не хочет без Тэхена ничего. Вставать по утрам, есть, ходить, дышать, ничто не имеет смысла, если ландыш рядом не прячется, стеснительно показывая аккуратный кувшинчик цветка из-за высоких листьев.

Ноги альфу несут куда-то, не понятно куда, да ему собственно уже не важно. Он чувствует на своем плече теплую маленькую ладонь женщины, что-то говорящей, но через вакуум не слышно ничего, кроме глухой пустоты внутри.

— Чонгук, — Сонхи смотреть горько на поникшего, подавленного альфу, что всегда сиял, искрился позитивом, вдохновляя на хороший день и остальных, а сейчас от того парня не осталось ничего, будто его не было вовсе. Она немного давит на его плечо, усаживая на одну из коробок на площади, где и увидела его призрака. Джинхо, отправившийся за ним, видит его с соседкой, подходит, но ничего нового для себя не находит. Сын как был весь поникший, таким и сидит перед ним сейчас. — Чонгук, пожалуйста, посмотри на меня, — женщина как никогда серьезна, голос ее не имеет привычной игривости и звонкости, а звучит приглушенно, низко, призывая прислушаться и повернуться на зов. В глазах юноши она не видит ничего, в них по страшному пусто.

— Что мне делать, тетушка? — вопрос, на который ответа не было в голове, ответ он не слышит и от близких. От отчаяния хочется выть той самой побитой собакой, в которую он превратился. — Это снова происходит, — заговаривает он, опустив глаза в носки собственных сапог. — Он в опасности, а меня не было рядом, — когда он понимает глаза к темному небу, в них блестят подступившие слезы, от которых Сонхи беззвучно ахает. — Какой же я воин, если не могу даже любимого человека уберечь от неприятностей?

— Не будь так строг к себе, — говорит Ли. — Тэхен, он...

— Он снова оказался один, на этот раз будучи у меня под носом, почти в руках, — голос альфы пропитан болью, Джинхо не смеет перебивать с противоречиями, потому что знает, что сын правду говорит. — Будь я утром с ним, все бы изменилось...

— Пф, было бы о чем горевать, — недалеко возле паба на парня косится мужчина, — не он первый, и не он последний. Наверняка, эти черти не впервые такое проворачивают.

— Что омег у нас в городе мало? — подключается в разговор другой, к нему Чонгук уже прислушивается неосознанно, замерев на месте. — Поплачет и найдет другого, делов-то.

— Другого? — повторяет Чонгук, хмурясь в неверии и непонимании. Сам от себя не ожидая, он встает и в несколько шагов сокращает расстояние между ним и альфами. Джинхо успевает проглядеть недобрый блеск в черных глазах, но не дотягивается до руки, чтобы остановить. Сонхи подлетает следом, становясь рядом, и несколько раз тихо окликает парня, надеясь как-то вразумить его. — Другого? — громче повторяет Чон, привлекая внимание немногих на площади людей, редко гуляющих в ночное время суток.

— Не ори на ухо, сопляк, ты верно все услышал, — кривится мужчина.

— Зачем тебе твой муж? — бросает смело, и видит сразу, как меняется лицо одного из альф. — Найди другого, — возвращает фразу, зло нахмурившись. — Или сын? Нахрена? Другого найди, что их мало в Ихедо? — рукой взмахивает, указывая на полупустое пространство.

— Что ты несешь, блоха? — грубо гремит голосом Пак Джихун, говорящий про альфу ранее, разворачиваясь к нему и садясь в пол оборота.

— Что слышал.

— Чонгук, хватит, — его за локоть берет Джинхо, намереваясь увести.

Ezio's Family (Original) - Jesper Kyd

— Нет, отец, я выскажусь! — вырывает руку Чонгук. — Потому что это могло коснуться любого в этом городе. Любого! — грудь юноши тяжело вздымается, он чуть ли не огнем дышит, негодуя от несправедливости. — Будь на его месте кто другой, например, та же Ли Михен или Со Донмин, что бы сделали их семьи? Начали бы противиться, нанимать людей на поиски, вызывать скрытых убийц, но они бы вернули своих детей! И люди бы им помогли, потому что они богаты и знатны! — уже не сдерживаясь, кричит Чон. — А что до обычного лекаря, у которого за спиной только овдовевший отец-омега? — с горечью спрашивает у всех, кто обратил внимание.

«Давай смотреть правде в глаза. Меня не будет жалко, Чонгук.»

— До него никому не будет дела, — выносит свой вердикт. — А если бы это был кто-то из ваших детей? — он поворачивается к заинтересованным отдыхающим людям, среди которых было много альф и омег, вышедших услышав шум. — Вы бы тоже просто так все оставили как есть?! — он не жалеет связок, с болью, застланной гневом на бездействия и безразличность в глазах жителей, оглядывая народ Ихедо. Сонхи снова порывается подойти и успокоить альфу, но старший Чон преграждает ей путь рукой, смотря, как люди образуют небольшую толпу. — Отдать на растерзание омегу, которого все знают, который помогал каждому из вас! Что он получил взамен? Нож в спину. Господин Джихун верно подметил, что не Тэхен первый, и не он последний. Неизвестно, что эти нелюди делают с юношами и девушками, уведенными из семей, убивают, продают или сами же и съедают, когда продовольствия не остается. У этих омег тоже были семьи, которым они нужны и которые их любят! Чем вы тогда отличаетесь от них, позволяя так поступать?! Такие же нелюди! — он дает себе время на передышку, окидывает мужчин и женщин взглядом, а после продолжает. — Я видел их лично в запретном лесу. Человек двадцать, не меньше все как один в черных плащах. Наверняка, какой-то культ, не имеющий и малейшего понятия о вере и Боге. Но выдав себя за проповедников и посланников свыше, они вторглись к вам в головы и запудрили ваши мозги. Это кочевники, прячущиеся в лесу, не объяснившие мотивов, а просто вторгнувшиеся со своими требованиями в наш город, чтобы забрать нашего омегу! Они обманом забирают омег, разве мы должны закрыть на это глаза?!

— Это неправильно! — кричит женщина омега. — Они совсем еще дети!

— А представьте, каково сейчас господину Хуану, — уже тише говорит Чонгук, обращаясь именно к этой омеге. — Как должен чувствовать себя человек, у которого отняли единственное дитя? Скажите, — у Сонхи сзади по щеке катится сочувственная слеза, а губы начинают дрожать.

— Никто не заслуживает испытать боль от потери ребенка, — бормочет другой омега, болезненно хмурясь. Он знает, какое это чувство на вкус.

— Где они находятся, Чонгук? — в толпе возникает Юнги, а за ним и господин Мин.

— Я знаю, если они все еще там, то... на рассвете я пойду туда, чтобы забрать Тэхена.

«Безумец», «Что он такое говорит?», «Идти в одиночку? Это же верная смерть!» — звучат голоса перед альфой, который ни страха не видит, не опасности не чувствует. Ему глаза застелило светлое чувство, обликом златовласого омеги представ перед глазами, будто он уже попал в рай и видит ангела перед собой, своего любимого, пахнувшего нежными цветами и улыбающегося так любовно и ярко, что слепит.

— Мы пойдем с тобой, — говорит сразу же кузнец Мин за себя и за сына.

— Я тоже, — Чонгук чувствует руку отца на плече и поворачивается, чтобы убедиться, что это действительно он.

— Это не должно оставаться безнаказанным, — говорит белокурый омега, сын командира отрядов королевской армии, хорошо обученный бою на мечах. — Я знаю Тэхена, он не заслужил этого, — и подходи к Минам, становясь подле Юнги, почему-то улыбаясь ему.

— Ты прав, — говорит знакомый Чонгука, с которым они раньше хорошо общались. Он же знает про Кима, лично с ним беседовал и как-то раз, даже принимал на дому, когда отец болел. — Никто не смеет прикасаться к нашим омегам, — и подходит к Чону. Сам альфа стоит как вкопанный, смотрит на людей, собравшихся возле него, и на еще нескольких мужчин, примкнувших, чтобы помочь ему забрать омегу.

— Обычно, ты стоишь в стороне, Чимин, — тихо говорит омеге Юнги, — чего это вдруг показался?

— Тэхен хороший лекарь и человек, за каждый упавший волосок с его головы, я заставлю их собственной кровью давиться, — твердо отвечает Чимин.

— Мы с тобой, Чонгук! — кричит альфа двадцати лет.

— Свободу омеге Ихедо!

— И смерть всем неприятелям!

Отовсюду слышны громкие возгласы людей, глаза которых снова открыты, которые поняли, что произошло и готовы помочь каждый чем может. Чонгук неверяще оглядывается по сторонам, а люди стоящие подле него смотрят с одобрением, готовностью рваться в бой и идти за ним следом, чтобы спасти юношу. Сонхи где-то рядом утирает платком слезы, с улыбкой смотря на собравшихся добровольцев, а Джинхо с гордостью и тоже толикой шока, как и сын, оглядывает друзей и знакомых.

Дома от новости об утреннем походе в запретный лес, плачет Хуан и подбадривает напутственными речами Ёнсу, гордясь храбростью сына и его непоколебимостью перед другими. «Вот — качество настоящего воина» — одобряюще сказал он, но хмурость с юношеского лица так и не сошла, оставив нахмуренные брови и твердый взгляд, льдом в себе играющий.

Чонгук заходит в комнату, где почти не ощущается цветочный запах, находит оставленный изрисованный с двух сторон рисунок, но с некоторыми корректировками в виде надписей с одной и другой стороны. Вопрос и ответ на него.

«Ты веришь в истинность?»

«Я верю в любовь.»

Альфа смотрит в ночное небо за окном на многочисленные звезды, видя одну самую яркую, и давая клятву самому себе, что он вернет омегу домой этим утром, чего бы ему это ни стоило.

***

The Fragile Tide - Library Tapes

Омегу окружают зеленые могучие ветви деревьев запретного леса, когда его приводят на то же место, где он ранее с Чонгуком видел незнакомцев. Его так и не развязали, хотя упрекали в этом отдавших его с рук в руки альф, запястья неприятно сдавливает тугой жгут, доставляя дискомфорт. Наверняка, после него следы останутся, которые лекарь залечит мазью, если еще выберется. Хотя, в этом он уже не уверен, и не надеется на свое спасение. Мысленно он уже готовится к собственной смерти, ждущей его вот уже совсем рядом; она готова забрать душу невинного, чтобы потом определить в один из неземных миров, в существование которых так верят люди. А есть ли они вообще? Рай, Бог, Ад и сам Сатана? Или после смерти его ждут только пустота, обрекающая бестелесным духом бродить по земле? Он мог бы стать ангелом хранителем Чонгука, помогающим преодолеть ему трудности, всегда следуя за ним, оберегать от дурных поступков, как оберегал его альфа все эти годы от чужих разговоров и неприятелей.

Тэхен совсем не винит альфу в том, что его не было рядом, когда Михен нашла его, и в мыслях не думал делать это, потому что не за что обвинять. Не в силах Чона было предугадать поступки других, дабы остановить, как и сегодня, никому не дано знать будущее наперед, только гадать; но все было настолько хорошо, что никто даже и подумать не мог о том, что случится. Тэхен только и может сейчас, что думать об альфе, в свои, возможно, последние часы жизни.

Печально получается, что омега жил себе припеваючи, занимаясь любимым делом, имея близкого сердцу человека, но, как правило, именно таких хороших людей чаще забирают болезни, с ним случаются ужасные ситуации, и все их жалеют, не понимая, почему судьба вдруг отвернулась от них. Но Тэхен не любит жалость, одно из самых ужасных чувств, которые можно испытывать, он так думает. Жалостью человеку не поможешь, только вгонишь его в бо́льшую апатию. Люди нуждаются в поддержке, а не в жалости. Когда Чонгук в какие-то моменты проявлял жалость по отношению к омеге, Ким ему постоянно наказывал никогда не жалеть его, угрожая тем, что перестанет с ним общаться на определенное время. Спустя много лет альфа приноровился, крепко запомнив об отношении Кима к данному чувству. Сочувствие может быть. Но жалость — никогда.

— Тебе удобно? — неожиданно из размышлений, уведших в воспоминания, Тэхена вырывает мужчина, приведший его сюда. Капюшона на нем уже не было, шрам на лице был открыт и уродливо представлялся взору затянувшейся полосой, неровной, стоит отметить. Рана была получена не в бою, возможно, случайно задела ветка или что-то попало другое, разорвав кожу. Тэхен, отвечая на вопрос, молча поднял связанные руки. — Извини, развязать не могу, но сменить веревку на ткань — очень даже, — омега на это снова опустил руки, потупив взгляд в почву под ногами, с мужчиной ему говорить не хотелось. Как ему может быть удобно перед собственной кончиной? Это как принести пленнику полную тару вкусной еды, перед тем как вести на эшафот. Тэхену подачки незнакомца чужды. — Как тебя зовут? — мужчина не отстает, вновь пытаясь завести беседу. Для чего? Ким не знает, и предположить не может. — Ты же Тэхен, да? — признаться, от собственного имени, сорвавшегося с чужих уст, омегу передернуло. — Вы со своим другом были здесь прошлой ночью, так? — он их видел, когда они с Чонгуком отдыхали у озера? — У меня хорошая память на лица, я тебя узнал почти сразу, как и юношу, бежавшего за тобой. Ты с ним был тогда.

Слышать про Чонгука неприятно, внутренности в тугой узел болезненный сворачиваются от одного упоминания альфы, которого просто бросили на берегу с пробитым затылком. Он так и остался там лежать? Если да, то проснется он еще не скоро, к тому времени лекаря уже убьют. У Кима сердце больно разрывалось, как связки, которые он надрывал, когда его тело камнем пало на пыльную землю.

— Может, хочешь воды? — альфа подзывает одного из людей, и ему сразу дают глиняную чашку, почти доверху наполненную водой. Что это за мужчина, почему ему тут прислуживают? Но Тэхен ни воды, ни еды не хочет, только увидеть, что Чонгук цел, остальное его не волнует. Кто-то из плащей подходит к альфе, обращается к нему, как к «Драго», и говорит что-то о ритуальных подготовках. Не трудно догадаться про какой ритуал идет речь. Но Драго в ус не дует, спокойно раздавая приказы своим людям в присутствии Кима. Конечно, он все равно уже не жилец, а преграда в лице настырного мальчишки устранена, зачем переживать? — Я слышал твою речь в лесу, — снова заговаривает альфа, обращаясь к нему. — У тебя красивый голос, внешность ангела, светлые волосы, отливающие золотом и прекрасно хрупкие черты лица. Ты подобен божеству, Тэхен.

«Ты подобен божеству»

Он уже слышал эти слова день назад. Звучащие из родных губ, они приятной слабостью разливались внутри, будоража разум и поселяя тепло в груди. Голосом Чонгука звучит сказанная фраза в голове снова, картинками воспоминаниями пролетает проведенная совместная ночь, прожитые чувства вновь накрывают, ускоряя сердцебиение, делая его более ощутимым и громким. Сердце буквально кричит, зовет альфу, тянется к нему, страшно тоскуя, нуждается в сладкой корице, смешивающейся с нежностью ландыша.

Из уст Драго они звучат проклятьем, личным приговором, который вынесли, потому что омега родился не в том месте, не с той внешностью. Они бьют больно, раны оставляют на месте приятных воспоминаний, но не смеют собой их затмить. Голос сектанта неприятно слышать, от него уши в трубочку свернуть хочется или оглохнуть, чтобы в голове звучал только один единственный, оставшийся в памяти, теплящий область в районе груди.

От такого контраста Ким порывается скривить лицо, открыто показывая свою неприязнь, но не хочет попусту тратить время, которого осталось не так много. Умереть хочется с образом Чонгука перед глазами и его бархатистым голосом в ушах.

Драго даже не понимает, как глубоко вонзил невидимый кинжал раньше времени в трепещущее от любви сердце тремя словами.

Тэхену хочется домой к папе, к Чонгуку, он отказывается верить в действительность происходящего, не хочет понимать, что их короткая история любви закончится, толком не начавшись.

Омега отворачивается от мужчины, располагая колени в другую сторону, оставляя его взору только свою спину с выпирающими через натянутую ткань рубашки позвонками. Драго, поджав губы, оставляет его одного.

Тэхен не знает, сколько времени проходит, но успевает стемнеть. На поляне загорается высокий столб огня, освещающий округу и дающий больше обзора. От света играющих языков пламени черные плащи кажутся одинокими тенями, блуждающими тут и там. Те прислужники смерти, отдающие жизни невинных ей в руки. Омега ежится от холода, несмотря на костер поблизости, связанные ладони прячет между бедер, пытаясь хоть как-то согреть, дышит на них и снова прячет, тихо трясясь. Ночи в этой местности холодные даже летом, в лесу среди разномастных деревьев тем более. Он чувствует, как зубы стучат друг по другу, когда пробивает озноб, чувствует холодный ветер, как по заказу обдавший озябшее тельце прохладой, от дрожи лекарь зевает, сразу вызывая слезы на васильковых глазах. Их бы смахнуть, а то дорожки, оставленные на щеках, будут холодить еще больше, если на них попадет ветер, но руки не хочется доставать из теплого укрытия и на секунду. Каждый проходящий видит, как трясет лекаря, но ни один не предложит лишнюю ткань, чтобы тот накинул на хрупкие плечи. Ни грамма человечности. Даже по отношению к пленному. Если же Тэхен «подобен Божеству», к нему и отношение полагается подобающе, да? Омега грустно усмехается от собственной шутки в голове, закрывает глаза, откинувшись назад, прислоняясь спиной к толстому стволу дерева, надеясь попробовать заснуть, чтобы как-то отвлечься от пробирающего холода. Но сон не идет. Приходится так и сидеть, смотря пустыми глазами на пламя, горящее всю ночь напролет. Эти люди не спят, половина так уж точно. Кажется, что одна их часть спит днем, а вторая бдит, и ночью они сменяются. Мера предосторожности? Надёжней, чем оставлять одного-двух дозорных оберегать сон остальных человек двадцати.

На глаза неожиданно просятся слезы. На Тэхена никто больше не обращает внимания, Драго рядом нет, и эмоции взяли над омегой верх. Ветер стих, когда луна начала медленно клониться к земле, достигнув своего пика. Плакать было не так ужасно и холодно, только лицо неприятно от соленой воды стягивало. Осознание своей участи настигает резко, заставляя подумать о всех кто дорог омеге. Папа, Чонгук, каково им будет, когда его не станет? Каково им сейчас? От мысли, что Хуан не выдержит смерти единственного ребенка, Тэхена пробирает на новую волну накатившей истерики, он склоняет голову, стараясь плакать как можно тише и незаметней. Мало ли что эти изверги сделают, увидев его слезы.

«Хочу нюхать ландыши.»

«То, что ты маленький милый омега, нуждающийся в защите — не было секретом, цветочек.»

«Я так люблю тебя, Тэхен.»

«Я рядом, я больше никуда не уйду, цветочек.»

«Я верю в любовь.»

Тэхен тоже верит. И хочет почувствовать ласкающий ушную раковину шепот снова. В последний раз. Он никогда не придавал значения божьей силе и не просил у Него помощи, но сейчас просит о единственной встрече, хотя бы во сне...

***

Ambush in the Fog - Henri Poch

Только небо начало медленно менять свой ночной темно-синий окрас на светлый, группа альф выходит из Ихедо в полной темноте, не взяв ни одного источника света, чтобы их ненароком не увидели, да и рассвет совсем скоро, незачем брать факелы или лампы. Кузнец Мин обеспечил каждого в небольшой группе оружием ближнего боя, кто-то из охотников принес лук и стрелы, держа их наготове, как только нога ступила на территорию леса. Чонгук идет впереди, чтобы отвести всех на уже знакомую поляну недалеко от озера. Внутри него клокочет уверенность, подпитываемая злостью на тех падальщиков, он видит, как вот-вот расправится с ними, отправив на тот свет, но держит себя в руках, а эмоции под тяжелым замком, как и учил Юнги. Во время боя и перед ним важно не терять контроля и оставаться спокойным. Его ярость еще пригодится, но не сейчас.

Под ногами хрустят ветки и шелестят сухие листья, ломаясь от каждого шага, есть вероятность, что с таким шумом их засекут раньше времени, однако Чонгук помнит, что те люди не сидели на месте, тоже расхаживая и создавая больший шум, к тому же, был расчет на горящий скрипящий поленьями костер. Людей там много, наверняка он все еще горит. У альфы затихает дыхание, когда они переступают порог запретного леса, он говорит двигаться осторожно и в случае чего сразу говорить. Белка не белка, услышал звук — сразу сообщил остальным.

— Мы подходим, — говорит Чон, доставая свой меч из ножен, готовясь сразу к битве. Другие вторят за ним, обнажая свои мечи. Чимин и два других альфы располагают стрелы на луках, будучи готовыми сразу стрелять на поражение. В глазах ни страха, ни сомнения нет, они пришли сюда с одной целью — освободить и вернуть в семью омегу Ким, с ним они и уйдут. Омега отделяется от других и ловко взбирается на дерево, собираясь обеспечивать поддержку с высоты: ветви деревьев толстые и длинные, соприкасаются между собой, по ним легко передвигаться и обзор будет лучше.

И вот из-за зарослей показывается тусклый мигающий свет и движущиеся тени, снующие по поляне. Где-то совсем близко хрустит сломанная ветка, заставив альфу сделать шаг назад и жестом показать, чтобы другие тоже чуть отошли. Один из сектантов подозрительно покосился на кусты, за которыми спрятались ихедовцы, он напряженно кладет ладонь на повязанный за пояс меч, готовясь его достать, но как только ступает за заросли, видя альф, его голову пронзает стрела, пущенная Чимином с ели. Джинхо оттаскивает бездыханное тело в сторону, чтобы их не увидели, Чонгук снова делает шаги вперед, выглядывая на поляну. Он пытается взглядом уловить знакомую, выделяющуюся среди темных плащей, светлую рубашку и белокурые волосы, но никого не находит. Спрятали или он просто не видит? Но родной аромат ощущается в легких, оседает в них, ростки пуская. Где же омега?

— Чонгук, — возле парня возникает Юнги, а заполучив внимание альфы, кивает в сторону, где притаившись за одним из кустов, сидит, прижавшись лицом к поджатым коленям, Тэхен, то ли спящий, то ли прячущийся от ночного холода.

«Твари, даже тряпки свои пожалели» — ругается про себя Чон и говорит рассредоточиться по территории, чтобы они взяли кочевников в кольцо. Чимин снимает еще пару человек, стоящих дальше общего сборища, чтобы прочистить товарищам путь, перебирается ближе к омеге и, расположившись на соседнем от него дереве, ждет сигнала, чтобы напасть на караулящего лекаря альфу.

Чонгук стоит совсем близко к Тэхену, его аромат уже отчетливо чувствует, показываться не рискует, оставаясь в тени, но рассвет совсем скоро, они не могут ждать вечно, скоро мужчины проснутся, и тогда накроется их план медным тазом, нужно нападать, пока они уязвимы.

— Тэхен, — омега поднимает покрасневшие от недосыпа и слез глаза на Драго, подошедшего вдруг, — вставай, совсем скоро ты предстанешь пред Всевышним, показав ему свой прекрасный лик.

Basilisks - Joseph Trapanese

— Только после тебя, мразь! — Чонгук выходит прежде, чем грязная рука успевает коснуться омеги, взмахивая мечом, и отпугивая этим не ожидавшего мужчину, вынудив отступить. С дерева спрыгивает прямо на выслеживаемого мужчину, повалив того за землю и тут же вонзив кинжал в спину, Чимин. Со всех сторон с воинственным кличем выбегают альфы, вырезая сначала опешивших, проснувшихся из-за шума мужчин. Те, кто бодрствовали, достали свои мечи, начиная обороняться от жителей города, сталкиваясь лицом к лицу с их сопротивлением и неповиновением Божьей воле. Драго почти падает, схватившись за меч, когда Чимин подхватывает Тэхена за локоть, поднимает и разрезает веревки, освобождая, наконец, истерзанные запястья от оков. — Уводи его! — слышит омега от Чона, на которого замахнулся обнаженным клинком сектант. Паку дважды повторять не надо, он сразу бежит прочь с поля боя, вцепившись в ладонь лекаря, и уводя его за собой.

Тэхен лишних вопросов не задает, бежит за знакомым следом, слыша за собой еще одну не одну пару ног: за ними увязалось трое.

— Черт, — выругивается Чимин, оглядываясь. Понимает, что должен принять бой, но это может подвергнуть риску омегу, потому что пока Пак отвлекается на мужчин, его могут увести или прикончить на месте, тогда все будет впустую.

Сзади слышится предсмертный звук, изданный одним из черных плащей, а потом глухой удар тела об землю. Чимин снова оглядывается: два альфы, и снова мечущий издалека кинжал, Чонгук, попадающий в ногу еще одному, вынудив упасть. Остался один. Пак останавливается и, достав по пути меч, отражает мгновенно поступивший с размаха удар, прозвенев звучно лезвиями, теперь он может отразить атаку. Он вступает в бой с мужчиной, явно не один год владеющим мечом, тот орудует им умело, действует хитро, умудряется задеть Чимина, резанув кончиком острия по ребрам, разорвав тонкий кожаный корсет с рубашкой.

— Чонгук, — альфа подбегает, пронзив неприятеля со спины, освобождая омегу от битвы с ним. Из леса несется Драго с несколькими людьми. Откуда они только берутся? Вслед им летят стрелы, Чон видит бегущего отца и, схватив Кима за руку, срывается в сторону поля, где они с омегой проходили днями ранее. Один из сектантов закручивает на ходу болас с тяжелыми грузами и запускает, попадая в Чимина, отчего тот падает, но альфа не останавливается, не оборачивается, будучи уверенным, что свои смогут защитить Пака, да и он сам не такой простой, каким кажется. Так и происходит. Когда один из плащей останавливается, чтобы добить его, пронзив клинком в спину, его слету протыкает насквозь меч Юнги.

— Задержите их, — отдает приказ Драго, планируя в одиночку расправиться с мальчишкой и забрать омегу.

На поляне пусто, Чонгук ни секунды не медля, говорит Киму бежать к озеру, чтобы, если что-то пойдет не так, он бежал в обход.

— Давай, я потом приду за тобой, — уверяет альфа и, посмотрев вслед убегающему лекарю, встряхнув рукой, держащей рукоять меча, разминает шею, встречая подоспевшего как раз вовремя Драго. Он смотрит на него с ненавистью во взгляде, по шраму пробегается, обещая оставить посмертный на сердце.

— Глупец, — говорит кочевник, — ты ни черта не понимаешь, на что обрекаешь себя, своих близких и весь город, — корчит лицо так, будто ему противен только вид молодого альфы.

— Каждый в мире чем-то грешен, — отвечает Чонгук, — и не тебе решать, кому и как нести за содеянное наказание.

Драго замахивается первым, подойдя достаточно близко, бьет с такой силой, что Чон перехватывает рукоять двумя руками, чтобы не выронить. Первые лучи солнца некстати слепят глаза, чем пользуется сектант, снова нанося удар, от которого Чонгук отступает на несколько шагов назад. Ему бы сдержать его подольше.

Тэхен прибегает на нужное место, обнаружив, что ничего из вещей не разобрали, ни покрывала, ни еду, ничего, несмотря на то, что видели их и могли хотя бы пополнить запасы продовольствия. Омега в страхе оглядывается, чтобы за ним никого не было, сразу подбегает к оставленной корзине, начиная там копаться. Венки так и лежат рядом друг с другом, немного засохшие от недостатка влаги. От этого сердце невольно ёкает, воспроизводя события совместной ночи, но Ким отбрасывает их, возвращая ясность разуму, и находит то, что искал, — небольшой кинжал, который Чонгук всегда брал с собой, который тот с любовью полировал и лелеял. Вытащив его из ножен, омега ринулся обратно, невзирая на слова альфы. Он не оставит его один на один с Драго.

На открытой местности бой все жарче. Лязг лезвий звучит почти без перерыва, силы равны, никто из альф не уступает, вновь атакуя или отражая удары противника. У Чонгука глаза огненными стрелами мечут, когда он снова замахивается, сталкиваясь перекрещенными мечами, лицом к лицу с Драго.

— Я сожгу ваш город дотла, — зло шипит мужчина. — Он разделит судьбу Вимсета.

— Вимсета? — Чонгук сильнее хмурится, вспоминая развалины небольшого городка.

— Отрекшись от веры, люди поплатились жизнями, представ перед Богом. Я убил всех, кто был там. И все кричали, молили о пощаде. Все до единого сдохли, сгорели не оставив и праха.

— Не все, — рычит Чон со всей злостью, которая в нем кипела, оттолкнув ударом сапога в живот.

«- Папа, ты знаешь что-нибудь о Вимсете? — омега застыл слегка удивленным. Альфа сразу понял, что да, знает. — Расскажи мне о нем, — просит.

— Я и твой дядя — единственные выжившие дети, чудом избежавшие пламени в ту ночь, Чонгук, — говорит Ёнсу. — Думаю, ты понимаешь, о чем я.

— Откуда взялся огонь?

— Не знаю, я с трудом нашел брешь в стене и сбежал с Уёном. Но тот ужас в лицах людей и их истошные крики я никогда не забуду.»

— Что?

— Мой папа из Вимсета, — объявляет Чонгук. В нем слились две крови коренных жителей соседних городов, жители которых не прогнулись под чужим натиском. — Я позабочусь, чтобы ты мучился так же как люди, которых ты убил в ту ночь. И еще... народ Вимсета никогда не молит о пощаде! — он вновь идет напролом, атакует, месть за убитых людей вместе с помесью кражи его омеги застелила глаза тугой пленкой, отключив все тормоза, это играет против него злую шутку. Драго уворачивается, сразу толкает юношу в спину, и тот падает, споткнувшись о камень. Не медля, Чонгук переворачивается, тут же сталкиваясь с чужим мечом, стремившимся к его горлу, останавливает его на пол пути, до боли в пальцах держа свое оружие, чтобы не попрощаться с жизнью. Не время еще, его Тэхен ждет.

Wake Me Up - Tommee Profitt, Fleurie

— В таком случае, тебя тоже надо покарать, — с натугой говорит Драго, давя сверху на альфу весом, смотрит глаза в глаза, но в момент ослабевает, пустыми, полными удивления глазами так и замерев на юношеском лице. Чонгук смотрит на тяжело дышащего после стремительного бега Тэхена, вонзившего кинжал подлецу в сердце, у него трясутся руки, губы распахнуты, пытаются больше воздуха вдохнуть, а в небесных глазах Чон видит спокойствие. Ни одна черта омежьего лица не дрогнула, когда он протыкал живого человека, чтобы помочь ему. Немедленно столкнув мертвого сектанта, Тэхен налетает на альфу с объятиями, а Чонгук, отбросив меч в сторону, принимает его, удовлетворенно прижимая лекаря к себе. Он жмурится крепко, носом и губами прижавшись тонкой шее, чтобы ощутить его, убедиться, что у них получилось, что Ким вот у него в руках и больше никуда не денется.

— Чонгук, это... — говорит куда-то в плечо омега, и в его голосе слышится легкая дрожь, он плачет, проливая слезы счастья на чужую одежду. — Глупо... безрассудно... безумно... а если бы ты погиб?

— Я же говорил, что ты моя сила, помнишь? — и сегодня омега это доказал, уберег парня от клинка неприятеля, подарив ему последний вздох. Он поплатился за все свои деяния. Тэхен не говорит ничего против, ему достаточно того, что его к себе прижимают родные руки, которых он думал не почувствует больше, как и сладкую корицу с горчинкой имбиря. Теперь ему ничего не угрожает.

На подходе к поляне парни видят людей из города, на которых Тэхен смотрит благодарно, тепло улыбаясь каждому, и они не остаются в долгу, отзеркаливая ее на своих лицах.

— О-о-о-ой, Тэхен, — тянет Чимин, наигранно скорчив лицо, держась за поцарапанный бок, — меня тут ранили немного, подлатай, а? А то кони двину вот-вот уже, — мужчины на шутку омеги заливаются смехом, вместе с этим веселя и Кима. Теперь точно можно возвращаться домой.

~🌿~

По возвращении домой, Хуан долго-долго обнимается с сыном, которого чуть было не потерял, еще дольше осматривает его, найдя только немного стертую покрасневшую кожу на запястьях, тотчас же порываясь бежать домой от Чонов за мазью, но омега его останавливает и снова прижимается к родителю, не в силах нарадоваться. И он понимает, что Хуан тоже не может, не сдерживает слез, заражая этим и младшего лекаря, после чего они оба смеются со слов Джинхо со стороны о том, что он сейчас тоже заплачет. И целый день Кимы общаются между собой, впервые обсуждая все, что беспокоило и о чем стоило поговорить давно, много лет назад или совсем недавно, занимаются тем, к чему толчка не хватало, чтобы обсудить.

Чонгук сидит в стороне пьет чай, не смея нарушать связь родителя с ребенком, и все ждет часа, когда омега будет его. Он наступает в самое любимое время Тэхена — на закате. Сидя на холме у подножья падшего Вимсета, Чон обнимает омегу со спины, подбородком на плече чужом уложившись, и смотрит на уходящее солнце вместе с ним.

А вечером долго целуются, заполняя пробел, возникший так внезапно. Не могут насытиться, проводят всю ночь, не засыпая: то наслаждаясь друг другом, то просто лежа в обнимку, ничего не говоря. Слова излишни, они итак все понимают.

Сколько дней и ночей они еще разделят, сколько закатов увидят, и сколько встретят рассветов. Теперь они есть друг у друга. Воин и его сила. По отдельности нельзя, не получится. Они единым клинком слились, что жаром полыхает, но не сжигает. Их чувства крепчают день за днем все сильнее, наполняя до края. Любовь их будет жить вечно.

Любовь, что сильнее пламени.