Мальчики не плачут

2. Мидория

Изуку всем сердцем ненавидит среднюю школу и самого себя. Потому что ненавидеть главного зачинщика издевательств он не может. Потому что сердце глупо бьется, разрывается каждый раз, стоит только его «другу детства» посмотреть на бесполезного одноклассника.

Бакуго вертит в руках очередную тетрадь с анализом способностей известных героев, периодически пролистывая, внимательно рассматривая аккуратные записи или нарисованные от руки образы, соответствующие настоящим костюмам тех, о ком со столь сильным восхищением рассказывает или пишет в своих тетрадках Изуку. Руки его сейчас дрожат, он сам — зверек перед хищником, точно знающий, что спасения ждать неоткуда. Его сейчас уничтожат, растопчут и сожрут, а потом выплюнут, оставив лишь пустую никчемную массу после себя.

— Ты что, гребанная девчонка?! — взрыв раздается слишком неожиданно, режет по ушам, охватывая тетрадь, вскоре отброшенную в сторону.

Его болезненно хватают за волосы сильные мозолистые пальцы, хотя им всего по тринадцать. Остальные их одноклассники согласно гогочут за спиной Каччана, поддерживая его действия, подначивая продолжать, зайти дальше. Второй рукой парень хватает его запястье, скрытое бинтами, и чужая ладонь вновь вызывает мини-взрывы, отчего марля быстро сгорает, а кожа покрывается новыми ожогами поверх еще не заживших.

С удовольствием понаблюдав за этим, Кацуки отпускает его и отходит в сторону, морщась. У других нет огненных причуд или причуд, связанных как-либо с огнем (у Мидории вообще нет причуды, поэтому он не защищается, просто не может), однако они нашли неплохую альтернативу, туша об запястья, ладони и предплечья спички. Кто-то особо храбрый — бычки сигарет, несмотря на то, что они до сих пор на территории школы.

Изуку сжимает зубы и жмурится, терпит, не позволяя сорваться с губ даже тихому вздоху, наполненному болью. Он смаргивает слезы, потому что подобные проявления слабости лишь раззадоривают его мучителей. Он знает, что скоро его руки будут опять покрыты ожогами, а старые с радостью лопнут под жаром огня. Когда же ребятам надоест его жечь, они изобьют его и уйдут по домам. Или в зал с аркадными автоматами. Или еще куда. А сам Мидория дрожащими, еле двигающимися пальцами возьмет тетрадь и направится в медпункт, чтобы нанести мазь и наложить новые повязки — беспокоить маму ожогами и шрамами совершенно не хотелось.

***

Мидория щурится и проводит по свежему ожогу пальцем, надавливая. Мамы сейчас нет дома, но он все равно запер дверь в ванну, чтобы та точно не увидела то неприглядное зрелище, что из себя представлял сейчас ее любимый сын. Парень вновь проводит по пузырю пальцем, с каким-то мазохистским наслаждением давя сильнее. Так, чтобы он лопнул. Так, чтобы потом оторвать кожу и смотреть-смотреть-смотреть на будущий шрам, что останется на всю жизнь.

На его руках по локоть таких шрамов — огромное множество. Не все они от ожогов, потому что после такой процедуры с каждым имеющимся на руке, Изуку берет в руки лезвие от бритвы и проводит вдоль по боку предплечья. Не по венам, нет, что вы. У него не хватает моральных сил, чтобы покончить с жизнью. Но вот рядом с ними или поперек — без проблем, потому что так становится проще, намного легче.

Ему пятнадцать, и издевательства не прекращаются. Они не становятся изощреннее, нет, но и этого хватает, чтобы ненавидеть себя лишь сильнее и сильнее с каждым мгновением, с каждым чертовым днем.

***

Когда мама протягивает ему гитару, купленную, чтобы у него появилось какое-нибудь хобби (тетради с нарисованными от руки героями ушли в прошлое много месяцев назад), Изуку улыбается ломано-натянуто и благодарит, уходя в комнату. Ему кажется, что эта идея не имеет никакого смысла, но он все же пытается, чтобы никто не пенял, якобы он ничего не делал с инструментом, даже не прикасался.

Когда Мидория, сидя на кровати, провел по струнам, зажимая первый найденный в интернете аккорд (пальцы с непривычки болят ужасно, но в тот момент плевать), его голова взрывается. Мысли наполняются словами, фразами, целыми кусками будущих песен, и он как можно скорее хватается за ручку или карандаш, притягивая первую попавшуюся тетрадь, старательно вылавливая слова, подходящие в том или ином контексте. Пока это лишь строки без мелодии, еще не песни, но он точно упорно постарается, чтобы они стали тем, чем должны. Потому что это единственное за много лет, что ощущается правильно.

Когда ему приходит официальное письмо с приглашением на прослушивание от King Records, парень едва ли не задыхается от непонимания, потому что записи своих песен он никуда не выкладывал, даже не играл их нигде, кроме своей комнаты, потому что застарелый страх заниматься чем-либо на публику сильнее, чем желание поделиться своим творчеством. Мама вносит немного ясности, рассказав, что она отправила видео с его игрой в компанию. И Мидория, не знающий, куда ему идти дальше, потому что сейчас идут последние месяцы средней школы, собирает всю свою волю в кулак и прогуливает занятия, отправляясь в офис лейбла. Через день они подписывают контракт, а на следующий учебный год он поступает в музыкальную академию.

***

Изуку старательно учится, пишет новые песни. С первого дня третьего года обучения он начинает выступать и буквально взрывает общество. Он дает множество интервью, встречается с фанатами, расписывается, говорит с самыми разными людьми. Выступает и старается, отдает всего себя творчеству, хотя только в одной из его песен затронут он-настоящий. Самая последняя в новом альбоме.

В ней говорится об издевательствах, о хулигане, о болезненной, больной любви, и это — то немногое из его сердца, чем молодой человек делится с окружающим его миром.

Спустя пару дней после выхода песни интернет уже пестрит догадками о сценическом образе, потому что буквально всегда и везде его руки закарыты, обмотанны плотными бинтами от локтей и чуть дальше костяшек, едва-едва закрывая первые фаланги пальцев. Подвернутые рукава клетчатых рубашек этого совершенно не закрывают, а будто даже выставляют напоказ.

Чуть позже в одном из интервью он признается, что это песня касается его жизни и даже рассказывает об одном близком ему человеке. Интернет лихорадит от новых догадок и идей, однако на почти все последующие вопросы Мидория никак не отвечает, отшучиваясь и уводя разговор к другой теме.

А к середине этого года кто-то огревает его по голове чем-то тяжелым, даже несмотря на скрывающую внешность маскировку.

1. Бакуго

Бакуго едва ли что-то помнит из средней школы, если не учитывать знания, которые ему там давали. Первый год обучения в Юэй буквально выбивает из него большую часть личных воспоминаний, заменяя их новыми знакомствами, сражениями, соревнованиями между каждым из его новых одноклассников. Только изредка взгляд почему-то ищет полные боли зеленые глаза, однако он даже не может вспомнить имя или прозвище того, кому они принадлежат.

Учеба на героя захватывает его с головой настолько, что Кацуки даже игнорирует большую часть того, что ему говорит мать. Ее слова вроде бы о ком-то из соседей, но парню это совершенно не интересно, потому что перед ним стоит цель, и он идет к ней с упертостью бульдозера.

А на третий год все, блять, летит к чертям. Сначала нападение злодеев на очередной тренировке по спасению, потом его похищают во время летнего лагеря (пиздец какой-то, вот честно), потом безумный экзамен на получение последней временной лицензии…

Все вокруг так закрутилось, что когда он слышит знакомый до чертиков голос из телевизора в торговом центре, Кацуки застывает статуей, внимательно вглядываясь в черты поющего на экране парня. Запись песни только-только началась, и будущий герой подходит ближе, ловя каждое слово, каждую вкладываемую эмоцию, каждую изменившуюся черту, пока в голове набатом бьется одно-единственное слово.

Деку.

— Деку… — он произносит это тихо, ошарашенно. Бакуго вспоминает, что за глаза постоянно искал, что забыл, что делал когда-то, и ему, изменившемуся за два с лишним года, хочется свернуть себе-прошлому шею, потому что он точно знает причину, по которой чужие руки скрыты бинтами. Потому что он, блять, помнит шрамы, покрывающие запястья. Шрамы, что он сам оставил на нежной коже.

— О, ты тоже слышал про этого певца, Баку-бро? — Киришима с остальными одноклассниками-товарищами (друзьями, но он ни за что этого не признает) подходит сзади и тоже начинает смотреть интервью в прямом эфире. — Он начал выступать в начале этого учебного года, и все буквально помешаны на его творчестве. Оно такое… открытое и дерзкое для нашей страны.

Он почти не слушает дерьмоволосого, внимательно смотря прямо на изображение того, кого в детстве мог назвать другом, а потом сам же опустил вниз, в самую грязь. Теперь же так странно понимать, что Мидория взял за сценический псевдоним унизительное прозвище, преследующее его с детского сада и до конца средней школы. Кацуки почти не вслушивается, пока очередные слова не цепляют его, не заставляют стать внимательнее.

— Деку-сан, я понимаю, что вы часто уходите от вопросов на эту тему, но все же попытаюсь задать вам один такой. Когда в одном из первых интервью вы говорили о вашей последней песне, вы сказали, что она затрагивает вашу жизнь и близкого вам человека. Он… был жертвой издевательств? О его любви вы поете?..

Мидория, сидящий в кресле, явно чувствует себя неуютно, отчего в груди вспыхивает желание взорвать лицо телеведущему, но одно из тех качеств, что стали в Кацуки сильнее за это время — терпение, умение держать себя в руках. Поэтому он лишь сжимает правую ладонь в кулак. Впрочем, о чем-то подумав, Изуку поднимает взгляд прямо на камеру, на присутствующих в студии зрителей, теребя бинт правой руки.

— Нет. Это… На самом деле, эта песня буквально послание к тому человеку. И одновременно с этим она — обо мне. Тот человек — хулиган, если можно так сказать. Я не буду называть имен или говорить, что действительно происходило между нами, но я все никак не могу его разлюбить, несмотря на то, что ему мои чувства совершенно не нужны. И вряд ли смогу когда-нибудь вытравить эту ненормальную любовь из своего сердца, — Деку, музыкант… Нет, Мидория Изуку смотрит чуть печально, с грустной улыбкой на губах, будто бы и не надеется, что его слова дойдут до нужного получателя.

Однако это не так. Вот он! Бакуго Кацуки стоит и внимательно ловит каждое слово, чувствуя, как его сердце разрывается от ненависти к себе за то, что он совершал, и неизвестного чувства, щемящей нежности к Мидории одновременно. Это убивает его изнутри, когда ребята решают утянуть застывшего друга подальше от телевизора, от этого интервью, видя, как его лицо мрачнеет и наполняется замешательством.

***

Следующие дни сливаются для Кацуки в безумный водоворот учебы, тренировок на пределе сил, голоса Мидории, вспыхивающего фантомом в голове и кошмаров-воспоминаний. Он пытается утопиться в загруженности, чтобы ничего не видеть, не вспоминать, но это не помогает, потому что по ночам его вновь и вновь мучает этот взгляд, преследовавший ранее.

Бакуго видит окурки, которые бывшие одноклассники тушат о хрупкие, тонкие запястья, видит спички и зажигалки, видит собственные руки на покрытой шрамами коже. Видит фиолетовые синяки и белые-белые бинты, новые каждый день. Видит шрамы от царапин, как их называл Изуку. Однако он точно знает, что это не от царапин, а от порезов — слишком ровные, слишком одинаковые в нажиме. От этого становится по-настоящему страшно. Страшно, что Мидория правда мог желать себе смерти.

Он слушает каждую песню, что была написана и исполнена Деку, и с некоторым счастьем слышит в них желание жить. А еще он радуется, подсознательно понимая, что правду личной жизни старого знакомого раскрывает только одна из них. Кацуки читает и смотрит каждое интервью, ловит любое изменение, едва ли не задыхаясь от того, как сильно меняется его жизнь, его мироустройство из-за одной песни. Песни, адресованной ему (у Деку до сих пор слишком красноречивые глаза).

Бакуго умирает и рождается заново каждую блядскую секунду, будто он гребанный феникс, а не человек и будущий герой.

«Пиздец,» — думает Кацуки, пересматривая то роковое интервью, — «Пиздец, как же я его люблю».

***

Когда их направляют работать с героями после получения временной лицензии, Кацуки молит всех известных ему богов, чтобы все прошло спокойно. Чтобы ни одна поганая злодейская псина не вылезла из своей норы, чтобы никто не прервал показное спокойствие, потому что ему и так хватает осознания и попыток принять свои настоящие чувства, прошлые и нынешние.

Для него это тяжело и довольно проблематично, но он пытается, ясно?.. Бакуго, конечно, огрызается, когда ребята начинают шутить про его одержимость певцом, но без особого злого огонька. Он выедает самого себя и себя же варит в нежности к Мидории, которую не может выразить, потому что он убьет самого себя, если просто попытается. Потому что не достоин этого всего, потому что он не достоин Изуку.

И, конечно же, именно это время злодеи выбирают, чтобы устроить очередной пиздец.

0. Вместе

Когда огромное количество героев начинают стягивать в одно место, Бакуго чувствует, что запахло жаренным. Опять что-то произошло, из-за чего будет масштабное побоище. Или еще что. Это буквально пробуждает в нем вулкан злости. А потом он видит на экране стоящего на крыше здания придурка-Чисаки и Мидорию на коленях, чьи запястья связаны веревкой, отчего на бинтах проступает кровь.

Изуку слушает своего похитителя вполуха, больше рассматривая напуганную девочку, стоящую неподалеку. Маленькая, разбитая, затравленная. Очень похожая на него в средней школе. Не внешне, но внутренне. И это подкупает в какой-то мере, поэтому его внимание привлечено к неизвестному ребенку. Так и хочется ей помочь, хотя его собственное положение явно хуже. А потом слух выхватывает слова злодея.

— И я покажу вам пример! Вы будете ненавидеть своего кумира, когда он потеряет свою причуду!..

Эта речь пробивает Изуку на смех, и он совершенно не сдерживается. Парень запрокидывает голову и заливисто смеется, вызывая этим ступор у говорившего. Потому что он вроде как должен испытывать страх, а не смеяться над опасным преступником.

— Какой же ты идиот… — Мидория пытается отдышаться, а потом вновь начинает смеяться, содрогаясь от веселья. У него даже в уголках глаз выступают слезы веселья.

— Что?..

— Мое сценическое имя Деку. Ненужный. Никчемный. Бесполезный. Беспричудный. Я, черт подери, беспричудный. Как ты собрался воплощать свой план в жизнь, если я на одном из первых интервью поделился этим фактом, а? — в глазах у парня насмешка и веселье напополам. Он не боится злодея вот совсем ни на капли, потому что тот такой… идиот. Даже он, уже давно не анализируя героев, понимает, что в любом плане тщательный сбор информации — одна из важнейших частей.

Когда Мидория начинает смеяться, Кацуки усмехается и готовится, потому что такой отвлекающий момент, такая реакция от довольно известной личности, такая непродуманность со стороны злодея — отличный момент для спасения. И когда Деку заканчивает свою речь, герой появляется совсем рядом, взрывами дезориентируя противника.

— Хватайся за меня! — Бакуго помогает подняться старому знакомому и прижимает его к себе, когда тот на автомате в него вцепляется.

— Каччан?.. — удивление отражается на лице Изуку вместе с паникой, и парень, усмехаясь, с помощью взрывов спускается со своей ношей вниз, не слушая крики про-героев.

Он аккуратно берет чужие окровавленные запястья и так же аккуратно с помощью маленького взрыва уничтожает часть веревок, чтобы снять их с чужих запястий под шокированным, непонимающим взглядом. И только после этого он с печальной решимостью поднимает взгляд на Изуку.

— Слушай, я вел себя как тот еще ублюдок, и мне очень, очень жаль, безумно хочется прибить себя самого. И ты вполне можешь меня побить позже, если захочешь, но… — Бакуго обхватывает чужое лицо ладонями, смотря прямо, глаза в глаза, — Я такой идиот, влюбленный в тебя.

И после этих слов он под вспышки камер, свист, удивленные и возмущенные возгласы целует Мидорию. Мягко и нежно, но одновременно с этим жадно и чуть яростно, настойчиво, чувствуя, как через мгновение его обнимают за шею, прижимаясь ближе, также отдавая их первому поцелую все свои чувства. Однако им приходится остановиться.

— Живо шуруй к медикам, Деку, и не лезь туда, где тебя быть не должно. Мы закончим, и я найду тебя у них, а пока оттуда — ни ногой, — Кацуки даже легкий подзатыльник ему дает, хмурясь из-за крови на бинтах.

— Хорошо, Каччан! — Изуку радостно смеется и, чмокнув его в щеку, быстро уходит к каретам скорой помощи, в то время как сам Бакуго оборачивается к героям и разминает кулаки.

Он Чисаки в асфальт вкатает.

***

Когда Чисаки пойман и все формальности закончены, Бакуго, усталый и довольный, заглядывает в одну из скорых, внимательно рассматривая Деку, которого успели закутать в плед и даже напоить то ли чаем, то ли какао, отчего его щеки красные, полные жизни. Это столь мирная, столь приятная сердцу картина, что ему вновь хочется врезать себе из прошлого.

— Каччан! — когда Мидория его замечает и радостно взвивается, врач понимающе покидает их, оставляя одних. И Кацуки ему очень даже признателен.

— Изуку, — парень вздрагивает от звуков собственного имени и несколько неловко улыбается, — Ты все еще можешь меня ударить. И избить. Потому что меня надо было ненавидеть и презирать за то, что я делал, а не любить.

— Ты… — Деку смотрит на него с недоверием и сильным удивлением, — Ты слышал ее? Мою песню?.. Твоя мама просто говорила моей, что ты ничем не интересовался или отмахивался от любых новостей.

— На самом деле… — теперь Бакуго чувствует себя неловко, когда садится рядом с Изуку и теребит в руках маску, подбирая слова, — Я слишком сильно углубился в обучение на героя, поэтому все новости и слова проходили мимо меня. Если бы не одно из твоих интервью, на которое я случайно наткнулся, я бы не узнал. Я ведь… Я ведь даже просто забыл о том, что творил, стремясь к своей цели. Все такой же мудак, как и раньше, совершенно не изменился.

— Если бы ты был таким же, как и раньше, то не стал бы меня спасать и, тем более, целовать при стольких людях. Это теперь будут показывать на куче каналов и обсуждать в интернете, — Мидория стремительно краснеет и прячет лицо в ладонях, начиная привычно бормотать что-то о глупости, стыде и огромных провалах.

— Я любил тебя тогда. Поэтому издевался, не совсем понимая, что испытываю и чего хочу, — Изуку вскидывает голову, смотря на него с недоумением, — И сейчас люблю, уже все понимая. Поэтому хочу убить себя за все. У тебя же… У тебя все руки в шрамах из-за меня. Из-за того, что я тупой еблан.

— Ты не тупой еблан, — Мидория складывает руки на груди и смотрит на него с осуждением, но не за прошлые действия, а за то, как Кацуки себя сейчас называет, — Ты мой герой. И мой парень. Так что перестань унижать самого себя.

Услышав это, Бакуго тихо рассмеялся и за ворот рубашки притянул к себе Изуку, целуя его. Потому что сейчас он самый счастливый человек на Земле. А с любыми проблемами они справятся позже. Например, с его тупыми одноклассниками-товарищами (друзьями, но он никогда этого не признает (наверное)) или слишком надоедливыми представителями СМИ, которым нравится снимать целующихся молодую звезду поп-культуры и одного из самых подающих надежды героев ближайшего выпуска Юэй.