Сырный, куриный, с говядиной и грибами.
Выбор небольшой, так как в этом маленьком магазинчике редко пополняли разновидность ассортимента.
Но Хосок на большее и не претендовал: после выматывающего дня он мечтал лишь поскорее оказаться в своей маленькой теплой квартирке. Начальник как с цепи сорвался. Завалил старыми отчётами по продажам, заставляя ещё раз проверять, анализировать все бумаги и недавние, ещё не распечатанные файлы, за которыми Чону пришлось провести практически целый день: с девяти утра до шести вечера, с небольшим обеденным перерывом.
Во время перерыва Хосок выкуривал третью сигарету с ягодной капсулой, тихо матерился себе под нос и тёр лицо холодными руками, пытаясь привести себя в норму. Соответственно, приём пищи он сознательно пропустил.
На кассу полетел сырный рамён, бутылка обычной минералки и маленький йогурт с черникой.
— И «Собрание Еволв», пожалуйста, — бросил он кассиру, молча держа паспорт наготове.
И всё равно, что уже двадцать четыре, что на протяжении года каждую неделю покупает тут сигареты. Кассир всё равно спросит.
Сзади стоял какой-то парень, нетерпеливо постукивая пальцами по серому бортику кассы. Наверное, тоже вымотанный совсем, как, впрочем, и большинство работников в вечер четверга. Хосок считал этот день самым тяжелым и по праву его ненавидел.
— Иногда мне кажется, что у тебя в лёгких огромная черная дыра, — хмыкнул Джиён, пробивая продукты. У него пальцы худые, бледные и напрочь забиты бесполезными сине-зелеными татуировками, как у зека. В принципе, всё возможно.
— Какой ты остроумный, — скривился Хосок, складывая вещи в маленький бумажный пакет, где лежали солнцезащитные очки и кошелёк.
— Остроумнее тебя, уж точно. Хотя я бы сделал скидку из-за твоего миленького личика, — Джиён, черт возьми, не стеснялся даже стоящего позади покупателя. Мерзкий кассир.
— Я уж лучше сброшусь со своего десятого этажа, чем буду отвечать на твои стремные подкаты.
Желания препираться с Джиёном не было совсем. Он лишь расплатился и направился к выходу, краем уха улавливая опять участливый голос Джиёна, направленный к следующему покупателю.
Воздух был свежим, только после дождя, пахнущим прибитой к дороге пылью. Тусклый свет от фонарей пробивался сквозь почерневшие листья на деревьях, и это выглядело как-то… неприятно. Хосок плотнее запахнул пальто, направляясь к своей многоэтажке и отрешенно считая количество шагов. Девять, десять. Маленькая тёмная трещина на тротуаре. Одиннадцать, двенадцать. Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шест… что?
Хосок резко обернул голову назад, находя взглядом лишь далёкую вывеску того же круглосуточного магазинчика, несколько кустов и пустых скамеек. Значит, послышалось. Он продолжил идти, но чувство напряжения не покидало его — он был уверен, что где-то слышал чужие шаги. Где-то неподалёку.
И так, шестнадцать, семнадцать. Восемнадцать, девятнадцать…
Отчетливый звук чьих-то шаркающих ног позади.
Сильнее сжав пакет холодными пальцами, Чон попытался с непринужденным видом развернуться ещё раз. И в следующий момент из его горла вырвалось что-то, отдаленно похожее на вскрик заболевшей чайки.
За ним шел парень. Парень в насунутой черной кепке, которая не позволяла увидеть глаза, чёрной куртке и таких же брюках. Широкоплечий, высокий и отчего-то начавший двигаться быстрее. Сердце Хосока забилось, как бешеное; во рту резко пересохло, и это значило, что ему пришел конец.
Чон сорвался на бег. И то, что позади шаги стали тяжелее, быстрее и отчетливее, не теряясь даже в шуме проезжающей мимо машины, заставило двигаться в два раза быстрее. Господи, и за что ему это прямо сейчас?
Перед глазами размыто двигалась картинка, слезящиеся глаза только ухудшали ситуацию, и Хосок не пропустил свой подъезд лишь по счастливой случайности: прямо перед ним споткнулся о лежащий уже на протяжении двух лет камень. Боль прострелила чувствительные пальцы на ногах, но Хосок не обратил внимания. Трясущиеся руки уже искали идиотский ключ от домофона.
Он жил в одном из недавно построенных домов, красивом, со стеклянно-прозрачным подъездом и большими элегантными растениями в мраморных вазонах по две стороны от лифта. Сейчас же, залетев внутрь в полуобморочном от страха и одышки состоянии, он едва не разгромил один из этих вазонов напрочь, рискуя оплатить приличный штраф.
Тупой лифт никак не ехал. Несколько секунд табличка сверху красным показывала «8», пока Хосок бешено вдавливал кнопку вызова, а потом цифра изменилась на «9». Чёрт, чёрт, чёрт! Скорее всего, его тупые соседи опять решили поиграться во взрослых и бухать прямо там. Такое случалось не раз, и Хосоку приходилось спускаться вниз рано утром, сжимая пальцами нос и пытаясь не задохнуться от мерзкого запаха блевоты внутри.
Но какого хрена именно сейчас?
Хосок никогда не верил в удачу, ведь собственная жизнь была тому примером: никаких счастливых совпадений не существует, никто тебе просто так не поможет, никто не спасёт. Но всё же он упорно пытался себя успокоить, ведь тот парень, скорее всего, просто шёл домой. Не все в окружении Хосока хотят навредить ему, это невозможно.
От собственного же тяжелого дыхания не было слышно почти ничего. Он обернулся, чтобы посмотреть, точно ли сзади никого нет. И застыл от ужаса, не в силе даже открыть рот.
Он стоял прямо за стеклянной дверью. Стоял, вперившись немигающим черным взглядом прямо в лицо Хосока.
Хосок рванул к лестнице, чувствуя, как сильно дрожат его ноги. Господи, хоть бы не споткнуться о широкие светлые ступени. Чувство страха переворачивало внутри всё. Хоть бы не умереть сегодня, пожалуйста.
Чон не понимал, гонится ли за ним мужчина: звук собственного дыхания, быстрых скачков по лестнице и шуршащего пакета в будто задеревеневших руках заглушали буквально всё. Уже на седьмом этаже Хосок подумал, что скорее умрёт, чем доберётся до своего десятого. Вдыхать и выдыхать было так тяжело, что у него всё плыло перед глазами, колени дрожали, а дикая паника так и норовила парализовать тело. Что, если из-за секундной передышки он окажется прижатым и убитым прямо здесь?
Всего три этажа. После этого он закроется в квартире, поужинает, поговорит по фейстайму с Чимином и уснёт на своей теплой, мягкой кровати. Да, всё будет хорошо. Он сможет.
До десятого он всё же добрался. То ли открылось другое дыхание, то ли страх того, что может исчезнуть и первое, не дали остановиться. Хосок деревянными, заледеневшими пальцами пытался нажать нужный код на двери. Боже, быстрее.
Пять-восемь-четыре-два-…
Девять-ноль. Разблокировавшаяся дверь тихо пиликнула.
Черт, да. Получилось.
Чужая рука резко схватила за рукав, дёргая на себя. Глупые слёзы потекли сами по себе. Хосок зажмурился, готовясь принять удар. Да, не такой смерти он хотел, и не в двадцать четыре года. Он хотел найти лучшую работу, где начальник не будет относиться к нему, как к рабу. Хотел начать питаться правильно, бегать по утрам и накопить на чёртову поездку в Японию. Хотел найти взаимную любовь, которая заставила бы поверить в то, что и у него может быть всё хорошо.
Хотел просто жить.
— Черт подери, я едва не умер, пока догнал вас! Вы с ума сошли? — чужой глубокий голос заставил вздрогнуть и прекратить всхлипывать.
Что?..
— Я всего лишь хотел отдать вам рамён, который вы забыли на кассе. Я стоял сзади, разве не помните?
Сука.
Хосок медленно поднял голову, встречаясь взглядом с тем же преследовавшим его мужчиной. Блять. Тот смотрел широко раскрытыми глазами, ошарашено разглядывая дорожки слёз на чужих покрасневших на холоде щеках.
— Эм, вы… всё хорошо? Вот ваш рамён, кстати, — он протянул правую руку, а в громадной ладони действительно находился его рамён. Сырный, который Хосок собирался съесть, как только придёт домой. И который забыл прямо на кассе.
— Я… эм, с-спасибо вам, — он неловко кашлянул, забирая жёлтую пачку и принимаясь вытирать свободной рукой влажные щеки.
Окей, так он ещё не позорился никогда.
— Я хотел позвать вас, но не знал, как обратиться, — продолжил мужчина, непринуждённо засовывая руки в карманы куртки. В ярком освещении коридора он выглядел совсем не угрожающе: хоть и внушительный, и довольно большой по сравнению с Хосоком, но взгляд был скорее удивлённым, и в общем он казался миролюбивым. — А вы так быстро убежали. Я поднялся лифтом в надежде на то, что всё же успею отдать ваше. Вспомнил ответ кассиру про десятый этаж, и не прогадал.
Довольная улыбка коснулась его полных, темно-вишневых губ. Чон поджал губы, чувствуя, как румянец расползается по щекам, хотя они и так пылали от холодного уличного воздуха.
— Вы меня просто напугали. Знаете, обычно люди не следуют за мной по пятам лишь для того, чтобы отдать дешевую пачку рамёна. Но спасибо, эм…
— Тэхён. Ким Тэхён, — мужчина представился, вежливо склонив голову. Ей богу, одно очарование.
— Хорошо. Я пойду, спасибо ещё раз! — сгорая со стыда, Хосок проигнорировал открытый рот Тэхёна, который, скорее всего, хотел спросить его имя, и быстро вскочил в свою квартиру. Не хватало ещё, чтобы мужчина знал, как звать перепуганного придурка, едва не умершего, добираясь на десятый этаж пешком.
Собственный позор не выходил из головы целый вечер: и когда Хосок ел этот чёртов рамён, проклиная его всеми возможными способами, и когда мылся в душе, смывая с тела пот от быстрого бега, и когда, одетый в пижаму, уже лежал в кровати, зависая в соц.сетях. Хосок — чувствительный человек, не терпящий насилия и жестокости, поэтому испугаться рандомного человека, просто проходящего мимо, не было для него чем-то необычным.
Но так он не реагировал никогда, и факт того, что этот чертов Тэхён поставил его в настолько дурное положение… Ноги гудели даже в лежачем положении. Кажется, Хосоку давно пора было уже начать бегать.
***
Утром Хосок проснулся с чётким ощущением того, что он не хочет выходить на работу сегодня. Вот совсем. Ни сырая погода за окном, ни начальник-деспот, ни вчерашний позор не разжигали желания даже высовывать нос из-под одеяла.
Да вот только деньги нужны всегда, несмотря на свои собственные загоны.
Целый день Хосок опять потратил на поручения начальника, потому что тот внезапно решил самостоятельно (конечно же, с помощью рук Хосока) проверить все отчеты, чтобы разобраться с финансами. Но жаловаться не было смысла — это его работа, и, если уж не хватило мозгов для высшей должности, чем секретарь, значит и работать надо молча, без претензий.
На выходных они с Чимином и Чонгуком пошли в бар, дабы «отвлечься». Точнее, отвлечься нужно было лишь Хосоку, который закончил веселиться уже после второго стакана виски с колой, глубоко погружаясь в себя. Влюбленная же парочка сидела на том же фиолетовом диванчике, — точнее, на диванчике сидел лишь Чимин, а Чонгук едва как со своим весом уместился на нём, — и самозабвенно целовалась, заставляя Хосока чувствовать себя ещё хуже.
У него никогда не было отношений. Никакой взаимной любви, мягких вечерних поцелуев, частых переписок, пока не вместе, и глупых совместных фото. Зато был Юнги. На протяжении трёх лет у него был начитанный, молчаливый и обожающий творчество Мин Юнги.
Хосок любил его так, как, наверное, рассказывают лишь детям в сказках — глупо, верно и слишком наивно. Руки готов был целовать, лишь бы получить желанное внимание. Они вместе сидели в маленькой студии, и пока Юнги сосредоточенно работал над текстом своей песни, Хосок тихо ворочался на его мягком диванчике и мечтал о взаимности. Они вместе катались на великах летом, умирая от горячего влажного воздуха и поочередно касаясь губами одной бутылки с холодной водой.
Юнги учил его играть на своём компактном синтезаторе, мимолётно накрывая чужие тонкие пальцы своими и доводя до горящих красным ушей. Юнги смиренно терпел чужую любовь к тактильному контакту, лишь вздыхая на очередные попытки обняться или дотронуться до него чем угодно.
Да вот только неловкий сухой поцелуй, на который Хосок решался несколько недель, он терпеть не стал. Если постараться, то перед глазами четко возникала старая картинка: покрасневший от пассивной злости Юнги, кричащий «Нахуя ты это сделал?», сильно ноющая щека и туманность мыслей. После — гомофобные высказывания Мина, бесконечные слёзы, постепенно нарастающие издевки друзей, что внезапно оказывались бывшими, и ненависть самого дорогого ему человека.
Нервные срывы, апатия и страх выходить на улицу. Да уж, не такие сюрпризы он хотел получить от своей первой и единственной любви.
Сейчас всё это вспоминалось довольно туманно: чувства приглушились, оставаясь внутри лишь маленькой ноющей частицей, муторная работа и новые друзья сделали своё дело. Да, кстати, о новых друзьях…
— Вы хоть когда-нибудь прекратите сосаться? — Хосок недовольно обернулся к парням, чувствуя, как кружится голова. Он едва мог видеть их темные в полумраке бара лица. — Я хочу домой, я уже успел напиться и погрустить.
— Ты не должен был грустить, Хосок, — Чонгук послушно слез с чужих твёрдых бёдер, присаживаясь возле старшего и обнимая тяжелой рукой за плечо. Они никогда не бросали его одного, и даже свои прелюдии были готовы прервать по первому недовольному взгляду Хосока. Золотые. — Мы думали, ты пойдёшь танцевать или что-то типо этого.
— Как в американских фильмах, — с энтузиазмом добавил Чимин, потянувшись рукой к своему коктейлю. Он был уже изрядно пьян, но, как и всегда, продолжал дальше: почему-то чиминова переносимость алкоголя побеждала и Хосока, и Чонгука вместе взятых.
— В американских фильмах я бы сейчас нашёл широкоплечего бедбоя где-то здесь и готовился с ним переспать. Но Юнги, как видишь, не появился, — вздохнул Хосок, зарываясь дрожащими пальцами в волосы. Он не хотел ныть сегодня, нет; но каждый раз мрачные воспоминания будто преследовали, заставляя погружаться дальше и дальше.
— Та-ак, а вот это нам уже не нужно, — Чонгук недовольно нахмурился, притягивая Чона ближе. — Чимин-хён, вызови такси. Мы едем домой, хорошо?
Из-за Хосока веселье опять сорвалось; Чонгук и Чимин, вместо своей вечной романтики, лежали на широкой кровати, крепко обнимая самого старшего, который почти ничего не соображал из-за количества выпитого. Мысли спутались, но один человек никак не хотел оттуда уходить, оседая приглушенной болью где-то внутри.
Утром Чимин и Чонгук ушли, ведь личные дела никто не отменял; перед этим Хосоку оставили бутылку воды, таблетку и заботливые поцелуи в лоб. Да, он не спорил, ему достались лучшие в мире друзья.
Но выйти на улицу все равно пришлось: у него опять закончилась еда. Хосок чувствовал себя максимально ужасно, когда, даже не переодевшись из пижамных спортивок, с заспанным отекшим лицом и немытыми волосами вылез на улицу, содрогаясь от холодного, почти морозного осеннего ветра.
На душе было как-то... Особенно мерзко. Возможно, из-за жуткого похмелья, а возможно потому, что Хосок опять заебывал себя и своих друзей из-за человека, который после всего случившегося, на самом деле, не заслуживал даже минуты потраченного разговора. Когда это уже закончится?
В продуктовом, к счастью, была смена другого кассира, поэтому Чон без лишней нервотрепки расплатился за кимбап в пластиковой коробке и кусочек чеддера. Он решил не курить дома: ненавидел резкий запах в обычно чистой квартире, поэтому остановился на пару минут возле подъезда, поджигая сигарету и сразу же нажимая на капсулу внутри. Приятный вкус черники разошелся по горлу, и Хосок блаженно закрыл глаза, приваливаясь к светлой стене многоэтажки. Глупое самовнушение, сигареты не помогли ему ни разу. Но привычка стала слишком вредной, чтобы от неё избавляться. Хотя бы успокаивало.
Но спокойствие это длилось не так долго.
— Не думал, что ты и вправду куришь, — Хосок дёрнулся, резко открывая глаза.
Парень, который отдал ему рамён пару недель назад. Чёрт, тот парень, который, скорее всего, прекрасно помнил его позор. Он стоял буквально в двух метрах от него, довольно улыбаясь и прожигая внимательным взглядом. Чёрт его дери, как он вообще объявился здесь спустя несколько недель?
Хосок удивленно моргнул, забывая о сигарете, что медленно тлела между пальцами.
Холодный ветер трепал смольные, кудрявые волосы парня, сам он в дневном освещении выглядел намного лучше — смуглая кожа, крупные черты лица, лёгкая, едва заметная щетина над губой. Чёрное шерстяное пальто, горло бежевой водолазки и такой же светлый шопер на плече. А этот парень-рамён стильный, как оказывается. Хосок постарался не думать о своих поношенных тряпках, в которых не постеснялся выйти на улицу. Терять ему всё равно было нечего, репутация перед этим пацаном была испорчена навсегда ещё намного раньше.
— Почему на «ты»? Потерял свою вежливость, когда шёл сюда? — пытаясь скрыть явное смущение огрызнулся он, всё же вспоминая о сигарете и поднося её ко рту. Очередная затяжка горчила не то из-за присутствия этого парня, имени которого уже не мог вспомнить, не то из-за собственного и так плохого настроения.
Парень состроил удивлённое лицо, округляя и без того большие глаза. Но Чон не отреагировал, лишь бросив скептический взгляд, поэтому тот смирился и ответил серьёзно:
— Я узнал, что ты старше всего на год, поэтому решил опустить формальности.
Хосок закашлялся, переводя взгляд на младшего. Окей, а вот это уже начинает напрягать…
— Ты узнал? У кого, позволь поинтересоваться? И какого вообще черта? — Хосок недовольно нахмурился, всё же отметив то, что голос у незнакомца такой глубокий и низкий… Не Юнги, конечно. Но звучало неплохо.
— Ну, я как-то пошёл купить пиво, а тут твой кассир, — мужчина беззаботно пожал плечами, не отрывая изучающего взгляда от его лица. О да, полюбуйся, Хосок сейчас во всей красе. — И я подумал, что спрошу хотя бы твоё имя, ведь ты так и не сказал мне в тот день. А он рассказал… ну, много чего рассказал.
Хосок с низким измученным стоном закатил глаза, разламывая уже потушенную сигарету в пальцах надвое.
Тупой Джиён никогда не давал ему покоя. Ни в школе, когда забирал школьные обеды и прозывал девчонкой, ни в университете, когда заставил написать половину курсовой, используя мерзкий шантаж, ни сейчас, когда, учась на магистратуре и работая жалким кассиром, всё равно умудрялся портить ему жизнь, растрёпывая всякий бред любому попавшемуся незнакомцу. Прекрасно.
— Слушай, я… — он выбросил в мусорку сигарету, сделал маленький шаг в сторону подъезда, намекая на то, что хочет закончить разговор. — Я даже имени твоего не помню, извини. Я не знаю, зачем ты трогал Джиёна, но в любом случае половина информации из его мерзкого рта — неправда. Забей на это, серьёзно.
—Эй, почему ты уходишь? Мы ведь не договорили, даже не познакомились! — отчаянно прокричал парень в сгорбленную спину Хосока. — Я Тэхён, окей? Ким Тэхён!
Хосок неопределенно кивнул, открывая дверь подъезда. В этот раз, к счастью, Тэхён не стоял сзади и не собирался за ним бежать.
Чон выкурил ещё две сигареты дома, стоя на балконе и по-свински сбрасывая пепел на полуголые деревья внизу и пустой серый тротуар. Похуй на запах, на всё. В горле жгло как-то странно, губы предательски дрожали, обхватывая фильтр. Но плакать он не собирался, нет. Жизнь неумолимо летела в какую-то пропасть, и Хосок уже не мог самостоятельно остановить этот процесс, сколько бы не пытался.
И этот парень… выбесил его. Странный, навязчивый, вообще без рамок.
Было бы хорошо, если бы он больше не появлялся.
***
Но Тэхён появился на следующий день, поджидая его возле курилки, появился через два дня, выбирая газировку в продуктовом, появился через четыре дня, высматривая его в окнах маленькой кафешки, и каждый раз он тщательно пытался заговорить.
Хосок же просто закатывал глаза, игнорируя чужие глупые попытки. Непонятно, откуда он взялся, кто такой вообще и зачем к нему прилип — собеседник ему в любом случае не нужен, Чон не настолько любил новые знакомства.
— Эй, Хосоки-хён! — на шестой день Хосок всё же не выдержал и остановился, когда Тэхён, одетый в белый свитер от Филы и свободные черные штаны, подловил его недалеко от шумного перекрёстка.
— Ну чего тебе? — Хосок раздраженно посмотрел на парня, который опять выглядел так невозмутимо, будто они знакомы лет пять. Смущение заменилось злостью, потому что Хосок не привык к чужой навязчивости. Да, обычно он навязывался сам.
— Я всего лишь хочу познакомиться, почему ты такой колючий?
— Послушай, Ким Тэхён, — Хосок, зарываясь тонкими пальцами в копну выцветших волос — когда-то они были ярко-рыжими, — вздохнул и перевел на того взгляд. — Я тебя даже не знаю, чего ты хочешь? У меня нет желания знакомиться, я ужасный, неприятный и неразговорчивый человек. Пока.
— Но ты мне понравился.
Хосок вздрогнул, брови жалобно сложились домиком.
— Я не гей.
Глупое, очевидное вранье. От своих же слов что-то внутри болезненно перевернулось.
Он говорил это всегда: познакомившись с Чимином и Чонгуком, которые тогда ещё встречались тайком; игнорируя подкаты незнакомых мужчин, пока пил четвертый по счету коктейль в чертовом гей-клубе; толковал сам себе, пытаясь вызвать у себя восхищение пухлыми женскими бёдрами на картинках из интернета. «Не трогай меня, педик» из уст хёна почему-то вызывало отвращение к самому себе, а не к нему.
Да вот Тэхёну, кажется, было глубоко плевать. Иначе почему, возвращаясь очередным холодным вечером домой, Хосок с накипающим раздражением выловил возле качелей его тёмную фигуру?
— И почему ты опять здесь? — измученно выдохнул Чон, замечая, как тот вздрогнул от неожиданности.
В противовес хмурому лицу старшего на лице Тэхёна расплылась широкая, довольная улыбка, которую легко было заметить даже в блеклом свете фонарей.
— Я не теряю надежды, как видишь.
— Я ведь говорил, что не хочу, почему ты продолжаешь… — внезапный громкий собачий лай заставил Хосока замолчать и опустить взгляд на собственные ноги, скрытые широкими светлыми брюками.
Шпиц. Совсем ещё маленький, ярко-черный на фоне светлой брусчатки и восхищенно виляющий хвостом. Глаза Хосока так же восхищенно засияли в ответ. Чёрт, он обожал пёсиков больше, чем что-либо в этом мире. Собачки всегда приносили ему хорошее настроение. Не обращая внимания на закурившего рядом Тэхёна, Хосок присел возле щенка, трепетно прикасаясь к мягкой пушистой шёрстке холодными пальцами.
— Боже, это кто у нас такой маленький? — улыбнулся он в ответ на радостный лай шпица.
— Это Ёнтан, и я позволю тебе гулять с ним хоть каждый день, если ты со мной познакомишься.
Хосок измученно вздохнул, понимая, что отцепить эту пиявку от себя всё равно не получится. Тот упорно сталкерил его, все время поджидая у дома, и даже сегодняшний отказ вряд ли переубедил бы его таскаться по району Хосока. Не хотелось сейчас опять начинать бессмысленный разговор о том, что ему не нужны знакомства. Всё равно ведь достанет.
— Окей, твоя взяла, — он поднялся, протягивая руку вперёд для пожатия. Тэхён сразу же обхватил своей (какого хрена она такая большая?) тёплой и крепко сжал, продолжая улыбаться. Хосок смущенно опустил взгляд, пытаясь игнорировать блеск в чужих восхищённых глазах.
— Дашь мне свой номер, пожалуйста? А ещё скажи, свободен ли ты в пятницу, — Тэхён, выбрасывая недокуренную сигарету в мусорку позади, достал из кармана клетчатого пальто свой телефон.
Айфон. Одиннадцатый, новенький, в стандартном черном чехле. Окей, забудем о хосоковом седьмом с разбитым дисплеем и разноцветными наклейками, которые уже давно поблекли от старости.
— Свободен, но после шести, — парень кивнул, записывая свой номер на чужом гаджете. Ёнтан всё так же радостно тявкал, опираясь мокрыми лапками на штаны Чона. — Только давай без цветов, милых кафешек и парка аттракционов. Я не маленькая девочка.
Тэхён тихо засмеялся. Конечно, радостный, ведь наконец-то добился своего.
— Вас понял, мистер серьёзный мужчина, — он хмыкнул, но осторожно поинтересовался: — Встретимся тогда?
— Ладно, договорились. Только возьми с собой Ёнтана! — Хосок в последний раз наклонился, растрепывая черную шерсть щенка, и, когда тот облизал его ладонь, не сдержал улыбки.
Он вернулся домой с неясным ощущением перемен.Приготовленные наспех овощи отдавали слишком кислым соусом, поэтому отправились в мусорку, оставляя парня заснуть голодным.
***
Хосок не мог сказать, что действительно ждал встречи с Тэхёном с замиранием сердца.
Конечно, некое волнение присутствовало. Он совсем нечасто сталкивался с повышенным вниманием к своей персоне, тем более от такого кадра. Сильный, смуглый, красивый, стильный. Высокий и широкоплечий.
Несмотря на низкого Юнги, который любовью к физическим нагрузкам не отличался, свой определённый тип у Хосока всё же был, и честно говоря… Тэхён недалеко ушёл, вот совсем недалеко. И желание общаться у такого человека с ним, Хосоком, как-то вообще не вписывалось в его слишком стабильную и привычно серую жизнь.
Несмотря на это, когда пятница все же наступила, он даже не вспомнил о договоренности. После работы (наконец-то его не завалили по самое не хочу, и сил оставалось достаточно) Чон принял душ, полчаса стоя под кипятком и натираясь клубничным гелем, красиво нарезал свежие фрукты и сел пересматривать все части «Пиратов Карибского моря». Вот таким должен быть идеальный вечер. Даже настроение было каким-то поднесённым, что несказанно радовало.
Он удобно развалился на нагретой кровати в одной майке и растянутых пижамных штанах, запихивая в себя очередной кусочек твёрдого зелёного яблока, когда разряженный телефон, валяющийся где-то под смятыми подушками, резко завибрировал.
«Ким Тэхён».
Сердце Хосока сделало лёгкий кульбит, пока он взял телефон в руки, остановив фильм. Чёрт, как он мог забыть про этого сталкера?
— Да?
— Эй, ты ведь помнишь про нашу договорённость? — голос Тэхёна в трубке казался ещё ниже, чем был на самом деле. — Жду через полчаса возле курилки. И надень, пожалуйста, что-то удобное!
Никаких приветствий, вопросов, не передумал ли он вообще. Хосок пораженно фыркнул, подумав о том, не забить ли ему на договоренность, но собственные худые ноги привели к пустой курилке уже через пятнадцать минут.
Погода, к удивлению, была спокойной: никакого ветра, мягкий, тёплый воздух и медленно садящееся солнце. Удивительно, а он даже не заметил, возвращаясь с работы. Хосок, неловко озираясь на изредка гуляющих мамочек с колясками, только сейчас заметил маленькое пятно на своих мягких черных штанах. Вероятно, запачкал чем-то на кухне ещё раньше, не заметив.
Впопыхах пытаясь незаметно стереть его наслюнявленным пальцем, он внезапно услышал громкие шаги рядом с собой. Внутри сжалось, а растерянный взгляд остановился на зелёных кедах, что почти с прыжком оказались возле его собственных ног в обычных светлых кроссовках.
Хосок поднял глаза, встретившись взглядом с Тэхёном. Тот, чёрт возьми, весь светился, даже тёмно-смуглая кожа будто переливалась золотом в мягких вечерних лучах. Широкая улыбка, натянувшая губы, даже не думала спадать, когда Чон вздохнул. Он оставил свои попытки оттереть пятно, и, кивнув младшему, просто двинулся вперёд. Он не знал, куда Тэхён надумал идти, но в любом случае сначала надо было выйти из территории двора.
— Хён, зря ты их взял, — заметил Тэхён, вышагивая рядом и буравя взглядом растерянное лицо Хосока. Под таким наблюдением действительно становилось неловко.
— Взял что?
— Светлые кроссы. Там, куда мы идём, может быть грязно.
— Грязно? — Хосок поморщился, засовывая руки в тёплые карманы штанов. — Я ненавижу грязь. Куда ты удумал меня завести?
— Извини, — Тэхён засмеялся, но раскаяния в его тёмных, почти чёрных глазах Чон совсем не видел. — Но я уверен, что тебе понравится.
— Пожалеешь, если это окажется не так.
— Замётано!
***
Тэхён внимательный, а ещё из кожи вон лезет, чтобы не оставить и минуты без разговора. Они добирались до места назначения в душном автобусе, где люди, уставшие и потные, толкались и ворчали, но даже там Ким не давал ему покоя. Налегал всем большим телом, прижимаясь ближе, смеялся громко, рассказывая что-то о своей жизни, не стеснялся других, заглядывая в глаза так восхищённо, что Хосоку оставалось лишь стыдливо прятать глаза под тускло-рыжей челкой.
Зато он, наконец-то, узнал много чего: например, Тэхёну двадцать три, он на последнем курсе экономического факультета, подрабатывает фотографом, за что получает неплохие деньги, а ещё живёт не так уж далеко от дома Хосока — всего пятнадцать минут пешком.
Именно после этого факта, по сути, Чон заметно расслабился. Ведь всё же спокойнее общаться с человеком, зная, что он не сталкерил тебя, добираясь с другого конца города каждый день, а просто живёт неподалеку.
Когда они наконец-то добрались до места назначения, из Хосока за пару секунд будто выбили весь дух, оставляя лишь едкую дымку разочарования. Пока он неуверенно жевал нижнюю губу, сомневаясь, стоит ли вообще выходить наружу, автобус остановился прямо у входа в парк, который уже светился желтоватыми фонарями. Тэхён, нетерпеливо подпрыгивая на месте, бесцеремонно схватил его за шелестящий рукав куртки, не дав время на раздумья, и потянул к выходу, минуя ворчливую толпу в салоне.
— Только не говори мне… — когда они вышли, Хосок громко и показательно вздохнул, поднимая голову вверх, где в последних оранжевых лучах солнца виднелся кусочек верхушки горы. Окей, он ведь сам подписался на это? Людей опять же было много, потому что пятница: все хотят отдохнуть и погулять.
— Именно! Я не хотел делать нашу встречу скучной и банальной, поэтому мы полезем в горы. Точнее, просто доберемся до какого-то высокого местечка.
— Но совсем скоро ведь станет холодно!
Тэхёнова улыбка сверкнула в темноте деревьев:
— Я тебя согрею, не волнуйся.
Хосок возмущённо открыл рот, приподнимая незаметные под выкрашенной челкой брови, но тот уже отдалился на несколько шагов, резво направляясь вглубь парка. Чужое чёрное пальто быстро потерялось среди шумной гуляющей толпы. Такой невозмутимый. Не может не смущать. Собственные щёки горели под лёгким прохладным ветром, пока он среди гуляющих туристов пытался догнать парня.
Конечно, мысль о том, чтобы оставить Кима здесь и поехать домой, казалась довольно соблазнительной, потому что Хосок не любил высоту, а ещё не так уж и пылал желанием подниматься туда вечером с незнакомым парнем, который до этого пытался его преследовать. Где там упоминания о том, что он расслабился? Во мраке шумного парка всё резко приобрело иные оттенки. Всегда надо быть настороже. Но если уже пообещал прогуляться, значит, прогуляется. Самому ведь не мешало бы наконец-то вылезть из своего наглухо забитого панциря.
— Тэхён, подожди меня! — вскрикнул он, замечая копну смольных кудрявых волос того уже возле ларька с мороженым.
Уже на третьем километре, правда, Чон пожалел о своём великодушном решении. Тропинка, по которой они поднимались, всё сужалась, воздух становился более холодным, количество людей вокруг стремительно редело, а дыхание подводило всё сильнее, заставляя тяжело хрипеть и пытаться не умереть прямо здесь.
Почему-то о своем двухлетнем опыте курения Хосок вспомнил только тогда, когда начал задыхаться, глотая ртом промерзший воздух, а ноги переставали держать его. Вокруг — только парк, больше похожий на лес, тёмное звёздное небо, гуляющий ветер и широкая спина Тэхёна, который шел дальше и трепался о своих школьных годах, низким басом разрезая вечернюю тишину. Романтично, на самом деле, если бы Хосок прямо в эту секунду не грозился выплюнуть свои страдающие лёгкие прямо под тэхёновы зелёные кеды.
— Подожди… — задыхаясь, промолвил он, хватаясь одеревеневшими руками за свои растянутые штаны. Тэхён сразу же замолчал и обернулся, удивлённо округляя глаза.
— Что такое? Тебе плохо?
— Давай вернёмся… Я больше не могу. Я слишком стар для этого.
— Э-эй, не выдумывай. Наше свидание должно закончиться на хорошей ноте, ты ведь даже не видел город с такой высоты, — Ким подошёл ближе, его кеды, какие-то грязные в свете фонаря, опять мелькнули перед глазами. — Давай, через несколько минут будет привал. Купим ттокпокки и газировку, какую-то из твоих любимых, хорошо? Ты ведь любишь газировки?
Хосок молча кивнул, тяжело жмурясь, и с помощью чужих сильных рук, что начали подталкивать его сзади, вымученно двинулся дальше. Где-то на краю сознания проскочила мысль о том, что Тэхён слишком… Какой-то весь слишком. Слишком заботливый, слишком понимающий, а ещё слишком красивый. Где вы такого преследователя-то видели? Да и преследователь ли он вообще?
Они дошли до ларька с небольшими пластиковыми столиками минут через пять.
Хосок тяжелым мешком упал на шаткий стул, всё так же рвано дыша, пока новый знакомый заказывал горячие ттокпокки у пожилой женщины за прилавком. Облегчение из-за такого привала накатило волной, и он прикрыл глаза, зарываясь пальцами в уже и так растрепанные волосы. Они на территории со столиками возле ларька были одни, и это даже радовало — никаких лишних ушей и глаз.
— Я вот никак не пойму, — уплетая уже пятую рисовую лепёшку и ощущая, как горят губы от острого кочучжана, заговорил Хосок. — Ты ведь тоже куришь, да?
Тэхён спокойно кивнул, не сводя взгляда со старшего. Чёрт, да когда он перестанет наконец? Хосок поджал пылающие острым губы, не собираясь поддаваться, и продолжил мысль:
— Но тебе было так легко подниматься наверх. Почему у тебя такие здоровые лёгкие?
— А ты завидуешь, что ли? — лицо того расплылось в довольной улыбке. — Откуда столько недовольства в голосе?
— Конечно завидую! — возмутился Чон, облизывая губы от соуса. Запив ужин прохладным спрайтом, он продолжил уже более честно, потупив взгляд. — Знаешь, мне стыдно на самом деле, что я такой дохляк. Я даже бегать уже не могу, настолько довёл себя. Хотя хотел бы.
Делиться таким раньше было попросту не с кем. Чимин и Чонгук — те люди, которые большинство своего внимания посвящают друг другу, и Хосок ни разу не обижался. Они трое собирались у кого-нибудь дома, вместе обсуждали фильмы или работу, мечтали про поездки к морю и ещё много чего другого, но напрягать их своими загонами ещё больше (чего только стоит нытье про Юнги) не хотелось. Друзья — это важно, но ничто не сравнится с вниманием от любимого человека. И если его у Чона нет… По крайней мере, Тэхён выглядит довольно дружелюбным, а ещё готов выслушать, так почему бы нет?
Тот в ответ поджал полные губы, испачканные в том же красноватом соусе, и жалостливо поднял взгляд. Глаза его в приглушенном свете фонаря лампочки казались ещё чернее и глубже, но выражали, напротив, что-то совсем иное, встревоженное.
— Мне жаль, что так случилось. Не стоит спрашивать почему, верно?
— Верно. Так что насчёт легких? — не унимался он, прихватывая зубами ещё одну тёплую лепёшку. Было вкусно и довольно спокойно: он неплохо чувствовал себя сегодня, и компания парня, как оказалось, не приносила никаких неудобств. Не считая, конечно, его пронзительных взглядов и того факта, что они ещё должны добраться до какой-нибудь вершины, а у Хосока сил не оставалось уже ни на что.
— На самом деле я не курю так часто, — вдруг серьёзно ответил Тэхён, отложив деревянные палочки в сторону. — Только когда хочу снять стресс или ненужное напряжение. Вот и весь секрет. А вообще, если тебе интересно, — его взгляд вдруг стал более масляным и довольным. — Я часто хожу в зал, так что у тебя есть возможность полюбоваться моими прекрасными мышцами, пока меня не ухватил кто-нибудь другой.
Хосок фыркнул, закатывая глаза, потому что глупее подката в жизни не слышал. Но где-то внутри неприятно сжалось: это его первые знаки внимания вообще, не считая глупенькой одноклассницы в очках в средней школе. Он сглотнул, опуская взгляд вниз.
— Если тебе интересно, я уже сказал, что не гей.
— Да, конечно! Я запомнил.
***
По пути вперёд они ещё долго препирались, но не всерьёз; Тэхён мог шутить, кажется, вечно и на любые темы, немного разворошив старшего, и когда они наконец-то добрались до смотровой площадки, ровной и расчищенной от деревьев, Хосок, не сдержавшись, ахнул. Ноги давно уже гудели от перенапряжения, но все чувства притупились, когда он подошел к краю.
Перед ним открывался совсем новый вид на город: тёмное вечернее небо, ещё не потерявшее своей синевы, где-то вдалеке виднелись размытые верхушки гор, а внизу, прямо перед ними — яркие, многочисленные оранжевые огоньки, фонари, фары машин в постоянном тихом отсюда движении. Возможно, довольно банально, но для парня всё было впервые. Он ненавидел высоту, а поэтому отпирался каждый раз до этого, когда ему предлагали развлечения, хоть каким-то образом связанные с этим измерением. Только вот в этот раз голова не кружилась от страха, а чужое присутствие рядом лишь придавало какой-то странной неправильной романтики.
— Вау… — Хосок тихо выдохнул, цепляясь пальцами за холодные перила. — Никогда не думал, что наш город может выглядеть как ночной Сеул на фотографиях.
— Да ладно, не в деревне ведь живём, — чужой голос вибрирующим тембром отдался на мягкой коже шеи, и Чон крупно вздрогнул, широко раскрыв глаза от удивления и пытаясь отстраниться.
— Я всего лишь хочу сделать с тобой селфи, — невинная улыбка, разворот к плёночной камере, резкая вспышка, ослепившая на пару секунд. Хосок даже не успел осознать, что случилось, растерянно моргая, как с довольной улыбкой Тэхён уже запихивал свой фотоаппарат обратно в небольшую сумку на плече.
— Ну и зачем ты это сделал? — старший недовольно покосился на парня, уже позабыв про вид за спиной.
Ведь, скорее всего, он получился уродцем на фотографии — так почти всегда. Он ненавидел, когда кто-то фотографировал его без разрешения. Чаще всего после этого раздавались смешки и приколы про его длинное лицо.
— Так ты останешься моим приятным воспоминанием, если не захочешь общаться дальше, — просто пожал плечами Ким, и в его голосе не было никакой злости или жалости.
Хосок замолчал, чувствуя, что сейчас вполне может позорно расплакаться. Он отвернулся к перилам, пытаясь побороть резкое желание покурить, пока Тэхён, не понимая проблемы, лишь удивленно пялился на его узкую сгорбленную спину.
Внимание к себе он всегда воспринимал настороженно, ведь это было не таким уж частым явлением. Приятное воспоминание… осознать всю серьёзность и глубину этих слов было нелегко. Он ещё раз вздохнул, решив просто наслаждаться моментом. Тэхён неуверенно подошел ближе, но не переходил черту, молча стоя рядом и выжидая момент, когда старший захочет возвращаться.
Дорога назад была намного легче и приятнее. Тропинка шла вниз, не приходилось напрягать ноги и дыхалку, и Хосок едва удержался от того, чтобы не вытянуть на свет мятую пачку сигарет, хотя пальцы, спрятанные в карманах штанов, жуть как чесались.
Ближе к концу пути и выходу из парка они опять разговорились: Тэхён рассказывал про трёхцветных котят, что родила кошка у его бабушки в маленьком пригороде, Хосок добавлял что-то иногда, чувствуя себя вполне неплохо. Младший оказался интересным собеседником, легко подхватывающим любые темы.
Ким застопорился лишь на пустой ночной остановке, когда они вылезли из автобуса, и именно здесь их пути расходились. Он неловко прикоснулся к собственной смуглой шее, бросая взгляд исподлобья, и качнулся на пятках, будто бы сомневаясь в чем-то.
— Ты… Хосок… Хосоки-хён, — поправил себя он, поднимая жалостливый взгляд. — Так ты согласен общаться со мной?
Тэхён всё ещё казался странным. Странным с того самого момента, когда побежал за ним лишь для того, чтобы отдать дешёвый рамён, когда приходил каждый день под его дом, когда потащил на улицу, потакая и упрашивая лишь для того, чтобы Хосок увидел ночной город, и когда не настаивал на своем, согласившись оставить старшего, если тот не захочет, и… Приятное воспоминание.
Хосок улыбнулся, и где-то внутри впервые за долгое время разлилось тепло; то тепло, что невозможно сравнить с любовью друзей, с его болезненной влюбленностью в Юнги; не сравнить было просто ни с чем.
***
Хосок в мыслях начал сравнивать Тэхёна с морем. Спокойным, волнистым, нагретым под тёплым сентябрьским солнцем, пахнущим свободой и легкостью.
Тэхён был поражающе идеальным для него. Он умел слушать, умел шутить, умел молчать, умел поддерживать и умел любить. С самого начала было очевидно, что совсем не подружиться он хочет: Хосок видел его взгляд, полный чего-то настораживающе сильного, видел чужую настойчивость, которая, впрочем, удивительно сохраняла нужные границы, видел желание, которое плескалось на самом дне чёрных зрачков, когда Тэхён смотрел слишком долго. И Хосок, часто раздумывая об их «дружбе», не мог ответить самому себе, почему так спокойно допускает это. Ему мало внимания? Возможно. Ему нравится Тэхён? Опять же... Возможно. Всё было слишком запутанным.
Он не отвечал взаимностью долго: около трех месяцев, пока Тэхён не влился в его жизнь окончательно, становясь необходимостью, а не лишним дополнением. Тот, чёрт возьми, даже умудрился подружиться с Чимином и Чонгуком, которые к новым знакомствам, тем более таким несуразным, обычно относились не слишком положительно.
Они пили вместе слабоалкогольное пиво в уютной квартире-студии Тэхёна, гуляли без зонта под промозглым дождём, даже посетили художественную выставку, где Ким никак не затыкался и восхищенно сверкал после на протяжении нескольких часов. Хосок замечал, что после каждой их встречи возвращался домой с глупейшей улыбкой на лице и приятным чувством удовлетворения. Они могли часами переписываться, планируя следующую встречу, обсуждая всё что угодно, присылая голосовые с глупым тихим смехом или какими-то бессмысленными фразочками, и на утро он появлялся на работе с красными слипшимися глазами, замечая непонимающие взгляды коллег, но... Это определенно того стоило.
В очередной такой день Хосок вышел из офиса пораньше, вздрагивая от контраста температур: царил ноябрь, первый снег и минусовая температура прошли уже пару дней назад, принеся с собой промозглый ветер, тёмные вечера и желание купить-таки себе шапку. Он поморщился от холода, засовывая руки в карманы пока ещё не нагретого пальто, и тут же сдавленно охнул, когда откуда-то справа на него навалилась тяжелая туша, прижимая испуганное тело к себе.
По мускусному запаху парфюма несложно было догадаться о его владельце. Отстранившись, Хосок расплылся в улыбке, когда перевозбужденный от радости Тэхён встал перед ним во всей красе, растрёпывая собственные кудрявые волосы и сверкая чёрными глазами.
— Я хотел принести тебе кофе прямо под офис, знаешь, как в дорамах, — начал он без приветствия, когда парни по привычке направились к дому Хосока, переступая едва замерзшие лужи и повышая голос из-за шума проезжающих мимо по трассе машин. — Но потом подумал, что вечером это вредно.
— Вот и правильно, потому что мы не в дораме, — парень поправил перекосившийся на шее клетчатый шарф, утыкаясь носом в мягкую ткань. — Но я рад тебя видеть.
— Я тем более. Как прошёл день? Ты уже позвонил тем акционерам?
— Пока нет. Мистер Мин говорит, чтобы я связался с ними на следующей неделе, ближе до дня сделки. И так будет даже лучше.
— Почему так?
— Мерзкие люди, честно говоря, — поморщился Хосок. — Ненавижу их. Все такие жадные и слепые.
— Ты ведь тоже в этой каше варишься. И я скоро буду, — Тэхён едва слышно вздохнул, пнув камень в мокрую лужицу рядом. Капельки грязной воды попали Хосоку на новые ботинки, и он скривился, но промолчал, впервые подмечая такую резкую смену настроения.
— Да, но почему столько негатива в голосе? — Чон поднял голову, чтобы посмотреть на друга. Выражение лица того пряталось в темноте улицы, заметными были разве что белые эирподсы, торчащие в ушах.
— Я... Как-то расскажу тебе, — ответил тот ровным голосом, больше не поворачивая голову.
Именно с того момента Хосок начал подмечать в Тэхёне то, что игнорировал раньше, будучи эгоистично поглощенным его бесконечным вниманием. Он жадно наслаждался тем, чем его окружали: заботой, восхищением, комплиментами, не отдавая взамен ничего из того, в чем, возможно, нуждался сам Тэхён. Сейчас же, когда состояние старшего впервые за несколько лет впечатляло стабильностью, чужая уязвимость в чем-то заставила обратить внимание.
Несмотря на уверенность в происходящем и в себе, Тэхён часто бросал на него встревоженные взгляды, почти незаметные, настолько смазанные и короткие, что в любом другом случае Хосок бы не обратил внимания. Иногда, сидя слишком близко и случайно касаясь друг друга, Тэхён поджимал губы, а весь его вид — на считанные секунды — становился таким виноватым и открытым, что это пугало. Да вот только заметить что-то в глазах младшего, который, видимо, был неплохим актёром, было настолько редкой возможностью, что Хосок просто пустил всё на самотёк.
Не впервые в жизни отпустил, боясь что-то менять, потому что едва нашёл тот хрупкий баланс, где ему не хотелось курить каждые два часа, обжигая горло, и вспоминать Юнги, вызванивая друзей. Возможно, он опять поступал эгоистично, возможно, всё ещё не смог принять Тэхёна в свою жизнь окончательно, как твердил себе раньше. Не хотел втягиваться, не хотел лишних проблем, не хотел копаться в том, что от него пытались скрыть. Он всегда был таким: слишком пугливым, недостаточно любимым, чтобы отдавать свою любовь взамен.
Да вот Тэхёна хотелось любить. Хотелось наконец-таки признать свои чувства, обнять и прижаться к нему открыто, получить всё то, от чего отказывался столько времени. Всё чаще Хосок ловил себя на мыслях о том, что младший его привлекает не так, как поначалу.
Он мог засмотреться на сильные руки Тэхёна, когда тот всего лишь заливал кипяток в кружки. Мог засматриваться на их селфи, подолгу разглядывая крупные черты смуглого лица, вспоминать широкую улыбку, непроизвольно отображая её, а потом смущенно отмахиваться от Чимина, который заметил глупо лыбящегося друга посреди баночек с газировками в продуктовом. Мог думать часами о предстоящей прогулке и о том, насколько гармонично смотрелись бы их руки вместе: большая тэхёнова и тонкая его.
Ему нравится Тэхён. Дошло так поздно, но резко — ударило в голову внезапным осознанием, заставив мучаться в сомнениях всю ночь, а потом гнаться на автобусе к Чимину. Опять прерывать их с Чонгуком обнимашки в кровати, делиться мыслями и позорно плакать между двух полуголых тел, потому что только понял, только додумался, что тоже влюблён, что тоже хочет. Что нет никакого Юнги в голове вот уже три месяца, нет оглушающей пустоты в мыслях, нет никакого «хорошего друга — Тэхёна». Есть Тэхён, который целует жарко и прижимает к себе, который называет любимым и толкается внутрь нетерпеливо, влажно, заполняя собой.
Мысли Хосока спутались, перемешались в одну кашу вместе с фантазиями, давили на мозг, взрывая сознание. Он не помнил, как оказался на светлой, чистой кухне Чимина, как ребята успокаивали его, кормя шоколадными хлопьями и фруктами, как плакал глупо, пытаясь прикрыть покрасневшие глаза и не понимая, что с ним вообще происходит.
— Не могу поверить, что ты плачешь просто потому, что влюбился, — шептал ему Чонгук, прижавшись лбом к узкой спине друга, пока Чимин стоял возле плиты, тихо шурша пакетиками чая. — Ты слишком невинный для этого мира.
— Я уже успел представить, как он трахает меня, — шмыгнул носом Хосок, принимаясь вытирать красные щеки от слез. — Никакой я не невинный.
— Ты… что? — Чон глухо засмеялся, после встречаясь взглядом со своим парнем.
— Хосок, — начал внезапно Чимин, присаживаясь напротив. Взгляд его был сосредоточенным, маленькие пальцы сжали ободряюще ткань вязанного свитера друга. — Ты ведь знаешь, что Тэ хороший человек. Ты сам об этом говорил.
— Да, говорил, но…
— А ещё ты ему нравишься. Сильно нравишься, если этот придурок всё ещё не может убрать розовые сердечки из своих глаз, хоть вы и знакомы так долго.
— А ещё он подходит под все твои кинковые замашки насчет разницы в размерах, и он очень похож на того, у кого большой член, — добавил Чонгук, едва не упав от того, как Хосок резко подался телом назад, желая его спихнуть.
— Хён, ты ведь можешь просто попробовать, — Чимин мягко улыбнулся, накрыв его ладошки своими. — Не стоит вечно бегать от самого себя, сам знаешь. Не так ли?
Хосок согласен. Хосок согласен со всем, что говорили друзья, согласен с тем, что надо бы взять себя в руки и хоть что-то сделать для того, чтобы улучшить свою жизнь.
Поэтому, тщательно продумав каждое своё действие, несмотря на мокрый снег и мороз на улице, перед приходом Тэхёна в пятницу он выбежал в продуктовый, покупая то, что не покупал уже три месяца. Волосы прилипли ко лбу от холодного снега, Джиён опять пытался его дразнить, а руки дрожали все пятнадцать минут, пока он стоял, опершись о тумбочку в тёмном коридоре, и ждал Кима. Что его ждёт? Очевидно, что набросившийся на него младший, наконец-то довольный тем, что хён ответил на его чувства. Только вот почему так страшно, если развитие событий уже известно заранее?
Когда мёртвую тишину разорвала трель звонка, а в дверь дополнительно постучали кулаком, Хосок вздрогнул, обхватив себя худыми руками.
«Ты сможешь, ты сможешь, ты сможешь…»
— Хён, привет! Чёртова погода испортила мой лук, а я сегодня надел тот пуховик, который ты советовал, — с ходу начал младший, нагибаясь для того, чтобы снять чёрные ботинки. Взмокшая шевелюра, уже не такая кудрявая, забавно растрепалась. Хосок позволил себе мягкую улыбку, наблюдая за парнем. — А ты чего молчишь?
Тэхён разогнулся, удивлённо поворачивая голову в поиске включателя. Его глаза так возбуждённо блестели во мраке коридора; из-за прохлады в квартире снежинки на красном пуховике всё ещё не растаяли, оставаясь крошечными белыми точками на водонепроницаемой ткани.
— Тэ, я… Я хочу сказать кое-что, — из-за волнения горло пересохло, и слова вырвались каким-то полухрипом. Хосок неловко засмеялся, потянувшись рукой к шее. Ладошки предательски потели, заставляя нервничать ещё сильнее.
Замерев, Тэхён лишь кивнул головой, останавливая взгляд на старшем. Тот давно так не мялся, не запинался, громко сглатывая, и поэтому становилась очевидной серьёзность происходящего. Хосок вдохнул воздух поглубже, закрывая глаза. Он смелый, верно? Он уже признавался однажды, он взрослый парень, ему не стоит придавать этому столько значения.
Рука потянулась первой, неловко протянув вперёд маленькую жёлтую упаковку. Рамён. Тот самый, сырный, благодаря которому они познакомились, из-за которого Хосок не находил себе места ещё неделю, вспоминая свой позор; который, фактически, стал причиной всему этому. Не дождавшись реакции, он сглотнул ещё раз, а после решительно сделал шаг вперёд. Немного потянулся вверх, а собственные сухие губы мягко прижались к чужим влажным.
Мгновение, сердце упало вниз. Кажется, в этот момент пропало буквально всё: небольшая квартира, мокрая улица, сам Хосок. Пропало ощущение реальности, потому что всё, что он чувствовал — необъяснимый страх от того, что наконец-то совершил. Тэхён выдохнул носом, задевая тёплым дыханием чужую щеку, и отстранился, чтобы секундой позже прижаться снова, приоткрывая губы. Лёгкий чмок, его колючая двухдневная щетина и опять разорванный поцелуй.
Дрожа почти всем телом, Хосок медленно открыл глаза, увидев, что Тэхён отстранился, резко поджимая губы. Непонимающе вскинув брови, старший сжал упаковку сильнее, чувствуя, что что-то не так. Атмосфера изменилась: напряжение витало в воздухе, губы жгло горячим, лицо, кажется, уже тоже.
— Тэхён, я… Я сделал что-то не то? — он едва слышал свой голос, пока задавал вопрос.
Тэхён смотрел на него виновато, пытаясь спрятать глаза под тёмной чёлкой.
Да что не так, чёрт возьми?
Тэхён отстранился от него — красной строкой в голове, а в горле начал медленно образовываться ком.
Тэхён не захотел целовать его.
Тэхён отверг его.
Чувствуя, что картинка перед глазами начинает плыть, Хосок закрыл лицо руками, давясь обидой. Чего ему теперь ждать? «Мерзкий педик»? Вот чем всё оборачивается. Каждый гребанный раз.
— Эй, хён… Хосоки-хён, успокойся, — тихий голос прозвучал прямо возле уха, но Чон отмахнулся, прижимая ладонь сильнее. — Я не отверг тебя, окей? Чёрт, ты так долго мне нравишься, что я скорее убился бы, чем не захотел тебя.
— Тогда почему всё так? — едва слышно пробурчал старший, выдавая себя неровным дрожащим голосом.
Он не решился открыть глаза даже тогда, когда Тэхён отвёл его в гостиную, включив свет и принеся шотландский плед из спальни. Не решился, когда вокруг него обернулись большие тёплые руки, а чужие, всё ещё влажные волосы начали щекотать шею и подбородок.
— Хорошо, не открывай глаза, если не хочешь, но тогда послушай, — низкий голос Тэхёна вибрацией отдался в теле, потому что тот почти прижался губами к чужому острому плечу.
Ким подождал ещё несколько секунд, и, вдохнув побольше воздуха, будто решался на что-то, всё же начал:
— Знаешь, я скрывал это от тебя, — Хосок сразу же напрягся в его руках, но Ким мягко чмокнул тонкую ткань на его плече, успокаивая. — Скрывал, потому что очень хотел понравиться. Ты говорил мне недавно, что я буквально идеальный.
Он хмыкнул, и Хосок убрал наконец руку от лица, всё же не решаясь посмотреть на младшего. Стыд, страх, обида — все это сковывало движения, делало беспомощным.
— На самом деле я ненавижу то, чем занимаюсь, — его голос стал ниже, а руки сильнее сжали чужое тело. Он напрягся. — Я настолько ненавижу специальность, на которой учусь, что мне хочется выть от отчаяния каждый раз, когда просыпаюсь и еду на пары. Ты не представляешь, сколько я плакал, когда родители не слышали моих просьб. Меня запихнули в экономический, хотя я ненавижу всё, что с этим связано. Я ненавижу свою группу, ненавижу предметы, которые приходится учить, ненавижу потраченное время и ненавижу себя. За то, что не смог отказать и не отпирался достаточно сильно.
Его голос начал дрожать от эмоций, которые, скорее всего, всё ещё тревожили, ведь Тэхён, вспомнил Хосок, ещё не выпустился. Ему осталось полгода до окончания университета.
— Я ненавидел каждое утро, каждую ночь, которые сопровождались тем, чего я не хотел больше всего. Вроде столько лет прошло, а я остался всё таким же вспыльчивым идиотом, — он слабо улыбнулся, а Хосок всё же решился повернуть голову, столкнувшись маленьким носом с волосами младшего. — Мне звонили из деканата столько раз, сколько не звонили собственные родители. Даже вот недавно: угрожали исключением. Я едва не разбил свой телефон после разговора с какой-то их секретаршей. Знаешь, палка с двумя концами: язык чесался дико, чтобы сказать «исключайте», но отец зарезал бы меня собственными руками. Я совсем не такой свободный, как тебе казалось, и меня каждый день буквально прижимают с двух сторон.
Он вздохнул опять, и Хосок не решился прервать его. Его поддержка сейчас точно казалась бы лишней: Тэхён рассказывал не ради этого, не ради сочувственных слов и похлопывания по спине.
— И тогда… тогда, когда ты покупал этот чёртов рамён в магазине, — тёплая рука начала поглаживать чужое предплечье, пытаясь успокоить не то себя, не то старшего. — Это был самый худший день из всех возможных. Я тогда был отчаян настолько, что хотел просто сдохнуть в какой-то подворотне, чтобы не возвращаться к тому, что ждало меня дома. И ты… так хорошо мне подвернулся.
Хосок нервно сглотнул, поднимая голову и отстраняясь от головы Тэхёна. Что он имел в виду…?
— Я очень не хотел, чтобы ты когда-нибудь узнал это, — младший вжался лицом в его руку, прячась от хосокового взгляда. — Но я не ждал, что ты ответишь на мои чувства, поэтому не смог себя сдержать.
Напряжение стало ощутимее. Сейчас Чон действительно боялся каждого следующего слова. Всё же… Всё же те взгляды что-то значили, он тогда понял правильно.
— Я просто… Боже, Хосок, я не хотел тебе ничего отдавать. Я гнался за тобой, не понимая, чего хочу, но меня так бесило то, что ты сбегаешь… Я думал о том, что сделаю с тобой что-то плохое, если смогу догнать. Что отомщу хотя бы тебе, потому что моя жизнь шла под откос, и я не хотел, чтобы кому-то возле меня было хорошо. Я так хотел избавиться от своей боли, что от ярости представлял, как душу тебя, как насилую, как ты плачешь. Но когда я увидел твои слёзы в реальности, — он сглотнул слишком громко, каждое слово давалось всё тяжелее. — Я опять хотел сдохнуть из-за своих же мыслей. Ты был таким невинным и запуганным, что я боялся даже слишком сильно сжать твою руку. Вся злость будто испарилась в воздухе, понимаешь? Мгновенно. Ты буквально выбил из меня весь воздух. Я после этого так долго корил себя, ты даже не представляешь. Ходил под твоим подъездом, пытался выловить, чтобы извиниться, да вот ты всё отвергал. И ты мне так понравился… Так чертовски понравился, что я не мог остановиться. Засунул свое чувство вины куда подальше, потому что каждый раз, когда видел тебя, мне хотелось плакать от счастья. А сейчас не смог сдержать эмоции, потому что этот рамён… чёрт, меня до сих пор так триггерит от него, ты не представляешь. Он напоминает мне об этом.
Тишина после этих слов оглушала. Тэхён замолчал, продолжая поглаживать руку, едва ощутимо, будто боялся. Боялся реакции, потому что не хотел этого больше всего в жизни, не хотел, чтобы это когда-нибудь всплыло. Потому что так… Так его шансы с двух-трёх процентов опускались до нуля. Знал, но всё равно решил рискнуть и открыться.
Хосок больше не плакал, просто уставившись в одну точку.
Всё происходило, будто в тумане: слова прокручивались по несколько раз, будто испорченная заевшая плёнка, а осознание всей ситуации приходило слишком медленно, слишком вяло. Тэхён хотел его изнасиловать в первый день встречи. Тэхён, его Тэхён думал о том, как задушит его, как будет бить, пока Хосок убегал, не чувствуя ног. Если бы не слёзы, глупое перекошенное выражение лица, красные щёки и взгляд побитой собаки, вовремя увиденные Тэхёном, Хосок мог бы не дышать уже три месяца.
Просто сдохнуть, как мечтал совсем недавно, даже не моргнув. Голова начала кружиться, и Хосок вцепился пальцами в бедро младшего, сдавливая как можно сильнее. Казалось, будто все ощущения пропали: он не чувствовал даже, что сжимает, не чувствовал своих пальцев, своего рта, своих ног.
— Хосоки-хён… — чужой шепот ворвался в сознание, заставив крупно вздрогнуть. — Хосок, ты ведь понимаешь, что я не… Я не хочу этого и никогда до этого так не делал, я сейчас готов скорее оторвать себе руку, чем хоть как-то тебя обидеть. Я тогда был не в себе, но больше никогда такого не случалось, слышишь? Я из-за тебя даже не так парюсь сейчас по поводу универа.
— Тэ, я... Надо подумать, — голос будто не свой. Охрипший, тихий, но Тэхён мгновенно отстранился, глядя на него широко раскрытыми глазами. Там целый коктейль из чувств: страх, сожаление, вина. И жалость, бесконечная жалость, от которой даже выдержать чужой взгляд было тяжело. Хосок попытался выдавить слабую улыбку, но она дрогнула и исчезла почти сразу же. Сейчас намного легче было разреветься, чем пытаться изобразить иллюзию спокойствия.
— Я не буду тебя избегать и игнорировать, и ты тоже этого не делай, хорошо? Но я должен всё обдумать теперь.
Тэхён лишь молча кивнул, поднимаясь с дивана, а его губы были сжаты в белую полоску с такой силой, что, наверное, это причиняло боль.
***
Кому: Тэхён
22:30
«Ты можешь приехать завтра утром? Я скину тебе адрес»
От кого: Тэхён
22:31
«Конечно, хён»
Выдохнув, Хосок отложил телефон в сторону, зарываясь пальцами в мокрые после душа волосы. За окном в свете фонарей белела покрытая снегом трава, но внутри было тепло, поэтому он мог позволить себе такую вольность, как надетая тонкая футболка и штаны поверх голого тела. Он не виделся с Тэхёном почти две недели. Две недели ходил на работу, как обычно, ловил осторожные взгляды друзей, не чувствовал вкуса еды и потратил последние наличные деньги на сигареты, хотя до следующей зарплаты оставалось ещё несколько дней.
На душе было как-то… особенно скверно. Ужасное чувство, будто вернулся назад во времени, когда дома его ждало лишь вязкое отчаяние и холодная постель. Чувство, будто ты один, некому позвонить, некому пожаловаться на несущественные проблемы, не с кем поесть или посмотреть смешные ролики в Ютубе.
Зато в таком стрессовом состоянии он сумел окончательно разобраться в себе. Чтобы отвлечься, часами сидел перед пустым листом бумаги и думал о приоритетах в жизни. Слушал бесплатные лекции каких-то психологов, пробовал разные методики, и, кажется, стало легче. Легче понимать себя, свои желания и то, как он устроен. Легче думать о целях жизни и о том, с кем её стоит связывать, а с кем нет.
Осталось только увидеться с ним, чтобы закрыть гештальт. Казалось бы, обычная встреча, но они не виделись две недели. Слишком мало, чтобы забыть полностью, но достаточно, чтобы яркие раньше воспоминания помутнели, потеряв свой былой окрас и эмоциональную компоненту.
Утром снег успел растаять, превращаясь в мокрую грязную кашу под ногами, напоминая ранний март. Холодное серое небо нависло над городом, зябкий ветер трепал чёлку, не скрытую под тёплым капюшоном чёрного худи. Хосок не мог сказать, что сильно волновался — бывало и хуже. Но сердце всё равно заходилось в бешеном ритме, пальцы невольно растягивали рукава, а взгляд блуждал по голым деревьям, хаотично разбросанным по всей территории. Он сознательно выбрал как место встречи именно утренний парк: здесь, возле небольшого озера, совсем не было людей, ведь, кроме пожухлой грязной травы, тут не было даже дорожки для бега или велосипедов.
Тэхёна ждать долго не пришлось: буквально через минут пять позади послышался визг шины, а следом — глухой звук, будто на землю упало что-то тяжелое.
Вздрогнув, Хосок обернулся, заметив перед собой лишь чужой красный велосипед, валяющийся в траве, и матерившегося возле него Кима.
— Эй, ты в порядке? — встревоженный взгляд, неловкое касание к плечу. Тэхён теплый, как всегда; твёрдое плечо напряглось под пальцами Хосока, и он резко отпрянул, когда встретился с младшим взглядом. Тёмный, испуганный. Тэхён поднялся, кусая нижнюю губу, будто пытался справиться с волнением. Он опять надел свой красный пуховик (ведь Хосок его посоветовал), белые свободные штаны пестрели клеточками, и это выглядело так нелепо, так привычно; опять такой взбудораженный, как всегда, опять чертовски красивый, несмотря на мешки под глазами и небритое с утра лицо.
— Всё хорошо, не волнуйся, — он опустил взгляд к своему велосипеду, грязное колесо которого подозрительно вывернулось в другую сторону. С каких пор у Тэхёна вообще есть велосипед?
— В общем, я думаю, ты понял, почему я хочу встретиться, — начал старший, опять вцепившись замерзшими пальцами в рукава и без того растянутого худи. Когда он там говорил, что не волнуется?
Тэхён кивнул, не желая перебивать. Вдох, выдох… Очередная попытка что-то изменить в своей жизни. Возможно, получится хотя бы сейчас?
— Я долго думал о твоих словах. Знаешь, сначала думал столько, что не мог спать ночью, — он проигнорировал мгновенно превратившийся в жалостливый взгляд Кима, отводя взгляд к тёмной водной глади. Легкие волны успокаивали, сознание понемногу прояснялось. Скоро это закончится. — Мне было неприятно, было плохо и мерзко, потому что я не ожидал, что ты, тот Тэхён, с которым я дружил, на такое способен.
Сбоку послышался глубокий вздох.
— И поначалу я даже думал, что лучше забыть тебя. Но знаешь… Все мы люди. Я когда-то ударил Чонгука по лицу за то, что он капризничал, а я в то время был на грани срыва из-за собеседования на работу, — Хосок невесело хмыкнул, вспоминая, как Чимин после этого едва не выпустил ему кишки. — и то, что ты едва не сорвался на незнакомом человеке… Да, это всё ещё ужасно, но... Наверное, не настолько, чтобы прекращать общение. Ты хороший человек, Тэ, и я не хочу тебя терять. Тем более, ты мне…
Он не смог договорить: грудную клетку сдавило что-то тяжелое, точнее, кто-то. Чужое дыхание опаляло висок, руки обернулись вокруг тела, прижимая со всей силы. Тепло, которого так не хватало эти дни, наконец-то распространилось по телу; Хосок улыбался, как дурак, пытаясь спихнуть тяжелого младшего с себя, едва не спотыкнулся о чёртов велосипед, который, кажется, надо будет сразу после этого отвезти в ремонт.
Хосок успокоился в чужих руках, поднимая голову вверх, и столкнулся с носом Тэхёна своим. Смущение ударило в голову, и он попытался отстраниться, но буквально через секунду его губы поймали чужие, целуя, наконец-то, так, как надо. Тэхён чмокнул влажно, после прихватывая нижнюю губу своей; притянул за талию ещё ближе, хотя, казалось, куда уже дальше; сжимал в своих объятиях так, будто не виделись больше года. Они целовались, наконец-то наслаждаясь близостью, до тех пор, пока где-то неподалёку не закричала речная чайка, заставив отстраниться.
— Откуда здесь вообще чертовы чайки? — прошептал довольно Тэхён, прижимаясь лбом к хосоковому. Глаза его восхищенно сияли, широкая улыбка растягивала губы, и Хосок готов был поспорить, что сам выглядит сейчас так же.
— Это речная, она выглядит иначе. Дурачок, — любовно ответил старший, наконец-то обхватывая широкую тёплую шею Тэхёна ладонями.
— Хорошо, — согласился тот. — Так что, хён, больше никакого сырного рамёна?
— Чего? — рассмеялся Хосок, радостно прищуривая глаза.
— Больше никаких недопониманий и тайн, — объяснил серьёзно, мягко поглаживая пальцами чужую талию через слой ткани.
— Да, — поддержал Хосок, чувствуя себя… Боже, наверное, самым счастливым человеком в мире? — Больше никакого сырного рамёна.