— Длинная юбка — это так эротично, — сообщил, взглянув на меня мельком из коридора.

      Он будет несносным отцом, и нет, я не из-за юбки.

      Мы вместе уже полтора года. До этого работали в одном офисе и иногда вдвоем ходили на обеденный перерыв в кафе этажом ниже. Ему — орехово-ирисный латте, мне — чай с лимоном. Как меня угораздило? Понятия не имею. Его инфантильность раздражала даже его родную мать, он категорически не мог о себе позаботиться. Много читал, смотрел и показывал мне артхаусное кино, весь состоял из планов:

      — Мы поедем в Питер? — крикнул из ванной. — Я так соскучился по Невскому.

      Он часто брался воспитывать во мне вкус: совал Гофмана вместо Тэффи, на кухне подсолнечное масло заменил на оливковое, запретил заплетать волосы на ночь, отобрал все джинсы, теперь был «хороший тон» и «мещанские замашки». Любил драматизировать и злился, если я вовремя не переставала над ним смеяться. Мне он нравился, как вечный мальчик-подросток, за которым можно ухаживать, ощущая тайное превосходство, а вот что ему во мне приглянулось — загадка.

      — Моя мама звала нас на дачу, — отозвалась из кухни.

      — Она замечательная женщина. Но, дарлинг, что мы там будем делать?

      Я тоже заигралась. Куда мне с ним? Сижу на воображаемом троне и понимаю, что дальше — разбитое корыто. Нам будет по двадцать девять: ему — в сентябре, а мне — уже в июле. Конечно, приятно лежать с распущенной косой вечером в пятницу, слушать египетские стихи Кузмина и делать вид, что за пределами нашей квартиры ничего нет, но пора бы и о будущем подумать. О пенсии, например.

      — Послушай.

      — Я — само внимание, — все еще из ванной.

      — Если нас станет трое…

      Пауза.

      Однажды кто-то из коллег заметил, что мы похожи на пару. Он изумился и посмотрел на меня как будто в первый раз, предложил проводить до дома, на прощание сказал: «Тебе категорически идет читать Мариенгофа», — пафосный болван, который картошку чистить до сих пор не научился.

      Он вышел ко мне не сразу, смял в руках полотенце. За ухом осталось немного пены для бритья.

      — Мы тогда купим лодку. И собаку, — испуганно улыбнулся. — Хочешь, не поедем в Питер? Твоя мама замечательная… Я могу ей грядки вскопать.

      — Не можешь.

      — Постараюсь, — присел на табурет у окна. — Кто это будет?

      Ему не нужно знать, что на всякий случай у меня уже с месяц заготовлен чемодан на балконе. Сейчас мне радостно и стыдно. Может, он постарается? Осталось рассказать нашим родителям, наверное, нужен и штамп в паспорте.

      — Хорошо бы девочка, — добавил мечтательно:

      — Гликерия.

      Незаметно стащил с тарелки кусок яблока для пирога.