- Я боюсь тебя потерять.
Он сидел на полу напротив, освещенный лучами уходящего солнца, спиной прислонившись к старой обшарпанной тумбе. За много лет своего существования тумба сильно выцвела. И лишь верхний выдвижной ящик, виднеющейся над Сашкиной головой, сохранил следы бывшей когда-то яркой зеленой покраски.
- А у меня шея постоянно болит, - пожаловалась Слава.
- Покажи, где? – Сашка наклонился вперед и поцеловал подставленную для осмотра шею.
- Сейчас пройдет, - пообещал он.
Злой осенний ветер регулярно находил незаконопаченные щели и, пролезая в них, наполнял балкон свежестью и бодрящей прохладцей. За дверью, в тепле и пьяном угаре дома гудел народ. Карина праздновала очередное событие в своей жизни: не то день рождения, не то повышение?
- Пойдем на балкон, - позвал Сашка. – Там никого нет - холодно.
Здесь они и правда остались в одиночестве. За дверью слышались шаги, голоса, смех, из соседних комнат доносилась музыка, звенели бокалы, бутылки, но на балкон никто не выходил. Не то, чтобы кто-то боялся холода и ветра – о них, как и о том, чтобы уединиться в подобном месте, просто никто не думал.
- Я боюсь тебя потерять, - повторил Александр, смотря на что-то поверх Славиной головы.
Глоток, еще глоток. Он облизнул губы, а затем привычным жестом приложил к ним пальцы, словно проверяя, не осталось ли на них капель виски.
- Это у меня после того падения. Помнишь?
- Помню, - он чуть склонил голову набок, тем самым показывая, что действительно помнит.
- К врачу, что ли, сходить?..
- А хочешь?.. – насмешливо прищуриваясь, он прикурил сигарету. – Оно теперь всегда болеть будет?
- Зачем?
- На вечную память. Обо мне…
Спускаясь в метро, она подумала, что с таким чувством, наверное, умирают. Окружившая её темнота после солнечного света показалась могильным саваном. Стук колес проходящих один за другим поездов усиливал неприятное ощущение. Слава попыталась не думать об этом. Она опаздывала на работу, поэтому не придавала особого значения быстрой смене обстановки и странному чувству, посещающему её каждый раз при входе в подземку.
Вагон качнулся и тронулся с места. Через несколько секунд скрылась из виду станция с копошившимися на ней людьми, живой изгородью торчавшими у края платформы в ожидании следующего состава, и без них битком набитого. Слава какое-то время смотрела на мелькающую за окном серую стену с проводами, а потом, поддавшись хроническому недосыпу, закрыла глаза и углубилась в свои мысли. Хотелось почитать книгу, но в такой толпе достать её из сумки казалось делом нереальным. Утреннее столичное метро было подобием ада. Здесь не то что книгу почитать - даже за ухом не почесать… Слава вздохнула, переступила с ноги на ногу и в этот момент ощутила, что кто-то осторожно, но довольно ощутимо провёл рукой по ее заднице.
«Сука», - мысленно сплюнула Слава, разворачиваясь боком к похотливому пассажиру. Места для подобного маневра хватало, а ведь бывают и такие моменты, когда и двигаться совсем некуда. Тогда приходится невероятными усилиями поворачиваться лицом к человеку и разговаривать матом, а если и так не понимает, то постараться треснуть куда рука или же нога обидчику достанут. Но до сих пор до рукоприкладства у нее не доходило. Стройной красавицей в том смысле, в котором это пропагандировали журналы мод и реклама, Слава никогда не была, а внешнее сходство с мальчишкой позволяло ей избежать ненужного внимания со стороны мужчин. За столько лет она ловко приноровилась ездить в таких условиях изо дня в день, неустанно преодолевая огромные расстояния ради того, чтобы прийти в неприметное двухэтажное здание, подняться на второй этаж, сесть за свой стол, разложить бумаги и углубиться в их сонно-мучительное изучение.
Слава продвинулась еще чуть дальше от неприятного пассажира, в который раз ощущая комок в горле. Безысходность накатывала так же внезапно, как и исчезала жизнерадостность. Не стоило сейчас об этом думать. Иначе, ещё не доехав до работы, она скиснет словно молоко, вовремя не поставленное в холодильник. А испорченному с самого утра настроению дальше поможет только чудо.
«Или зарплата», - попробовала пошутить себе самой Слава.
Состав затормозил на очередной станции, и поток новоприбывших пассажиров пропихнул девушку вглубь вагона.
«Интересно, - размышляла Слава, - если у дьявола в аду не станет хватать места для всех желающих поскрежетать зубами, что тогда будет? Может, предприимчивый падший ангел возьмет у Бога в аренду часть рая? Или люди перестанут нести наказания за земные грехи? Будем все считаться праведниками. Наступит рай самый настоящий. Или же умирать не будем».
- Молодой человек, вы выходите? - продышал над самым ухом неведомый пассажир.
- Да, - машинально ответила Слава и по какой-то неведомой заразной цепочке обратилась к впереди стоящей даме в синей шапке. - Вы выходите?
На рабочем месте творился хаос, вмещавший в себя всё, что он только может вмещать, когда у человека не ладятся дела с огромным наплывом документации. Слава быстро перемещалась от стола в своем кабинете до архива, находившегося в конце длинного коридора, и обратно. На окружавших стол стульях, кожаном кресле, тумбочке, системном блоке - всюду лежали бумаги, различные по форме и содержанию, грозившие Славе маленьким нервным срывом: главный бухгалтер обнаружил в ее отчетах неточность, но в каком именно месте – того не знал, ни сам начальник, ни измученная уже проделанной работой Слава.
- Владимировна! К телефону! - заорала пухлая Надежда, соседка по кабинету, неплохая тётка, но чересчур любопытная и болтливая одновременно.
В сердцах бросив ведомости с карточками на крохотный архивный подоконник, с которого они чудом не упали, Слава вернулась в свой кабинет.
- Ведь чует же, кто звонит! - улыбнулась ей Надежда, кивнув в сторону телефонной трубки.
При этом затейливый пергидролевый пучок волос на ее макушке согласно качнулся, словно в знак подтверждения слов своей владелицы.
– Ишь, сразу прибежала. Даже не вспомнила, что помимо неё ещё две Владимировны есть.
Слава ответила ей короткой улыбкой. Спорить бесполезно, ругаться глупо. Бухгалтерия такое место, где лукавство и взаимные подколки почти что рабочая обязанность.
В трубке зазвучал привычный низкий голос:
- Здорово. Я быстро. Начальник уезжает без нас - я дома часов в восемь. Придешь?
Надежда слишком пристально всматривалась в бумаги на своем столе, кусала выкрашенные алым губы и бесцельно водила пальцем по кнопкам калькулятора.
«Уши греет», - мелькнула у Славы мысль.
- Приду.
- Тебя встретить?
«Любопытной Варваре на базаре нос оторвали», – процитировала про себя Слава, все еще наблюдая за Надеждой.
- Чего молчишь? - не понял Сашка. - Тебя встретить или как?
- Не надо.
- Точно?
- Да.
- Люблю.
- Пока, - уже положив трубку, попрощалась Слава, поспешив покинуть кабинет.
- Сашок же, да? – вдогонку поинтересовалась Надежда.
Отвечать ей стоило только в одном случае – когда начальство отсутствует на месте, а настроения работать нет. В такие моменты Надежда была просто незаменима. Убить время за разговором с ней можно было настолько же действенно, насколько легко было отобрать любую вещь у ребенка.
Женский коллектив бухгалтерии заслуживал отдельного рассказа. Каждое утро все десять дам собирались за одним столом, дабы попить чай и обсудить новости, которые произошли у каждой из них за предыдущий день. Сперва Слава пыталась следовать этому негласному, сложившемуся еще до ее прихода на эту работу обычаю и заранее придумывала то, что можно было бы рассказать, как они сами себя величали, «тетушкам». Но шли месяцы, закончился первый год работы, и Слава стала понимать, что суть этих чаепитий проистекает не из желания узнать что-то новое и поделиться интересным, а из унылости жизни тех, кто эти чаепития устраивает. Ни одной из ее коллег на самом деле нечего было рассказать о себе. Изо дня в день за столом раздавались однообразные разговоры о детях и мужьях, об утренних поездках на метро, о мимолетно увиденных мужчинах, которым приписывались страстно брошенные взгляды и несостоявшиеся знакомства. За много лет все участницы утренних сходок все друг о друге знали. Чужие личные жизни уже не являлись потемками. Поэтому «свежая кровь» в виде любого маломальского явления или события тут же привлекала внимание «тетушек», словно почуявших кровь пираний.
Судьбы и интересы коллег Славу утомляли. Их вечное, малосвязанное с работой щебетание раздражало. В одинаковой степени ей было скучно и даже своего рода противно их спокойствие в моменты, когда начальство требовало срочного выполнения задания и их оживление, когда распределялись премии и выдавалась зарплата.
После нескольких лет работы в бухгалтерии Славино общение превратилось в чистую формальность. Любые попытки «тетушек» поговорить с ней по душам и, возможно, вызнать нечто такое, что разнообразит их представления о жизни, пресекались Славой на корню.
Шумел ветер…
Под тяжестью их тел колосья примялись, образовав нечто вроде воронки, в которой можно было укрыться от сторонних взглядов и гудевших на ближайшей дороге колхозных машин.
- Тебе здесь нравится?
- Да, - Слава заложила руки за голову – так, чтобы меньше ныла разболевшаяся в последнее время шея. – В этой деревне прошло мое детство.
- Я знаю, - он устроился рядом, положив голову ей на живот. – Поэтому и привез тебя сюда.
- Здесь почти ничего не изменилось. Столько лет прошло, - она попыталась приподняться, чтобы оглядеться, но с Сашкой на себе сделать это оказалось трудно. – Все такое же, каким я его помню. Даже бабушки и те не постарели. Ты чего?
- Ничего, - он сорвал колос, повертел его в руках, а затем закусил его зубами.
- Ты нервничаешь.
- Ничуть.
С бугра, на котором находилось поле, виднелась небольшая деревня. Выкрашенные в голубой и зеленый цвета дома стояли в низине так, словно их туда посадил пьяный огородник – нестройными рядами в несколько улиц. Привычно для Славкиного уха лаяли собаки, покрикивали бабы, гудела установка, перемалывающая зерно…
- Нервничаешь, - она погладила его по голове – пальцы застревали в вечно растрепанных и густых волосах. – Я же чувствую. Смотри, - и Слава показала рукой в небо.
- Ласточки, - определил Александр.
- Отец всегда говорил, что, если ласточки низко летают, то…
- …это к дождю, - закончил за нее Сашка.
- Завтра будет, - пообещала Слава, и добавила: - Люблю воду.
Почти что лишенное облаков небо твердо и уверенно стояло над полем, над всей деревней, которая сейчас являлась для двух людей целым миром – их миром на небольшой промежуток времени. Целая вселенная уместилась на этих бескрайних просторах, вокруг тех, кто сбежал от суеты и дел, спрятался в колосьях пшеницы, словно маленькие дети, которым не хочется помогать матери, но хочется играть.
- А я тебя, - ответил Александр.
Начавшись совершенно неожиданно при ясном небе дождь накрыл их еще в поле. Сашка стащил с себя рубашку и попытался укрыть ею себя со Славкой, но дождь был такой силы, что вскоре стало понятно – проще смириться и идти так, разувшись и подставляя лицо струям воды.
- Мокро, - довольно улыбаясь пожаловалась Славка.
- Но ты же хотела дождь.
- Чисто. Свежо. Это ты мне его устроил?
- Пожелай, - остановившись и серьезно взглянув на нее, предложил Александр. – Пожелай, и его не будет.
- А так можно?
- Здесь, - Сашка выпустил Славку из объятий и развел руками, словно пытаясь обхватить все расстилавшиеся вокруг них деревенские просторы. – Здесь, - повторил он. – Можно все.
В архиве царил полумрак. Лампочка под высоким потолком не работала, а единственное окно было настолько мало, что свет с улицы поступал крайне скудно. Славе здесь нравилось. Архив - единственное место в бухгалтерии, где всегда тихо и спокойно. Здесь не бегали сломя голову, не орали друг на друга, не трясли перед самым носом бумагами, напоминающими по цвету и содержанию туалетную. В конце концов, здесь не было вездесущего начальника. Если бы это было возможно, Слава сидела бы в архиве все свои рабочие часы. Спроси ее, где бы ей хотелось устроить свой индивидуальный кабинет, и ответ был бы однозначным. Даже без особой надобности она приходила в архив, делая вид, что ей здесь что-то надо. Иногда её навещала самая, на Славкин взгляд адекватная, а заодно и молодая коллега по работе, Яна.
Янка не любила находиться в одиночестве, больше предпочитая большие и веселые компании. Они со Славой были как «красное и холодное», но именно эта разница в конечном итоге их и сблизила. Спокойная, молчаливая Славка, в отличие от своей подруги-коллеги, терпеть не могла сплетни, была равнодушна в отношении мужчин, а шумные компании привлекали ее лишь в том случае, если имелась возможность хорошо выпить и забыться.
- Как доехала? - поинтересовалась Янка, усаживаясь на кипу датированных дореволюционным годом бумаг, которыми были завалены все стулья.
- Как обычно. Сколько раз тебе говорить - здесь курить запрещено, - ответила Слава, краем глаза наблюдая, как подруга достает из кармана брюк пачку сигарет.
- Боишься, что спалю твоё последнее убежище от внешнего мира? - ухмыльнулась Янка, протягивая ей сигарету.
- Премии лишат, - вздохнула Слава, но сигарету все же взяла.
Закурили.
- В театр сходить не хочешь? - предложила Яна, затягиваясь.
- Что так?
- Отец опять билеты по дешёвке достал на какую-то фигню. Один не хочет идти… Он же сейчас один у меня живет. Знаешь, да? Ну а предложить некому, вот он мне их, в конце концов, и сплавил.
- Куда?
- В Малый драматический.
- В Малый драматический. На фигню?
- Ну, да.
- Не могу, - Слава переложила с одного стола на другой безликую стопку бумаг. – Перед вратами рая помру со стыда, признаваясь, что при жизни ходила по театрам от силы раз пять. Или в аду… А еще с высшим образованием!
- Но не с красным же дипломом! - улыбнулась Янка. - А что не можешь-то?
- Саша.
- Это дело, Славик, можно и на потом отложить. Театр – это для тебя экзотика, а Сашок – суровая повседневность. Вот я бы театр выбрала. Это же наше всё! Саморазвитие! Интеллигенция! Культура! – сыпала словами Янка. - А хмырь твой и после театра сможет тебя того…
- Чего?
- Ну, того.
- Чего?
- Лицезреть.
- Я-яна-а, - подражая манере богемных дам с сигаретами в длинных мундштуках, протянула Слава. – Тебя ли я слышу, подруга-а?
- Меня, меня, - осклабилась Янка. – Ну, так как?
- Можешь считать, что я по нему соскучилась.
- Видать, и у меня с ушами сегодня что-то не так, - Янка взяла первую попавшуюся на глаза папку и заглянула в неё.
- "Оборотная ведомость по материальным запасам", - прочитала она вслух. - Фу. Если бы не потребность в приличном бабле и врождённая лень, ни за что не стала бы бухгалтершей. Пошла бы в слесарши.
Слава задумалась.
Она бухгалтером стала случайно. В один прекрасный день родители решили, что именно эта профессия принесёт их дочери счастье. Кардинальная ошибка выявилась не сразу, а потом, на последних курсах института менять ситуацию показалось слишком опасным делом.
Бухгалтерия вкупе со всеми цифрами и бумажками принесла лишь невыносимую скуку. Порой это казалось большим злом, чем сидеть совсем без работы и без денег. Иногда в голову лезли мысли вроде тех, что время от времени высказывала Яна. Но слесарное мастерство для Славы было не интереснее бухгалтерии, да и не знала она, как к нему подступиться, поэтому, наверное, и сидела до сих пор в коллективе «тетушек».
- Ты в детстве кем мечтала стать, когда вырастешь?
- Монашкой! – моментально выпалила Янка и расхохоталась. - В мужском монастыре!
- А я актрисой, - почесала по-мальчишески короткостриженный затылок Слава.
- В Голливуде?
- Необязательно… Аккуратней! Бумагу подожжёшь!
- Не паникуй. Было б что важное.
- Олеговна! К телефону! – раздался в коридоре голос Надежды.
Янка на скорую руку затушила под подоконником сигарету и выбежала за дверь. Слава осталась в окружении собственных мыслей.
«Самое удобное место в вагоне, - думалось ей, - это боковые выемки по обе стороны от входа. Там тебя никто не дёргает с вопросами, выходишь ты или нет или же с просьбами подвинуться немного. Там меньше всего толкают. Иногда даже книгу можно почитать. Что-то вроде VIP - места. Скоро стоять там будет выгоднее и престижней, чем сидеть».
Вернулась Янка:
- Соскучилась?
«Сколько лет мы с ней знакомы?»
- Ты кто?
- Вот значит как… Ушла в себя, а табличку с просьбой не беспокоить оставить забыла. Это, подруга моя, склероз.
Она опять закурила.
Память никак не хотела говорить точный срок того, сколько лет Слава была знакома с Яной. Несколько десятков разговоров, подобных тому, который шел сейчас, рабочие перипетии, дни рождения начальника, корпоративы и еще множество воспоминаний – все, кроме нужного числа лет. Словно Славина жизнь текла вне времени и пространства, не позволяя думать о себе в пределах точных координат.
- О чём задумалась-то?
- Метро до чертей зеленых достало, - Слава выкинула из головы вопросы времени, и вновь вспомнила о своей фобии. - Изо дня в день, одно и то же. В последнее время все мысли почему-то о нём. Иногда так охота, чтоб оно провалилось к чёртовой матери!
- Чего это ты разнервничалась? Первый день, что ли, на свете живёшь?
- Надоело.
- Машину купи.
- На какие шишы? Ад какой-то при жизни.
- Это ты точно подметила, - усмехнулась Янка. - Я когда из этих катакомб выбираюсь, просто заново родившейся себя чувствую. Свежий воздух, небо над головой, даже люди - и те как-то преображаются, когда на поверхность выходят. Словно ещё одну жизнь получили.
От промелькнувшей мысли, Слава даже замерла на месте, пытаясь понять, что же ее так зацепило в этих словах. В принципе, Янкино довольно простое предположение не так далеко от истины. Слава даже хотела произнести эти свои размышления вслух, и уже открыла рот, но ничего не сказала, застыв с глупейшим выражением на лице, потому что в этот момент все пришедшие в голову мысли улетучились также неожиданно, как и появились, словно им не хотелось, чтобы их додумали и озвучили.
- Ты это чего? - услышала она Янкин голос и пришла в себя.
- Не знаю… Мысль какая-то была.
- Что за мысль?
- Не помню.
- Совсем плохая стала. Бери за свой счёт и дуй куда-нибудь с Сашком отдыхать.
- Куда?
- В Египет. Ой, нет, в Турцию – туда дешевле.
- Мне до своего кукуево доехать бы, а ты мне уже Египет с Турцией намечаешь.
Тут Слава поняла, что о своем доме вспоминает как-то машинально, словно и не существует его вовсе, а есть вот эта работа и кроме нее все остальное – все временное и несущественное, механическое, приевшееся.
«Где мой дом?» - всплыл вопрос, и тут же в памяти возникла демоническая Сашкина внешность.
- Мой дом там, где ты, - как-то сказал он.
- А что? Сашок не бедный - свозит даму сердца. Что ему стоит?
- Наверное, ничего, - согласилась Слава, вспомнив внезапную поездку в деревню и отпуск, проведенный только вдвоем, когда даже местные жители, никогда не отличавшиеся тактичностью, не мешали им.
- Вот видишь. Куда сегодня идёте? Или тоже дома сидеть будете?
- Что значит «тоже»?
- Мы со своим каждый день дома торчим. Даже в магазин лишний раз не сходим. Когда-нибудь так с голоду и помрём, не оторвавшись от компьютера. Скоро и трахаться по сети начнем…
«Ещё очень удобно стоять в самом конце или в самом начале вагона, там, где находятся ведущие из вагона в вагон и всегда запертые двери. Там, правда, больше толкают, и стоять, на мой взгляд, менее удобно, но всё же что-то в этом есть…»
- …ты меня слушаешь?!
- Что?
- Я ей тут такие сказки рассказываю, а она летает где-то!
- Извини…
Внутренности вагона никак не хотели покидать Славкину голову. А на периферии сознания начал маячить до боли знакомый образ женщины средних лет, каких за день несколько десятков увидишь. Слава точно знала, что где-то ее видела и не один раз, но где именно и что это за женщина, вспомнить так и не могла.
- Надеюсь, о Саньке замечталась?
- Нет. То есть, да.
- Да уж… - вздохнула со знанием дела Янка. - Такие как ты, о мужиках не думают, а если и думают, то лишь в самую последнюю очередь.
- Я все о метро… - начала было Слава, но Яна тут же ее перебила:
- Что с тобой сегодня? Других тем для разговора нет? Как малое дитя, которого на лошадке прокатили, а он расстроился, что мало, и теперь все мысли об одном: ещё бы разок.
- Не знаю. Странно как-то всё это.
- Что?
- Метро.
- Не пила вчера?
- Нет.
- Может, курила чего?
- Нет.
- По голове не били?
- Да ну тебя…
- Ничего не случилось?
- Ничего.
Какое-то время Янка сидела молча, что-то соображая, а затем поднялась с немного помятых ею бумаг и произнесла:
- Вот что. Выкинь чушь из головы. Ты и так чудная, а если ещё чего новое себе в голову втемяшишь, то вообще труба будет. На тебя и так вся бухгалтерия косо смотрит…
- Почему?
- Что?
- Почему косо?
- Ну, как же… - начала подбирать слова Яна. - Странная ты для тетушек. Столько лет, а не замужем, детей нет – им с тобой и поговорить особо не о чем. Ты такая, знаешь, сама в себе постоянно. Много думаешь о чём-то не о том. Чересчур, я бы сказала, много. Книги там твои, фильмы… Сашок тоже тебе под стать. Он у тебя, часом, не сектант какой-нибудь?.. И натура у тебя такая… Как бы это сказать… Ну… Короче, Слав, не в моде нынче романтики. Абсолютно не в моде.
По настроению Сашкина спальня походила скорее на холостяцкий чердак давно спившегося художника, нежели на комнату, в которой предаются сну и отдыху. Основной костяк мебели состоял из шкафа со сломанной дверцей, громадного, заваленного вперемешку книгами и одеждой комода и большой, занимающей половину комнаты кровати, никогда не заправляемой, да и вообще посещаемой лишь при появлении в этом устойчивом бардаке Славы. Сам же хозяин всех этих вещей напоминал студента-хипстера, только-только нащупавшего свой путь в жизни, но всё ещё упорно не желающего взрослеть окончательно. Странным это впечатление было по той причине, что этот высокий, хорошо сложенный взрослый ребёнок давно твёрдо стоял на ногах, найдя персональную точку опоры и вращая вокруг нее свой собственный, далеко не ограниченный мир.
Сашка лежал поверх одеяла, голый и какой-то абсолютно бесстыдный. Слава блуждающим взглядом окинула его тело, поймала на себе вопросительный взгляд и отвернулась.
Какие чувства испытывала она к этому человеку? Любила, не любила… Ценила? Уважала? Бесспорно. Наверное, просто так было нужно. Неважно для чего. К примеру, хотя бы в теории, для поддержания жизни на земле и гормонального баланса внутри себя. Для статуса? Для того чтобы было, о ком «тетушкам» рассказать?
Их достаточно редкие для стабильной пары встречи, часто заканчивающиеся вот на этой самой кровати, были для Славы чем-то вроде похода в театр. Редко, но памятно и с аншлагом.
Как всё это началось?
«Мы познакомилась в… метро. Он ехал в соседнем вагоне и, не отводя взгляда, смотрел мне в спину, а состав рассекал тёмные глади метрополитеновского пространства. Я обернулась. Он улыбнулся? Я улыбнулась?.. Видимо, он подумал, что улыбаюсь я именно ему…»
- Прекрати на меня пялиться.
- Нельзя?
- Напрягает. Со мной что, что-то не так?
- Нет.
- Тогда заканчивай. Хоть иди и одевайся…
В отличие от светловолосой Славки, Сашкино лицо обрамлял целый ворох длинных темно-каштановых волос. А само лицо было скуластым, ровным, словно какой мастер вырезал его из мрамора строго по линейке. Шарму добавляла легкая небритость и огромные, совсем не по-мужски пушистые ресницы. На такую внешность часто заглядывались на улицах. Иной раз женщины, принимая идущую рядом Славу за парня, беззастенчиво оборачивались и непонятно чему улыбались, заметив, что Сашка обратил на них внимание.
- Слушай, - Славка, перевернулась на живот и приподнялась на локтях. - А мы с тобой случайно не в тот самый день познакомились, когда я с лестницы в метро упала?
- Может быть, а что?
- Да так, ничего…
- Тогда тоже была осень.
- Да, холодно было.
- А почему спрашиваешь-то?
Славка пожала плечами.
- Знаешь, а я тебя еще задолго до нашего знакомства приметил.
- Знаю.
- Откуда? – встрепенулся Сашка, чем вызвал Славкину улыбку.
- Чего дергаешься? – спросила она. – Интуиция. Слышал?
- Слышал, - улыбнулся он ей в ответ, и, припоминая что-то, в задумчивости поднял взгляд своих огромных карих глаз в потолок. – Сколько раз я пытался познакомиться с тобой…
«Почему в метро порой чувствуешь себя так, словно ты в загробном мире? Мозг словно отключается, только гудение в голове остаётся от быстро передвигающегося состава. Смотришь на других людей, а они тоже на живые трупы похожи. Стоят, сидят, даже порой лежат. Недвижимые, слегка подрагивающие от неустойчивости пола под ногами, взгляды устремлены в серую бездну за окном или в стандартные внутренности вагона. О чём все они думают? Что за жизнь оставили там, на поверхности? Кто их ждёт там, куда каждый из них едет? А кто думает о них там, откуда они уже уехали? Что бывает до входа в метро? Жизнь? А тогда что же в метро?»
- Странная ты сегодня.
- Я всегда такая, - она протянула руку и пальцем подцепила прядь его волос.
- Нет, бывают дни и получше. Иногда ты разговариваешь со мной, а не отделываешься парой фраз.
- Ты в метро сейчас часто бываешь?
- Нет.
Сашка перевалился на бок, а затем лег на Славку сверху, уткнувшись ей носом в шею.
- Вообще, что ли, не заходишь?
- Почему же? Бывает иногда. Но редко. В детстве любил кататься. А потом отец объявился, деньги, лучшая жизнь… Машина появилась. Что я тебе рассказываю? Ты и так все знаешь. Помню, - Сашка недобро и с тоской усмехнулся. – Когда отец за мной тогда приехал, совсем к себе забрать, мама заявила, что её сын умер с первой врученной ему банкнотой.
- Мне кажется наоборот, ожил.
- Да кто знает… К тому же, не бывай я в метро, я бы тебя не встретил.
- А, точно. Слушай, - от внезапно набежавшей мысли, она даже попыталась обернуться, чтобы взглянуть на Александра. - А что ты в тот день там делал?
- Где? В метро?
- Ну, да. Ты же всегда на машине.
- Я… За тобой пришел.
- Да хватит смеяться. Я же серьезно!
- И я серьезно, - без тени улыбки ответил он.
Слава не стала допытываться дальше. Вот он рядом, здесь и сейчас, и в душе живет необъяснимая уверенность, что, чтобы не случилось, он всегда будет рядом, никуда не денется, всегда найдет и сделает своей. Какая разница, как они познакомились, если главное – это то, что встреча уже произошла?
- А откуда взялся отец? – Славка пошевелила плечами, чтобы Сашка не так сильно на них давил, и, получив больше свободы действия, прикурила сигарету.
- Откуда я знаю… Никогда не задавал ему подобных вопросов – откуда, куда, зачем? Взялся и спасибо. Наверное, испугался, что в старости за ним некому будет ухаживать, если он единственного сына, брошенного до рождения, у кошелька не пригреет.
- И с тех самых пор ты в метро практически не бываешь?
- Да.
- Повезло.
- Не задумывался как-то об этом. Но я, наверное, с ума бы сошёл, если в этом адском котле пришлось бы каждый день вариться. Хотя, мне это может казаться… Ну, знаешь, с непривычки.
- Тебе правильно кажется.
- Ничего в принципе ужасного нет, - Сашка запустил руку под кровать и поднял с пола бутылку рома. - Если не считать, что тесно, душно и неудобно вообще. Конечно, если верить моим редким впечатлениям, это всё же не слишком от ада отличается.
- Ты в аду пока не был.
- Ты считаешь?
Он напрягся, словно в ожидании важного ему ответа, а Слава утвердительно кивнула:
- Уверена.
- А что ты вообще эту тему затронула?
- А твой отец в метро бывает?
- В принципе, бывает. Он любит поглазеть на народ. Особенно на тех, кто ниже его по положению. А в метро все ниже его, поэтому, я думаю, его туда и тянет. Мне, говорит, интересно понаблюдать за людскими слабостями и низостями, а именно в метро эти стороны человеческой души как раз и обостряются до самого бесстыдного предела. Выпьешь?
Сашка плеснул рома в стакан.
- Да. Ему интересна человеческая душа?
- Ещё как. Он же у нас вообще философ. Сядет около окна, смотрит на людей на улице, и давай рассуждать на тему, что есть человек и в чем суть его природы.
«Можно представить, что я трахаюсь с человеком, отец которого смутно напоминает дьявола».
- Мне тут интересная мысль в голову пришла.
- И ты ее, конечно, забыла?
- Так и есть.
За окном стояла глубокая ночь. Было необыкновенно хорошо и тихо. Кругом царило такое спокойствие, нарушить которое вряд ли бы что-то смогло: телефоны - отключены, гости в такой час захаживают редко, рома еще половина бутылки, а сигарет целая пачка. Опасность появления вообще какой-либо неприятности стремилась к нулю.
- И ты не позволишь мне ее узнать? – шепнул он ей на ухо.
- А ты можешь? – так же шепотом удивилась Слава.
- Я все могу…
Красный свет ночников высвечивал и подчеркивал контуры тел, делал резкими их очертания, привлекал внимание к обнаженной натуре, касаясь ее малоразличимыми между собой оттенками. Сашка, привалившись к Славкиному боку, обнимал ее за талию, и, смотря вверх, цитировал старую штуку:
- Бежевый, - медленно смакуя смоченные ромом слова, произносил он. – Я покрашу потолок в бе-же-вый…
Слава подлила себе в стакан рома и подумала, что, скорее всего, этого человека она любит. Безмерно.
Она выскочила из автобуса практически на ходу и, стараясь особо не толкаться с прохожими, побежала к метро, по дороге чуть не сбив маленькую худенькую женщину в синей шапке.
- Простите, - на бегу извинилась Слава и устремилась дальше, так и не поняв, простила её тетка или нет.
Люди шли плотно друг к другу, пихая «соседей», стараясь не поскользнуться на лестнице, иногда матерясь и переругиваясь. Слава добралась в этом живом месиве до входа под землю и с бесконечной радостью подумала о том, что сегодня это случилось в два раза быстрее, чем в прошлые дни. Она спустила ногу на первую ступеньку и тут заметила, что между людьми в переходе образовалась маленькая, но очень ей подходящая лазейка. Слава не стала терять времени и, не дожидаясь, пока проход вновь сомкнётся, нырнула вниз по лестнице. Где-то на середине дороги она почувствовала, что что-то не так. Люди вокруг ахнули и расступились в разные стороны, которые для Славы уже не существовали. Она увидела приближающуюся к своему лицу поверхность лестницы и успела подумать, что всё-таки опоздает на работу.
Придя в себя, она поняла, что была в забытье всего лишь пару секунд. И всего-то навсего упала, причём ничего серьёзно не повредив. Испачкала куртку и, кажется, разбила губу: во рту чувствовался привкус соли. Ноющая боль тянула шею. Слава поднялась с грязного пола, оставившего себе на память коричневые очертания её тела, и огляделась по сторонам. Руки и ноги дрожали от пережитого испуга. На Славу почти никто не смотрел. Лишь несколько прохожих подозрительно косились в ее сторону, да женщина в синей шапке участливо оглядывала ее с ног до головы.
- Не ушиблась? - поинтересовалась женщина, не больно ласково, но так, словно от Славиного состояния зависела жизнь человечества.
- Всё в порядке.
Ее удивляло то, что никто, кроме этой женщины, не пытался помочь. Славу будто оглушили, а затем пустили перед глазами кино в замедленном воспроизведении. Звуки доносились словно через вату, а жизнь вокруг текла медленно и тяжело. Пошатываясь, Слава сделала два шага к непослушной вертлявой двери, ведущей в метро, а потом в голову стукнула мысль, что где-то далеко находится ее работа, на которой необходимо быть ровно в девять, и жизнь вновь вернулась в прежнее русло. Слава подбежала к входу, но на секунду замешкалась, в панике подумав, что сейчас опять попадёт в этот человеческий ад. Сзади уже напирал народ, держа наготове билеты для турникетов, и ее просто пронесло сквозь все препятствия, оставив без внимания зарождавшийся в душе беспричинный ужас.
В комнате было относительно тихо. Основная масса гостей во главе с громкоголосой и уже достаточно пьяной хозяйкой занимались встречей очередного новоприбывшего. Скоро они все снова будут здесь. Опять помещение наполнят крики, тосты и шутки. Вновь кто-то станет искать штопор, чтобы открыть очередную бутылку вина. Кто-нибудь изъявит желание пополоскать тебе мозги историями о своей жизни или какими-то навязчивыми идеями, пока не подойдёт Саша и не предъявит свои права на твое время. Но это будет несколькими минутами позже, а сейчас все спокойно, умиротворенно, даже в голове стих вечный жизненный гул. Хотя, может, это только от вина.
«Почему эта консервная банка стала основным элементом жизни города? Почему именно под землёй? Неужели нельзя было придумать транспорт в небе? Ездили бы под облаками, дышали бы, насколько это возможно, чистым воздухом. Или можно, допустим, плавать по воде. Были бы такие маленькие каналы, по которым быстро, как в кино, неслись бы поезда…»
Она любила воду. Каждый день, проезжая короткий наружный промежуток между станциями, она неизменно пыталась хоть одним глазком увидеть реку. И если это ей удавалось, Слава всегда радовалась, считая, что теперь день сложится отлично. Это была одна из её особых примет, в которую она твёрдо верила. Не всегда, правда, выходило так, как она того хотела. Чаще всего народу было столько, что даже не было видно неба за окном. Или людей мало, а воду всё равно невозможно увидеть, так как в то время, когда она вот-вот должна была появиться, неожиданно выскакивала безликая электричка, сестра-близнец той, в которой ехала Слава, и закрывала несущимися вагонами весь вид. Тогда день складывался ужасно: кто-нибудь на работе обязательно облает, Саша окажется чем-нибудь недоволен, расстроен или, что самое неприятное, вообще куда-нибудь исчезнет из города, премии не дадут или депрессия обострится. Мало, что ли, в жизни пессимиста плохих вещей?
Слава закурила и откинулась на спинку дивана как раз в тот момент, когда в комнату ворвалась лавина народа.
С самого детства она желала, чтобы вода в реках их города вдруг неожиданно стала прибывать. Сначала медленно, по чуть-чуть, но чтобы заметно и ощутимо. Потом быстрее, чтобы в газетах и по телевидению упомянули. А потом чтобы вообще взбунтовалась! Чтобы выросла столбом до неба и понеслась по земле, сметая всю грязь на своём пути, подгребая под себя дома, заводы, транспорт, забирая на тот свет людей. И чтобы все очистилось, все нечистоты испарились, чтобы только вода осталась. Вода и чистое голубое небо. А главное - чтобы прорвало землю и затопило метро. Чтобы не существовало этих серых проводов, тянущихся до бесконечности, и темноты, давящей, отбирающей воздух! Пусть там будет свет, который обожжёт и уничтожит стены, рельсы, вагоны! И Слава наконец-то станет свободной. Свободной и чистой. И, может, тогда ей даруется то самое спокойствие, которого не может быть ни при жизни, ни после смерти.
- Вен-це-сла-ва! - чеканили над ухом. - Давай, за любовь!
Тут же в руках оказался бокал с вином, заботливо налитым до краёв. Кто-то уже звенел своим стаканом о его края, кто-то что-то говорил. Где-то промелькнула подруга Яна, перед глазами понеслась масса знакомых и незнакомых лиц, проснулось какое-то инстинктивное стадное чувство: захотелось тоже что-нибудь сказать, обнять кого-нибудь. Славка залпом выпила содержимое бокала, подавляя в себе все эти чувства, и побрела вон из комнаты.
- Ян, ты когда-нибудь задумывалась о том, кто придумал метрополитен?
- Нет. Наверное, какой-нибудь придурок, мечтавший облегчить земные мученья людей и усложнить подземные. Старался на благо общества. А кто ещё такое мог придумать? - Янка опять закурила в архиве, но на этот раз Слава ни словом ей не возразила.
Она сама затягивалась сигаретой: пережитый утром ужас все никак не отпускал.
- Так что с тобой произошло? - задала Яна вопрос, интересующий её с самого прихода на работу, как только она увидела полуживую подругу.
- Чуть не умерла.
- Где? И как?
- В метро. Чуть с платформы не упала.
- Да ну! Дай угадаю. Народ на электричку ринулся, а ты, как самая шустрая, впереди всех стояла, у самого края?
- Да, - вздохнула Слава.
- Ну, ты, мать, неаккуратная! Впереди только самоубийцы или мужики-шкафы выстраиваются. Ты-то что там забыла?
- На работу опаздывала.
- Значит, сама виновата.
На самом деле она редко когда лезла к самому краю платформы - боялась, что либо спихнут, либо сама равновесие потеряет. Но случались такие моменты, когда этот шаг был просто необходим. Например, огромное опоздание на работу и панический страх взбучки от начальника, плюс косые взгляды сослуживцев целый день. Это мало кого вдохновляет, поэтому Слава иногда всё-таки становилась на самый край и с замиранием сердца ждала окончания кошмара. Сегодня он её миновал, но лишь в миллиметре от кончика носа, ибо ещё чуть-чуть - и полетела бы она под колёса состава.
- Тебе знаешь, кто нужен?..
- Кто?
- Телохранитель! – и Яна со знанием дела закивала головой. – Я тут недавно фильм смотрела. Так вот там у Уитни Хьюстон такой был. Спасал ее ото всех и всего.
- Смеешься?
- Смеюсь, - согласилась Яна. – Но телохранитель тебе и правда не помешал бы.
- Зачем?
- Вот слушаю я про все эти машины, под колесами которым ты чуть было богу душу не отдаешь, лестницы, на которых тебя толкают вниз башкой, поезда… Нападали на тебя столько раз, что другой бабе на три жизни б хватило.
- И что?
- Мне кажется, Славк, тебя сильно заждались на том свете…
Подобные разговоры не были редкостью. Подруги постоянно разговаривали о чём-то таком. И, несмотря на выказываемое Янкино безразличие к проблеме ежедневной поездки на метро, она могла говорить о нём довольно долго, что наводило на мысль, что даже таким толстокожим людям, как Яна, оно не совсем по барабану. Что-то и их всё-таки цепляло в этой подземке, что-то и им не давало покоя. Может, духота, может, что-то психологическое, физиологическое, может, домогательства или же, наоборот, отсутствие всякого внимания к себе и полное одиночество тогда, когда вокруг тебя полно народа, а в ухо дышит какая-нибудь тетка, чья сумка безбожно стучит тебе по ногам.
- Ян, а ты не думала, что ждёт нас после смерти?
- Официальное приглашение на ужин.
- Чего?
- Того. Знаешь, как радуются земляные жители, когда им достаётся такое лакомство, как мы?
- А более оригинального в голову ничего не пришло?
- Времени на обработку вашего запроса было очень мало… Понимаешь, - Янка вдруг резко стала серьезной. - Я редко задумываюсь на эту тему. Признаться честно, я боюсь о ней думать даже в отношении кого-то стороннего.
- Я часто думаю. Просто сейчас на каждом шагу можно купить билет на тот свет, и меня это пугает до колик. Ты ругаешь меня за такое навязчивое отношение, а, между прочим, оно, это самое метро, могло бы стать чем-то вроде тренировочной площадки для людей. Сначала посмотреть, что творится тут, а потом уж с подготовленной душою - туда.
- Ахинея какая-то.
- Да нет же! Церковь могла бы неплохо выиграть на этом деле, если бы, например, стала развешивать в метро рекламу следующего содержания: «Граждане! Если вы грешите при жизни, после смерти вам будет хуже, чем в метро!» Ну и так далее. Можно было бы ещё парочку слоганов придумать.
- А тебе надо было в рекламу податься, - захохотала Янка. - Бабки бы заколачивала - будь здоров! А ну вон отседова! Чего в бухгалтерии прозябаешь - труба зовёт!
Утреннее потрясение отходило на задний план. Впереди маячили рабочий день, куча бумаг и недовольное лицо начальника. А домой ехать было уже не так страшно. Во-первых, домой - это вам не на работу, которую терпеть не можешь. А во-вторых, к вечеру народу всё-таки поменьше.
На кухне сидел Шамиль – яркой внешности мужчина средних лет с подозрительно стеклянным взглядом. Слава была о нем немного наслышана. Он являлся другом хозяйки квартиры. Работал в какой-то конторе, которая устраивает неясные, но очень экстремальные туры. Куда – никто не знал.
- Вина больше нет, - сообщил он, потрясая бутылкой в воздухе.
- А мне больше и не надо, - ответила Слава, опускаясь на стул напротив Шамиля.
- Шамиль, - мужчина протянул руку. - Что же вам тогда надо?..
- …Слава.
- Все-таки женщина?
Она согласно кивнула и пожала его руку.
- Устала, и там, - Слава кивнула в сторону комнаты, - очень шумно.
- Вы вроде бы не одна?..
- Нет. Он на балконе.
- А вас, как я погляжу, что-то сильно беспокоит. Хотите рассказать мне об этом?
Навязчивых людей Слава не любила. Но Шамиль и не навязывался, а именно спрашивал и даже, судя по его пустому взгляду, не особо надеялся на ответ. Недолго думая, Слава решила, что этот человек не сочтёт её сумасшедшей, если она расскажет о своей фобии. В крайнем случае, решит, что она просто напилась.
- Метро меня беспокоит.
Эти слова не произвели на Шамиля ровным счетом никакого впечатления. Он вообще никак не отреагировал на это заявление. Просто перевёл спокойный взгляд с пола на Славу и спросил:
- Что, совсем худо?
- Совсем.
Шамиль поднялся со стула и вышел из кухни. Через минуту он вернулся с новой бутылкой вина.
- Он все еще на балконе.
- Саша?
- Да. Понимаете, - начал пояснять Шамиль, откупоривая бутылку. – Мне бы не хотелось, чтобы он нам помешал.
- А он может?
- Еще как! – тихо и загадочно засмеялся Шамиль, разливая вино по взятым из раковины и сполоснутым чашкам. - Угощайтесь.
- Спасибо.
- Так, говорите, совсем худо? - спросил он. - Это, конечно, тяжело, но поправимо. Метро… - он помедлил, - штука сложная. Его в одиночку не познают. Вы со мной согласны?
Слава, не зная, что ответить, неопределенно вздохнула.
За стеной весело завыли, явно по достоинству оценив чью-то шутку. Шамиль посмотрел на стену так, словно увидел сквозь неё то, что там происходило, и опять перевёл взгляд на девушку. От этого уже изрядно выпившей Славе стало не по себе.
- Давайте точно, - сказал Шамиль. - Что именно гложет?
- Все. Даже вот этот праздник… Эта квартира и ее хозяйка, все эти люди и балкон, на котором мы сидели – все это очень знакомо, словно уже когда-то было, и в тоже время, не мое, будто бы кто-то выдумал это все вокруг меня.
- Слишком сумбурно, хотя и потрясающе точно. Давайте начнем с конкретного. И порядку.
- А с конкретного – это с чего?
- С самого наболевшего.
- Люди, - не задумываясь, ответила Слава. – Люди и метро.
- Так, - удовлетворённо кивнул Шамиль. - Дальше.
- Толпа, запах пота вперемешку с запахами духов, туалетной воды и дезодорантов, замкнутое пространство, давящая атмосфера, застоявшийся воздух, вечное недовольство, приплюсованное к вечному безразличию, спешка, или, наоборот, медлительность, грубость…
- Довольно стандартная картина.
- Да, - согласилась Слава. – Но все это идет по кругу, словно заезженная пластинка.
- Вот! Стоп, - прервал её речь Шамиль. - Этого достаточно. А когда подобное началось?
- Сразу.
- Прямо-таки сразу? - прищурившись, спросил Шамиль.
- Ну, да, - стушевалась Слава под его пристальным взглядом. - А почему нет?
Шамиль придвинулся ближе к Славе и как-то по врачебному заглянул ей в лицо.
- Я спрашиваю, - медленно обратился он к ней. - Вы помните тот момент, когда с вами стали происходить повторы?
Шамиль пощупал кисти рук, пощёлкал пальцами перед Славкиным носом, изобразив этим жестом своеобразный крест, и стал ощупывать шею, затем, видимо найдя то, что искал, он удовлетворенно отодвинулся обратно и спросил:
- Вам никогда не приходилось умирать?
- Что? - переспросила Слава, решив, что ослышалась. – Умирать? Клиническая смерть?
- Нет, зачем же сразу клиническая. Самая что ни на есть натуральная. Как все люди умирают, - пояснил Шамиль, ничуть не смутившись. – Вы, как я погляжу, ветеран этого дела. Я вам так скажу. Все дело в том, что вам не само по себе метро надоело, вам невозможность умереть до конца надоела.
Слава вдруг вспомнила ту недавнюю мысль, которая посетила её при разговоре с Янкой. Какое бы подобрать определение метро? Чем объяснить странное чувство, охватывающее каждый раз при входе в подземку? Тогда, в архиве, Слава неожиданно подумала, что если бы у дьявола был выбор, где устроить ад, то определенно он выбрал бы место именно здесь, на земле, в виде метро…
- Таких, как вы – практически… да, что уж там – никогда не было. Случалось, что люди застревали и не могли совершить переход, но чтобы вот так, добровольно и полюбовно… - он усмехнулся. - Поэтому, оказавшись в подобной ситуации, вы ни о чем не догадались. Узнать-то, что происходит, особо не у кого. А она сама вам ни за что не расскажет.
- О чем не расскажет?
- Не замечали, что, по сути, с вами не происходит ничего нового? Существует определенный макет жизни – жизни, которая была вашей до.
- До чего?
- До встречи с ней.
- С кем?
- Прислушайтесь к тому, что я вам говорю. И вы заметите.
- Чертовщина какая-то.
- Ну, что вы! – с улыбкой махнул рукой Шамиль. - Просто жизнь, а после неё одно сплошное метро, метро, метро…
Однажды Славка чуть было не попала под грузовик. Еще немного и кровавое месиво, каким бы сделалось Славкино тело, вытаскивали бы из-под колес.
Машина затормозила перед самым ее носом. Славка даже толком испугаться не успела. Заметила только, что выражение лица водителя застыло в гримасе ужаса. И наверняка ему в тот момент было гораздо страшнее, чем самой Славе. Возможно, после случившегося, он пересел из-за баранки своего грузовика на метро?..
Тогда у Славы тряслись от пережитого страха колени, руки и сильно болела голова, словно её все же расплющило огромными колесами машины. Но она сама дошла до метро, удачно села, хотя вагон был полон людьми, и, закрыв глаза, попыталась расслабиться и забыться. И вскоре боль и страх ушли.
Сейчас ей казалось, что случаев, подобных этому было такое огромное количество, что поверить в реальность происходящего было крайне сложно. Слава помнила, что несколько раз её чуть не зарезали поздним вечером по дороге с работы, раз пять, наверное, могли переехать машины различных марок и моделей, включая тот самый грузовик, и уж точно пару раз она точно могла свернуть себе шею на ступеньках метро.
«Если бы дьявол хотел построить ад, где бы он это сделал?»
Закончив расставлять чашки, Яна устало опустилась на стул.
- Жаль, зарплата у нас смешная для того, чтобы можно было ловить машину, - мечтательно произнесла Янка. - А тебе, кстати, вообще хорошо: попроси Сашка, и он тебя возить станет. Хотя ты у нас гордая, просить для тебя - это унижение.
- Даже не обсуждается…
Подготовленные для традиционного чаепития чашки резали глаз. Вот ту, с лютиками на боку, Слава видела и не видела одновременно. Из нее, сколько она помнила, пила чай Надежда. Но некоторое время назад этот предмет посуды словно законсервировался. Даже въевшийся чайный налет и тот, казалось, не меняется, сколько бы чашку не мыли.
- А вот я бы, будь у меня такой кавалер, обязательно его заставила меня на работу возить. Любит – пускай катает.
- Любишь кататься, люби и ебаться.
- Именно.
Просить Слава не умела. Приказывать – да. Если же она кого-то о чём-то и просила, то редко и только в крайних случаях. Каждый раз, когда жизнь вынуждала просить об одолжении, она проклинала тот день, когда родилась. Может, из-за нежелания быть кому-то обязанной, или же из-за неумения потом благодарить, а может, что-то необъяснимое отталкивало её от людей, у которых было то, чего не было у нее самой. В любом случае, при мысли о том, что надо поговорить с Сашей на счет машины, Славу передергивало как от удара плетью.
- Пусть тогда он меня возит, - пошутила Яна.
- Может тебя с его папой познакомить? – съязвила Слава, подумав, что рациональное звено эта мысль имеет.
- А это реально? - оживилась Яна, от волнения чуть не свалив одну из чашек.
- Оккупируешь папочкину постель, выселив оттуда все лишнее, и будешь радоваться.
- Ну, - поняв, к чему пришел разговор, пошла на попятную Яна. - У меня ещё нет такой степени отвращения к метро, чтобы кидаться в кровать к ветеранам битвы при Бородино. Хотя если через какое-то время у меня начнётся такая же паранойя, как у тебя, то лучше уж этот дедуля, чем вторая ты со своими загробными мыслями.
Слава еще раз присмотрелась к чашкам.
- Ян, а мы их вообще моем?
- Кого? Чашки? Конечно! Ну, нет, что ты! Так оставляем! – съязвила Янка.
- Ян, - Слава наклонилась и приблизила лицо к бывшему когда-то белым бокалу. – Посмотри, ведь ты даже поставила их так же, как и вчера.
- А надо было по-другому?
- Нет… Просто… - Слава отошла от стола и посмотрела на саму Яну. – А во что ты вчера была одета?
- Одета? Слав, ты чего? – на Янкином лице отразился неподдельный испуг.
- Да, да, одета ты вчера была так же?
- Да. Наверное… Я не помню…
- Как можно не помнить то, во что ты была одета всего день назад?!
- Слав, да что ты привязалась! Ну, не помню я!
- А вот и наша молодежь! – внезапно появившаяся Надежда оборвала все Славкины подозрения.
Ее выжженные до желтизны волосы гармонично смотрелись на фоне расставленных по всему периметру стола чашек, словно за долгие годы работы в бухгалтерии Надежда до того сроднилась со всем тем, что ее здесь окружало, что сама уже не могла представить себя без всей этой атрибутики.
Янка смешно выпучила глаза, изображая для Славы Надежду, пока та возилась перед полкой с чайными принадлежностями.
- Ну? – шепотом спросила ее Слава.
- Ну, блин, - так же шепотом, разводя руками, ответила ей Янка. – Отстань!
- Вы о чем? – обернулась к ним Надежда.
- О вас, - улыбнулась Яна. – Говорим, как хорошо вы сегодня выглядите.
- А я всегда хорошо выгляжу, - не почуяв подвоха, принялась рассуждать Надежда.
А Слава неожиданно поняла, что вот это «всегда» как нельзя лучше подходит к тому, что происходит вокруг нее.
Шея болела так, словно по ней целенаправленно чем-то били. При этом, осмотрев и ощупав себя со всех сторон, Слава поняла, что повреждений больше никаких нет. Испачканные джинсы и куртка, сколько-то умерших от испуга нервных клеток и вот эта тянущая боль. Все остальное на месте в полной целостности.
Пока она осматривала себя и вытирала грязь с куртки, успело пройти несколько поездов. Основная масса народа схлынула и, когда Слава наконец-то решила, что все в порядке и можно ехать дальше, людей в вагонах оказалось не так много – можно было найти место, где бы тебя не толкали. Слава встала в начале вагона, прислонившись к вечно закрытой запасной двери.
По обе стороны состав охватила туннельная тьма. Вагон сильно шатало, словно его кто-то раскачивал из стороны в сторону.
- Дрова, что ли, везет? – недовольно, перебивая гул, осведомилась сидящая перед Славой тетка.
Ответом ей было несколько пар понимающих глаз. Но поддержать возмущение никто более не решился, и вскоре тетка закрыла глаза и, кажется, уснула.
Славу тоже клонило в сон, но боль в шее не давала возможности расслабиться и хотя бы отвлечься. Тем более, задремать стоя все же не получалось. Читать не хотелось – слишком сильные ощущения, пережитые на лестнице, сейчас перебивали любое впечатление от литературы. Поэтому она стояла и, понимая, что все уже закончилось, пыталась понять, как же ее угораздило поскользнуться? Такое ощущение, что произошло это, как говорится, на ровном месте. Не было никаких предпосылок. Может, Слава попыталась вспомнить, ее кто-то толкнул? Но память не позволила сделать над собой усилие. На том моменте, где должна была быть картинка со Славиным проходом по лестнице, вдруг неожиданно образовалась пустота, словно запись стерли ластиком.
Она могла бы и дальше так рассуждать. А потом этот случай померк бы в памяти, сравнялся бы с чередой похожих происшествий, и Слава никогда бы о нем больше не вспоминала с такой яркостью. Но довести до конца логическую цепочку и закрыть все свои волнения и сомнения у нее получилось. Лазейка в это воспоминание осталась открытой.
Она обернулась. Просто потому, что охватившее чувство было настолько сильно, что по-другому не получилось бы. Чей-то взгляд упирался ей в спину – настойчиво, словно его владелец ни на секунду не сводил со Славы глаз. И было в силе этого взгляда что-то настолько холодное, настолько враждебное всей ее человеческой сущности, что в первую секунду Славе хотелось как можно быстрее уйти отсюда…
Потом она привыкла к этому взгляду. Как и к его несоответствию с тем, что именно он выражал.
Слава боялась предположить, каким может быть этот взгляд, если бы его владелец вздумал смотреть на кого-то с ненавистью. Сама она подобного никогда не видела и была твердо уверена, что никогда не увидит. На нее Александр всегда смотрел только так, как в ту первую их встречу – с любовью. И как бы ни было необъяснимо это чувство для Славы, она научилась принимать этот спокойный лед в глазах так, как он его ей преподносил.
- Я по-другому не могу, - объяснил Сашка.
А тогда он стоял за стеклом соседнего вагона и внимательно смотрел на Славу - так, словно она уже была его. Будто бы не существовало пространства разделяющего их, а сами они уже давно были знакомы, и за бесконечно много веков свыклись с наличием друг друга.
Слава набрала номер телефона, написанный каллиграфическим подчерком на белоснежной визитке вверху которой красовалось все такое же рукописное «Шамиль».
Сначала в трубке слышались только гудки и фоновая звенящая тишина, потом раздался щелчок, за которым последовало короткое:
- Слушаю вас.
- Здравствуйте. Это Слава.
- Вечер добрый, - отозвался Шамиль.
- Вы не против, если… если я кое-что у вас спрошу?
- Спрашивайте.
- Даже не знаю, с чего начать…
- Начните как всегда, с самого наболевшего.
- Возвращаясь к тому нашему разговору…
- Да?..
- Вы говорили такие вещи, в которые с трудом верится…
- А то.
Слава замолчала. Шамиль ждал.
- Кто вы такой?
- Я? – трубка помолчала. – Друг Карины. Ну, помните, на отмечании…
- Я все помню, - с раздражением перебила его Слава. – Я не об этом. Кто. Вы. Такой.
- Кем я работаю?
- Допустим.
- Я – путеводитель.
- Что?
- Я очень много знаю. Порой мне кажется, что я уже устал от этого знания.
- Можно ближе к делу?
- Я такой же, как и вы, - вздохнул Шамиль. – Был когда-то. Но в отличие от вас и ещё немногих, подобных вам, смирился со своей участью. Существую себе потихонечку, выслушиваю таких, как вы, помогаю.
- Вы психотерапевт?
- Скорее психиатр, - рассмеялся и даже хрюкнул от своей шутки Шамиль. - У психотерапевта наблюдаются пациенты с шансами на выздоровление, а все вы - случай конченый.
- Чем же вы помогаете?
- Скажем так, я знаю секрет, как прервать ваш замкнутый круг.
- И как же?
- Скажите, вы же боитесь смерти?
- А кто ее не боится?
- Те, кто не боятся, те, как вы, не застревают.
Вспомнилось неприятное Янкино предположение о шикарной трапезе подземных жителей, но голос Шамиля резко сбил эту мысль:
- Не о том думаете. Какой вы себе ее представляете? Эфемерной? Материальной?
Перед мысленным взором непроизвольно появилось Сашкино лицо. Скрытые спутанными прядями скулы, огромные глаза с застывшим в них выражением мудрого спокойствия и детской наивности одновременно, мимические морщины от редкой, но очень светлой улыбки…
- Молчаливый скелет в чёрном балахоне с сельскохозяйственным покосным инструментом в руке, - соврала Слава.
- Врете, - без тени сомнения заявил Шамиль.
- А вам-то какая разница?
После томительных секунд ожидания трубка ожила:
- Вы удивительное существо, Слава, - задумчиво, будто самому себе сказал Шамиль. – И я ошибся, вы действительно не боитесь, вы – любите. Не удивлюсь, если и она любит вас настолько же сильно.
- Кто?
Славку начинал злить этот разговор. Казалось, что он зашёл в тупик. Причем завел его туда человек, обещавший помощь.
- Скажите правду, - посоветовал Шамиль. – И тогда я действительно смогу вам помочь.
- Я не понимаю, чего вы от меня требуете. Рассказать историю своей жизни? Покаяться во всех своих грехах?
- Ничего этого мне от вас не нужно. Скажите лишь одно, что вас держит здесь?
- Где?
- Здесь и сейчас. Почему вы не хотите следовать дальше?
«Действительно, а почему?» - подумала Слава, и в следующее мгновение отчетливо поняла, что куда бы она ни шла, чтобы ни делала, какие бы мысли ни приходили ей в голову, единственным критерием ее дел всегда был Александр.
- Ну? – поторопил Шамиль. – Вы же знаете ее в лицо. Вы даже дали ей имя.
Руки вспотели, и телефонная трубка начала выскальзывать. Слава сжала ее обеими руками, прижала к уху, словно она являлась последним спасением. К горлу подкатывал комок, а где-то в груди уже родился бесконтрольный страх, благодаря которому майка взмокла и прилипла к спине.
- Чушь какая-то.
- Многие знают ее в лицо, но лишь вы умудрились полюбить ее так, что она ответила вам взаимностью.
«Что это я так разволновалась?»
Мысли крутились вокруг Сашки, выискивая какие-то признаки… Признаки чего? Того, что он не человек? Того, что подтвердит слова Шамиля? Голова, руки, ноги… Вот оно, тело – такое же, как у всех людей. Слава зажмурилась и вспомнила: жар объятий, тепло от рук, влажность губ… Ну, где не человек-то? Почему не человек?
- Что же мне теперь делать? – спросила Слава.
- Проститься, - уверенно отозвался Шамиль. – И дальше. Я помогу.
Славка представила, как придется сказать Сашке обо всем об этом, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
- Куда мне?
- А все туда же - в метро.
- И что же я дальше?..
- Ну, может, повезет и будет вам экологически чистое метро в небе, - со смешком ответила трубка и заиграла однообразными гудками.
По дороге на работу Слава услышала за спиной истошный вопль. В следующую секунду к нему присоединились ещё несколько голосов – испуганные женские и деловитые мужские. Она оглянулась и увидела кричавшую женщину - та попала в капкан эскалатора, с которого всего парой секунд назад спустилась сама Слава. Сначала хитрая конструкция засосала в себя длинное пальто несчастной, а потом, когда та не смогла вырвать свою одежду и так и подъехала к самому низу лестницы, эскалатор решил присвоить себе и женскую обувь в совокупности с ногами. Неизвестно, как помогли пострадавшей и помогли ли вообще. Спешащая по своим делам толпа утащила Славу за собой.
На этот раз к каждому из турникетов выстроилась целая очередь. Люди, подобно стаду баранов, шли мелкими шажками друг за другом, изредка прикрикивая на того, кто пытался пролезть вперед. В вестибюле было душно и, несмотря на позднюю осень, жарко. Не спасал даже ветер, залетавший в метро через приоткрытые стеклянные двери.
Слава шагала в числе прочих, держа наготове проездной билет. По обе стороны от нее двигались безмолвные люди – безликая толпа, которая изо дня в день серой массой проплывала у нее перед глазами и на которую она раньше даже не думала обращать внимание. Но сейчас, разбуженный разговорами и многочисленными происшествиями и воспоминаниям ум потребовал присмотреться к обстановке внимательней. Вот по правую руку идет солидный мужчина в возрасте: толкает всех своим дипломатом, взгляд устремил вперед, ничего вокруг не замечает или делает вид, что не замечает. По левую руку – молодая женщина: на плече дамская сумка, в руках пакет с документами, а сама выглядит точной копией своей соседки… Слава с ужасом поняла, что большинство женщин вокруг нее до того похожи друг на друга, словно их всех выпустили с одного конвейера. Присмотревшись, она поняла, что и с мужчинами та же ситуация. Спина, руки – моментально взмокли. Страх и паника быть зажатой со всех сторон этими безликими существами зародились в самой глубине Славкиного существа и постепенно поползли завоевывать все пространство. Захотелось заорать, понять, что это сон и тут же проснуться. Но остатки вбитого с детства чувства приличия сдержали этот порыв, а в следующую секунду Слава заметила мелькнувшую впереди синюю шапку, и вот тут уже не выдержала.
- Стойте! – заорала она, что есть мочи. – Подождите!
Люди не только не расступились, но еще теснее сжали Славу между собой. Словно почувствовав ее беспомощность, они начали давить и притеснять ее, пихая и отталкивая назад.
- Пустите меня, - сопротивлялась им Слава. – Да пустите же! Мне надо!
- Всем надо, молодой человек! – прогромыхал над головой мужчина с дипломатом.
- Прекратите толкаться! Не вы один опаздываете! – завизжала девушка в сером костюме-тройке и недовольно дернула к себе сумку, словно ее пытались у нее отобрать.
Синяя шапка тоже двигалась небыстро. Она то появлялась, то исчезала из виду, и, в конце концов, Слава поняла, что никто от нее не убегает. Там впереди, дела обстоят ровным счетом так же, как и здесь – толпа, очередь. И даже, если бы владелице синей шапки захотелось бы удрать от Славы, она физически не смогла бы этого сделать – люди не позволили бы подобную вольность.
И все-таки к турникетам Слава подошла почти одновременно с нужной ей женщиной. Вместо ожидаемой схожести со всеми остальными, Слава увидела совершенно другой типаж. Даму словно вырвали из одной картины и запихнули в ту, которая совершенно несвойственна ей по стилю. К синей шапке прилагались джинсы и майка, а поверх всего этого рабочая дворничья куртка.
- Извините, - Слава протиснулась между двумя недовольными дамами. – Простите, - она попыталась дотянуться до женщины в синей шапке, но та проскользнула через турникет, не обратив на Славу внимания.
На платформе Слава ее потеряла. Неостановимый поток людей, все прибывающих и прибывающих от турникетов, протащил Славу почти к самому краю платформы. Стараясь, чтобы ее не вытолкали на рельсы, она в отчаянии стала оглядываться по сторонам. И тут женщина показалась вновь. В ожидании поезда она стояла в центре станции и даже не пыталась скрыться от преследования.
«Может у меня паранойя?» - мелькнула мысль, но Слава решила, что терять все равно уже нечего.
- Извините меня, - с трудом пробравшись, она ухватилась за рукав рабочей куртки.
Женщина медленно повернулась. В ее взгляде не было удивления или же вопроса, и Слава поняла, что не ошиблась.
- Помните меня? – спросила она. – Я… Вы мне почти что жизнь спасли. Там, на входе в метро, на лестнице…
- Нет.
- Как же?.. Вы мне помогли…
- Я у вас ее отняла.
- Что?
Подошедший состав прервал диалог. Прогремев колесами, он со скрежетом затормозил и распахнул двери, пройти в которые не было никакой возможности – вагон был забит битком. Славе показалось, что внутри находятся не живые люди, а, плотно прижатые друг к другу, дабы не падать, стоят мертвецы. Подтверждать свою догадку она не решилась.
- Вы человек и не понимаете, насколько сильно она вас любит.
- Кто она? – не поняла Слава.
- Моя дочь, - просто ответила женщина.
Садиться в поезд она не спешила.
- Если бы вы знали, сколько раз она пыталась забрать вас к себе… Она выстроила для вас целый мир, - и женщина обвела взглядом все доступное для обзора пространство.
- Но там, на лестнице… - Слава поняла, что ей стало не хватать воздуха.
- Я вас толкнула.
Двери закрылись, и состав тронулся, снова отбирая у людей возможность быть услышанными друг другом. Оставшийся на платформе народ недовольно загудел многоголосьем. А у Славы закончились все слова. Дышать становилось все труднее и труднее. Она села на освободившееся место на лавочке, уже не думая продолжать разговор с женщиной в синей шапке.
- Как ваша шея?
- Болит, - севшим голосом ответила Слава.
- Матери трудно смотреть на то, как страдает ее дитя, понимаете? – женщина присела перед ней на корточки.
Слава кивнула – она действительно понимала. И ей показалось, что женщина даже улыбнулась – так, словно извинялась за свой поступок.
- Вы были хорошей снохой, - продолжила она. – С вами она действительно была счастлива.
- Мне надо уйти, - сказала Слава, смотря в пол. – Надо идти дальше.
- Срок пришел, - понимающе вздохнула женщина.
- Я не могу, - Слава подняла на нее взгляд. – Я не могу ее… его бросить. Я не могу без него. Можно же что-то изменить?
- Ничего. Таков закон жизни.
- Я могу остаться здесь, среди всего этого, среди них, - Слава схватила за руку рядом сидящего мужчину, отчего тот в испуге отшатнулся, а затем вообще встал и ушел. – Я не хочу туда, где его нет.
- Таков закон, - повторила женщина и, обернувшись на звук прибывающего поезда, добавила: - Мой.
Опавшие листья назойливо шуршали под ногами. Когда-то красные и желтые, а сейчас посеревшие от грязи, они, сталкиваясь со Славкиными ботинками, разлетались в разные стороны.
Мысли разбегались испуганной стайкой тараканов. Стоило начать выстраивать речь, как они тут же бросались врассыпную. Шамиль сказал «проститься», а как простишься, если сама твоя сущность против этого? Ведь до сего момента Слава даже не представляла, что Сашка может куда-то от нее деться. Не было ни подозрений, ни ревности, ни ссор, ни упреков. Они встретились и так и остались друг с другом, бессловесно договорившись, что так оно будет всегда. А как же иначе, если со смертью по-другому нельзя?
Казавшийся на карте маленьким, сквер, в котором они договорились о встрече, все никак не кончался, словно оттягивая миг неизбежной встречи. Вскоре и без того уставшую, замученную Славу начали раздражать и листья, и неподметенная дорога, и редкие прохожие, не обращавшие на нее ровным счетом никакого внимания.
«Если меня нет, то кто все эти люди? Откуда они здесь?»
Сашка сидел на лавочке, возле небольшого памятника прославленному поэту и музыканту. Навертев вокруг шеи длинный полосатый шарф и закинув нога на ногу, он сам походил на представителя творческой богемы, разве что только не запечатленного в бронзе.
- Привет.
- Привет, - он подвинулся и жестом предложил Славке сесть. – Холодное место для встречи. Дома было бы теплее.
- Разве ты боишься холода?
- Мне холодно там, где нет тебя.
- Но сейчас я здесь.
- Но ты хочешь уйти.
И Слава поняла, что разговора не получится.
Ветер гнал листья друг за другом, лишь изредка позволяя им опуститься на землю и побыть в относительном спокойствии. Он налетал порывами, забираясь под куртку, морозил поясницу, спеша вперед, доводил до бесчувствия пальцы и неприятно трогал нос и щеки.
- Почему мужчина? Говорят же – «смерть». Она.
- Для тебя я могу быть разной. Какой прикажешь.
Сашка прижался так сильно, что Славе стало казаться, что теперь его совсем от себя не отлепишь. Он обнимал так, как обнимают лишь на прощанье, когда понимают, что больше свидеться никогда не получится. Так целуют лишь перед расстрелом, так глаза в глаза смотрят лишь за секунду до падения в пропасть, и, отпуская, не желают отпускать тогда, когда действительно любят…
Листья под ногами продолжали шелестеть, но Слава их больше не слышала. Она уходила все дальше и дальше от сквера, стараясь, чтобы мысли как прежде разбегались, не позволяя ей до конца оформить в слова и образы ту боль, что пару минут назад поселилась в сердце.
Автобус затормозил, и водитель через доживающий свой век приемник объявил конечную остановку - метро. Толпа, и без того заранее собравшаяся около дверей непробиваемой массой, повалила на улицу, толкаясь, пихаясь и временами, когда кто-нибудь наступал на особо длинные вещи впереди выходящих, матерясь. Слава помедлила, пропуская спешащих вперед себя. Где-то среди пассажиров мелькнула синяя шапка.
Оказавшись на улице, она не спеша отошла в сторону, позволяя людям пройти вперед. Когда поток схлынул, Слава увидела спуск под землю. Какие-то несколько десятков ступеней, после которых стеклянные двери и турникеты.
«Если это мой ад, то где же тогда рай? И если ты, - она обратилась к Сашке. – Если ты здесь, то зачем мне дальше?»
Но ноги, не услышав сердце, понесли вперед.
На проездном билете оставалось две поездки, и Слава, истратив одну из них, оставшуюся выкинула в мусорный бак.
Стояла тишина. Складывалось ощущение, будто это станция города-призрака или, что Слава перенеслась на тысячи лет вперёд, когда метро уже давно сделалось никому ненужно, его забросили, словно игрушку, из которой выросли, но оно ещё не успело исчезнуть совсем, так и оставшись похороненным под слоем земли, на которой уже родилась новая цивилизация.
На платформе стояло два человека. Того, кто стоял на противоположном конце станции Слава разглядеть не смогла.
Шамиль замер у самого края, напряженно вглядываясь в черноту туннеля, откуда должен был появиться поезд. Слава поспешила к нему. Послышался шум приближающегося состава, и через пару секунд, рождённый вылетевшими из черноты вагонами, появился холодный и звонкий ветер.
- Вы как? - спросил Шамиль.
Поезд уехал, и на платформу вновь опустилась тишина.
Слава покачала головой, не зная, что можно ответить. Сердце болело не переставая. Било колкими ударами в грудную клетку, отсчитывало секунды от момента прощания до этой минуты. Сашкин образ четко стоял перед глазами. Его последние сказанные ей слова продолжали звучать в голове, словно их кто-то записал на пленку и поставил на повторное воспроизведение. Хотелось, чтобы все поскорее закончилось, стерся из памяти человек, померкли дни, с ним вдвоем проведенные, утихли чувства.
- Забуду все?
- Обязательно, - заверил Шамиль.
- Все забывают?
- Ну, - он что-то прикинул в уме. – Встречаются осечки. Но редко. Страшно?
- Да, - призналась Слава.
- Ничего, - успокоил Шамиль. – Всяко лучше, чем раз за разом проживать один и тот же день.
- В разных же вариациях.
- Вы уж простите, но слабое утешение.
Поезда курсировали почти пустые. Изредка Слава видела в них людей. Кто-то читал книгу или газету, кто-то с кем-то целовался, кто-то стоял у входа в вагон и безжизненным взглядом смотрел перед собой. Ни в один из этих составов не сел человек с другой стороны станции.
- Кто это? – кивнула на человека Слава.
Шамиль пожал плечами:
- Не знаю. Не мой клиент.
Человек поежился от порывов ветра и сильнее натянул капюшон длинного черного плаща на голову.
«Вроде бы мужчина», - отметила про себя Слава.
Подъехал состав. Он был абсолютно пуст и на удивление чист, словно прибыл из другого мира, где внутренности вагона каждую ночь начищают щеткой с мылом.
- Ваш, - кивнул Шамиль.
Двери вагонов открылись.
- Ну, - Шамиль протянул руку. – Давайте прощаться.
Пожав Славе руку, он резко развернулся и, не оборачиваясь, пошёл прочь. Его шаги не стали слышны лишь тогда, когда он вышел из метро на улицу. Слава стояла как вкопанная до тех пор, пока не убедилась, что его действительно больше нет рядом. Человека на другой стороне станции тоже не оказалось – видимо, подъехавший состав тоже оказался его.
Поезд терпеливо ждал. Слава пошатнулась на месте…
<i>«Как я буду без тебя?»</i>
…и пошла к вагону.
Сперва она села на край ближайшей лавки, затем передумала и встала у двери в начале вагона. Двери захлопнулись и, медленно набирая скорость, состав устремился в чёрную дыру метрополитеновских линий. И не успела станция совсем скрыться из виду, как Слава поняла, что в спину ей упирается чей-то взгляд. Взгляд, в котором, не глядя, чувствовалось невыразимое горе, боль утраты и… любовь.
Преодолевая себя, она обернулась. Сдернув с головы капюшон, Сашка стоял в соседнем вагоне.
- Как я буду без тебя? – одними губами произнес он и Слава улыбнулась.
Перед тем как померк свет, она успела увидеть, что Сашка улыбнулся ей в ответ.