Орибос. Место в посмертии, куда стекаются все души умерших и ожидают суда Арбитра и четырех Вечных — правителей ковенантов. Именно Арбитр просматривает воспоминания той или иной души, прежде чем решить, какой ковенант определенная душа заслуживает. Горе душе, если она оказывается так грешна, что ее не исправит даже Ревендрет: подобные души после суда отправляются в Утробу на вечные муки и страдания.
Не имеет значения, в каком мире, в какой вселенной ты умираешь. Все дороги для умерших ведут в темные земли, на справедливый суд Арбитра. Исключением не стала и принцесса Одетт. Она умерла белой лебедью, но душа ее человеческая, ибо принцесса была заколдована темным чародеем Ротбартом. Снять это заклятие мог лишь знак истинной любви. Однако принц Зигфрид, поклявшийся любить Одетт вечно, нарушил свою клятву на балу, когда среди гостей встретил Одиллию, дочь Ротбарта, принявшую облик возлюбленной Зигфрида. Коварный план темного колдуна, заколдовавшего Одетт, сработал — Зигфрид, поведшись на внешность, поклялся в любви фальшивой Одетт. Рана, нанесенная настоящей Одетт прямо в сердце, была настолько глубока, что принцесса-лебедь, вскрикнув, стала без чувств падать оземь. Она падала, падала, падала... и приземлилась, раскинув крылья и безжизненно замерев. Лейтенант Пуффин и Скороход, увидев, что Одетт лежит мертвая, с печальным видом подошли к ней — точнее, Пуффин подлетел, а Скороход подполз — и стали оплакивать. Даже Жан-Прыг, который мнил себя принцем, живо растерял свою спесь и расплакался, лишь взглянув на мертвую лебедь. Но никто из них не мог видеть, как из тела Одетт буквально вышел дух...
Сейчас душа Одетт стоит на большой плите в Анклаве. С четырех постаментов на нее смотрят представители от четырех ковенантов. Один выглядит как сгорбленный старик, у которого, несмотря на внешнюю дряхлость, недюжинная сила. Другой напоминает демона-искусителя: прекрасный лик, увенчанный рогами, и костюм с вырезом на груди. Третья — крылатая дева с сияющим копьем. Четвертая — очаровательная женщина с оленьими ветвистыми рогами и в очень длинном красивом платье. И взгляды всех четверых направлены на нее одну, на Одетт. А между постаментами Ревендрета и Бастиона возвышается Арбитр — извечная судья, чьего лица не дано разглядеть никому. И она тоже не сводит глаз с новоприбывшей души. Арбитр смеряет внимательным взглядом ее — призрачную принцессу в длинном платье, с распущенными волосами. Одетт оглядывается вокруг. Она могла бы удивиться, будучи живой, но мертвые не испытывают никаких чувств. Между тем Арбитр протягивает вперед большую руку и направляет луч какой-то неведомой светлой энергии на душу принцессы. Извечная судья намерена просмотреть главные воспоминания этой души, чтобы решить, в какой ковенант она отправится...
***
Полная луна в небе освещает берег озера, где сидит Одетт со своими новыми друзьями. Лишь ночью, при полнолунии, она может принимать свой человеческий облик — таковы реалии заклятия Ротбарта. Как жаль, что ночь такая короткая. Скоро луна зайдет, звезды на небе угаснут, уступая место солнечному свету, и Одетт вновь будет вынуждена ступить в озеро, ведь только здесь она может обращаться в лебедушку и обратно. А пока... лучше всего наслаждаться каждым мгновением.
Одетт держит камышовый стебель. На нем висит лягушонок, которого она только что спасла от ненасытных крокодилов. Он барахтается, не видя принцессы, кричит что-то вроде «спаси меня», очевидно, обращаясь к черепахе, пытающейся ухватить лягушонка за ноги, но понемногу успокаивается, когда все же замечает снисходительно улыбающуюся Одетт, и с облегчением выдыхает.
— О, спасибо, Одетт... — стушевавшись, лягушонок неловко улыбается, но в следующее мгновение ловко спрыгивает с камыша и на аристократический манер кланяется, отводя руку назад. — Благодарю вас, мадемуазель! Дай это мне! — кажется, манера речи говорящего земноводного скачет, как и сам лягушонок: он то обращается к принцессе по имени, то говорит ей «вы», а то вдруг его тон становится слишком требовательным по отношению к представительнице королевского рода. Лягушонок выхватывает из рук Одетт стебель камыша и, отпустив его, попадает прямо на головы аллигаторам, пытавшимся съесть его, лягушонка. Но его торжеству не суждено продлиться долго: камыш, ударив по крокодилам, так же быстро отгибается назад и приземляется прямо на голову лягушонка, и тот падает пластом на землю.
— Жан-Прыг, ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Одетт, наклоняясь над земноводным. — Что же ты пытался сделать? — она полагает, что лягушонок потерял сознание, и хочет помочь ему, но тут Жан-Прыг неожиданно встает на ноги и отвешивает учтивый поклон:
— Oui, oui, Одетт, лучше не бывало! Я пытался достать для тебя красивый букет! Ведь ты достойна самого лучшего букета, а я, — лягушонок хитро прищуривается, подмигивает черепахе и вновь переводит взгляд на принцессу, — достоин поцелуя!
— Жан-Прыг, на мне заклятье, — Одетт снисходительно смеется, но у самой глаза грустные. — Я поцелую лишь того, кого люблю. Того, кто поклянется мне в вечной любви... и докажет мне ее.
— А разве я уже не доказал? — Жан-Прыг аж возмущенно подпрыгивает на месте. — Кто для тебя цветы доставал, хотя аллигаторы делали «ам-ам»?
Но Одетт, кажется, не слышит его. Ее мысли витают где-то далеко. Она вспоминает про Зигфрида — принца из соседнего королевства. Помолвлены они были еще с рождения, но в детстве не ладили друг с другом. Светлые чувства стали зарождаться значительно позже. И сейчас эти чувства должны сыграть важную роль в снятии заклятия с принцессы-лебеди. Одетт начинает петь, и кажется, что Зигфрид хоть и находится достаточно далеко, но слышит ее и отзывается на чудесный голос принцессы. Песня протягивает между Одетт и Зигфридом невидимую нить, они поют то по очереди, то вместе, и клянутся друг другу в любви...
***
Птица-тупик с пронзенным стрелой крылом опускается буквально с небес на землю с высунутым языком. Одетт, в это время грезящая наяву, резко обрывает песню и подбегает к месту падения птицы. К счастью, тупик не умер, но не может летать, ибо ранен прямо в крыло. И как же повезло ему упасть именно здесь, у Лебединого озера, как прозвала сама Одетт то озеро, где она превращается в лебедушку и обратно... Между тем сердобольная принцесса опускается на колени и склоняется над тупиком.
— Бедняжка, — вздыхает она, разглядывая больное крыло птицы. — Тебе, наверное, очень больно, — Одетт протягивает руку, чтобы вытащить стрелу, но тут тупик, до того лежавший без сознания, вдруг резко дергается. — Подержите его, пожалуйста, — просит принцесса-лебедь, обращаясь к лягушонку Жан-Прыгу и черепахе Скороходу. Друзья незамедлительно выполняют просьбу, и Одетт разламывает стрелу пополам. Половину стрелы, застрявшую в крыле, девушка осторожно вытаскивает. — Тише, — шепчет она, когда тупик невольно вскрикивает. Одетт отрывает кусочек от подола своего платья и перевязывает раненой птице крыло, бережно накладывает самодельную повязку слой за слоем.
— Привет! — в этот момент Жан-Прыг подскакивает к тупику и широко, как только может, раскрывает ему глаза. — Это чтобы ты очнулся! — весело поясняет лягушонок и подмигивает. Но тут птица уже окончательно приходит в себя и неожиданно быстро вскакивает на ноги, как только Одетт заканчивает с перевязкой раны. Тупик, судя по всему, довольно воинственный по характеру, принимает боевую стойку и начинает хорохориться:
— Паре жалких болотных хулиганов ни за что не справиться с Пуффином! — он делает вид, что отрабатывает приемчики, замахиваясь ногами, отчего Жан-Прыг немного отскакивает, а Скороход отползает. Одна Одетт не боится и спокойно заверяет тупика, что она друг, а не враг.
— Если ты мне друг, — он подозрительно смотрит на принцессу, у которой в руке все еще осталась половина той стрелы, которую она вытащила, — как же так вышло, что у тебя в руке стрела? — тупик берет половину стрелы и настырно щекочет шею Одетт оперением. — Точно такая же, как на... — птица переводит взгляд на свое больное крыло и, увидев, что стрелы уже там нет, а рана перевязана, на какое-то время впадает в ступор.
— Я вытащила ее, пока ты лежал без сознания, — снисходительно улыбнувшись, объясняет принцесса-лебедь и откладывает половину стрелы в сторону.
— То есть ты могла вот так, — тупик изображает отсечение головы, — а вместо этого вот так? — затем он делает вид, что рывком вытаскивает невидимую стрелу из собственного крыла. Одетт согласно кивает головой, и птица совсем успокаивается.
— Мадам, приношу свои извинения, — тупик кланяется, на лучший манер отводя здоровое крыло назад. — Позвольте представиться: Пуффин. Лейтенант Пуффин, — он выпрямляется и здоровым крылом отдает честь.
— Очень приятно, лейтенант Пуффин, — принцесса с улыбкой приседает в сдержанном книксене. — А я Одетт. Принцесса Одетт, — она позволяет Пуффину галантно прикоснуться клювом к своей руке. Хотя, конечно, поцеловать руку он не может, ведь он же птица.
— А это мои близкие друзья, — Одетт кивает в сторону черепахи и лягушонка, сидящего в горделивой позе. — Мистер Лоренцо Неспешилло...
— Для друзей — Скороход, — подмечает Неспешилло, учтиво поклонившись, насколько он может себе позволить.
— ...и Жан-Прыг.
Лягушонок тут же хорохорится, мол, нет у него никаких друзей, только слуги. Одетт лишь снисходительно смеется — она уже привыкла к замашкам мнимого принца, и они так забавны, что даже не хочется их осуждать. Хотя, конечно, настойчиво просить поцелуя у принцессы не совсем комильфо...
***
Правители ковенантов безмолвствуют, наблюдая за воспоминаниями, которые выявила Арбитр, исследуя память умершей принцессы. Спустя некоторое время самая высокая из Вечных — Королева Зимы — сходит со своего постамента и плавно подходит к душе Одетт. Хозяйка Леса протягивает вперед руку и грустно улыбается. Благодаря картинкам памяти она разглядела в душе принцессы качества, которые делают ее достойной ковенанта Арденвельд. Дружелюбие, открытость, доброта и, несомненно, любовь ко всему живому.
— У этой души было доброе сердце, — правительница Арденвельда говорит нежным, мелодичным голосом, вглядываясь в воспоминания. — К ней тянулись животные, а это имеет немалое значение. Уступи мне ее, мудрейшая, — обращается Королева Зимы к Арбитру. — С нами она сможет обрести покой.
Однако Арбитр, кажется, не слышит Королевы и продолжает путешествовать в омуте памяти, пока не останавливается на еще одном, очень важном воспоминании новоприбывшей души. Воспоминании о дне, ставшем роковым для Одетт.
***
Бальная зала во дворце сияет как никогда. Играет музыка; кажется, что ноты, извлекаемые из музыкальных инструментов, плывут по воздуху, даже всплывают к потолку. Галантные кавалеры, одетые со вкусом, идут рука об руку с дамами в пышных платьях. А вон там по ковровой дорожке идет принц Зигфрид. Идет и ведет под руку невесту... да не ту. Настоящей Одетт сейчас нет места на балу. Она — лебедь. Заколдованная принцесса, чье сердце вот-вот разобьется. Принц не видит ее. Он смотрит преданными и влюбленными глазами на фальшивую Одетт. Кажется, Одиллия, дочь Ротбарта, покорила Зигфрида настолько, что он даже не слышит, как отчаянно бьет крыльями белая лебедь за окном и кричит человеческим голосом:
— Зигфрид! Зигфрид! Я Одетт, я твоя любовь! Ты клялся мне!
Нет... Все тщетно. Все равно что об стену горохом стучать. Принц Зигфрид не обращает внимания на лебединый крик. Конечно, какое ему дело до какой-то лебеди, когда вот она — настоящая Одетт перед ним, как на ладони! Похоже, любить не только из-за внешности он так и не научился, раз даже не учитывает, что истинная Одетт никогда не носила черное.
— Леди и джентльмены! Я нашел себе невесту! — сколько счастья в голосе ослепленного Зигфрида... Только это счастье направлено не в ту сторону. И от этого осознания Одетт становится по-настоящему больно. Но она не теряет надежду в буквальном смысле достучаться до принца.
— Зигфрид! — отчаянно, со слезами в голосе кричит Одетт и бьет крылом в окно. — Зигфрид! Нет! Это обман!
Однако Зигфрид даже не оборачивается. Любовные чары Одиллии оказываются сильнее. И вот он произносит фразу, ставшую для настоящей принцессы роковой; фразу, пронзившую хрупкое сердце Одетт насквозь...
— Я приношу клятву вечной любви... — принц переводит взгляд с толпы на Одиллию, сияя лучистой улыбкой, — …к моей Одетт.
Принцесса-лебедь понимает, что это конец. Зигфрид повелся на внешность Одиллии, превращенной в Одетт, и тем самым изменил своей клятве, данной заколдованной принцессе. Сердце разбито, заклятие не снять, Ротбарт торжествует. Истинная Одетт лишь успевает вскрикнуть «Нет!», прежде чем плавно пасть замертво на землю...
***
Извечные правители четырех ковенантов наблюдают за тем, как Арбитр исследует самое печальное воспоминание принцессы. С постамента Бастиона сходит Кирестия Перворожденная. Глядя на всплывшую картинку памяти, Архонт качает головой. В ее глазах можно прочесть осуждение. Но это осуждение относится не к Одетт, а непосредственно к принцу Зигфриду, который забылся из-за обманных чар Ротбарта. Королева Зимы тоже смотрит, и в ее взгляде читается сочувствие к душе преданной Зигфридом принцессы.
— Она любила его, — констатирует правительница Арденвельда и горестно вздыхает. — Она верила ему, доверяла...
— Но он ее предал, — довершает мысли Королевы Зимы Архонт. — Изменил ей, поклявшись в вечной любви другой. Вот что бывает, когда любишь только из-за внешности, — назидательно поднимает Кирестия указательный палец вверх.
Королева Зимы, в очередной раз вздохнув, кивает. Примас, опираясь на посох, все так же молчит. Впрочем, поскольку новая душа — совершенно очевидно — не подходит для Малдраксуса, как и для Ревендрета, ни Примасу, ни сиру Денатрию не нужно вмешиваться. Однако, когда речь заходит о предательстве принца Зигфрида, правитель Ревендрета все же считает нужным вступить в разговор:
— Безусловно, принц совершил тяжелый грех. И когда придет его время, вентиры помогут его порочной душе познать искупление...
— Всему свое время. Сперва нужно решить судьбу этой души, — бесстрастно заявляет Архонт, плавно указывая рукой на Одетт. Воспоминание между тем растворяется, луч светлой энергии ослабевает, пока не исчезает совсем, и Арбитр отводит руку назад. Королева Зимы и Кирестия переглядываются друг с другом. Воспоминания, выявленные Арбитром, дали совсем немного информации об этой конкретной душе, но и этого, пожалуй, вполне достаточно, чтобы выбрать для нее ковенант. Для Ревендрета душа Одетт слишком чиста и невинна, а для Малдраксуса — слишком миролюбива, да и эстетически Малдраксус не подойдет для прекрасной принцессы. Остается Бастион и Арденвельд.
— Она твоя, сестра, — коротко вздохнув, изрекает Архонт после недолгих размышлений. — Мне кажется, в обители природы ей будет лучше всего. А лебедь станет ее обликом души.
— Ты права, Кирестия, — Королева Зимы слабо улыбается, медленно переводя взгляд с правительницы Бастиона на принцессу. — Эта душа обретет гармонию в нашем Лесу, среди ночного народца, — Хозяйка Леса снова протягивает руку навстречу Одетт и осторожно пытается коснуться ее. Душа умершей принцессы понемногу растворяется, обращаясь в арденвельдскую аниму — облачко мерцающей волшебной пыльцы. Это облачко медленно поднимается в воздух и так же неторопливо опускается на подставленную ладонь правительницы Арденвельда. Королева улыбается Архонту и Арбитру, и представители всех четырех ковенантов по очереди растворяются. Неизвестно, в который уже раз Вечные завершают собрание на определении очередной души в подходящий ей ковенант.
***
В Сердце Леса, самой главной достопримечательности Арденвельда, жизнь течет своим чередом. Вот по дороге проходит сильварка, читающая какую-то книгу. На плече у нее сидит душа белочки и с любопытством заглядывает в расписанные рунами страницы. Феечка-пикси Динь-Динь, смотрительница стойл при дворе Королевы Зимы, не без умиления наблюдает за тем, как резвятся прирученные ею маленький арденвельдский мотылек и единорожка по имени Маэли. Леди Лунная Ягода неторопливо порхает возле главного древа — извечного дворца Королевы Зимы — и ждет возвращения своей покровительницы. Феечка знает, что Хозяйка Леса отправилась на очередное собрание Вечных в Орибосе, только вот как долго оно продлится, и скоро ли она вернется?
Ответ не заставляет себя ждать. По довольно объемному облаку мерцающей волшебной пыльцы, возникшему перед входом во дворец на дороге в форме спирали, Лунная Ягода понимает, что это возвращается Королева Зимы. Даже питомцы Динь-Динь перестают резвиться и в предвкушении замирают. Впрочем, как и их хозяйка. Даже сильварка, читающая книгу, вынуждена оторваться от чтения и обратить свой взор на большое облако анимы, которое между тем плавно направляется в сторону дороги, которая ведет в Рощу Пробуждения. Лунная Ягода, а с ней и еще несколько обитателей Арденвельда, в том числе сильварка Ния и пикси Творец Снов, устремляются за облаком волшебной энергии в Рощу Пробуждения. Через несколько секунд после прибытия в рощу облако превращается в Хозяйку Леса собственной персоной. Маленькая фрейлина тотчас же подлетает к ней и с удивлением замечает, что правительница Арденвельда вернулась не с пустыми руками. Небольшое синее облачко арденвельдской анимы искрится на большой ладони, и Лунная Ягода догадывается, что это, скорее всего, новая душа, которая удостоилась быть определенной в обитель гармонии и природы.
— Новая душа... — словно зачарованная, шепчет Ния, поднимая голову как можно выше, чтобы разглядеть сгусток анимы в ладони Хозяйки Леса.
— Она умерла совсем недавно, — поднеся ладонь немного ближе к своей крылатой фрейлине, объясняет Королева Зимы. — Суд Арбитра решил, что с нами ей будет лучше.
— Кто она, Ваше Величество? — заинтересованно спрашивает леди Лунная Ягода, не сводя глаз с искрящегося облачка пыльцы.
— Ее зовут Одетт. Она была принцессой, — Хозяйка Леса грустно улыбается и вздыхает, медленно опускаясь на одно колено и выпуская облачко анимы с ладони на дорогу. — Смертельное разочарование познала эта душа при жизни... Теперь она обретет покой и настоящую гармонию. Но прежде, — Королева переводит взгляд на Лунную Ягоду, потом снова на облачко, — нам понадобится немало волшебной пыли, чтобы душа обрела плоть.
Правительница Арденвельда протягивает свою большую руку вперед. Ладонь Хозяйки Леса начинает искриться синим светом, поток волшебной энергии Арденвельда окутывает облачко пыльцы, в результате чего оно становится все больше и больше. К Королеве присоединяется и леди Лунная Ягода. Облако арденвельдской анимы продолжает расти до тех пор, пока правительница Арденвельда и ее фрейлина не ослабляют поток искрящейся пыльцы. Когда же этот поток исчезает окончательно, и облако растворяется, взору Королевы Зимы, Лунной Ягоды и остальных представителей ночного народца, пришедших посмотреть на процесс, предстает очаровательная золотоволосая девушка в сине-белом платье. Она лежит на дороге и, кажется, что-то шепчет. Ее глаза сомкнуты. Королева Зимы склоняется над девушкой и одними лишь подушечками пальцев касается ее щеки.
— Она спит, — делает очевидный вывод правительница Арденвельда, вновь выпрямляясь. — Я думаю, не стоит сразу ее будить. Моя дорогая фрейлина, — милостиво улыбнувшись, она обращается к леди Лунной Ягоде, — останься подле этой души. Загляни в ее сны — если что дурное увидишь, ты сможешь это убрать. Наша пыльца способна на многое, в том числе — избавлять душу от плохих снов.
— Слушаюсь, моя Королева, — проговорив это, Лунная Ягода учтиво кланяется. Королева Зимы неторопливо плывет по усыпанной пыльцой дороге к Сердцу Леса. Любопытные арденвельдцы потихоньку расходятся, и лишь леди Лунная Ягода, вняв даже не столько наказу, сколько просьбе Хозяйки Леса, остается возле спящей девушки. Феечка снова протягивает вперед ручку, вновь заискрившуюся синим. — Ты очень необычная душа, — Лунная Ягода улыбается, не сводя глаз с лица перерожденной души. Небольшой мерцающий луч из ручки маленькой королевской фрейлины направляется на девушку. — Я осторожненько, одним глазком загляну в твои сны...
***
Одетт снова сидит на берегу Лебединого озера. Но в этот раз лесные друзья не пришли навестить ее. Поблизости вообще нет ни единой живой души, кроме самой принцессы. Даже темный чародей Ротбарт не явился, чтобы в очередной раз спросить, не передумала ли Одетт насчет его предложения. Не говоря уже о принце Зигфриде, которого принцесса любила, но измены ему не простила. Скоро должна зайти луна, и Одетт, чтобы превратиться обратно в белую лебедь, ступает на озеро. Но, к ее удивлению, волшебного превращения не происходит. Зато она слышит, как откуда-то раздаются звуки флейты, играющей какую-то неизвестную принцессе мелодию. Девушка удивленно смотрит по сторонам, но, как и прежде, никого не находит. Тогда она продолжает идти по водной поверхности, и чем дальше, тем явственнее становятся звуки нежной, красивой мелодии. Вскоре к флейте присоединяется арфа, а затем вступают и струнные музыкальные инструменты. Словно завороженная, Одетт идет по озеру и даже немного ускоряется.
Музыка постепенно затихает, и принцесса слышит знакомый мелодичный голос Королевы Зимы, зовущей ее, принцессу-лебедь, по имени. Девушка хочет пойти на зов, но не знает, откуда голос, и главное — где его обладательница. Спустя какое-то время раздается еще один женский голос, но уже чуть более величественный. Одетт понимает, что этот голос принадлежит Архонту Бастиона. Потом к Королеве и Архонту присоединяется бархатный баритон Денатрия, а затем — немного печальный бас Примаса... Все четыре голоса обращаются непосредственно к Одетт, зовут ее с разных сторон. А что же Одетт? Она стоит на воде и не знает, куда пойти, где чей голос раздается. Словно принцесса находится в каком-то междумирье. Она в растерянности смотрит по сторонам, но Вечные ей не показываются, однако, несмотря на это, продолжают звать Одетт.
— Где же вы? Покажитесь! — девушка прикладывает обе руки к вискам, будто у нее заболела голова, и вновь оглядывается. Но вокруг по-прежнему водная гладь. Даже берега Лебединого озера не видно, ибо Одетт, видимо, отошла оттуда слишком далеко. Голоса Вечных между тем постепенно затихают. Наступает долгожданная тишина, и принцесса-лебедь умиротворенно вздыхает. Вдруг ей слышится еще один голос, похожий скорее на голос маленькой девочки, но так же настойчиво зовущий, как до того правители ковенантов:
— Принцесса Одетт... Принцесса Одетт...
***
— Принцесса Одетт, — милый детский голос доносится до слуха лежащей с закрытыми глазами принцессы. — Одетт, проснись, — чья-то ручка осторожно касается лба обретшей плоть души.
Одетт медленно открывает глаза. Она видит перед собой чистое синее небо, усыпанные листьями деревья и... довольно милое крылатое существо, склонившееся над принцессой. Феечка-пикси. Озорное создание, обожающее всякие игры и сказки. Пикси, наравне с сильварами, воркаями и тирненнами, являются представителями ночного народца. Королева Зимы с особой любовью и снисхождением относится к феечкам, хотя иногда их озорство и выходит из-под контроля. Но этот недостаток легко компенсируется талантами пикси устраивать прекрасные спектакли в амфитеатре Звездного Озера.
— Я Лунная Ягода, — делая воздушный реверанс, представляется феечка, пока Одетт неторопливо встает на ноги и с удивлением, перемешанным с восхищением, оглядывается по сторонам. — Королева Зимы помогла тебе возродиться. С пробуждением велела немного подождать. Но сейчас мне показалось, что самое время. Добро пожаловать в Арденвельд, перерожденная душа, — пикси улыбается и протягивает ручку принцессе. Перерожденная душа не замедляет с ответом.
— Очень приятно, леди Лунная Ягода, — девушка накрывает своими руками ладонь феечки. Взгляд Лунной Ягоды такой добрый, такой дружелюбный, а атмосфера вокруг настолько прекрасная, что лицо Одетт само собой расплывается в улыбке. Дороги все усыпаны волшебной пыльцой. Центр прекрасной рощи светильники озаряют нежно-розовым светом, очень даже гармонирующим с основным цветом Арденвельда — синим. Проходящие мимо стражи-воркаи приветственно кланяются принцессе, а пикси весело помахивают ручками. Деревья все усыпаны красивыми синими листьями. В небе порхают арденвельдские мотыльки, лесные духи снуют по роще, а где-то вдали важно прогуливается рунический олень... Принцесса так заворожена красотами Арденвельда, что даже не замечает, как потихоньку отрывается от земли. Это леди Лунная Ягода, легко вспорхнув ввысь, обронила немного волшебной пыльцы, и арденвельдская анима попала на волосы и платье Одетт.
— Полет — еще одно доказательство, что Лес принял тебя! — весело сообщает феечка, кружась вокруг новообретенной подруги и будто бы ненароком опыляя ее, а затем создавая пару блестящих крылышек за спиной принцессы. — Только друзьям Арденвельда наша анима может даровать полет. Зато враги нашего Леса эту пыльцу ох как не любят! — Лунная Ягода подмигивает Одетт и заливается смехом. Принцесса-лебедь легко вспархивает вверх-вниз и тоже смеется. — Давай спустимся, — предлагает феечка, кивком головы указывая вниз, на усыпанную пыльцой дорогу. — Королева ждет нас.
Подлетев к пикси, девушка берет ее за обе ручки, и они вдвоем плавно опускаются с небес на землю. Одетт обнимает Лунную Ягоду — очень осторожно, чтобы ненароком не коснуться крыльев, а потом они обе, взявшись за руки, не спеша идут в Сердце Леса ко дворцу Королевы Зимы. Точнее, идет Одетт, а Лунная Ягода легко парит, едва касаясь земли ножками. Они улыбаются друг другу, любуются красотами Арденвельда и время от времени перебрасываются словечками. Пожалуй, впервые за всю вечность принцесса обрела действительно близкого друга, точнее, подругу. Хотя, кажется, вроде бы Одетт с Лунной Ягодой только-только познакомились, но уже чувствуют какую-то особую связь друг с другом. От фрейлины Королевы Зимы так и веет дружелюбием и теплотой. Как, впрочем, и от всего Арденвельда. И впервые за всю вечность Одетт чувствует себя счастливой по-настоящему. Она признается себе, что даже с принцем Зигфридом, если бы у них все же вышло сохранить любовь, не было бы такого счастья, как в прекраснейшем ковенанте темных земель. Королева Зимы же для Одетт станет той любящей, заботливой матерью, которой у нее не было при жизни, ведь мать Одетт умерла еще при родах, и принцесса росла с отцом — королем Вильгельмом. Одетт была обделена материнской заботой при жизни, но в посмертии обретет новую семью в лице Королевы Зимы, премиленькой Лунной Ягоды и других обитателей Арденвельда. И этим крепким узам суждено продлиться целую вечность.
Что до Зигфрида... После того, как Одиллия раскусила себя, он пришел в ужас. Он осознал, что наделал, как подвел свою возлюбленную... но слишком поздно понял принц свою ошибку. Он опрометью бросился бежать из замка, громко и тщетно зовя Одетт. Горю Зигфрида не было предела, когда он нашел свою принцессу лежащей на земле без единого признака жизни. Принц глухо застонал, стал проклинать себя, просить принцессу ожить, откликнуться, говорил, что любит ее... Но, увы, сделанного уже не воротишь. Зигфрид уже изменил Одетт, поклялся другой в верности, — теперь уже поздно что-либо менять. Сердце Одетт разбито, заклятие Ротбарта не удалось снять. Остался лишь один выход... Взвесив все «про» и «контра», принц достал меч из ножен и вонзил себе в грудь. Но его душа, в отличие от души Одетт, долгожданного умиротворения не получила. Суд Арбитра суров, ведь и четверо правителей ковенантов, и сама Арбитр благодаря воспоминаниям, выявленным у души Одетт, уже знали, что сделал Зигфрид; посему душа принца отправлена в Ревендрет без предисловий. Теперь на его греховном булыжнике неизменно будет напоминание о предательстве и разбитом сердце Одетт. И оно будет преследовать принца даже после возможного перерождения.