дилюк, по всем канонам фильмов о закрытых ботаниках, постоянно ходит если не в костюме-тройке, то свитере, рубашке и пиджаке, и ему совсем не жарко, а итто, как истинный оборванец и любитель свободы, каждый день норовит распахнуть свою белоснежную рубашку и показать всем свою мускулатуру; наблюдая за этим безобразием, красноволосый как-то раз бросает вскользь о том, чтобы тот даже и не пытался подражать кэйе альбериху, ибо до него ему как до небес.
итто запоминает эту фразу надолго – до того самого момента, как у них не наступает день, в котором есть две пары физкультуры.
в этот день рагнвиндру, как самому ответственному человеку из всей группы, отдают на хранение ключи от аудитории и благодаря этому он спокойно запирается изнутри, наслаждается умиротворением и занимается своими студенческими делами. но всю малину портит то, что в сегодняшний день четверга его группу решил навестить небезызвестный аратаки итто, присутствие которого – как второе пришествие христа. прогнать его из класса не выходит и приходится запереться вместе с ним; если так посмотреть, рагнвиндр не особо-то и против – игнорировать всё и вся у него выходит лучше всего.
но тут тишину нарушает громкий хриплый голос:
— эй, мистер староста всезнайка, ты же скажешь физруку, что я сидел в медпункте? с меня должок, конечно же.
эта капающая на нервы наглость запросто задушила его внутреннюю добросердечность:
— нет. разбирайся с этим сам.
— ну чего ты так, хэй. не уж то последний раз был так плох? или у нашего вечно занятого дилюка опять нет на меня времени?
чужая усмешка чувствуется и без зрительного контакта, который устанавливать не очень-то и хотелось.
— только эти два часа. но я не думаю, что такой как ты решится на столь смелый поступок.
красноволосый и вправду не думал о том, что у этого безмозглого прогульщика хватит смелости на то, чтобы взять его здесь и сейчас. но вот, спустя каких-то десять минут, аратаки итто втрахивает его в учительский стол так, словно готовился к этому весь день; от того, как громила это делал, в алых глазах пролетали искры, а из губ то и дело вырывались прерывистые стоны.
лежать на твёрдом столе животом вниз неприятно и больно, дилюк пытается сказать об этом уже третий раз, но размашистый темп парня выбивает все разумные мысли из тёмной головы; руки тянутся вперёд в попытке за что-нибудь ухватиться, но ничего не находят и от этого от лежащего старосты звучит утробный рык разочарования. итто прекрасно это слышит и даже нагибается к горящему от возбуждения уху, тихо спрашивая:
— даже втрахивая тебя в этот стол я похож на твоего сводного братца, м?