синева

Вай не могла представить, сколько они так лежали и смотрели друг другу в глаза, видя собственные отражения, но уже заранее осознавала, что синева этих глаз навсегда поселится в её памяти.

До этого Вай вовсе не замечала красоту синих глаз. Может, потому, что не представлялось возможности заглянуть в их глубину, может, потому, что не было времени: им просто не выпадало шанса остановиться и перевести дух в том бешеном круговороте событий, в котором она и Кейтлин оказались. А может быть, всё вовсе смешалось в единую причину. Теперь это было не столь важным, было ясно и важно одно: Вай безумно пожалела о том, что не всмотрелась в эти глаза раньше. В этот самый миг Вай ощутила, насколько сильно им повезло оказаться в этой комнате, в этой постели, с этими многочисленными цветами, аромат которых навязчиво заполнял комнату и пощипывал нос.

Вай словно был кем-то подарен момент, когда бы она могла нырнуть, затеряться и прислушаться.

— Что означают твои татуировки?

Вай нахмурилась и качнула головой, вырываясь из забытья. Вопрос, заданный Кейтлин, заставил её вернуться из мира синих глаз в наполненную ярким солнечным светом комнату. Вернуться в реальность и вспомнить о том, что за пределами этой комнаты царила несправедливость: страдали люди, один город погрузился в пучину хаоса, нищенства, преступлений, другой казался со стороны процветающим и богатым, но за маской скрывал ханжество и гордыню.

Вай опустила взгляд. Её захлестнули воспоминания о тюрьме, в висках запульсировало, словно по ним забили, как молотом по наковальне. 

— Ничего, — просто ответила Вай.

Кейтлин сощурилась, тем самым показывая неудовлетворённость ответом, который был озвучен, но виновато прикусила нижнюю губу. Вероятно, она поняла, что разбередила свежую рану, несмотря на то, что вопрос прозвучал совершенно невинно. Миротворица убрала свою руку от перебинтованной руки и села, не отрывая взгляда с лица Вай.

— Ты сделала татуировки в тюрьме?

"В точку. И когда ты стала понимать меня так хорошо?", — подумала бывшая заключённая, но говорить вслух не решилась. Что несколько забавно, ведь Вай была из тех, кого за язык никогда не нужно было тянуть.

Вай села напротив Кейтлин и посмотрела на неё, снова оказавшись в глубинах синевы.

— В тюрьме было сложно вести счёт времени, — тяжело вздохнув и сложив руки в замок, начала Вай. — Нам практически не позволяли выходить во двор. Особенно мне. Я вечно нарывалась на драки... В любом случае, из-за того, что ты не знаешь, когда садится солнце, когда восходит, из-за того, что у тебя нет часов, время перестаёт для тебя что-то значить. Ты ложишься спать, потому что тебе сказали про отбой. Ты просыпаешься, потому что тебя разбудили.

Кейтлин внимательно слушала Вай. Иногда она опускала взгляд, в какие-то моменты обнимала саму себя, потому что, по всей видимости, ей становилось безгранично больно от осознания того, что её подруге пришлось переживать там, в тюрьме, в которую даже не проникал природный солнечный свет.

У Вай складывалось впечатление, что вот-вот и Кейтлин её остановит, встанет и просто уйдёт. И Вай бы поняла. Она бы правда поняла, если бы Кейтлин ушла, покинула бы её, оставила бы наедине с психологическими травмами, рваными ранами и не перестающими болеть ссадинами, потому что ни один здравомыслящий не остался бы с настолько искалеченным человеком.

Если Кейтлин уйдёт сейчас, не придётся играть в игру "Спасу или утонем вместе".

Вай продолжала:

— Сначала я считала по приёмам пищи. Но сбилась со счёта. Потом царапала на стенах эти чёртовы палочки, которые используют все кому не лень, ведь в этом есть свой шарм. Не вырисовывал палочки, не сидел, верно? Но... С каждой новой короткой чёрточкой мне становилось всё тяжелее, потому что проходили дни, недели, месяцы, годы. И знаешь, как-то хреново при пересчёте осознавать, что прошло уже четыре года, а ты всё сидишь за решёткой, ешь с тупицами в трико в столовой, слушаешь, как за стенкой кто-то снова плачет, ведь он либо больше никогда отсюда не выйдет, либо вернётся в Нижний город, ровно точно такую же тюрьму, полную насилия, темноты, тяжёлого воздуха. И я просто... Стала забивать себя татуировками, — Вай напряглась, на лице заходили желваки, губы сжались.

Ей так не хотелось показывать слабину... так не хотелось выглядеть в глазах Кейтлин абсолютно рассыпавшейся, но слёзы сами навернулись на глаза.

Потеря Паудер, почти семь лет в непроглядной тьме... Вай не могла с этим справиться, просто не могла, но каким-то волшебным образом справилась. Она это пережила. И всё ещё была готова и способна бороться. Она рвалась в бой, тянулась к Паудер и всё ещё искренне верила в то, что её сестру можно было спасти.

Она не чувствовала себя уязвимой с того дня, как потеряла родителей, ведь именно в тот момент мысленно пообещала себе, что будет бороться, что покажет всем, что такое настоящая она и какие сила и энергия в ней текли. Но здесь, в этой комнате, рядом с Кейтлин она впервые за долгое время почувствовала себя уязвимой. Под этим пристальным взглядом синих глаз, в которых читались боль и сожаление, Вай (она была готова в этом поклясться) сковала дрожь.

— И...

Говорить становилось всё сложнее, ком застрял поперёк горла, в висках бешено застучало.

"Обними меня", — подумала Вай, — "обними меня, прошу. Как тогда, на мосту. Прижми меня к себе так же сильно, как несколькими часами назад. Проведи рукой по моему лицу, как несколькими минутами ранее, а я возьму тебя за руку, прижму к подбородку и буду тонуть в синеве".

— Сними куртку, — вдруг произнесла Кейтлин.

Вай растерянно посмотрела на миротворицу, хмуря брови.

"Это ещё зачем", — вертелось у неё на языке, но у Кейтлин был такой серьёзный и решительный взгляд, что Вай просто... послушалась.

Она стянула с себя красную куртку, которую отбила у какого-то оборванца в первые же секунды, как только оказалась на Линиях, и отложила её в сторону.

— Сядь ко мне спиной и сними это подобие капюшона, — снова попросила Кейтлин и в очередной раз заставила Вай прочувствовать полнейшее замешательство.

Вай сняла накидку, также отложила её в сторону, к куртке, и взглянула на Кейтлин.

— Что ты...

Кейтлин была серьёзной, и синева её глаз придавала этой серьёзности только большей значимости и силы.

— Просто повернись ко мне спиной. Ты же сказала Экко, что мне можно доверять, доверься и сейчас.

"И не поспоришь".

Вай, глубоко вздохнув и кинув на Кейтлин последний взгляд, села к девушке-синеве спиной. И замерла, когда почувствовала тонкие пальцы на лопатках.

— Я понимала, что тюрьма оставила на тебе след, — прошептала Кейтлин на выдохе, несколько сбитом. — Но я и представить себе не могла, что он ещё и физический. Я думала, татуировки ты сделала себе ещё в Зауне.

Вай приоткрыла губы, повела плечом, как это обычно делала, когда напрягалась, и прикрыла глаза, чтобы чувствовать, чтобы ощущать, чтобы погружаться.

Она давно (на самом деле, никогда) не чувствовала всего этого, чего-то подобного в принципе. Возможно, дело было в том, что никто и никогда не был с ней настолько нежен, открыт и мил. Нежность, с какой Кейтлин вела пальцами по коже, вырисовывая рисунки, повторяя узоры татуировки, перехватывала дыхание. Это однозначно можно было назвать интимным моментом, столь же интимным, как их прощание на мосту, когда Вай позволила себе ухватиться пальцами за одежду Кейтлин, уткнуться ей в плечо и прикоснуться к её щеке с подбородком.

И сейчас было время подумать о чувствах, о значении всех тех касаний, взглядов и слов.

И Вай поняла, что могла бы так сидеть часами... многое бы отдала, если честно, за то, чтобы вот так находиться рядом с Кейтлин и чувствовать её тепло.

Её нежные руки, которые с некоторым трепетом рисовали бесцветными красками на коже Вай. Её тяжёлое дыхание, которое заунианка ощущала при каждом выдохе миротворицы. И...

Синеву её глаз.

За эту синеву, теперь Вай была в этом убеждена, она бы сделала всё на свете, лишь бы у неё всегда была возможность в неё погружаться.

Вай открыла глаза и повернулась к Кейтлин в половину оборота. У Кейтлин слегка покраснели щёки, пусть она, по ней было видно, отчаянно и боролась с румянцем, пытаясь держать себя в руках и контролировать собственное дыхание. Её грудь поднималась и опускалась, дыхание было томным и тяжёлым.

Вай понимала.

Вай дышала так же. И горела так же: она чувствовала, как кровь прилила к щекам.

Девушка из Нижнего города взяла за руку девушку из Верхнего города.

Девушка из Нижнего города заглянула в глаза девушке из Верхнего города.

Девушка из Нижнего города нашла любовь там, где её не должно было быть.

В синеве.