Глубоко вздохнуть. Нельзя показывать, что он спешил. Привести волосы и одежду в порядок. Нельзя, чтобы к нему придрались по мелочам. Взяться за холодную металлическую ручку тяжелой двери, с силой надавить, открывая проход в ад.
— Доброе утро, Шинтаро! – там, за стеклом толщиной в несколько сантиметров, на хлипком повидавшем лучшие дни стуле сидит тот, кто с нетерпением ожидал этого посетителя.
— Доброе утро, Харука.
Искренне улыбнувшись в ответ, парень спокойно захлопывает за собой дверь. На потолке меркнут бактерицидные лампы, возвращая комнате снежную белизну. Никакой мебели, кроме двух стульев. Вспотевшими руками Шинтаро в сотый раз касается пластика, болтающегося на шее, что связывает невидимой нитью их голоса.
— Что-то случилось? Ты какой-то напряженный? — обеспокоенно вопрошает его друг, и школьник переводит взгляд с источника звука на бывшего одноклассника за стеклом.
— Я просто… — Ему столько хочется сказать, что на миг он замолкает, пытаясь подобрать хоть какие-то слова, что смогут описать его состояние. Сдавшись, он произносит простую банальность, — Я рад, что смог тебя наконец-то увидеть.
— Но ты же можешь прийти в любое время, так почему? .. — Меж бровей Коконосе пролегает складка, искажая добрую улыбку непониманием. Закончить вопрос он не смеет, хоть и хочет узнать ответ — слишком страшно, рискованно.
— И правда, почему? ..
Бормотание парня под нос Харука не слышит и с нетерпением ждет, когда его друг, наконец, сядет на стул перед ним, чтобы они смогли смотреть друг на друга без преград. Стекло не в счет, пусть оно и не дает слышать чужой голос напрямую.
— Царапин на руках сегодня нет. — Шепчет динамик пластика, а за стеклом немо шевелятся искусанные губы. — Думаю, я, наконец, иду на поправку.
— Я рад за тебя. — Силой выдавливает из себя школьник, заставляя продолжать себя смотреть в серые уставшие глаза Харуки. — Мое обещание угостить тебя в кафешке все еще в силе.
— Да, давно у нас не было свиданий. — Соглашается бывший школьник за стеклом, вновь лучезарно улыбаясь. — Жаль, что я так мало уделял тебе время из-за того, что не хотел расстраивать Такане. В прошлый раз ты говорил, что ей предложили встречаться, она согласилась?
— А как же? Втрескалась в него по уши и уже даже нас с Аяно динамит! — Ворчливо бубня, наигранно злясь, Шинтаро не отводит глаз с фигуры друга. — Вот выздоровеешь, и мы ей покажем!
Следующие полчаса или даже час, они болтают о мелочах. Харука довольно щурится, имея возможность наконец-то нормально пообщаться, смеется. Рот школьника изрекает остроты, глупые подколки, мыслями же Шинтаро далеко, хоть и счастлив говорить с другом. Пожалуй, такие посещения самые болезненные. Когда Коконосе такой, как и прежде, убаюкивающий, погружающий во сны, в мечты, просыпаться из которых ужаснее нет кошмара, когда закрываешь дверь и выходишь наружу.
Да, Харука, конечно ты поправишься. <b>Ложь.</b> <i>Его никогда отсюда не выпустят. Не таким, какой он сейчас.</i> Царапины? Даже не знаю. Ты спрашивал об этом у врачей? Последствия болезни? Ну, наверно, я же не врач. <b>Ложь.</b> <i>Это не царапины. Ты болен, но не так, как думаешь.</i> Такане как всегда энергична. Семпай, с которым она встречается наконец-то явил миру ее женственность! <b>Ложь.</b> <i>Такане ни с кем не встречается. Последний раз, когда он ее видел, девушка взахлеб рыдала, и горе ее было беспросветно. Такане…</i> <s>умерла.</s> Да, я тоже тебя люблю. <b>Ложь?</b><i> Шинтаро больше не знал, правдивы ли его чувства, как и слова, они, накладываясь друг на друга, слой за слоем становились все менее отчетливыми, будто и вовсе не принадлежали ему, смешивались, ввергая в хаос и мысли.</i> Приду ли я завтра? Постараюсь, но не обещаю. <b>Ложь.</b> <i>Ведь Шинтаро приходит каждый день. Каждый день погружает себя в ад, уничтожить который невозможно. Ад, имя которого Коконосе Харука, человека, который должен был умереть, но жив. Пустая оболочка с обрывками личности.</i>
<center>*** </center>
— Ну наконец-то, Шин-Шин! — Нетерпеливый голос из динамика заставляет парня вздрогнуть. Шинтаро знал, что это будет скорее всего он, но надеяться даже в аду не прекращал. — С каким дураком вчера повидался? Я соскучился! Иди сюда, Шин-Шин!
Школьник закрывает за собой дверь, войдя. Болезненно-голубой свет блекнет, поглощаясь белизной. Фигура за стеклом прижимается всем телом к прозрачной поверхности. Слишком близко, так что преграда запотевает от его дыхания. Серые глаза блестят металлическим блеском, впиваются взглядом в лицо парня, будто пытаясь поглотить его, навсегда запечатлеть его в себе.
— Шин-Шин! — угрожающе, менее радостно, голос из рации зовет его к фигуре, что беззвучно шевелит губами.
Парень не спорит и подходит к стеклу, касается разгоряченной мокрой рукой прохладной приятной поверхности всей пятерней, выравнивая пальцы по чужой руке. Харука ликует, что-то начиная напевать. Мотив кажется парню знакомым. Похоронный марш? Как «оригинально».
— Когда-нибудь ты исчезнешь. — Школьник сам не верит в эти слова, но все равно произносит каждый раз.
«Темный» Харука, как его называет Шинтаро, и сегодня этому усмехается. Чувствует, что тот лжет. Наслаждается его беспомощностью. Этот Харука, как кажется школьнику, и существует только из-за этих посещений. По ЕГО словам, этот Харука был создан настоящим из-за чувства одиночества. Но Шинтаро знает, что это ложь, потому что тот, кто находится сейчас за стеклом, не способен ни на что, кроме ненависти. Даже что-то любя, все равно ненавидя.
— Знаешь, Шин-Шин, в последнее время мне настолько скучно, что я хочу познакомиться с Харукой. — Неожиданно заявляет насмешливый голос. Искаженный донельзя, он почти не напоминает тот радостный тон друга, от которого парень начал отвыкать. — Ногтями на коже больше не порисую, ОН попросил прекратить. Однако сообщение кровью на стене будет весьма необычным способом знакомства, ведь я не обещал ЕМУ, что не буду этого делать.
— Не смей. — Школьник знает, что этого ни за что не произойдет. Это просто невозможно. Однако слышать мысли этого Харуки об этом невыносимо.
— Тогда забери меня отсюда.
— Не проси того, чего не получишь. — Давление от ощущения того, что за ним кто-то следит через множество камер ни в какое сравнение не идет с аурой навязчивости «Темного» Харуки.
— Мы уже месяц почти знакомы, а ты все так же холоден. Даже имени моего не спросил. — Шутливо обижается фигура за стеклом. Однако губы все еще изогнуты в опасной усмешке, а глаза блестят довольством.
— Не хочу его знать. Ты все равно исчезнешь.
Пять минут — это самое большее, что Шинтаро может провести рядом с ним. Болезненные пять минут отвращения к нему и самому себе, к ЕМУ, что ничего не делает. К миру. К жизни. К прошлому, что не изменить и к будущему, уже давно предрешенному.
<b>Представляешь, он предполагает, что я мню себя высшим существом, имеющим право играть с людскими жизнями!</b> <i>Ложь.</i> ОН знает, каков ты даже лучше, чем ты сам, поэтому никогда не предполагает, а утверждает. Ведь даже и зная о существовании других, сам ты не догадываешься, что в твоей личности уже давно все перерыто, перевернуто ИМ с ног на голову. А не замечаешь ты этого, потому что всегда был таким. Вывернутым наизнанку, прячущим маску, что носят все остальные снаружи, вместо этого обнажая свое отвратительное черное нутро. <b>Когда я выберусь отсюда, то первым делом обниму тебя, да так крепко, что захрустят кости. А затем съем. Вкус твоей плоти наверняка придется мне по нраву лучше собственной.</b> <i>Правда.</i> Но, не смотря на то, что «Темный» Харука не лжет, его слова невозможно воплотить в жизнь, как бы Шинтаро этого не хотел. Умереть, пусть и от этого Харуки, самая желанная награда.
<center>***</center>
«Кто ты» — явственно читается в пустых серых глазах за стеклом. Наклонив голову на бок, Харука смотрит на посетителя с неприкрытыми удивлением и интересом.
Сегодня тридцать девятый раз, как в присутствии Шинтаро в комнате вместо сумерек воцаряется свет чистилища. Девственно белый, как рубашка на Харуке, аккуратно застегнутая на все пуговицы. Пугающий белый, как его обреченный взгляд. Этот Харука появляется чуть реже других, настоящего и «Темного». Школьник зовет его «Светлым», хотя понятия не имеет, какой тот на самом деле, ведь как разговаривать так за все те разы тот и не понял, не важно сколько раз Шинтаро ему объяснял. Объяснял знаками, потому что после знакомства с «Темным» Харукой, слишком страшно было вновь начинать говорить первым. Слишком больно быть вновь отвергнутым. Однако сомнений на счет подходящести «Светлый» к этому Харуке у посетителя нет. Тот, что сидит за стеклом, хоть и кажется кем-то, кто может чувствовать, на самом деле полый. Если настоящий Харука в памяти Шинтаро многоцветен, будто детская книжка с картинками, а «Темный» полон черноты, что ничто не обелит, то «Светлый» просто пустой, словно горшок с плодородной землей, в который по нелепой случайности не посадили цветок, но зачем-то поливают.
«Светлый» похоже, каждый раз забывает о том, что Шинтаро у него в «гостях» не впервые, изо дня в день, приветствуя его ошеломлением, а затем неуверенным взмахом руки. Рисуя на запотевшем стекле фигуры, что искажаются и пропадают почти сразу, бывший школьник вроде бы радуется, когда Шинтаро к нему присоединяется, вместо того, чтобы как обычно наблюдать, глаза «Светлого» в эти моменты отдают далеким подобием эмоции, искаженной настолько, что узнать ее невозможно.
Губы за стеклом двигаются, но динамик предательски молчит, а Шинтаро мнит себя секретным агентом, пытаясь разобрать слова. Но у него выходит так же плохо, как и у бывшего одноклассника писать — «ха» — единственное, что ему удается разобрать. «Ха» — определенно часть «Харука».
Когда Шинтаро собирается уходить, а задерживается в комнате он минут на десять, не больше, «Светлый» Харука растерян и печален. Он не понимает. Просто не понимает этого. Совершенно ничего не понимает и, даже если бы и хотел, не смог бы, пока не дал услышать свой голос. Шинтаро уже не ждет этого чуда и равнодушно относится к его молчанию. Желание заговорить первым у него давно отпало. Однако это больно. Больно терять самое дорогое, что как кажется, невозможно отнять — надежду.
И наконец, настает сороковой день. День, когда Шинтаро отдаст свою душу в ад. Вот только… Кому?
— Доброе утро, Шинтаро! — задорно, счастливо, без притворства приветствует друга Харука. Настоящий Харука.
— Харука… — Облегченно выдыхает парень, но затем смотрит в остекленелые широко раскрытые серые глаза и замолкает.
Спасительное стекло в несколько сантиметров толщиной не защищает от этого взгляда. Взгляда «Темного» Харуки, полного насмешки. Взгляда «Белого» Харуки источающего любопытство. Взгляда Харуки, наполненного доверием. Кто же это? Кто перед Шинтаро?
— Время пришло, однако правила мы решили изменить. — Разносится по комнате третий голос, принадлежащий ЕМУ, виноватому в том, что сейчас происходит. Говоря «мы», ОН конечно же имеет в виду себя и «Темного» Харуку, с которым сдружился. — Это сороковой день и тебе не удалось его вернуть, ты проиграл. Однако! — пафосная пауза, которая оглушает Шинтаро ЕГО самодовольством, несмотря на тишину. — У тебя есть утешительный приз! Выбери же его!
— О чем ты? — Сдавшийся Шинтаро не понимает, что он несет. Ведь все кончено — он проиграл Харуку в уже проигранном заранее соревновании. Ведь виделись за все это время они лишь три раза. Шестнадцать раз принадлежали «Светлому». Оставшиеся двадцать — «Темному». Выбрать? Выбрать свое наказание? Это подарок?
— Выбери одного из нас. — Подает голос Харука. К своему ужасу, Шинтаро слышит эти слова, даже не смотря на треск бьющегося стекла. Стена, что казалась неприступной защитой, всегда была лишь тонким слоем бумаги, прозрачным занавесом на сцене его убогой попытки развлечь зал, на самом деле пряча в своей глубине то, на что пришли посмотреть зрители.
— Харука! Я выбираю Харуку! — исступленно выкрикивает парень, дрожа от страха перед приближающейся неизвестностью, ведь смерти он не дождется.
— Неправильный выбор. — Улыбается его друг. Улыбается и тянет к нему руку, касается щеки и шепчет на ухо знакомым тоном, в тысячу раз отвратительнее, чем он звучал из динамика, но так привычно, что Шинтаро прекращает бояться. — Выбери же меня.
— Харука… — Чуть слышно выдыхает парень, ощущая, как шею сдавливает чужая рука, осторожно, будто боясь ее сломать, нежно, но настойчиво.
— Да, Харука. — Совершенно бесцветно, без намека на издевательский тон.
— Харука. — Знакомо счастливо, с ностальгией вторит Харука другому себе.
— Не Харука! — не соглашается «Темный», подавляя собой остальных.
— Убей меня уже!
И тишина. Мертвая, что не слышно даже дыхания.
Сорок дней ада кончились, незаметно пролетев, но показавшись ему вечностью. А что было до ежедневного посещения? А что было после? Шинтаро не знал. Был лишь он и Харука. Харука, умерший сорок дней назад, чьи остатки сознания поселились в теле искусственного чудовища, породив еще две личности. Шинтаро, не пожелавший, чтобы душа его друга мучилась, поставив из-за этого на кон и свою душу, принял участие в уже заранее проигранной игре. И ОН. Тот, кто сотворил чудовище. Тот, кто увидел отражение себя в самом ужасном Харуке. Тот, кто играл ими всеми. Тот, кто сейчас все закончил, просто нажав на кнопку. Тот, кто подарил наконец Шинтаро забвение.