Катастрофа

— Долго еще?

Гокудера нетерпеливо приподнимает бровь, и его тут же дергают за прядь, выбившуюся из-за ободка. Скалл раздраженно упирает руку в бок.

— Да, долго! Если ты будешь спрашивать каждые пять минут. И вообще, не дергайся.

— Да ты сам меня хватаешь за волосы!

— Мне можно, я в процессе творческого созидания!

Хаято фыркает и все-таки пытается вновь придать своему лицу нейтральное выражение. Маленькая кособокая табуретка под ним жалобно скрипит, а потресканная лампа под потолком в который раз тревожно мигает. Хаято подозревает о том, что она может и не дотянуть до конца «творческого созидания», на котором так сконцентрировался сейчас бывший Аркобалено.

Еще он подозревает, что соглашаться на это было не лучшей идеей. Возможно, очень даже плохой идеей — судя по тому, как увлеченно сейчас выглядит байкер.

Возможно, дело даже не в том, что Гокудера, сам от себя не ожидая, решил действовать согласно наспех состряпанному на коленке чужому плану. Положа руку на сердце, ему вообще не стоило позволять Скаллу влезать в свои дела — дела Вонголы. Дело в том, что он так и не понял, в какой момент это все произошло. Просто вот он, приехав на место ради очередной миссии, столкнулся на одной из улиц Падуи с ярким, заметным издалека Облаком; вот он согласился оставить вещи в квартирке, где временной обосновался последний, все равно Хаято здесь ненадолго, — и вот они даже обсудили общих знакомых (в частности, дела Реборна), столкнувшись на пошарпанной кухоньке в четыре утра — уставший от размышлений консильери Десятого Вонголы и вернувшийся черт знает откуда, весь в грязи, очевидно поддатый Аркобалено.

А вот он уже сидит на клятой табуретке, слушая ее скрипы, и мозолистые пальцы байкера держат его за подбородок, а тонкий кончик кисточки выписывает что-то в уголке глаза. И это явно не то, что Гокудера планировал.

— Посмотри вниз? — Хаято послушно вперивает взгляд на свои пальцы, нервно прокручивающие кольцо на одном из них. — Vidunderlig! Тебе очень идет, я та-а-ак и знал!

— Да неужели, — бурчит Гокудера едва слышно.

Вся эта затея кажется ему просто нелепой. Во-первых, он никогда не красился. На этом, пожалуй, можно и закончить — он совсем не представляет, что ему стоит ожидать от своего внешнего вида, и ему не с чем сравнивать, и навыки Скалла кажутся довольно сомнительными (его яркий макияж режет глаз и кажется чрезмерным, с другой стороны, что Гокудера вообще в этом всем понимает!).

— Не, не, я тебе точно говорю. Все пройдет роскошно, амиго! Мой план идеален, ну, может почти, но в случае чего все, что нам грозит, это маленькая перестрелка...

— Погоди, «нам»? Ты что, тоже собираешься пойти?

Скалл отрывается от чужого лица и восторженно кивает. Он выглядит как причина, по которой Гокудера с треском завалит эту миссию.

— Конечно! В конце концов, у меня к нему личные счеты, не забывай. Хочу пнуть его по ребрам, когда ты поймаешь его с поличным в предательстве.

Кажется, отвязаться от него будет невыполнимой задачей. Гокудера вздыхает. Облако вновь склоняется над ним, и холодный кончик кисточки начинает повторять стрелку на правом глазу — осторожные, медленные движения, щекотное закрашивание треугольника, короткий мазок в самом уголке рисунка, чтобы добавить длины. Из-за непривычки подрывник кожей ощущает каждый чужой жест, и это... это странно.

Все это странно — и то, что Скалл, если верить его словам, уже месяц живет в этой откровенно нищей квартирке в старом здании, грозящем обвалиться (и при этом щеголяет после душа в боксерах-гуччи на заднице, черт побери, у него вообще нет вкуса); и то, что он, оказывается, примерно столько же времени знает информацию, ради получения которой Гокудера, собственно, сюда и приехал. «Да если бы я знал, что этот чувак работает на Вонголу, я бы сказал! — возмущенно взмахивает руками Аркобалено. — Я думал он просто рандомный мудак, гоняющий наркоту по клубам!».

Ну да. Рандомный мудак, гоняющий наркоту по клубам на территории Вонголы.

Гокудера вздыхает еще раз.

Жизнь в Вонголе научила его приспосабливаться ко всякого рода неожиданностям, но если своих коллег-товарищей он уже в должной степени изучил, и знает, что с ними делать, Аркобалено остаются для него загадкой... которую, впрочем, незачем и решать — он сталкивается с ними крайне редко. Исключение составляет разве что Реборн, однако он и сам разберется, как ему быть.

А Скалл выглядит как абсолютная катастрофа.

Которая с абсолютно тревожащим Гокудеру довольным видом берет в руки палетку красных оттенков.

— Так, погоди-погоди-погоди, — Гоку выставляет ладони вперед, и Скалл замирает вопросительно, — тебе не кажется, что красный, это... ну...

— Это абсолютно то, что тебе нужно, приятель! — байкер снисходительно улыбается. — Доверься мне, тебя никто не узнает после моей работы.

В конкретно этом Гокудера не сомневается.

— Зачем ты вообще следил за Боско весь этот месяц?

Скалл чешет нос костяшками кулака, словно сомневаясь, стоит ли говорить. Затем ловит пристальный взгляд и все-таки сдается, делая неохотное лицо.

— Ну. Технически... он спиздил у меня кое-что, когда мы... общались.

Гокудера смотрит на него в упор. Аркобалено отводит взгляд. На фоне начинает играть хуевая музыка, издаваемая смычком вселенной по нервам подрывника. Нет, Аркобалено определенно мало чем отличаются от его долбоебов из Вонголы — просто они якобы «старше» и ведут себя... ну, этот даже не пытается вести себя умудренно.

— Ты что, сливаешь мне своего бывшего?

— Мы не встречались! — вскидывается байкер, эмоционально размахивая руками. — Это был разовый случай и он своровал мое счастливое кольцо-талисман... Я должен его вернуть, поэтому я и приперся сюда. Какая удача, что он оказался врагом Вонголы...

Какая удача, действительно. Гокудера устало качает головой. Ну, по крайней мере теперь он наверняка знает, что Боско — предатель, и ему не нужно тратить время на чужой допрос и пачкать недавно купленные ботинки.

Его просят смежить веки и он замирает, ощущая на них мягкие ворсинки кисточки. Иногда вместо них Скалл принимается помогать себе пальцами, царапая случайно тонкую кожу отросшими неоново-зелеными ногтями. Иногда он просто очень долго вертит лицо Гокудеры за подбородок. Иногда стукает его по макушке, когда тот пытается вскинуть взгляд.

В конце концов все его манипуляции превращаются в какой-то длинный медитативный процесс, состоящий из ощущений и чужих довольно-сопящих звуков. Хаято даже почти засыпает, но вот пальцы со скулы перемещаются на плечо и тормошат его; распахнув глаза, он видит восхищенное лицо байкера со смазанным рисунком капли на щеке.

— Istenem! Черт побери, почему ты не красишься? Я считаю это большим упущением! — Хаято растерянно моргает, выдернутый из сонного состояния, и Скалл смеется: — Тебе надо больше спать, сэр консильери. Здесь тебе не Вонгола, ничего без тебя не рухнет.

Гокудера смотрит на него со всем скептицизмом, на который способен. Фиолетовый рот в ответ изгибается в маниакальной улыбке человека, едва ли спящего последние четверо суток, а глаза с начинающими проглядывать под тоналкой синяками щурятся на очередное мигание лампы. Скалл запрокидывает голову и ругается вполголоса, грозит лампочке кулаком, тут же переключаясь на ворох косметики, сброшенной хаотично на кровать рядом.

— Эй, не надо нас сравнивать, — говорит он, роясь в горе палеток и кистей. — Я не сплю, потому что вместо этого получаю удовольствие. А ты не спишь, потому что вместо этого тебя ебет работа... О. Нашел!

Он вновь цепляет чужой подбородок и склоняется над лицом подрывника, и тот ощущает мокрое касание кисти к нижней губе. Это было бы даже интимно, если бы не максимально сконцентрированный чужой вид — и максимальная паника Гокудеры, потому что он успел краем глаза различить черное пятно в руках байкера.

— В любом случае, — говорит Скалл, очевидно пользуясь тем, что чужой рот временно занят, — это я к чему... вы все, ребята, меня пугаете. Да-да, все ваше поколения десятых деток. Были такими крутыми десять лет назад, а щас все в работе, хоть вешайся. Я конечно понимаю, что мафия, это не игрушки, — глубокомысленно кивает он, выводя контур верхней губы, — но, типа, жить можно весело! Например позависать в клубе.

Гокудера моргает. И чувствует, как внутри назревает что-то опасное.

— Только не смей мне сказать, — начинает Хаято, когда появляется такая возможность, — что ты подстроил...

Скалл ржет и мотает головой. Вид у него крайне помятый и самодовольный, видимо, из-за того, что он наконец закончил. Хаято надеется, что он закончил. Он больше этого не вынесет. Байкер потягивается, отложив перед этим матовую (черную! он не ошибся! пиздец!) помаду, и мигает поочередно обеими глазами, расплываясь в хитрой ухмылке, которая так и просится кулака.

— Мне делать, что ли, нечего? Просто Боско появляется в клубе около трех утра, так что у тебя будет почти пять часов, чтобы отдохнуть, приятель.

Около трех утра. Сейчас девять вечера; в ушах звоном отдается скалловы уверения о том, что Боско будет в клубе уже к полуночи. Гокудера хрустит кулаками, медленно поднимаясь. Он не уверен, что собирается сделать — въебать Аркобалено или просто потрясти за шиворот, но Скалл, словно защищаясь, вскидывает руки — и перед лицом Гокудеры оказывается зеркало.

И Гокудера замирает.

Моргает удивленно, наблюдая, как молодой человек в отражении смотрит на него в ответ, приподняв бровь. Багровые тени подчеркивают летящий контур стрелок, что делает его взгляд каким-то непривычно-томным, хотя единственное, что у Гокудеры сейчас в голове — это бегущая строка растерянного мата. Черные губы приоткрываются, чтобы высказать байкеру все, что Хаято о нем думает, но так же молча смыкаются, как только он осознает, что это его губы — это он там, на другом конце поцарапанного грязного зеркала, со стразами под глазом, с пушистыми ресницами и белыми пятнышками зубов, мелькающими среди угольной темноты.

Хитрая морда Облако высовывается из-за зеркала, и он снисходительно вздыхает.

— Не, правда, почему бы тебе не оттянуться немного? Ты себя видел вообще? Я думал, что ты смертельно-больной, когда тебя встретил, с таким взглядом долго не живут, голубчик. Пара коктейлей, танцы и легкий флирт — вот что тебе нужно! Хороший план, а?

Все это очень странно. Вот Гокудера сталкивается со Скаллом на северной улице Падуи, вот пьет дешевый кофе у него на кухне, выслушивая очередную историю про то, как Реборн спасал его задницу из передряг; вот Скалл ненавязчиво спрашивает, зачем консильери лично сюда пожаловал — и Хаято отмахивается, говорит несвязанные между собой факты, но, видимо, его желание получить хотя бы небольшой отдых от Семьи все равно скользит между строк.

Вот Скалл рассказывает ему, что подозрения касательно Боско оправданы — и предлагает накрыть его прямо в клубе, пока он будет толкать дурь. И говорит, что «мафиозная рожа» Гокудеры его точно выдаст — поэтому...

Вот он сидит на косой табуретке, пока пальцы байкера порхают над его лицом.

И вот он заходит вместе с ним в шумный, душный клуб. Музыка бьет в уши. Запах разгоряченных тел, смешение духов и одеколонов, вейпа и алкоголя окружают его со всех сторон, и на секунду Хаято слепнет от напора, застывает. Когда он промаргивается, Скалла рядом нет.

Пока он пробирается к стене, его успевают облапать со всех сторон и вручить начатый кем-то бокал мохито; чьи-то руки засовывают в задний карман джинс самокрутку, кто-то настолько наглый, что решил приобнять его за талию.

Гокудера злобно оборачивается, чтобы дать понять, что он не настроен на тесное общение. Он настроен немного выпить и устроиться где-нибудь в углу, чтобы спокойно дождаться минутное увлечение Скалла, которого он — точно знавший о его связи с Вонголой, несмотря на заверения, — слил ему со всеми потрохами.

Эта ситуация не может стать еще нелепее.

Так он думает, пока не различает среди мигающих огней лицо наглеца, не желающего убирать ладонь с его талии.

Знакомый смех добирается до его ушей даже сквозь грохот музыки.

— Ши-ши-ши, какая неожиданная встреча. Шашечка, а ты, я вижу, умеешь развлекаться.

Хаято застывает.

Бельфегор расплывается в улыбке.