Войд и Кавински лежали в кровати, уже поздний вечер наступал, и лучи ночных фонарей пастельной рябью падали сквозь занавески, оставляя шлейф света прямо между ними. Каждому пора спать, ведь завтра очередной день в делах важного порядка...

Бывший инспектор отвернулся от Винса, хотя не хотел бы, но у того горела прикроватная лампа. Наш делец в сфере образования предпочитал почитать перед сном, и это затягивалось так надолго, что порой Войд готов был бы и попросить его читать вслух. Аргументировал он это странное желание лишь тем, что так, быть может, его новоявленный муж мог компенсировать присутствие света. Спать невыносимо в этой иллюминации. Однако Войд молчал.

В свою очередь Кавински с завидной периодичностью отвлекался от чтива. Отвернувшийся рядом мужчина ну никак не давал покоя мозгу и, как ни странно, рукам. Хотелось потрогать его, проверить ещё раз как могут нагреваться металлические конструкции в состоянии покоя. Так он это оправдывал. "И хочется, и колется".

Вопреки всему, он таки немного отложил книгу и мягко провел по спине Войда рукой. "Наверное, привычное человеческое тело подало бы хоть знак о том чувствует ли его прикосновение, а если бы почувствовал Войд, то уже откусил ему руку по локоть... Да?" - рассуждал Винс, переходя к бедру. Под рукой чередовались ткани майки, металла, шорт. И холод и тепло… Бионические части тела очень странный предмет, как уже давно заключил для себя механик, ведь все-таки держат температуру, несмотря на безжизненную сущность. И эта сущность вбирала в себя множество механизмов - затейливых или нет. Он это знал и даже мог представить, но почему-то постоянно удивлялся. И сейчас настолько задумался об этом, всё ещё поглаживая ткань чёрных шорт бывшего инспектора, возвращаясь к каркасу спины. "Удивительная скульптурная чёткость…"

- Кавински... – негромко, но в тишине ночи отчётливо проговорил Войд.

- Да? – окликнутый опомнился, останавливаясь в мыслях и движениях.

- Ты думаешь я не чувствую твоих прикосновений?

- А… – Винс хотел было что-то сказать, но его перебили.

- Доподлинно известно, что я все детали оснастил достаточным количеством сенсоров...

- Прости. – он одернул руку, уже собираясь неловко отвернуться, убрать книгу на тумбу, выключить свет и попытаться забыть о том, как только что откровенно его лапал, но неожиданно...

- Продолжай. – внезапный низкий голос, почти что мурчащий, даже и не верилось в то, кому он принадлежал, – Только выключи свет.

Сначала Кавински секунду потупил, но так и сделал, не веруя в происходящее, поворачиваясь к Войду лицом. Он нашёл его плечо на ощупь... Потом лопатку, механически просчитал переходы деталей, нашёл что-то напоминающее позвонки, но пока не позволял себе спуститься ниже.

А секрет податливости Войда был до мерзкого прост и мил. Он невесомо чувствовал на каждом отпечатке, оставленном любопытными руками механика - интерес, любовь, бережность… Не скрываемые ни чем. И потому он не пресёк его, потому предпочёл продолжение, а нутро дрожало. После того как тот выключил свет, Войд, немного погодя, осторожно перевернулся на спину.

Он поймал руки над собой, укладывая на свою грудь, показывая некоторые признаки жизни, такие как едва вздымающаяся от дыхания, как чуть стучащаяся в учащенном ритме надсердечная пластина, скрывающая под собой истошно работающее атомное сердце. Какое бы оно ни было.

Ухо Кавински на минуту прижалось к нему, после чего он медленно поднялся к лицу Войда, будто спрашивая разрешения... Что, конечно, следовало... и поцеловал. Этот сон бывший инспектор мог себе представить только в бреду, будучи в той империи. И, привстав на локтях, подаваясь вперёд, он принимал это всё с головой, как и новые порядки, как новую жизнь, подпуская и отпуская скрепы своей навязанной сути.