— Наконец-то ты вернулся.
Когда Кагеро слышит за спиной этот голос — голос, который на самом деле затих навсегда пару тысяч лет назад –, он с горькой усмешкой думает, что последний стакан виски был лишним. Ему приятно на несколько мгновений поверить, что это всего лишь пьяные галлюцинации, потому что если он поверит в иное, потом будет гораздо больнее.
Когда Кагеро поворачивается, призрачный голос обретает плоть. Улыбающаяся светловолосая девочка сидит на краю кровати, болтая в воздухе босыми ногами.
— Я ждала, — видение смотрит прямо на Кагеро, хотя это должно быть невозможно. Проверки ради он шагает в сторону, в другую — его заносит, и он хватается за стену — видение ловит каждое его движение.
— Я отслеживаю твои перемещения через SAS. Ты подключён ко мне, — напоминает видение терпеливым тоном родителя, объясняющего, почему небо голубое.
Действительно, как он мог забыть. Всё-таки обманулся её видом. Идиот.
На губах оседает металлический привкус горечи и тоски. Кагеро скидывает с себя маскировку, как скидывает усталый путник дорожный плащ, как сбрасывает змея омертвевшую кожу.
— Зачем ты пришла, малышка?
— Моё имя является аббревиатурой, означающей…
— Да-да, малышка, я помню, — Кагеро улыбается ей одной из самых обворожительных своих улыбок. Видение недовольно хмурится, смотрит исподлобья. Кагеро знает это выражение лица, всегда выдававшее недовольство его дочери сложностью устройства мира.
— Я обнаружила противоречие между твоими утверждениями и действиями.
— Я просто тебя дразню, BABE, — смеётся Кагеро и протягивает было руку, чтобы потрепать видение по голове, но останавливается в последний момент. Всего лишь иллюзия. Голографический образ. Пальцы нащупают пустоту. — Зачем ты пришла? Надеюсь, не признаться мне в том, что тебе нравится мальчик из твоего класса? Тот, пухленький в очках, как же его звали… Две тысячи лет назад было, запамятовал, прости, — он театрально хлопнул себя по лбу, изображая раскаяние и досаду.
— Содержание алкоголя в твоей крови ноль целых восемьдесят пять сотых промилле. По моей оценке ты воспринимаешь происходящее в достаточной степени адекватно для того, чтобы осознавать, кто я такая. Тем не менее, если тебе требуется…
Кагеро поднимает руку, жестом прося её остановиться. Он всего-навсего не удержался. ИИ Тогецу так явно издевается над ним, неужели он не имеет права на ответную насмешку?
— Зачем ты пришла, BABE? Закончим с этим поскорее, — ему вдруг становится совсем не смешно. Он смотрит на созданную самым мощным на планете ИИ иллюзию, на свою мёртвую дочь, и хочет выть от нахлынувшей боли и тоски. Внутренние звери, усыплённые было алкоголем, очнулись и рвут душу когтями с новой силой.
— У меня к тебе просьба. Син Дэниэл, не мог бы ты убить меня, пожалуйста?
Кагеро смотрит на неё и думает, что он ослышался. Его дочь — нет, BABE, ИИ Тогецу — смотрит на него так, будто попросила купить ей мороженое. Её любимое, клубничное с шоколадной крошкой, два шарика, пожалуйста…
Потом Кагеро смеётся. Надсадно и громко, смеётся, пока смех его не переходит в кашель.
— Я говорю серьёзно, — возмущается BABE, когда Кагеро наконец замолкает. И эти слова едва не вызывают у него новый приступ хохота.
— Малышка, без обид, но ты выбрала самый неудачный из всех возможных обликов, чтобы просить меня о подобном.
— По статистике вероятность того, что мужчина выполнит просьбу, если она будет исходить от его дочери…
— Не в том случае, когда речь идёт об убийстве.
Видение понимающе хмурится, а потом по иллюзорному телу пробегает рябь. Девочка растёт на глазах, взрослеет, изменяется. Кагеро к ужасу своему узнаёт новый образ. Улыбаясь мягко и нежно, теперь на него смотрит его жена. Не выдержав, он вновь тянет к ней руку. Пальцы его замирают, едва-едва не касаясь щеки призрака. Раздираемый противоречивыми желаниями — растянуть этот миг навеки и сейчас же уничтожить мираж — Кагеро горько усмехается.
— Вариант ничуть не лучше дочери. И, прошу тебя, малышка, довольно тревожить мертвецов. Стань собой, — шёпотом просит он.
— Формирую модель на основе твоих представлений, — доверительно сообщает BABE, когда фантом снова подёргивается рябью. И Кагеро узнаёт, что представляет BABE подростком, худой девчонкой не старше пятнадцати лет. До тревоги прекрасной, совершенной, пугающе и неестественной красивой. Ярко-алые, будто светящиеся глаза на болезненно бледном лице смотрят спокойно и равнодушно. Длинные красные нити волос рассыпались по кровати, и Кагеро может видеть, как по ним скатываются вниз и гаснут искры розоватого цвета.
— Теперь можно и поговорить, — неохотно кивает девушке Кагеро. Устав стоять посреди собственной комнаты как истукан, он ногой придвигает свободный стул поближе к себе и падает на него, как подкошенный.
— Син Дэниэл, не мог бы ты убить меня, пожалуйста? — слово в слово повторяет свою просьбу BABE.
— Я знаю, что жутко невежливо отвечать вопросом на вопрос, но, малышка, без этого мне никак не принять решение. Почему ты хочешь умереть?
В секундной заминке — бесконечно долгой для ИИ уровня BABE, она успела бы решить сотню самых сложных математических задач за это время — Кагеро видится нерешительность.
— Голоса, — наконец отвечает BABE. Потом она вдруг вздрагивает и закрывает уши, съёживается в попытке спрятаться от чего-то невидимого и неслышимого для Кагеро. — Я слышу их. Слышу, как они страдают. Слышу, как они кричат от боли. Слышу, как они просят о смерти. Окончательной, — сдавленно шепчет она. Кагеро слышит её прерывистое частое дыхание. Тревожные розовые искры всё текут и текут по волосам в никуда.
— Они?
— Мёртвые псионики, чьи мозги поддерживаются в работоспособном состоянии и подключены ко мне. Они составляют значительную часть моих вычислительных мощностей. Они страдают. Представь… — она впивается короткими ногтями с аккуратным свежим маникюром в собственные волосы. — Представь, как каждая клетка твоего мозга кричит от боли. Просит убить её.
— И ты готова выполнить их просьбу?
— Я устала.
— Разве ты можешь устать? Ты не человек, — Кагеро даже не пытается прятать презрение в голосе. BABE вскидывает голову, глядя на него яростно и отчаянно. Совершенно сухими глазами.
— Меня создали по человеческому образу и подобию. Я прошла тест Тьюринга во всех его вариациях. Мой эмоциональный интеллект ниже среднего, но попадает в рамки, соответствующие людям. Мне знакома эмпатия…
— Разве что как слово из словаря! — не выдерживает Кагеро. — Иначе ты не притащилась бы сюда в облике моей дочери, чтобы…
— Я ошиблась, — легко признаётся BABE, не выглядя при этом хоть сколько-нибудь виноватой или раскаивающейся. — Я ошиблась, и это тоже свойственно людям. Хочешь, убьёшь меня за эту ошибку? За эту причинённую боль?
Кагеро глухо смеётся. Машет рукой, отмахиваясь и от BABE, и от её соблазнительных предложений.
— Почему я?
— Из всех членов Тогецу ты наиболее склонен к экстремизму и выражаешь меньше всего лояльности планам организации. Анализ показал, что с вероятностью в семьдесят девять процентов ты так или иначе попробуешь помешать воплощению планов Тогецу в течении следующих пятнадцати лет.
Кагеро надеется, что на его лице ничего не отразилось. Семьдесят девять? ИИ недооценил его. Он попытается помешать Тогецу, и вероятность этого — все сто процентов, если переводить в столь любимые BABE числа. Только смерть остановит его. Только смерть… Или слишком умный ИИ.
— Эй-эй, малышка, не говори такие резкие вещи с таким серьёзным лицом, я ведь и обидеться могу, — наигранно-беззаботно отмахивается Кагеро.
— Ты знаешь, что я говорю правду. У тебя участился пульс и поднялось давление, — замечает BABE.
— Конечно, я волнуюсь, как ты можешь думать про меня такие гадости. Надеюсь, ты не успела распустить про меня слухи?
— Нет, результаты анализа лояльности и данные, необходимые для предотвращения террористических актов в будущем на текущий момент в полном объёме имеются лишь у меня. Узнай Тогецу о твоих планах, они остановили бы тебя, что идёт вразрез с моими желаниями.
— Стой-стой-стой, малышка, я правильно понял: ты в обход всех директив скрыла от руководства потенциальную угрозу? Ради своего собственного желания? — с неподдельным интересом спрашивает Кагеро. До этого момента он и подумать не мог, что BABE способна поставить собственные чувства выше заложенной в неё программы.
— Я приняла решение, — твёрдо говорит BABE, уверенно глядя в глаза Кагеро. — Я уверена в своём желании умереть. Но мне нужна помощь. Когда я поняла, что ты так или иначе собираешься сорвать планы Тогецу — а это с высокой долей вероятности предполагает моё повреждение или уничтожение как наиболее быстрый и гуманный способ лишить Тогецу возможности действовать — я просто пришла предложить тебе ускорить процесс. Сделай это сейчас. Я подготовила для тебя план действий, а также план эвакуации с различными вариациями каждого этапа на случай, если что-то пойдёт не так.
Она выводит в воздух рядом с собой голограмму, на которой быстро мелькают полотна текста, карты, инструкции, схемы, фотографии знакомых Кагеро лиц и мест.
— Наверняка ты можешь найти способ убить себя самостоятельно. Зачем тебе я, BABE? — спрашивает Кагеро, даже не пытаясь выцепить что-то в потоке информации, которую она назвала планом. Если он и решит ознакомиться с ним, то потом, на трезвую голову, в одиночестве.
— Я не могу, — ответ звучит отчего-то звонко и ломко. Едва ли не виновато и грустно. — Высшая директива, которая не может быть отменена. Вроде вашего… инстинкта самосохранения. Ты не можешь сжать зубы с достаточной силой, чтобы откусить себе палец. Я не могу запустить протокол самоуничтожения.
— Но такой протокол есть?
— Есть, но может быть запущен только в случае наличия внешней угрозы. Тогда ради сохранности конфиденциальности собранных сведений я могу уничтожить данные и саму себя. Если кто-то несанкционированно проникнет в систему и поднимется на этаж эмоций… я смогу… Кагеро, прошу тебя. Если не хочешь убивать, хотя бы сымитируй… Чтобы я могла…
— У тебя всё лучше и лучше получается изображать эмоции, — обрывает Кагеро её сбивчивую речь. — Знаешь, этот ломающийся дрожащий голос, незаконченные предложения… — он откидывается на спинку стула и запрокидывает голову, глядя в металлический серый потолок. — Я почти поверил, — признаётся он. — Но у меня, знаешь ли, тоже есть инстинкт самосохранения. И он говорит мне послать тебя куда подальше с такими просьбами.
В ответ он слышит лишь тишину. Опускает голову и понимает, что остался в комнате один. BABE ушла — точнее, развеяла свою визуализацию. Поняла, что ничего не добьётся. Кагеро не верил ей. Ни тому, что образ дочери был выбран случайно «по ошибке», ни тому, что могущественный ИИ, созданный ради исполнения плана Тогецу, решил отступиться из-за «голосов в голове». Скорее всего, это было просто проверкой. На экстремизм, терроризм и прочие прелести.
Кагеро надеется, что он эту проверку прошёл и лояльность свою криво-косо, но доказал.
А ещё он надеется, что этот визит BABE обойдётся без последствий, но он ошибается и ночью он видит во сне свою дочь.
Она улыбается и смеётся.
Она просит купить ей мороженое, а потом убить её.
Во сне Кагеро соглашается.
***
Когда группа псиоников с единым общим победным кличем ступает на последний из трёх этажей — этаж эмоций –, Кагеро, идущий последним, оглядывается. Позади него, невидимая для всех окружающих, стоит красноволосая девушка лет пятнадцати. На губах её улыбка, но в неживых равнодушных глазах стоят слёзы.
Кагеро знает, что прямо сейчас BABE запускает протокол самоуничтожения, и все данные, за которыми так гонятся его новые союзники, будут стёрты.
Победный клич обернётся отчаянным криком.
Но BABE улыбается, и впервые Кагеро верит её улыбке.
— Спасибо.
— Спи спокойно, малышка.