Расовые предрассудки

Зарисовка 1. Который по счёту?

Талморское посольство

      Эрик из Гиз ещё в Первую Эру писал: «У альтмеров нет собственных имён, а лишь комбинации чисел, которые будучи произнесёнными вслух, звучат как таковые для человеческого уха».

      Арэис легко перевёл остроухих в цифры — удобно оценивать. Прекрасная Эленвен, что приветствовала гостей посольства, олицетворяла единицу и двойку: власть и утончённость. Грациозная, этого у неё не отнимешь, и высокомерная. Брови вразлёт, глаза в цвет осенних листьев вяза. Губы демонстрировали вечное недовольство: верхняя нависла над нижней, оттянув уголки вниз. Эленвен никогда не улыбалась. Серо-охровая, как речной песок, статуя. Арэис не хотел её внимания. Да, его приглашение было настоящим, что всё равно могло кончиться застенком.

      Посольство ютилось в горах, казалось, под самым скайримским небом. Теплолюбивые эльфы не жалели дров — жар распирал залу, иссушал, заставляя гостей налегать на холодную выпивку. Серебряный кубок, за которым прятался Арэис, обливался влагой конденсата. И хоть приходилось вытирать руки, он бы потерялся в столь благородном обществе без вина.

      У Дельфины был план: собрать всё внимание гостей в одной точке, дав ему шанс проскользнуть вглубь посольства и ознакомиться с бумагами талморцев. Просто, если не вдаваться в детали. Кто бы мог помочь и собрать всех вокруг себя? Арэис выбрал Ондолемара — юстициара, изводившего Маркарт. Он был тройкой и семёркой: видимость идеального сына Альдмерского Доминиона, но внутри скрывалась жажда иной, дышащей полной грудью жизни. Единица фальшивила, странно, что никто другой этого не замечал. Ондолемар увлечённо беседовал с Мавен Чёрный Вереск, а Арэис мысленно его раздевал, оглаживал взглядом стиснутые ровной осанкой плечи, стараясь не увлечься. Нужно было помнить, зачем он пришёл.

Зарисовка 2. Эгоизм

Маркарт

      Ондолемар был свято убеждён в неминуемой кончине этого... бретонца. После поистине варварского налёта на посольство: кражи секретных документов Первого Эмиссара, похищения двух пленников и зверского убийства восьми агентов, — Эленвен призвала Тёмное Братство. Гильдия ассасинов возродилась и полнила слухами каждый уголок Скайрима.

      Первое время Ондолемар ждал новостей от неё. Однажды, проведя всю ночь без сна, созерцая мёртвый каменный потолок, он понял, что должен всё узнать сам. Безобидный — насколько мог быть у юстициара — интерес к сплетням превратился в одержимость. Ондолемар хотел знать, что случилось с бретонцем. Должен был узнать.

Вскоре липкое пристрастие, от которого невозможно было отмыться, привёло его в места, где информация пряталась среди грязи и низости нордов. Но он делал это не только для себя. Это была часть долга, а вовсе не праздный... личный интерес. Не его собственное желание.

Имя Довакин появилось неожиданно. Легендарный герой — убийца. Его подвиги заставляли ощущать, как сосёт под ложечкой. Подвигами были и убитые агенты. Ондолемар желал презирать, ненавидеть, хотя бы злиться, но он продолжал подкармливать алчный сброд и спокойно закрывал глаза по ночам. Во всех смыслах он платил за эгоистичный интерес, и с каждым днём убеждался, что бретонец того стоил.

Зарисовка 3. Ни нежности, ни сострадания

Маркарт

      Каждый день в Маркарте был серым. Всё вокруг теряло очертания в сонной лености и приевшейся рутине. Дымчатые клочки утреннего тумана цеплялись за щиколотки Ондолемара, остановив его на середине моста. Мерное шуршание воды обняло его естественным природным звуком до момента громового шарканья подошвы по камню. Ондолемар вздохнул и сощурился на телохранителей, в чём можно было угадать недовольство. Что ж, конечно он терпеливо подождёт, пока не прекратится это плебейское копошение в обуви. Аури-Эль свидетель, можно было бы жить и без пришитой к лицу маски, но это называлось человечностью.

Кроме возвращения домой, Ондолемар, сгорая от стыда, упоминал и это желание в молитвах. Низменные позывы пустили корни, и порой он ужасался мысли, что всё равно кто это будет, мер или человек. После мимолётного знакомства с Довакином, Ондолемар не мог больше думать о ком-то другом. Одно лишь это легендарное имя — человека с душой дракона — пускало мурашки по телу. Глупые бесполезные фантазии!

Его никто не поторапливал, кто бы посмел, но обыватели видели, как он мечтательно застыл, обхватив плечи руками, как герой плохой пьесы. Следовало держать лицо, скрывая не только человеческие желания, но и невыносимую усталость. Как же его выматывали бесконечные донесения о талосопоклонниках, где через каждое слово, если не ложь, так дезинформация; мёртвые и пропавшие агенты и взгляды телохранителей, застревавшие стрелами меж лопаток. Каждый день.

В одном из донесений была информация о «Муравейнике», так называемой ночлежке для шахтёров и нищих. Ондолемар должен был проверить, поэтому и оказался на рыночной площади. Он облизнул обветрившиеся губы, лениво наблюдая животное шевеление рынка. Поднял глаза к воротам и налетел на воображаемую стену. Дыхание спёрло, а сердце болезненно забилось о рёбра. Высокий чёрный силуэт принадлежал Довакину. От взгляда на него, воображение, будь оно проклято, сорвалось и заиграло томными узорами сладострастия. Воздух стал острым и горячим, как жжёные специи. Руки вспотели, и Ондолемар сложил их на груди, защищаясь. Следовало арестовать бретонца немедленно, он явно принадлежал к Тёмному Братству, иначе был бы давно мёртв. Потешаться над потугами Эленвен отомстить явно не следовало. Разве что в мыслях, может, в редкую минуту наедине. Он сдержал беспомощно-злой смешок.

Бретонец обводил округу взглядом, как охотничьи угодья. На Ондолемара глянул спокойно, даже приветливо. И тепло улыбнулся. От этого защемило в груди — десятилетия никто так на него не смотрел. И не должен был! У людей напрочь отсутствовали представления о приличиях! Главное помнить: на лице маска, в глазах высокомерный прищур. Ондолемар знал: от Довакина спасёт лишь позорное бегство, от того, что кипело внутри, не спасут даже боги.

Зарисовка 4. Собственничество

Высокий Хротгар.

Лидия не могла найти себе места. Её тан, такой обычно спокойный, излучавший тихую уверенность и будто светившийся изнутри (с того самого дня, как выбрался из посольства живым), забился в угол. В его тонких пальцах, приличествовавших мыслителю, а не воину, жалобно болтался амулет Стендарра. Великие Боги, как же Арэису, должно быть, не нравилось в этом «спокойном месте».

— Эленвен, Ульфрик, Туллий, Элисиф.

Её тан перечислял пришедших на переговоры и каждый раз цепочка натягивалась, впиваясь в его открытую холоду шею.

— Лидия. — На неё посмотрели и теплота появилась снова. В зелёных глазах Довакина проступило нечто решительное, как перед Криком. — Ты веришь, что я смогу убедить их помочь?

— Конечно. Пора, мой тан, они нервничают.

Лидия выглянула из-за мощной бесконечно чёрной ледяной колонны и пропустила Арэиса вперёд. Переговоры начались.

Они бесполезно орали. Во имя Девяти, какая ошибка! Лидия тихо распотрошила маленький пакетик с лакомствами и под шумок вытащила сушёную виноградинку Джазби. Дорогое удовольствие, если покупать. С Довакином, без её присмотра, готовым кормиться всем, что растёт или бегает в лесу, изюм не был редкостью.

«А вот и тянучка, только бы подцепить незаметненько...»

Она едва не впечаталась в стену, когда тон разговора взлетел и запестрил оскорблениями. Талморские расисты, Клинки, чьё место в повозках с трупами, Империя, что должна подтереться своим дохлым императором...

«Ой, не кстати император...» — подумала Лидия, глядя как по ушам бретонца, форма которых её всегда забавляла, разлилась краска.

А она так ловко намотала тянучку на палец! Все смотрели на Довакина, а хускарл за его плечом, изюм из зубов языком выковыривает. Но каковы же звери: у каждого ядовитые клыки, а вокруг ложь можно из воздуха жрать! Тан, даже не говорил ничего сам, только взывал к разуму тех, кто с самомнением о правах кричал: «Поддержи меня!» Весь настрой дракону под хвост. Довакин весь сжался, будто замёрз. Но Лидия знала, сейчас, ещё мгновение, кто-то скажет какую-нибудь мелочь и драконорождённый всё разнесёт. И они сказали...

Не стоило начинать делить Скайрим, тянуть на себя одеяло, которое, между прочим, жуют драконы. Проклятые гады, у них, должно быть, чутьё на Арэиса...

— ... Маркарт.

Лидия едва не подавилась, когда удачно протолкнула кусочек изюминки из зубов.

«Только не Маркарт! — ей показалось, что от ужаса челюсти свело. — Сейчас начнётся».

По каменному столу душераздирающе проскрежетали перчатки Довакина. Даэдрик. Лидия сама видела, как Балимунд их ковал и поливал кровью. Звук ужасал. Её передёрнуло, а уши заложило.

— Если кто-то из вас пришёл сюда для того, чтобы отрывать куски от Скайрима, советую встать и пойти прочь! — голос полный сдерживаемой ярости заставил присутствовавших поёжиться на каждом рычащем звуке. Почти исчезнувший бретонский акцент, обрубавший слова и делавший их грубыми, во всей красе развернулся, стоило кому-то попытаться стащить с арэисова холма что-то, что он уже считал своим. — Никаких обменов и политических договоров. Либо вы остановите войну, чтобы убить Алдуина, либо наблюдаете за концом Мира.

Лидия без зазрения совести сунула тянучку в рот и подумала: «Эльфа того с гулькин нос, а посмотрите...»

Зарисовка 5. Людские боги

Маркарт

      Ондолемар не мог поверить, что пришёл просто потому, что сам этого хотел. Без задних мыслей, без плана, один. Едва смог отбиться от своей бойкой охраны. Чудо Богов и такой редкий шанс.

Он стоял перед витриной в доме Довакина и рассматривал коллекцию амулетов. Он, разумеется, видел их раньше, но не такие. Перед ним были не просто обрубки кости и металла, а истинные произведения искусства: уникальные экземпляры. Арэис — Ондолемар совсем недавно узнал его имя — был рядом, придерживал стеклянную крышку, бликовавшую алым на его чёрном облачении.

— Амулет Стендарра — мой любимый, — очень тихо произнёс бретонец и легко рассмеялся, добавив: — Только носить его — невыносимо, особенно когда колдуешь в бою. Отвлечёшься на секунду, он ранит до крови.

Ондолемар дотронулся до костяной подвески — тёплая. Рог перевит изящными серебряными линиями с гравировкой и драгоценными камнями, маленькими, но сверкавшими так, что в руках амулет ощущался как сокровище.

— Расслабляться в бою — опасная беспечность, — сказал Ондолемар и опустил символ Стендарра на мягкую ткань, заботливо расправив цепочку.

Его взгляд упал на амулет Талоса, разумеется, он присутствовал в коллекции, красовался между клинообразными изображениями Акатоша и Кинарет. В отличии от других амулетов ложного Бога, этот завершался небольшим кинжалом. Он издавал звук и светился, как корни Нирна в ночи. Ондолемару пришлось отступить, отринув дикое желание подержать его в руках.

Арэис улыбнулся и шепнул:

— Никто не узнает. 

Бретонец ловко подцепил плетёный кожаный шнурок, покрутил застёжку и предлагающим жестом протянул своё сокровище Ондолемару.

      — Знаешь, что я чувствую, когда надеваю его?

В глазах Довакина, зелёных, как он помнил, появился подсвеченный луной лёд — красота метаморфозы будоражила. Бретонец подошёл недопустимо близко и застегнул подношение. Освободившиеся руки легли на плечи Ондолемара — пронзило до дрожи. Это было первое подобное прикосновение, которое он помнил за многие месяцы. Почувствовав свободу, чуть шершавые тёплые пальцы драконорождённого огладили скулы, уши и подбородок Ондолемара. Он едва не взвыл, такая малость, а голова кругом. Почему?

— Я ощущаю себя способным вдохнуть бесконечность.

Ондолемар знал, что ещё немного и границ уже не будет. Его собственные губы призывно приоткрылись, а взгляд был направлен только на бретонца, в его колдовские глаза. Он потянулся вперёд, но был остановлен. Арэис скрестил руки на груди и во всём его облике читалась несвойственная ему строгость.

— Ты не такой, как другие меры. Ты знаешь, как сладко то, что запрещено. Вот и ответь, как можно отнять у людей бога, запретив поклонение? Что ты почувствуешь, когда поймёшь, насколько тщетны все твои усилия?

Ондолемар отшатнулся, схватился за кинжал-амулет, не собираясь терпеть издёвки, но замер, может быть бретонец извинится? Арэис повернулся к нему спиной.

— Не тяни, — голосом Ондолемара произнёс он. — Вдруг, ты хоть что-нибудь почувствуешь?

По чёрной одежде растекалось алое пятно, с каждым мгновением превращаясь в имперского дракона. Ондолемар отступил и отдёрнул руку от шеи, разодрав кожу на пальцах неровным лезвием,.. и проснулся.

Каменный стол был залит кровью, капавшей из порезанной руки, сжимавшей лезвие кинжала для заточки перьев. Он чувствовал боль.

Зарисовка 6. Теория и практика совместимости

Маркарт

Бретонец, очевидно, даже вообразить не мог, в какое тёмное место пришлось Ондолемару засунуть свою гордость. Или приглашение на разговор могло быть расценено буквально? И какова реакция: любой мер гордился бы такой выдержкой. Однако, тема для беседы нашлась. Не сразу. Ондолемар чувствовал себя весьма странно, пока Довакин осматривал дом и безразлично бросал фразы, вроде «я думал, ты живешь в крепости». Очередное «ты» было пропущено мимо ушей. Он упустил момент поправить нахала при первой встрече, и попав в ловушку «вежливости», был вынужден принять данность. Ему это не нравилось, но позволяло сказать в разы больше и соблюсти приличия. Например, предложить бретонцу искупаться и не выглядеть как мер(завец).

В каменной купальне, разморенный жаром и потрясённый тем, как далеко зашло его желание близости с кем-то, Ондолемар не мог заставить себя замолчать. Империя выиграла войну, Ульфрик умер от Крика, а Скайрим стал похож на пожилого боевого пса, выигравшего свою последнюю битву и уже не знавшего, выживет ли он в следующей. И растеряв остатки самоконтроля, он говорил обо всём, будто благодарные бретонские уши принадлежали, как минимум, равному, а не врагу. Темы менялись, Ондолемар и вовсе забыл об осторожности и подставил спину под ласковые прикосновения. Его будто опоили. Через несколько мгновений он обнаружил, что Арэис удерживает его на плаву, так как расслабленные пальцы соскользнули с борта купальни.

— Знаешь, я как-то однажды воображал нас... хм, даже слово подобрать не могу. Трахающимися?

— Вместе, — шепотом поправил Ондолемар.

Он едва не задремал, впервые ощутив себя полностью свободным и защищённым. По здравому размышлению, его поведение — капитуляция перед низменными желаниями. Грудной смех бретонца обжёг скулы смущением. Он даже хотел отодвинуться, но настырные ловкие руки Довакина прекрасно дали понять, как и в каком виде ему лучше оставаться. Что-то кольнуло, но тут же испарилось.

— Так вот: жертвенный алтарь, свечи и хоровод из даэдра. Сангвин, Шеогорат...

Губы бретонца шевелились едва касаясь кожи Ондолемара.

— И Вайл. Тебя бы здесь не было, не будь это твоим желанием в равной степени, как и моим.

— Звучит обнадёживающе.

Он не сдержал улыбку и смешанный с выдохом смешок. Начало было именно таким, как его окрестил бретонец.

***

Ондолемар смотрел на спящего Довакина, беззащитного, расслабленного и тихого. Безволосая грудь мерно поднималась и опускалась, приоткрытые губы покрылись едва заметной сухой корочкой, а складка между бровей почти разгладилась. Красота Арэиса была очень близка к альтмерской. Ондолемар понимал на что повелось изголодавшееся по удовольствию тело. Что же тогда произошло вчера? Вместо того, чтобы закончить вечер в постели, он повёл себя как хозяин таверны: накормил и спать уложил. А в голове всё так просто не укладывалось.

— Доброе утро.

Арэис пристально разглядывал его из-под опущенных ресниц.

— После спокойной ночи.

Хриплый голос, рассеянная улыбка и свободная поза бретонца показывали, что он чувствовал себя уверенно и непринуждённо. О себе такого Ондолемар сказать никак не мог. И подлое «ещё не поздно передумать» мелькало на краю сознания. Довакин покинул комнату, скрывшись в купальне и Ондолемар уж было думал, что он просто уйдёт. И ошибся.

      — Ты привык всегда быть застёгнутым на все пуговицы?

Письмо, лежавшее под ладонью хрустнуло в судорожно сжавшихся в кулак пальцах. Ондолемар медленно разжал их, поняв, что выдал себя с головой. Да, он несколько часов пытался «работать», глядя поверх бесконечных донесений на то, как бретонец дышит. Без присущей людям похоти, но и не без желания. Так или иначе ответа от него Арэис не ждал. Он стоял за спиной Ондолемара и во всю давал волю рукам. Завязки мантии поддавались легко, шурша пошлее любого непристойного звука. Ондолемару казалось, что его открывают. Медленно, с полным правом, с удовольствием и придыханием.

Он вздрогнул, широко распахнув глаза, поняв что позволяет делать. Ещё немного и быть ему на столе, раздвигая ноги и прося... Он поднялся, изящным движением скинул мантию на стул и с насмешкой посмотрел на Арэиса. Взглядом нельзя было передать всё, что должно было сказать, но бретонец что-то понял.

      — Да как я посмел, — томным голосом протянул Довакин, тщетно скрывая издёвку.

      Его потемневшие глаза сверкнули, а бесстыдные руки оказались на поясе Ондолемара прекрасно чувствуя редкую дрожь сдерживаемого желания. Это не было похоже на прикосновения Арэиса из сна. Те были лёгкими, альтмерски-пристойными, как игра на музыкальном инструменте. Как просьба о разрешении, которое настоящему Арэису не было нужно. И приличия бретонцу были не ведомы. Обнажённый, горячий, бесстыдный — пропасть, в которую падал Ондолемар с каждой снятой вещью. Жар зарождался внутри и тот же огонь касался его вместе с бретонцем. По рукам, плечам, спине. Все мысли, что остались, просили уступить, позволить. Один раз. Ондолемар почти в гневе схватил Арэиса за шею и властно притянул к себе. Нет. Ему нужно утолить желание тела, желание близости. Ондолемар отпустил бретонца так и не коснувшись его губ. Тот неловко отступил, почти врезавшись в кровать. Он тяжело дышал, хмурился и выражение лица становилось почти злым.

Встав на колени на краю кровати, Арэис вкрадчиво шепнул:

— Может, трахнешь меня, наконец?

Этот паршивец даже не представлял, как Ондолемару хотелось именно трахнуть его. Засадить, поиметь, выебать, как это свойственно людям. Воздух вокруг накалялся до предела. Ондолемар не хладнокровный и сдержанный настолько, чтобы отказаться от подобного предложения. Что-то сломалось, когда возбуждение вытеснило разум. Ондолемар не уверен, что было правильно оставлять синяки, хватать и гладить покрытую потом кожу грубо и несдержанно. Исчерчивать любовника царапинами до шипения. Кусать, оставляя следы разврата. Арэис под ним отчего-то засмеялся, выдохнув сквозь зубы.

— А говорят, что альтмеры не ебутся... 

Кожа на ягодице мгновенно налилась красным после хлёсткого сильного шлепка. Бретонец вздрогнул всем телом и уронил голову на руки. Ондолемар расслышал несколько слов: тебе и нравится. Нравится? Нет, это не то, что он ожидал получить от близости. Это... мерзко. И не понятно от чего удовольствие разливается лавой внутри. От чего кажется, что одно прикосновение к члену и он кончит как мальчишка. Это не должно быть так приятно.

      — Ещё.

      От низкого жаждущего голоса, Ондолемара едва не сбило с ног. Он схватился за плечо Арэиса, прижавшись членом к его заду и тихо застонал, жмурясь от наслаждения. Возбуждение — это проклятье избавление от которого это падение в бездну... Чужая боль не должна приносить удовольствие. Не должна...

Ондолемар в ужасе отпрянул. Во имя Богов, что он делает?! По спине пополз липкий холодок, а дыхание сбилось, будто он вынырнул из омута. Собственное возбуждение — боль. Перед глазами Ондолемара замелькали точки. Он не знал что делать. Дать Арэису то, что он хочет или выставить вон? Похоть требовала удовлетворения, но внутри всё сжималось от отвращения. Так было нельзя. Чудовищная ошибка и невозможность от неё уйти. Ондолемар обхватил подрагивающими пальцами член любовника — довести бретонца до разрядки оказалось не трудно, через несколько минут тот вздрогнул и тихо застонал. Нужно было уйти сейчас же, оттереть с кожи всю мерзость произошедшего.

      — Твоя одежда в комоде, — надломленным голосом сообщил Ондолемар. — Убирайся.

      Шокированный взгляд сопровождал его до двери и не отпускал до момента, как Арэис покинул дом. Ондолемар смотрел на шрам, оставшийся от ножа для заточки перьев и едва сдерживался, чтобы не взвыть.

Зарисовка 7. Близость

Маркарт

Единственное, чего Лидия не могла понять, так это выбор Маркарта домом. Не тихий и тёплый Вайтран, не живой и цветущий Солитьюд, не богатый на приключения Рифтен. Маркарт. Холодный, серебряно-серый Маркарт, от которого её мутило. Бесконечные переходы, опасность сверзиться на камни и храм Дибеллы. И проклятый талморский юстициар. Что мерзкий эльф сделал с её таном? Его словно подменили. Легкомысленность исчезла вместе с добродушием, и появился мрачный целеустремлённый Довакин, который плюнул на Клинков и отправился охотиться на Алдуина в одиночку. Всё дело в эльфе, чтоб его Доминион драконами сплющило!

И они снова тут.

— Может, в Данстар? — Лидия покрепче перехватила очередное барахло, которое они насобирали.

— В Фолкрит. Займусь стройкой.

Арэис открыл двемерскую дверь своего поместья и свалил в ближайший угол свою часть ноши. Его спина болела — воспоминания о битве в Совнгарде в виде огромного шрама через плечо. Дракон, наверное, хотел оставить его без руки. Они не прискакали в Маркарт, а приползли как умиряющий грязекраб и его невозмутимый хускарл. Лидия, освобождённая от тяжестей, снова вспомнила о еде и уже что-то шерудила у очага. Несгибаемая нордка, Арэис ей завидовал. Он поплёлся вглубь дома и рухнул на кровать, даже не прикрыв за собой дверь.

***

Чуть сонный, но довольно бодрый Арэис выполз на крыльцо. Уселся на край и свесил ноги в обрыв. Наконец, хорошая погода заглянула и в Предел. Влажные волосы, отмытые от пыли и смерти теперь высыхали на тёплом ветру. Лидия ушла больше часа назад, пообещав, что половину денег, вырученных от продажи добычи, заберёт себе. Она давно мечтала купить комплект разномастного «небесного» оружия у кузнеца из Вайтрана. Он не возражал, сам виноват: не взял её с собой покататься на драконе, вернулся едва живой, она его чуть ли не на себе тащила. При таком раскладе, могла бы всё забрать. Да и не жалко для такой преданной защитницы. Арэис с себя бы шкуру снял ей на доспех. Пару раз он подумывал жениться и… никак. Даже заговорить не смог об этом. Лишь надеялся, что она не поняла, что за его мычанием скрывался какой-то смысл.

Арэис усмехнулся, а после и вообще разулыбался: только сейчас понял, что сделал достаточно, чтобы дальше вести более спокойную жизнь, занимаясь делами Братства и Коллегии. Стоило настроению окончательно улучшиться, как рефлекторно приученные всё замечать глаза выхватили из общей каменной картины кого-то, очень похожего на Ондолемара. Только… 

Альтмер остановился, оставшись на краю площадки, выглядел так, словно для разговора, ко всему прочему, хотел бы ещё скумой набраться. Пока он молча раздумывал, Арэис переваривал произошедшие в нём перемены: простую одежду вместо талморской мантии, отпущенные до плеч волосы, вместо короткого белого ежика. Ондолемар выглядел как щуплый эльфийский подросток и Арэис лишь похлопал рукой рядом с собой, приглашая гостя присесть. Он просто не знал, как сказать, что Ондолемар выглядел одновременно хорошо и пугающе плохо. «Мы с тобой больше года не виделись, ты похож на селёдку» — не самое лучшее начало разговора.

— Я скучал, — признался Арэис, когда Ондолемар сел рядом.

Он накрыл тонкие пальцы альтмера своей рукой — они были напряжёнными и холодными.

— Послушай, я знаю, что в прошлый раз…

Альтмер резко мотнул головой, а под ладонью Арэиса пальцы Ондолемара сжались в кулак.

— Ходили слухи, что ты погиб.

Как в этот момент не прогремел гром, Арэис не знал. Он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, но ничего не смог произнести. В голове ничего полезного не родилось, и он притянул к себе своего альтмера и погладил сведённую напряжением спину.

— Я надеюсь, твой любовник ест как птичка, еды тут только на двоих, в доме даже чёрствого хлеба нет! — раздосадовано заявила Лидия, выглянув из забитой продуктами корзины и скрывшись за дверью.      Ондолемар от неожиданности едва не упавший, с недоверием посмотрел вслед хускарлу.

— Что?

— Не взял с собой на драконе полетать, ещё не скоро простит, — задумчиво проговорил Арэис и потянул Ондолемара зайти в дом.

Не стоило давать проснувшимся людям повод судачить.