– Цзян Чэн, Цзян Чэн, – говорит Вэй Ин, отвлекшийся от созерцания потрескивающих в костре дров. Цзян Чэн возится с циновками, чтобы подготовить их к ночлегу.
Их маленький лагерь, разбитый на время похода по отдаленным территориям ордена, не выглядит слишком уютным, но костер и подстилки лучше, чем совсем ничего. К тому же, вокруг совершенно неописуемая природа, а это скрашивает впечатления. На дворе ночь и высокое Юньмэнское небо накрывает лес необъятным куполом, а тысячи звезд озаряют мир своим светом точно так же, как и тринадцать лет назад.
«Нет», – поправляет себя Цзян Чэн, – «уже четырнадцать».
Он переводит взгляд на Вэй Ина – и ничего не спрашивает. Тот задает вопрос быстрее, чем Цзян Чэн успел бы спросить. Так уж он устроен.
– Тогда, на горе Дафань, – говорит он, -- как ты узнал, что я – это я? Ты ведь сразу понял, и ни секунды не сомневался!
Цзян Чэн хмыкает: надо же, заметил.
А Вэй Ин продолжает:
– И я не играл никакую мелодию, как вышло с Лань Чжанем. И я не говорил ничего, что могло бы меня выдать, что-то, что могло быть известно лишь нам двоим, например… – он даже пальцы начинает загибать. – Я даже не признал Цзинь Лина! Хотя, как я мог его признать…
– Сколько ты раз с Лань Ванцзи виделся до смерти? – отвечает Цзян Чэн вопросом на его вопрос. – Во время учебы в Гусу, потом в пещере на горе Муси. И еще от силы раз десять на разных там соревнованиях и битвах?
– Ну, около того, – кивает Вэй Ин и немного непонимающе склоняет голову набок: – но как это…
– А я тебя всю жизнь знаю, – почти перебивает его Цзян Чэн и смотрит мимо него, прямо в пламя, от чего глазам становится некомфортно и взгляд волей-неволей расфокусируется.
– Но я все равно не понимаю, – жалобно говорит Вэй Ин. – Я ведь раньше выглядел совсем по-другому, да и вообще, я… был мертв. Как ты вообще мог предположить, что я вернусь?
– Ты мог хоть в теле девушки вернуться, – качает головой Цзян Чэн. – Хоть в теле старика. Это ничего бы не изменило, я все равно бы понял, что это ты, причем с той самой встречи.
– Но… – снова начинает Вэй Ин, и Цзян Чэн понимает: он не отстанет, пока не докопается до сути.
Это тяжелый и болезненный вопрос, на который он и сам не знал ответа до недавнего времени. Почему он так хорошо чувствовал Вэй Ина? Не понимал его мотивы и стремления, а именно чувствовал? Все его душевные метания, страх, отчаяние, невозможность поступать так, как ему действительно хочется, это постоянное ощущение того, что ты загнан в угол? Он смотрел на него, чувствовал это все – и почему–то был уверен, что это именно те эмоции, что испытывает Вэй Ин.
И хоть это его и пугало, он отметал сомнения. И хотел помочь, искренне. Но все шло наперекосяк. Пока не зашло совсем далеко – и Цзян Чэн перестал чувствовать. Не было внутри больше ничего, только черная и беспроглядная тоска, которая отзывалась жгучей болью, если ему приходило в голову вдруг мысленно обратиться к Вэй Ину, словно к живому. Эта боль была настолько сильной, что сбивала с ног. Но Цзян Чэн все равно не понимал.
И только теперь он понял.
– Цзян Чэн я, правда, хочу понять, – Вэй Ин заглядывает в его глаза, и отражение звезд в его взгляде заставляет Цзян Чэна вздрогнуть. Он слишком похож сейчас на себя прежнего. С этим горящим взглядом. С этими любопытствующими интонациями в голосе.
«Прости», – думает Цзян Чэн и хватает Вэй Ина за руку, а потом прижимает к собственной груди.
Их прошибает разрядом молнии – нет, Цзыдянь здесь не при чем. В глазах у обоих на мгновение темнеет, а потом волной, безудержным потоком, рокочущим водопадом их утягивает в пучину воспоминаний. Обрывков, разрозненных моментов, которые невозможно собрать воедино, их невозможно даже отследить все до единого. Смех, улыбки, крики отчаяния, кровь, завязанные темной лентой глаза, падение в бездну. Смерти, смерти, смерти. Бесконечный поток тьмы, из которого не выбраться – но Цзян Чэн тем же резким движением отдергивает руку Вэй Ина от себя. И все прекращается.
Он продолжает держать его за запястье – пульс у того словно бешеный, сердце колотится так сильно, Цзян Чэн даже направляет немного собственной ци, чтобы успокоить эту тахикардию.
– Я не знал, почему так чувствую тебя, – говорит он хрипло. – Пока не узнал про ядро. Теперь все встало на свои места.
Вэй Ин ловит воздух губами.
– Я… не… думал… что так будет.
– Конечно, ты не думал, – говорит Цзян Чэн мрачно, продолжая успокаивать его беснующееся сердце. – Не думал, не спрашивал, не обсуждал это со мной. Просто решил все за нас обоих, потому что я, должно быть, не способен сам принимать решения.
– Нет, я… Цзян Чэн, я!..
– Успокойся, – просит его Цзян Чэн. – Только зря энергию на тебя трачу. Успокойся, Вэй Ин. Я давно это принял. Я не злюсь на тебя. Я просто ответил на твой вопрос. Как я тебя узнал? Да вот так. Стоило только увидеть тебя – и эта часть тебя во мне отозвалась. Неважно, что это было другое тело, это ничего не меняет. Ведь Суйбянь отреагировал на тебя точно так же. Как и на меня.
***
Костер понемногу догорает, звездная ночь сменяется пурпурно-розовым рассветом. Роса на траве холодит, но они не в Облачных Глубинах, где ранним утром с губ срывается пар. Они в Юньмэне, в теплом славном Юньмэне, где Вэй Ина тоже ждали все эти годы. А он, дурак, понял только сейчас.
Он прижимается к спящему Цзян Чэну и осторожно кладет ладонь на его сердце сам. Он ни о чем не жалеет. Впервые и по-настоящему он действительно чувствует, что все именно так, как должно быть.