Пустота и тишина… Угрожающая, настороженная, гнетущая как никогда прежде, нарушаемая лишь зловещими завываниями сухого злого ветра, со свистом гулявшего меж оскверненных серых шпилей Карабора. Черный Храм безмолвной статуей застыл посреди всеобщей разрухи, царившей в Долине Призрачной Луны, громадным надгробием над руинами канувшего в небытие Дренора.
Тонкий слух того, кто все еще являлся наполовину эльфом, отчетливо улавливал малейшие переливы этой причудливой мелодии вихря в мелких трещинах каменной кладки. Словно похоронная песнь, словно стон и плач множества страдающих душ, загубленных когда-то давно в этих стенах. Порой ветер ненадолго стихал, но затем налетал с новой силой, и вой его напоминал уже скулеж раненой гончей скверны, бьющейся в предсмертной агонии. Отвратительно, но в то же время непереносимо, божественно.
Звуки эти, вопреки всему, вовсе не резали ухо своей безысходной тоскливостью, а наоборот, успокаивали изрядно расшатанные нервы нынешнего хозяина Черного Храма, погружая полудемона в глубокую задумчивость и легкую апатию. Он часто приходил на вершину Карабора именно за этим, дабы побыть в одиночестве и выпасть на некоторое время из окружавшей его действительности.
На фоне мрачных, неприглядных небес, полыхавших сквозь загубленную атмосферу планеты кислотно-зелеными проблесками скверны, в глубокой насыщенной тени, отбрасываемой высоким шпилем, можно было без труда различить одинокую фигуру. Иллидан Ярость Бури расположился на одном из небольших резных уступов, некогда украшавших широкую ровную площадку на вершине Храма, но сейчас ставшем лишь бесполезным атрибутом из почерневшего и местами потрескавшегося битого камня. Полудемон сидел на самом краю, согнув могучую спину и свесив ноги вниз. Несмотря на относительную расслабленность позы, под темно-фиолетовой кожей оголенного торса и сильных рук играли напряженные бугристые мускулы. В напитанной скверной полутьме Долины витки магических татуировок на его теле горели особенно ярко, словно резонируя с окружающим пространством. Широкие перепончатые крылья были наполовину раскрыты, надежно укрывая своего обладателя от жестоких порывов ветра, норовивших сбросить его вниз. Мелкие воздушные потоки тем не менее добирались до мужчины, цепляясь пронырливыми пальцами за изогнутые тяжелые рога, венчавшие полуопущенную голову и развевая длинную густую гриву иссиня-черных волос, доходивших почти до поясницы, и частично собранных по привычке в высокий хвост. Узловатые вытянутые пальцы, оканчивавшиеся острыми когтями, несколько рассеянно скребли выщербленный камень, обличая крайнюю отстраненность, в которой пребывал первый охотник на демонов.
Он мог часами напролет сидеть, как сейчас, вглядываясь магическим зрением в зияющее исконной пустотой темное небо, то и дело расцвечиваемое ядовитыми вспышками скверны. Скверна была здесь повсюду. Витала в воздухе, собираясь в плотные массы, подсвечивавшие горизонт, лежала плотным туманом в низинах, отравляла воды некогда чистых озер Долины Призрачной Луны, давно превратившихся в гигантские токсичные зловонные лужи. Ни животных, ни растений. Только опаленные, оскверненные до самого своего основания равнины, тянувшиеся на много миль вперед, докуда хватало глаз, с торчавшими черными глыбами изрезанных временем и яростными ветрами скал, да рукотворными грубыми постройками орков. Карабор же возвышался над всем этим упадком подобно мрачному проклятому исполину, даже в своем нынешнем страшном уродстве и увечье неся древнюю архитектуру эредар, покинувших умирающий родной мир в надежде обрести дом на Дреноре. Некогда Храм был ослепительно красив, являя собой средоточие Света. Но стены из сияющего белого камня, сверкавшие кристаллами чистой воды, теперь почернели, кристаллы помутила болезненная зеленая поволока, а свет померк в огромных залах и переходах.
Он не знал, каким был Дренор до прихода демонов, но порой слышал обрывки горестных речей Пеплоустов, произносимых сдавленным шепотом в самых дальних уголках Храма. В этом что-то было. Сломленный, измученный народ, служивший ему наряду с другими проклятыми созданиями. Пеплоустов притесняли даже сейчас. Демоны, орки, остатки наг и эльфов крови – все те, кто обладал чуть большей силой и влиянием. И они бы роптали, но страх перед своим повелителем надежно держал их за горло когтистой лапой. Нет, он не собирался вмешиваться. В нем не было ни капли жалости, ведь он знал – рано или поздно они тоже его предадут. Все вместе и каждый по отдельности. Каждого в этом забытом Богами месте заботила лишь собственная, часто достаточно дешевая и продажная шкура. Да и что ему за дело до отношений между его слугами? Прошло то время, когда его интересовали горести этого сброда, возившегося в куче мусора у его ног словно крысы, голодные до магических энергий.
Иллидан горько усмехнулся, небрежным жестом поправив широкую повязку, укрывавшую изуродованные глазницы и давние следы ожогов на переносице. Сейчас, когда силы повелителя Черного Храма дремали, из-под нее пробивалось лишь слабое зеленоватое зарево.
«Как пусто», – едва слышные за непрекращавшимися стенаниями ветра слова скатились с губ охотника на демонов тяжелыми камнями, мгновенно идущими ко дну озера.
Пустота была вовсе не в Запределье и не на вершине Черного Храма, а в нем самом. Ему давно уже следовало это признать. Она прочно угнездилась у него внутри, все росла и ширилась, заполняя собой все мысли и чувства, стирая воспоминания, грозя поглотить его целиком.
Предатель… Да что вообще знали о предательстве те, кто «наградил» его этим позорным клеймом? Это его предали все, кого Ярость Бури рискнул подпустить слишком близко. Сначала родной брат, прятавший свой страх остаться в его тени и низменную ревность за громкими благородными речами и полуподдельным беспокойством о судьбе их народа. Потом Тиранда, дорогая сердцу больше собственной жизни возлюбленная, что так внезапно предпочла ему Малфуриона. Последним был Кель’тас, казавшийся таким открытым, честным и преданным, сумевшим каким-то образом найти лазейку к неизлечимо больной душе и израненному сердцу. Алое с золотом пламя, которое Иллидан берег, ибо надеялся, что оно поможет ему согреться в холоде минувших и предстоявших веков одиночества. Он буквально «кормил» его с рук, щедро делясь магической энергией, когда бы и сколько тот не попросил.
Но он так заблуждался. Еще один удар по самолюбию и новая незаживающая рана. Солнечный Скиталец покинул его, предал доверие и успевшую так некстати возникнуть привязанность, чтобы вспыхнуть всего на какой-то миг ярким пламенем скверны и сгореть дотла, подобно сухой щепке. Принца син’дорай больше нет среди живых, но сожаление и бессильная ярость все еще звучали отголосками в душе полудемона.
Пустота… Лишения опустошили, вынудили отстраниться, заменить живые проявления чувств жестокостью и безразличием. Теперь, когда он понимал, насколько все вокруг зыбко и относительно, гораздо легче было начать во всем сомневаться и ничего более не принимать на веру. Он не был до конца уверен даже в том, насколько здрав его рассудок. В нем словно умерло что-то важное, какая-то часть прежней души, когда его плоть рассекла Ледяная Скорбь. Пальцы сами собой потянулись к груди, осторожно скользнув по тому месту, где когда-то зияла страшная рана, практически вскрывшая грудную клетку. Шрама не осталось. Энергии скверны, текущие сквозь его тело прекрасно делали свое дело. Но давно сросшиеся многочисленные переломы ребер и грудины до сих пор периодически беспокоили, отдаваясь тупой болью в мышцах и костях. Да, он был болен. Подозревал об этом. Догадывался. И иногда ловил себя на мысли, что заключенный внутри бренной телесной оболочки могущественный демон медленно, но верно подтачивал здравомыслие, пожирая драгоценные остатки души калдорай. Может, именно поэтому блекнут и уходят в никуда воспоминания? Окончательно потерять себя и стать марионеткой Саргераса – что может быть хуже? Это равносильно смерти!..
Тишина… Что она несла в себе? Насколько была обманчива, притаившись, словно осторожный дикий, но очень голодный зверь за протяжной песнью ветра? Как скоро ее заполнят звуки боя? Лязг металла, боевые кличи, рев беснующихся и звереющих от запаха крови демонов, предсмертные хрипы умирающих слуг и врагов, явившихся в Черных Храм не иначе как за его головой? Скоро, совсем скоро. Иллидан это чувствовал. Армия азеротцев, стоявшая лагерем всего в нескольких часах пути от Карабора вот-вот должна была выступить к его оплоту. А может, и уже выступила. Данные разведчиков сильно рознились и потому решительно отметались им сейчас как неточные и недостаточно достоверные. Магическое зрение тоже едва ли могло помочь на таком расстоянии, сколько бы он ни вглядывался в привычно клубящийся тьмой горизонт. Слабые отголоски аур живых существ, кардинально отличавшиеся от пропитанных и лучившихся скверной биополей обитателей Долины Призрачной Луны – так мало и так много, так чуждо и так знакомо одновременно. Однако внутреннее чутье, обостренное глубоко въевшейся демонической природой и тысячелетиями вынужденного самопознания безошибочно предупреждало о близком штурме цитадели. В застоявшемся, тягучем, как кисель, воздухе, который приносил ветер, ощущалась лишь дорожная пыль и горечь пепла, но полудемону чудилось, что он различает запах свежей крови.
Они упрямо идут сюда. Они идут с тем, чтобы забрать его жизнь. Но здесь эти глупцы отыщут лишь собственную мучительную смерть. Это жалкое вторжение не заставит полноправного хозяина Черного Храма изменить свои планы.
Нет, он не боялся их. Пусть приходят. Пусть разобьются о стены крепости и полчища его прислужников, как морские волны о неприступные высокие скалы. Он понаблюдает. Может, даже отсюда. Созерцание в последнее время занимало его, а с вершины Карабора открывался достаточно неплохой вид. А тех, кому каким-то чудом или обманом посчастливится пробраться внутрь – он прикончит лично, снизойдет до этих жалких смертных. Ядовитая усмешка скривила некогда красивые губы, обнажив острые демонические клыки.
Они считают его пешкой Легиона. Какая ирония! Они ничего не знают. Они беззащитны, как новорожденные крысята. Полководцы Азерота еще более слепы, чем он сам и его иллидари…
Охотники на демонов – личная гвардия, элитные войска. Они не чета всему тому разношерстному сброду, что населял Храм, пусть и по воле их повелителя. Прекрасно обученные, натренированные и, что самое главное, закаленные в жестоких и кровопролитных смертельных боях в мирах самого Пылающего Легиона. Они знали о жертвах и истинной жертвенности почти столько же, сколько их наставник и владыка.
Большинство иллидари – его сородичи. Дети Звезд, чьи судьбы оказались нещадно изломаны и стерты в порошок тяжелой поступью демонов. Мужчины и женщины, которых до неузнаваемости покалечили нашествия Легиона, пострадавшие физически или духовно. Они сами пришли к нему, сами приняли в дар из его рук это проклятье, по собственной воле встали на его сторону, более не называя Предателем. Далеко не все из них выжили в процессе обучения, привыкнув постоянно жить с внутренним демоном, разрывавшим душу изнутри, едва только ослабишь контроль. Однако те, кто уцелел и прошел все испытания, стали настоящими бойцами, каждый из которых стоил сотни, а то и тысячи.
Но была и другая часть. Син’дорай – наследие Кель’таса. Эльфы крови были бесконечно жадными до силы, разрушительных энергий и тайного знания. Они мало чем отличались от своего принца – надменные, самовлюбленные и болезненно горделивые, с заложенной на генетическом уровне подлостью Высокорожденных, впитанной с молоком матери и струившейся по венам до самого последнего вздоха. Ненадежные, значительно более слабые телом и духом, чем калдорай. Он очень сомневался, что из них выйдет толк, когда под влиянием настойчивых сладких речей Солнечного Скитальца согласился самостоятельно обучать нескольких избранных принцем рекрутов. Результаты неожиданно, но приятно удивили. Один из кандидатов не просто выдержал, но и обрел значительную мощь, доказав, что подобные ему способны сражаться с Легионом не хуже народа Иллидана. В целом син’дорай неплохо себя проявляли. Заняв свое место в рядах иллидари, многие из них демонстрировали фанатичную лояльность порой даже переходившую в почти щенячью преданность.
Беспечным обитателям Азерота и в самых страшных кошмарах не снилось то, что успел повидать Ярость Бури и его воины. Именно иллидари во главе со своим владыкой вели настоящую войну с Легионом, а вовсе не горстка этих глупцов у самых его ворот полагающих, что смерть Предателя избавит Азерот от последующих вторжений демонов. Как глупо. И недальновидно вдобавок. Но так типично для обитателей теплого уютного мирка, бывшего когда-то домом и ему самому.
Когда-то… Те времена давно прошли. Он потерял все, что было ему дорого, отринул всех, кто был ему небезразличен. Все. Почти все. Но об этом «почти» ему никак не удавалось забыть. Оно, словно призрак прежней жизни, неотступно преследовало его, унося из почерневшей души иллюзию покоя и заставляя страдать, вновь и вновь переживая свою драму. За всю свою долгую жизнь он так и не научился оставлять прошлое в прошлом. Эта истина, с виду простая и незатейливая, отчего-то была просто непостижима. Может, в этом и крылась величайшая слабость и корень всех неудач? Полудемон часто возвращался к этой мысли, но неизменно приходил к одному и тому же выводу, что не будь все так, как оно есть, он не смог бы, наверное, вновь встать на защиту не единожды уже предавшего его Азерота, готовившего, к тому же, очередную кампанию против него.
Пусть так, но он продолжит начатое. Это была его война, и он не мог позволить себе проиграть или вновь отступиться. Ярость Бури и так потерял слишком много времени, восстанавливая силы после боя за Ледяной трон. И какая бы армия ни встала у порога Черного Храма, он все равно отправит своих охотников на Мардум. Саргеритовый ключ жизненно необходим для успешной реализации его планов, и иллидари во что бы то ни стало добудут артефакт.
Пылающий Легион – это тот враг, которого нужно давить на корню в собственном же логове. Знание этого маленького секрета стало поистине великим открытием, перевернувшим весь ход стратегической мысли и, он надеялся, той войны, что он затеял, тоже. Этого знания как раз таки и не доставало врагам полудемона. Именно его отсутствие гнало сейчас азеротцев к Карабору в их слепой и ошибочной убежденности в своей правоте и злом умысле Иллидана.
Непрошенные гости не должны были мешать ходу операции на Мардуме. Только не сейчас. Пока отряд иллидари будет отсутствовать, оборону Храма надлежало вести другим менее талантливым его последователям, коих достаточное количество, чтобы не допустить краха Карабора. Миссия охотников была гораздо важнее, чем та мышиная возня, которая начнется через несколько часов у стен Храма. Иллидари успеют. Он не сомневался. А может статься и так, что, когда они вернутся, их помощь уже и не потребуется.
Иллидан вздохнул, отворачиваясь от восточного горизонта, так остро «пахнувшего» неприятностями, и слегка поменял позу, разминая затекшие от долгого недвижного сидения шею и плечи. Решение было принято, и он не намеревался его пересматривать. Он давно отучил себя от подобной бесполезной траты времени. Мысли по обыкновению потекли в иное русло.
Полудемон вскинул голову, устремив внутренний взор к огромной полной луне. В этой проклятой долине она никогда не заходила за горизонт. Всегда одинаковая: застывшая, мертвецки-бледная, блуждавшая в обрывках облаков и густой сизой дымке. Ее свет был практически неразличим за яркими частыми всполохами скверны, расцвечивавшими далекое мрачно-сюрреалистичное небо Дренора. Этот мир давно погиб, как и многие другие миры, по которым маршем прошел Легион. И то, что тут осталось, являло собой лишь слабые отголоски, безликие тени былого великолепия, иллюзию даже не жизни, а существования. Мертвый разрушенный край, погребенный под тоннами пепла и бесполезной грудой развалин, который Иллидан избрал своим новым домом, уйдя в добровольное изгнание, ибо в старом, родном, ему не нашлось больше места. И не найдется впредь. Но он все равно продолжал тайно тосковать по Азероту. Молча, в минуты уединения, тайно ото всех.
И так ли сильно он хотел отречься от прежней жизни, как себе внушал? Так ли жаждал стереть воспоминания прошлого?..
Да, он был бы рад оставить позади тяжелые думы и ту бессильную ярость, копившуюся веками в непроглядной, почти кромешной тьме сырой тюремной камеры. А ненавистный голос его бессменной тюремщицы, словно зловещее карканье ворона над могильным холмом, казалось, до сих пор эхом звучал в его ушах. Он все еще помнил одиночество, абсолютную тишину, нарушаемую лишь звуком шагов босых ног по холодным каменным плитам пола камеры и едва уловимый свист клинков, рассекавших спертый воздух подземелья. Движения, отточенные до миллиметра длительной практикой бессчетных лет. Пальцы изучили наизусть устройство изящных длинных боевых глеф – единственного развлечения во мраке Казематов Стражей и частицы его прошлой жизни, которой он лишился по «милости» своего брата. И эта жизнь продолжала кипеть в верхнем, подлунном мире, пока его собственные бесконечно долгие мгновения все тянулись и тянулись, складываясь в годы, столетия, тысячелетия. Он с трудом справлялся с ощущением, что здесь, в Запределье, время шло почти так же мучительно медленно, сбивая своим неспешным ходом со счета однообразных серых дней.
Хотя в череде значительно помутневших и расплывшихся образов еще было то, что Иллидан не мог и не хотел отпускать. Моменты из далекого прошлого, что были чрезвычайно дороги и бережно хранились вместе с остатками проклятой души.
Ведь там, позади, осталась не только боль и страдания. Когда-то, десять тысяч лет назад, в годы его беспечной юности, Иллидан Ярость Бури все же был, хоть и недолго, но счастлив. Все было яснее и проще. Жизнь играла для него всеми возможными красками. В глубинах памяти все еще жил простой, открытый и бесхитростный брат, с которым они понимали друг друга с полуслова и полувзгляда. В те дни между близнецами еще существовала незримая крепкая связь, разорвать которую, как тогда казалось, не под силу было никому и ничему. О, это чувство полушутливого соперничества и искренней радости успехам родной души!
А еще была она – Тиранда Шелест Ветра. И в имени ее было гораздо больше, чем в любом другом, когда-либо касавшемся слуха полудемона. Сначала эльфийка походила на маленькую и невзрачную серую птичку, невесомо порхавшую меж гигантских древ стародавнего Калимдора. Она всегда разделяла их с братом детские проказы, включалась с неподдельным интересом в мальчишеские игры. Позже они учились и тренировались вместе, переживая втроем уже юношеские горести и радости. А потом все вдруг внезапно закончилось, стало сложно, малопонятно. Они незаметно повзрослели. Подросла и их подруга детства. Тиранда, принявшая послушничество в Храме Элуны, расцветала прямо на глазах, подобно диковинному и редкому лунному цветку. Пробежал первый холодок в отношениях с братом, натянулась и напряженно дрогнула алая нить, связывавшая близнецов. Иллидан понял, что заворожен красотой и добродетелью будущей жрицы в той же степени, что и Малфурион.
Любовь… Лишь века и тысячелетия спустя он в полной мере осознал, что истинное чувство дается лишь один раз в жизни, независимо от того, взаимно оно или нет. Отверженность несла в себе мучительную агонию, столь же сильную и настойчивую в своем постоянстве, как и сама любовь.
«Тиранда», – он так давно не позволял себе произносить это имя вслух, еще дольше не видел жрицу и не ощущал ее присутствия, но это все равно не избавило его от боли.
Иллидан осторожно раскрыл ладонь, которую до этого сжимал в кулак. Пальцы озарило мягкое серебристое свечение, исходившее от белоснежных лепестков лунного цветка с коротким тонким стеблем. Прекрасен и чист, как и та, которой он предназначался. Аура, окружавшая изящную женскую фигуру в его воспоминаниях, была примерно того же неповторимого цвета, оттенка и глубины. Цветок окутывало едва заметное голубоватое магическое поле. Заклятье, искусно сплетенное вокруг хрупкой красоты, было создано еще при помощи изначальной магии Источника Вечности и потому надежно защищало растение от увядания и повреждений. Цветок внутри все еще жил и дышал теми незапамятными временами, когда Калимдор был огромен и нетронут порчей Легиона. Он был все таким же, как и в тот день, когда Иллидан решился признаться Тиранде в своих чувствах. Жрица отвергла его, но он до сих пор не мог расстаться с этим единственным напоминанием о ней.
Он сам был во всем виноват. Когда мечта была настолько близко, что до нее можно было дотронуться рукой, глупый мальчишка с золотыми глазами вел себя слишком небрежно. Уверенный в своей неотразимости, не понимавший до конца, насколько сильным может оказаться едва зародившееся тогда чувство — он упустил свой единственный шанс. Горечь поражения до сих пор с прежней остротой саднила в горле, а сердце сжималось от тоски и боли. Тиранда предпочла его брата.
Прекрасная, как луна и звезды над Сурамаром, и такая же далекая. Она уже больше никогда не смогла бы принадлежать ему. Самоуверенность, которую он считал тогда одним из самых лучших своих качеств, сгубила его, не оставив ни единого шанса все исправить.
Он так хотел вспомнить хоть что-то о прежней Тиранде, той, что не льнула к Малфуриону и не клеймила его Предателем, и не глядела с жалостью и отвращением, но не мог. Воспоминания ускользали, как песок сквозь пальцы, стоило только приблизиться к ним и попытаться дотянуться силой мысли. Злило. И полудемон все же решился на небольшую манипуляцию с древним заклятьем, укрывавшим цветок.
Осторожно, боясь ненароком повредить хрупкую вязь заклинания, Иллидан кончиком пальца свободной руки с трепетом прикоснулся к одному из лепестков, что был нежнее шелка, и сравним в своем совершенстве лишь с кожей его возлюбленной Тиранды. До ноздрей полудемона всего лишь на один краткий миг донесся сладкий пьянящий аромат луноцвета, но и этого мгновения хватило, чтобы воспоминания ярким калейдоскопом замелькали в голове. Это всегда помогало. Получилось и на сей раз. Иллидан судорожно пытался уцепиться хоть за какое-нибудь из видений прошлого, дабы погрузиться в него и разглядеть детальнее. Он настолько хорошо научился обращаться со своим магическим зрением, что без труда мог создавать перед глазами отчетливые сценоподобные видения прошлого, словно переживая их заново. И плевать, что вернувшаяся и кратковременно обострившаяся память могла вновь причинить ему боль…
***
В темно-синем бархатном ночном небе, усыпанном алмазными точками мерцающих звезд, не было ни облачка. Ослепительная серебристо-белая полная луна, казалось, занимала собой половину небосвода, заливая мягким свечением оживленный, как и всегда в это время суток, Сурамар. Теплый южный ветер, приятно обдувал горожан, гуляющих по улицам, развевая легкие одежды и играя в волосах. В воздухе витал запах ночных цветов и молодой листвы. Начало весны едва ли не самое прекрасное время в этом вечно теплом краю, утопавшем в зелени бескрайних лесов.
Иллидан скрывался за одной из белых резных колонн внешнего фасада Храма Луны, пристально и неотрывно наблюдая за входом, к которому вел каскад широких плоских ступеней. Он все еще был разгорячен после затянувшейся тренировки на мечах и последовавшей за ней быстрой верховой езды, и потому с трудом восстанавливал дыхание. Молодой эльф настолько спешил, что даже не успел толком привести себя в порядок, вдобавок ко всему впопыхах оставив на тренировочной площадке свой жилет, обычно прикрывавший обнаженный мускулистый торс. Волосы его, отливающие глубокой морской синевой, тоже были сейчас не в самом лучшем виде: слегка взъерошенные, частично собранные для удобства в незатейливый хвост. Более всего, Ярость Бури не хотел выдавать своего присутствия, но и пропустить то, за чем, собственно, явился, страшился еще больше.
От едва сдерживаемого волнения сердце билось в груди, подобно пойманному в силки эльфийскому кролику, когда мужчина в очередной раз осторожно выглянул из своего укрытия, окинув беглым взглядом крыльцо и прилежащую часть облагороженной территории Храма. Каменные скамьи, увитые плющом, пустовали, как и широкие борта лунных колодцев – излюбленного места посиделок самых юных служительниц Элуны.
Ну, где же она? Куда могла пропасть? Ведь служба едва завершилась, когда он примчался сюда. Не мог же он не заметить ее среди жриц и других послушниц, гурьбой покидавших Храм или попросту спутать с кем-то еще? Нет, бред чистейшей воды! Тиранду он узнает из тысячи. Да что там мелочиться – из миллиона! Она такая одна, и красоте ее просто нет равных: легкая походка, изящные и плавные жесты, знакомая пленительная улыбка, ясный взор серебристых глаз. Тиранда просто не могла пройти мимо него, ведь он не позволял себе даже на миг отвести взор, боясь ее упустить. Неужто вышла через черный ход? Иллидан несколько рассеянно потер вспотевший лоб широкой ладонью. Внутри понемногу начинала подниматься волна досады и разочарования, приходя на смену лихорадочному нетерпению, от природы свойственному эльфу, и радостному предвкушению встречи с подругой детства, с некоторых пор ставшей бессменным объектом романтического интереса.
По его приблизительным подсчетам прошло около четверти часа. Картина пустовавшего двора оставалась неизменной, а луна, окончательно отделившись от линии горизонта, постепенно начала входить в зенит. Но когда в голове Иллидана уже почти укоренилась мысль, что ожидание напрасно и ему следует оставить-таки свой «пост» и попросту пойти домой, как судьба сполна вознаградила юношу за проявленную стойкость.
На белокаменной лестнице, ведущей от центрального входа Храма, послышались невесомые шаги и тихий шорох платья. Иллидан от неожиданности резко вскинулся, вытянулся в напряженную струну за колонной, мгновенно обратившись в абсолютный слух и зрение.
– Я всего лишь съезжу перед сном к водопаду, – бросила на ходу Тиранда, легким ветерком порхая вниз по ступеням.
– Но это может быть небезопасно, – попыталась ей возразить другая девушка-послушница, вышедшая следом за эльфийкой на крыльцо, очевидно, продолжая беседу, начатую еще в храмовых стенах.
– Не беспокойся за меня, Анара, – Шелест Ветра приостановилась, обернувшись к собеседнице. Каскад ее сумеречно-синих волос с серебристым отливом, взметнулся шелковой волной и рассыпался по хрупким плечам и спине, заставив наблюдателя за колонной подавить невольный восхищенный вздох. – Ну что такого страшного может со мной произойти всего лишь в паре верст от Сурамара?
– Мало ли чего, – несколько ворчливо отозвалась Анара, уперев руки в стройные бока, обтянутые простым белым шелком послушнического одеяния. – Пускай тебя хотя бы сопровождает кто-нибудь из этих двоих, что, по-видимому, за тобой волочатся.
– Малфурион и Иллидан – мои друзья детства, – обиженно процедила в ответ Тиранда, все же слегка при этом зардевшись. – И они за мной вовсе не волочатся! И кто, скажи мне только на милость, распускает эти нелепые слухи?
– Тем лучше, – пожала плечами собеседница, нарочно оставив без внимания вопрос Тиранды. – Раз уж ты настолько им доверяешь, то почему бы не подстраховаться и не взять кого-нибудь из них с собой? В конце концов, у многих лесных хищников в это время года как раз начинается брачный период, и они становятся крайне агрессивны и непредсказуемы.
– Ну, уж нет! – в голосе девушки промелькнула нотка раздражения. – Я достаточно знакома с расположением звериных троп, чтобы не попадаться на глаза лесным обитателям. Я что, уже и искупаться не могу без свидетелей? Да и как ты себе это представляешь в присутствии мужчины, Анара?
Вторая эльфийка ничего не ответила, лишь многозначительно вскинув длинную ухоженную бровь.
– В общем, слышать больше ничего не желаю, – подытожила Тиранда. – Я еду, и на этом точка!
Сказав так, Шелест Ветра поспешно преодолела оставшиеся ступени и, во избежание вероятного продолжения дискуссии, быстрым шагом направилась через двор к небольшому открытому загону для саблезубов, в котором лежало в расслабленных позах несколько больших кошек. Анара же лишь сокрушенно покачала головой, поглядев ей вслед, а затем вновь исчезла за дверями Храма.
Пронаблюдав, как Тиранда оседлала ездовую угольно-черную пантеру и верхом стремительно покинула территорию Храма Элуны, Иллидан тоже поспешил к своему саблезубу, привязанному к дереву неподалеку. Ярость Бури без особого труда отыскал то место, где именно его ждал успевший за это время передохнуть зверь.
Иллидан не мог пока сказать, что намерен делать в дальнейшем, однако в одном он был уверен точно – отпускать Тиранду одну определенно не следовало. Тут ее подруга была более чем права. Ярость Бури прекрасно знал, о каком именно месте шла речь в разговоре девушек, и потому сильно не торопился. Выдавать свое присутствие виделось ему неразумным, раз уж Тиранда так жаждала побыть в одиночестве.
Выждав еще немного, он взобрался верхом и, разобрав поводья, поехал следом за своей ненаглядной будущей жрицей. Сурамар вскоре остался позади. Огни его сначала потускнели, а затем и вовсе скрылись из виду. Землистая утоптанная тропа еще пару раз вильнула, а затем змейкой юркнула под сень гигантских деревьев. Древний лес почти вплотную подступал к поселению, однако обитателей города это ничуть не беспокоило, настолько сильным было ощущение безопасности, что давали энергии Источника Вечности и усилия Лунной Стражи, хорошо потрудившейся в свое время над сетью защитных заклятий.
Ночь была тихая и светлая. Полная луна щедро заливала своим таинственным голубоватым сиянием лес, заставляя глубокие тени сиротливо жаться к стволам деревьев. В полуночном безмолвии изредка ухали совы и перекликались потревоженные присутствием эльфа ночные птицы. Под лапами саблезуба еле слышно шуршала мягкая пружинистая трава и кое-где ковер из прошлогодних листьев. Ветер почти стих, лишь слабые его отголоски продолжали путаться в верхушках древ на немыслимой высоте, слегка шевеля едва распустившуюся молодую листву.
Через полчаса Иллидан был почти на месте. И чем ближе он подъезжал к пункту назначения, тем отчетливее становился гул водопада впереди. И вот большая кошка миновала последний пригорок и вынесла своего седока прямо к густым зарослям дикого орешника в нескольких метрах от берега водоема, образованного водопадом. Кустарник выглядел настолько частым и сильно разросшимся, что вполне мог надежно скрыть от чужих глаз не только саблезуба, но и спешившегося всадника.
«То, что надо!» – подумал Иллидан, поудобнее устраиваясь в своем новом укрытии. Видимо, он все-таки ехал слишком быстро, раз успел оказаться здесь раньше Тиранды. Возможно, все дело было в том, что выбранная им дорога, проходившая напрямик через лес и исключающая случайное столкновение с подругой детства, все же оказалась на поверку несколько короче, чем та проторенная тропинка, которой по обыкновению пользовалась юная послушница.
«Надеюсь, она не солгала своей приятельнице и не сбежала на самом деле на свидание к моему брату», – вдруг пронеслось в голове у мужчины. От этой мысли он заерзал, но тут же поспешно отогнал ее прочь.
Он знал, что Тиранда любила это место. Еще с детства. Здесь всегда было спокойно и уединенно, особенно по ночам. Обычно эльфийка бывала здесь в одиночестве, но иногда приводила сюда и их с братом на правах лучших друзей, от которых не было никаких секретов.
Иллидан задумчиво потрепал за ухом обосновавшегося рядом с ним саблезуба, чутко прислушиваясь к звеневшему шуму воды, коим был до отказа напоен ночной воздух. Хорошо ли он поступает, таким вот наглым и бессовестным образом шпионя за Тирандой? Хотя он ведь здесь вовсе не за этим! Он приехал не подглядывать, а охранять, пусть и незримо, покой девушки. В конце концов, он же не станет смотреть, если ей вздумается искупаться! Ведь не станет же?..
Щеки молодого мужчины слегка потемнели от смущения, а сердце забилось чаще, стоило ему только вообразить себе подобную картину.
«Бред какой-то!» – Ярость Бури тряхнул головой и, на миг прикрыв золотые глаза, сделал глубокий вдох. Об этом явно не следовало думать. Плохо. Очень плохо.
Но не успел он навести порядок в своих мыслях, попутно избавившись от самых назойливых и непристойных из них, как в ночную тишину, нарушаемую до этого лишь мерным перестуком миллиардов капель, похожих на крошечные звезды в неверном свете луны, ворвался осторожный и неторопливый шаг ездовой пантеры. Тиранда проехала мимо кустов орешника всего в нескольких сантиметрах от затаившегося друга детства и ничего не заметила.
Эльфийка спрыгнула на землю лишь на самом берегу, без опаски отпустив большую кошку напиться и прилечь на отдых, где той заблагорассудится.
Из кустов, в которых сидел Иллидан, открывался неплохой вид на ту часть берега, которую избрала для себя девушка. Пожалуй, даже слишком неплохой, как впоследствии понял эльф.
Тем временем Тиранда глубоко вдохнула влажную морось, искристым облаком висевшую над кристально-чистым озерцом, и с удовольствием потянулась, разминая затекшие от верховой езды мышцы. Она разулась, беспечно отбросив плетеные сандалии в прибрежную траву, и подошла к тонкой кромке воды, осторожно трогая ее рукой. Наблюдавший за ней Ярость Бури нервно сглотнул. Девушка расстегнула и скинула дорожный плащ, укрывавший ее от прохлады в тени деревьев и ночной росы. Затем ее тонкие изящные пальцы потянулись к тугой шнуровке на лифе платья.
Молодая особа раздевалась, и Иллидан прекрасно понимал, что именно должен был сделать. Однако просто взять и отвернуться от столь манящего, сладкого и в то же время глубоко запретного зрелища оказалось выше его сил. И он глядел, глядел во все глаза, не желая упускать ни единой детали.
Белоснежное длинное платье очень простого, как и у всех послушниц кроя, с тихим шорохом мягко упало к ногам эльфийки. Через мгновение к груде шелка в изумрудной траве присоединилось и нижнее белье, полностью обнажив прекрасное юное тело. Пока что Ярость Бури мог видеть ее только со спины, однако один лишь вид округлых упругих ягодиц, до которых практически доставали длинные волосы девушки, взволновал его настолько, что кровь понеслась по венам с бешеной скоростью, а сердце готово было вот-вот выскочить из груди. Иллидан буквально пожирал ее жадным взглядом, в то время как распаленное воображение рисовало ему крайне животрепещущие картины и сюжеты. Возбуждение первой горячей волной прокатилось по телу, устремляясь прямиком в пах. Тиранда была слишком хороша, чтобы он мог бесстрастно наблюдать за происходящим.
Ощущение собственной наготы заставило девушку слегка вздрогнуть. Тиранда тревожно огляделась по сторонам, но, никого не обнаружив, немного успокоилась. Она заходила в воду постепенно, каждый раз дожидаясь, пока кожа привыкнет к температуре водоема. Возле ближайшего водопадика, отделенного от остального водного массива выступающим скальным отрогом, было достаточно мелко. Вода в озерце в том месте едва доходила эльфийке до середины бедра, и потому она спокойно могла стоять там, наслаждаясь каскадом брызг.
Тиранда в тихом восторге замерла под прохладными струями воды, прикрыв глаза и прислушиваясь к ночной тишине и шуршанию водной пелены, окружавшей ее со всех сторон. Вода, казалось, ласкала ее тело, стекая тонкими ручейками по гибкой спине, хрупким плечам, еще небольшой, но уже достаточно женственной груди, тонкой талии, плоскому животу. Девушка прерывисто выдохнула, поражаясь странным ощущениям, нахлынувшим так внезапно. Они вот уже на протяжении нескольких лет время от времени беспокоили ее, прозрачно намекая о вхождении в пору созревания. Ее тело вело себя порой достаточно странно, но юная эльфийка предпочитала не придавать этому особого значения. Да и стыд не позволял ей слишком уж увлекаться самопознанием. Однако же сейчас она легко провела руками от бедер к груди. Пальцы Тиранды коснулись сосков, осторожно ощупали их. Груди налились и сладко заныли, заставляя девушку дышать чаще. Она тут же убрала руки, стараясь успокоиться, но смутное томление уже ползло к низу живота, грозя в дальнейшем растечься по всему телу.
Иллидану казалось, что он сходит с ума. Абсолютно нагая и прекрасная до помрачения сознания Тиранда стояла к нему вполоборота, позволяя как следует разглядеть свою великолепную фигуру. У него, в отличие от патологического скромника-брата, уже был некоторый опыт близкого общения с противоположным полом, и потому он испытывал вполне определенные желания, созерцая обнаженное женское тело. Но это, конечно, было далеко не все. Иллидан давно уже влюбился в Тиранду, и сейчас это обостряло влечение в десятки тысяч раз, почти лишая рассудка. Низ живота напряженно ныл, а промежность буквально сводило от частых приливов жара, отдававшихся болью в паху. Восставшая плоть беспощадно сдавленная тканью плотных штанов, настойчиво требовала к себе внимания, но мужчина не собирался давать ей свободу, считая подобный выход из ситуации совсем уж грязным и недостойным. Правда после увиденного чистым и непорочным помыслам в отношении возлюбленной, кажется, пришел несвоевременный конец. Чертыхнувшись себе под нос, Ярость Бури в очередной раз проклял свое любопытство.
«Я не должен больше на нее смотреть, – произнес про себя эльф, опустив глаза. – Нужно заставить себя думать о чем-то другом. Только так мне, возможно, удастся хоть немного усмирить свое тело».
Однако «пожар» в паху не унимался, как и болезненная пульсация в отвердевшем, отчаянно нуждавшемся в прикосновениях органе. Взор, словно сам собой, вновь устремился сквозь листву к Тиранде.
«Проклятье!» – полустон-полурык сорвался с губ Иллидана. Девушка развернулась к нему лицом и, блаженно сомкнув веки, начала медленно ласкать свою грудь до тех пор, пока ее соски не потемнели и не напряглись.
Последние крупицы самоконтроля мужчины стремительно растворились в новом всплеске адреналина. В плавившемся от дичайшего желания мозгу не осталось больше ни одной здравой мысли. Почти животная потребность прикоснуться, ощутить под своими ладонями нежную светло-лиловую кожу эльфийки, напрочь лишила всяческой осторожности и такта. Ярость Бури без раздумий покинул свое укрытие, оставив сапоги в зарослях орешника и размашисто зашагав босыми ногами прямиком к озеру.
Тиранда чуть нахмурилась. Ей вдруг неожиданно послышался какой-то приглушенный звук со стороны берега. Может, ее пантера тоже решила окунуться? Она нехотя приоткрыла глаза в надежде поскорее отыскать источник беспокойства, да так и замерла.
На берегу стоял Иллидан, довольно бесцеремонно ее разглядывая. Шокированная до потери дара речи таким наглым вторжением, эльфийка даже не сразу попыталась прикрыть наготу. В ее широко распахнувшихся глазах читалось крайнее удивление в сочетании с легким испугом.
Их взгляды встретились. Иллидан смотрел настолько пристально, что золотые глаза начали оказывать на нее почти гипнотическое воздействие. Тиранда перестала замечать происходящее вокруг, ее внимание всецело занимал он.
Не отводя глаз, Ярость Бури вошел в воду и медленно двинулся к ней.
– Что… что ты?! – юная особа наконец пришла в себя, мгновенно вспыхнув от невыносимого стыда, безуспешно и второпях пытаясь прикрыть дрожащими руками неприлично напряженную грудь и низ живота одновременно. – Не… не подходи ближе!
Шелест Ветра шарахнулась от него назад, под струи воды, и это немного отрезвило молодого эльфа. Он остановился в нескольких шагах от нее. Девушку нужно было успокоить, но его голос стал непривычным ей, низким, грубоватым, значительно отдающим возбужденной хрипотцой:
– Не бойся, Тиранда. Это всего лишь я. Разве я могу причинить тебе вред?
– Как ты здесь оказался?! – выпалила она, не зная, куда себя деть от жгучего стыда. Ситуация была крайне двусмысленной и настолько сбила ее с толку своей внезапностью, что Тиранда даже и не представляла, как себя вести. Что она должна была делать? Что думать? Что говорить?..
– Случайно, – на одном дыхании соврал Ярость Бури. – Не знал, что ты здесь.
Смущенный взгляд юной послушницы, беспорядочно обшаривававший округу, невольно остановился на собеседнике. Следовало признать, что Иллидан был прекрасно сложен. Широкий разворот плеч, рельефные, выступающие мускулы на сильных руках и гладкой груди, подтянутый твердый живот, узкие бедра, облепленные успевшей намокнуть тканью штанов, а еще солидная выпуклость между этих самых бедер. В голове промелькнуло странное сумбурное желание прикоснуться, потрогать нечто, скрытое от глаз. Но Тиранда мгновенно устыдилась собственного порыва. Какая непристойность!
– Я… ты… это… может тебе лучше пока отвернуться? – эльфийка окончательно смешалась, кожей чувствуя тяжелый томный взгляд, скользящий по ее собственному телу, что задерживался на наливных полушариях грудей, животе, бедрах, с неподдельным интересом изучавший узкую девичью ладошку, прикрывавшую срамное место.
– А это что-то поменяет? – Иллидан сделал еще шаг и теперь стоял настолько близко, что она свободно могла дотронуться до него.
Пальцы друга детства осторожно прикоснулись к опущенному, пылавшему лицу и легонько приподняли голову девушки за подбородок, вынуждая вновь пересечься с ним взглядом. Незабываемые ярко-золотые глаза полнились чем-то неведомым ей, но оттого еще более занимательным.
– Не бойся, – шепотом повторил мужчина, гладя тыльной стороной кисти нежную щеку возлюбленной.
И страх действительно отступил. Все происходившее казалось ей достаточно странным, почти ирреальным. А почему бы и нет? Тиранда, словно во сне, протянула руку, положив раскрытую ладонь на грудь друга детства, покрытую мелкими серебристыми капельками воды, чтобы ясно ощутить бешеное биение сердца. Даже несмотря на прохладные брызги водопада, темно-фиолетовая кожа была горячей.
Она не могла произнести вслух ни слова, но вся затрепетала. И Иллидан безошибочно прочел это в ее взгляде, как и то, что она жаждет его прикосновений. Столь невинная девушка едва ли понимала саму себя, как и свои желания, но он-то знал, насколько необходим ей сейчас. Теперь Ярость Бури был абсолютно уверен – она не оттолкнет его.
Движимый собственным необузданным влечением, эльф в тот же момент сгреб ее одним движением, прижав к себе. В следующее мгновение его язык преодолел слабое сопротивление мягких губ возлюбленной и ворвался в ее рот, наводя там свои порядки.
Для Тиранды все было впервые: и поцелуй, и прикосновения к телу мужской руки, и эти новые, ни на что не похожие, волнующие ощущения, захватывавшие ее целиком. Это было потрясающе! Собственная нагота больше не смущала, а лишь наоборот, добавляла запретной сладости поцелую. Эльфийка и представить себе раньше не могла, насколько может быть приятно прижиматься к кому-то вот так.
Иллидан между тем продолжал ненавязчиво обучать ее искусству поцелуя. Целовался он, надо сказать, к тому времени уже достаточно хорошо, поэтому Тиранда незаметно для себя начала ему внимать. Полное отсутствие опыта в этом деле с ее стороны с лихвой окупалось умением Иллидана.
Нежность его губ манила ее, юной эльфийке хотелось еще более тесного контакта. Сама того не зная, будущая жрица Элуны сводила его с ума. Он хотел ее нестерпимо, сильно. Ярость Бури едва сдерживал рвущуюся наружу страсть. Он прижимал хрупкое девичье тело к себе так крепко, точно боялся, что как только он ослабит хватку, его давняя мечта попросту выскользнет из рук. Девушка обвила руками его шею, прильнув к нему в порыве ответной страсти. Тиранда отдавала этому поцелую всю себя, жадно вбирая горячую влажность его рта. Но вдруг он опустил руки на округлые выпуклости ее ягодиц и силой прижал девушку к своей возбужденной плоти.
Тиранда Шелест Ветра понемногу начала понимать, чего именно так настойчиво требовала ее женская природа уже долгое время. Столь близкое и интимное соприкосновение с мужским телом будило в ней неведомые доселе страсти и желания, и Иллидан выглядел достаточно знающим, чтобы утолить в полной мере впервые пробудившийся плотский голод. Окончательно забыв про стыд, она уже сама льнула к нему бедрами, пытаясь найти облегчение, зарываясь пальцами в густые шелковистые волосы на его затылке. Она знала Иллидана с детства и потому безоговорочно верила ему. Он просто не мог навредить ей или причинить боль.
Желание теперь переполняло и ее, но Иллидан зачем-то внезапно отпустил ее и отстранился. Юная эльфийка потянулась к нему, все еще обнимая за шею, но ее приоткрытый, чуть припухший от поцелуев, влажный рот тщетно искал губы друга. Тело ее слегка болело, она отчетливо ощущала ноющую пустоту внизу живота.
Но прежде чем девушка успела понять, что происходит, Ярость Бури вновь притянул ее к себе. Чувство безбрежного восторга от нового слияния ртов сменилось другим ощущением, совершенно незнакомым ей. Нечто большое, твердое и обжигающе-горячее все сильнее втискивалось в низ ее живота. От неожиданности Тиранда слегка вздрогнула, уже не чувствуя бедрами трения о грубую мокрую ткань штанов. Ее тонкие пальцы несмело оторвались от широких плеч Иллидана и двинулись вниз по гладкой спине, чтобы подтвердить догадку. Теперь их обнаженные тела действительно больше ничего не разделяло.
От этой мысли эльфийку на миг охватила паника. Однако партнер, чутко уловивший ее состояние, лишь нежно усмехнулся, а затем осторожно провел своими губами по ее губам. Тиранда тихо выдохнула, прикрыв глаза, а он, чувствуя свою власть, не спеша овладел ее ртом. От тела молодого мужчины исходил нестерпимый жар, который, казалось, грозил вот-вот сжечь ее заживо, но с другой стороны, прохладные брызги водопада, касавшиеся кожи, приятно холодили открытые плечи и спину. Обострившиеся до предела чувства раскрывались все новыми гранями, захватывая, опьяняя, лишая рассудка.
Каждое прикосновение Иллидана вызывало у Тиранды сладкую дрожь, ее все сильнее донимала ноющая боль в напряженных грудях, прижатых к его крепкому торсу. Едва уловимый в перенасыщенном влагой воздухе терпкий запах мужского тела казался острым и головокружительно приятным. Сильные руки медленно заскользили по телу эльфийской послушницы, лаская и оглаживая, чтобы затем обхватить аккуратные полушария грудей. Пальцы Иллидана чувствительно сминали мягкую плоть, нежно перебирая потемневшие твердые соски, особенно чутко отзывавшиеся на подобные прикосновения. От этого низ живота поминутно наливался все усиливавшимися томлением и пульсацией. Нестерпимо. Тело девушки жаждало освобождения от этих мук, пусть и сладких.
Тиранда понимала, чувствовала каждой клеточкой кожи, что ее «освобождение» целиком зависит от более опытного партнера. Иллидан, несомненно, знал, что делал с ней. Поддавшись искушению в самом начале, она теперь находилась в его полной безраздельной власти. Она не могла ничего ему возразить, ни в чем упрекнуть… да и вообще не могла произнести ни слова. Мысли в голове перепутались настолько, что будущая жрица с трудом представляла, где находится и что происходит вокруг. Рассудок словно помутился. Единственное, что сейчас имело для нее значение, так это сильное мужское тело, к которому она прижималась, сгорая в огне неведомых доселе желаний. Объятий, насколько бы тесными они ни были, казалось мало, хотелось слиться с тем, кого Тиранда привыкла называть другом детства, раствориться в нем без остатка.
– Иллидан… – прошептала она. Сорвавшееся с губ имя прозвучало подобно мольбе. Эльфийка плохо представляла, о чем именно просит, но одно она знала наверняка – сейчас ей хочется этого как никогда раньше.
– Идем на берег, – горячее дыхание коснулось ее узкого длинного уха, пропуская по телу волну нетерпеливой дрожи.
Каменистое дно ушло из-под ног настолько стремительно, что Шелест Ветра даже не успела испугаться.
Ярость Бури легко подхватил возлюбленную на руки и вынес из воды, а затем осторожно уложил на спину в высокой прибрежной траве на оставленный ей же самой дорожный плащ.
Всего на какое-то краткое мгновение Тиранда подумала, что он покинул ее. Но Иллидан был рядом. Приоткрыв скованные истомой веки, она без труда различила широкие мужские плечи, залитые лунным светом. Его тело едва касалось ее тела, но это ничуть не помешало ему продолжить ласкать ее.
Жадный рот Иллидана приник к изящной девичьей шее. Он вновь накрыл ладонями бугорки ее грудей, потревожив болезненно твердые соски. Тиранда взвилась, мучимая желанием, которое, казалось, окончательно сосредоточилось между ног, вызывая ощущение жара, влаги и все той же отчаянно ноющей пустоты. Губы мужчины проложили влажную дорожку вверх по ее шее к подбородку, затем нежно коснулись щеки. Он лег на нее, все еще стараясь быть как можно осторожнее. Хрупкое податливое женское тело изгибалось, томимое страстью, волосы эльфийки, сумеречно-синим покрывалом рассыпались под ее спиной.
Иллидан целовал возлюбленную, прижимаясь к ней бедрами, давая ей в полной мере почувствовать, какое она будит в нем желание. Оторвавшись от губ девушки, его рот начал медленно спускаться вниз по тонкой шее, стремясь к груди. Он покрывал влажными поцелуями бархатистую мягкую кожу, спускаясь все ниже, пока его губы не сомкнулись на ее твердом возбужденном соске. Тиранда тихонько застонала. Дрожащие руки эльфийки сами собой прижали голову любовника к своей груди, безмолвно требуя новых, более смелых ласк. Внезапно горячие губы сомкнулись вокруг другого ее соска. Иллидан стал нежно посасывать его, касаясь языком ареолы, и Тиранда буквально задохнулась от захлестнувшей ее волны блаженства.
Сильная и настойчивая мужская рука неторопливо поползла вниз от груди к тонкой талии, а оттуда к нежному стройному бедру. Все еще не отрывая горячих влажных губ от напряженного соска, Иллидан поглаживал рукой тонкую кожу у нее под коленом, вынуждая девушку расслабить ногу, согнуть ее, открыться его ласкам.
Тиранда вся дрожала, словно в лихорадке. Дрожали ее руки, ее ноги. Ей было совсем неважно, что сделает ее партнер в следующий момент. Ей просто не хотелось, чтобы он останавливался. Действия Иллидана были смелыми и уверенными. Руки эльфа блуждали по ее телу, и, казалось, эти прикосновения доставляли ему не меньше удовольствия, чем ей. Дрожь била девушку все сильнее, сердце рвалось из груди, дыхание было частым и тяжелым. Низ живота болезненно пульсировал, как если бы там была кровоточащая рана. Тиранда была настолько возбуждена, что малейшее прикосновение приносило сладкую боль, однако все ее существо по-прежнему жаждало большего.
Ярость Бури положил теплые ладони на девичьи бедра и начал медленно ласкать их, потирать и массировать. Прикосновения эти вовсе не приносили эльфийской послушнице разрядки. Мужские пальцы все плотнее подбирались к средоточию ее страстей. Очевидно, Иллидан просто играл с ней, как кот с мышью. Кровь, казалось, кипела в жилах, дыхание поминутно сбивалось. Она со стоном потянулась к его рукам. Тиранда готова была кричать, терзаемая чувственными муками. Иллидан вновь прикоснулся к ее грудям, неожиданно сильно сжав их, и девушка, закусив едва ли не в кровь нижнюю губу выгнулась в его объятьях.
Ярость Бури немного выждал, затем, несмотря на вялые протесты любовницы, соединил ее ноги, безжалостно сдавив ноющую плоть, и стал легкими движениями пальца дразнить ее, прикасаясь к чувствительному, налитому кровью бугорку и тут же убирая руку. Избавление то приближалось, суля неземное блаженство, то удалялось, оставляя чувственный голод.
Тиранда почти плакала от избытка чувств, впиваясь острыми ноготками в плечи партнера и прижимаясь бедрами к его руке.
– Пожалуйста, – еле слышно выдохнула девушка, слепо тычась губами в изгиб шеи Иллидана и словно растворяясь в его неповторимом запахе. – Умоляю тебя…
Только тогда наконец Ярость Бури сжалился над ней. Он широко развел стройные ноги возлюбленной, позволив прохладному ночному воздуху коснуться горячей влажной промежности. А затем пустил в ход пальцы, кончики которых умело заскользили промеж чувствительных набухших складок. Всего один раз Иллидан позволил себе проникнуть чуть глубже, где тут же встретил упругое сопротивление. Тиранда беспокойно заерзала, ощутив мимолетный укол боли, но затем вновь расслабилась, позволяя ему продолжить. Девственна, как он и предполагал. Мужчина осторожно погладил средним пальцем чувствительное преддверие влагалища, прикрытого эластичной плевой, представляя, как обильно сочащаяся смазкой головка его члена разрывает эту последнюю преграду и погружается в тесное жаркое девичье нутро, превращая девушку в женщину. Сейчас он более всего на свете мечтал увидеть темную кровь потерянной невинности на этих нежных бедрах, так доверчиво раскрывшихся ему навстречу. Мысль эта наркотически опьяняла, вызывая все более частые и острые горячие спазмы в паху. Однако Иллидан уже решил для себя, что не станет пока причинять ей боль, насколько бы соблазнительной не выглядела подобная перспектива. Он не мог позволить себе овладеть Тирандой, пока та не согласится связать с ним свою судьбу.
Тело продолжало настойчиво требовать внимания, и мужчине не оставалось ничего иного, как начать ласкать свободной рукой собственный напряженный до предела орган, с открывшейся чувствительной головкой, почти касавшейся кубиков пресса. Девушка под ним, доведенная до предела, непристойно сладко постанывала, по-кошачьи прогибаясь в спине всякий раз, когда его обильно увлажненные пальцы начинали особенно интенсивно стимулировать средоточие ее страстей.
Понимая, что Тиранда дольше не выдержит, Иллидан нехотя оставил в покое свой член, находившийся практически на грани извержения семени, и обхватил рукой вздымающуюся грудь эльфийки, теребя возбужденный сосок и одновременно чуть усиливая давление ладони на женскую промежность.
Где-то глубоко внутри тела будущей жрицы Элуны зародилась волна блаженства. Тиранда тихонько вскрикнула, крепко зажмурив глаза и кусая губы. Содрогаясь в сладкой истоме, она впервые в жизни переживала высший пик плотского наслаждения.
В этот момент выражение лица девушки было настолько восхитительным, что Иллидан не сумев сдержать своего сиюминутного порыва, с силой прижался бедрами к ее бедрам. Его мужское естество, ставшее к тому времени каменно-твердым и очень чувствительным, тесно вжалось во влажную, пульсирующую в беспорядочных сладких судорогах промежность любовницы, не нарушая при этом целостности тонкой девственной преграды. Это и стало последней каплей. Сдавленный протяжный стон сорвался с губ эльфа, когда его семя выплеснулось навстречу женскому удовольствию, оросив крупно вздрагивающие бедра послушницы и примятую траву. С трудом сделав вдох, Ярость Бури припал губами к шее Тиранды, и их тела начали содрогаться в унисон…
***
Едва различимый аромат луговых трав, к которому примешивается острый мускус мужского и женского начал, в какой-то момент слившихся воедино. Он все еще продолжал различать вязкие, текучие, обволакивавшие порочной негой нотки женского секрета и пота, цветочных притираний, которыми пользовалась Тиранда, перебиваемые более тяжелым и резким запахом спермы. Чего-то определенно не хватало. Запаха крови? Да, несомненно. Кровь девственницы, что так и не была пролита, вписалась бы в этот букет просто идеально.
Хозяин Черного Храма невольно нахмурился, слегка мотнув рогатой головой. Видение прошлого стремительно рассеивалось, не позволив более жаждущему продолжения сознанию за него ухватиться.
Еще с минуту полудемон, напрягая все свои внутренние ресурсы, отчаянно боролся за мимолетные отголоски той жизни, которая больше не принадлежала ему, право на которую он потерял много тысячелетий тому назад, но в итоге все равно проиграл. Манящие образы потускнели и растворились в небытие, а взор подернула ставшая уже такой привычной чернота. Иллидан в этот момент остро ощутил себя опустошенным и разбитым, испытывая кратковременный побочный эффект подобных погружений, крайне напоминающий магическую ломку. По счастью, это состояние всегда быстро проходило, учитывая те силы, которыми он обладал.
Окончательно придя в себя, охотник на демонов слегка сомкнул жилистую кисть вокруг лунного цветка. Серебристое сияние слабыми лучиками продолжало пробиваться сквозь узловатые пальцы, увенчанные бритвенно-острыми когтями, в очередной раз напомнив Иллидану о страданиях души калдорай, заключенной в чудовищно уродливую, на взгляд его возлюбленной, оболочку. Реальность вновь обрушилась на него всем своим неподъемным весом. Тиранда была там, в Азероте, непостижимо далеко отсюда, среди чудом уцелевших эльфийских лесов, залитых благодатным светом Богини Луны. А он все так же сидел на осыпающемся уступе Черного Храма, взирая на осколки разрушенного Легионом Дренора и слушая тоскливый вой дикого ветра.
Ярость Бури позволил себе болезненный едкий смешок. Где именно он так сильно просчитался? Имея такое огромное преимущество, он все равно отдал навеки свою единственную любовь брату-недотепе… Как?! Зачем? Наверное, ему все же не следовало жалеть в ту ночь репутацию Тиранды и оставлять ей невинность. Она должна была достаться ему, а не брату! Его ненаглядная жрица практически познала в его объятьях таинство близости с мужчиной и уже не была так чиста и непорочна, как выглядела в глазах окружающих. Хотя Малфурион, получивший в итоге Тиранду, скорее всего до сих пор не знает о том, что между ними произошло. Никто не знает.
И произошло ли на самом деле?.. Окончательно спрятав цветок от посторонних глаз, Иллидан потер пальцами гудевшие виски. С тех пор минуло слишком много времени и событий. Воспоминания о том дне попросту могли частично стереться и исковеркаться, смешавшись с горячечными бредовыми фантазиями, и при попытке их восстановить, сознание вполне способно было сыграть с ним злую шутку. Мысль ему не понравилась, и полудемон раздраженно отмахнулся от нее. Все равно докопаться до истины в одиночку не представлялось возможным.
Самым большим своим провалом Ярость Бури продолжал мнить безжалостно упущенное время. Надави он тогда Тиранду чуть сильнее, прояви чуть больше настойчивости, и она бы непременно сдалась. Так нет же, вместо своевременного признания он, как последний глупец, предпочел детские игры в шпионов вкупе с возможностью лишний раз покрасоваться!
Все, что с ним было, – это расплата. Горькая расплата за ошибки молодости. Полудемон до сих пор любил Тиранду, что так категорично отвергала его чувства раз за разом. И сколько бы он ни прикладывал усилий, пытаясь доказать упрямой жрице, что она была не права, выбрав его брата, та продолжала упорно стоять на своем. Все тщетно. Они простились, но в сердце не было покоя по сей день.
Порой повелителя Запределья тревожили достаточно низменные желания, когда зов плоти подавлял и разум, и чувства. Стремясь заглушить свою душевную боль, Иллидан бросался во все тяжкие, коротая ночи в окружении развратных гаремных конкубин, что занимали несколько этажей в крыле син’дорай… Чтобы затем осознать, что все эти женские тела на любой вкус и цвет – всего лишь пустые оболочки, которым не дано стереть из памяти светлый образ Верховной Жрицы Элуны. В такие минуты прозрения полудемон становился противен сам себе и надолго скрывался ото всех на вершине Карабора, пребывая в неизменно мрачном расположении духа. Но был в этой череде страданий и небольшой просвет – короткая, но чрезвычайно яркая и живая связь с Кель’тасом. Пока Солнечный Скиталец находился рядом, деля со своим повелителем повседневные заботы и, временами, ложе, Ярость Бури позволял себе, пусть и ненадолго, но забыть о пустоте, оставленной Тирандой внутри. Пусть то и не была любовь, но от воспоминаний о длинных золотых волосах, в которые он так любил запускать пальцы, стройном прекрасном теле, скрытом алой мантией, чистом звонком голосе принца, повторявшем его имя и изредка срывавшемся на тихие стоны, становилось чуточку теплее. Так скоротечно и мимолетно. Всего лишь мираж в пустыне бесконечного времени, отмеренного полудемонической сущности.
Кель тоже стал частью прошлого, крупицей боли от предательства и малым осколком разбитых надежд. Забавно, но принц отчего-то крайне не любил упоминаний о Тиранде и всячески старался их пресечь. Для чего? Загадку эту, очевидно, син’дорай унес с собой в могилу.
И все вернулось на круги своя. Война с Пылающим Легионом теперь вновь стала всей его жизнью. Тьма, что Иллидан принес с собой, в себе самом, по-прежнему окружала, давила, отравляла рассудок, порой терзая воспоминаниями о несбывшейся первой и единственной любви. Но полудемон больше не пытался избавиться от прошлого. Память о Тиранде, как одинокий луноцвет, что он хранил, была его сердцем. Тем светом, что все еще мерцал в мрачных сводах Черного Храма, не давая скверне окончательно поглотить его.
– Владыка Иллидан, – негромкий женский голос внезапно вырвал полудемона из раздумий. – Простите мне мое бесцеремонное вторжение, но…
– В чем дело, Кор’вас? – Ярость Бури отреагировал незамедлительно, отводя в сторону укрывавшее его крыло и поворачиваясь к пришелице, замершей на краю Храмовой площадки в нескольких метрах от уступа, на котором он сидел.
Совсем еще юная по меркам калдорай девушка припала на одно колено, почтительно склонив голову, увенчанную небольшими аккуратными рожками.
Иллидан легко спорхнул с уступа и приземлился почти вплотную к эльфийке. Кор’вас Кровавый Шип почти не изменилась с того времени, когда, будучи совсем еще «зеленым» новобранцем, как-то раз посмела усомниться в его методах ведения войны перед самой первой атакой на миры Легиона. Она по-прежнему была невысокого роста и достаточно хрупкого телосложения, но под этой обманчивой личиной вот уже много лун как скрывалась опытная охотница на демонов.
– Говори, – потребовал хозяин Черного Храма, смерив охотницу долгим оценивающим взглядом. – Я жду.
– Я пришла сообщить, что последние приготовления окончены и отряд полностью готов приступить к выполнению миссии на Мардуме.
– Отлично, – голос Иллидана немного смягчился. – Собери всех через час на этой площадке. Я дам вам последние указания перед отправкой.
– Будет сделано, владыка, – Кровавый Шип кивнула, вставая на ноги. – Только вот…
– Портал я вам открою после, – вновь перебил ее Ярость Бури, в очередной раз безошибочно предугадав ход мыслей девушки. – Сам.
Охотница еще раз поклонилась, собираясь уходить, но Иллидан вдруг окликнул ее:
– И, да, поторопи остальных, Кор’вас. Совсем скоро в Карабор нагрянут гости. Нужно как следует подготовиться к их встрече.
Девушка на миг обернулась. Достаточно крупные, но не лишенные изящества и определенного женского очарования черты ее лица исказило неподдельное удивление, но она все же не решилась приставать к повелителю с расспросами и предпочла ограничиться сухим и почтительным:
– Я прослежу за этим, владыка.
Кровавый Шип стремительно удалялась, а Иллидан Ярость Бури со странным и немного отрешенным выражением лица глядел ей вслед, видя перед собой вовсе не мальчишескую худую фигуру Кор’вас в узких бриджах и плотной обмотке, скрывавшей небольшую грудь, а стройный женский стан с мягкими округлыми формами, обтянутый белоснежным мерцающим шелком.
Тиранда… Куда она снова уходит? Почему покидает его именно сейчас? Странное тревожное предчувствие поселилось в душе полудемона. Неужто сражение за Карабор может стать для него последним?..