«Что за дурацкая людская манера – пытаться втиснуть многообразный окружающий мир в узкие рамки своего понимания?!» – восклицал студент в цветастом китайском наряде, всплёскивая руками с аккуратными острыми ноготочками, и сердито встряхивал длинной иссиня-чёрной косой. Яростно сверкая аметистовыми глазищами, он делал глубокий вдох, успокаивался и принимался эти самые узкие рамки расширять.

Веска только глаза закатывал: ну, назвал он многоножку насекомым, ну, сравнил рассеянного Графа с золотой рыбкой – чего сразу про узкие рамки-то? Но Ди редко отпускал Хоуэлла без лекции – и про многоножек в отдельном семействе, и про золотых рыбок, отлично запоминающих место кормёжки, и про дикобразов, не стреляющих иглами, тем более, ядовитыми... Рассказывал он интересно и подробно, так что обида из-за «узких рамок» быстро выветривалась из головы. По крайней мере, до следующего раза.

У самого Ди, как заметил Веска, рамки, как будто, отсутствовали: он без задних ног спал в одной постели с новым обитателем фрэндзоны, беззастенчиво раздевался перед ним же и равнодушно реагировал почти на любое воздействие, пока у него из рук не пытались что-то забрать. Тогда вежливый не-китайский студент превращался из умилительного, как енотовидная собака, существа в жуткую ядовитую змею с озлобленным оскалом павиана и тигриными когтями, а его голос становился резким и визжащим.

– Я просто ору как белый дрозд*, – бурчал Ди, когда Веска беспокоился, не сорвёт ли тот горло, – а так, я – ласточка. Ласточки не поют, значит, и голос сорвать не страшно.

Разговоры о ласточках навевали неприятные воспоминания, от которых желудок завязывался в узел, и Хоуэлл поспешно переводил тему. У него-то, в отличие от странного юноши, рамки были. Может быть, даже слишком узкие.

Например, Веска терпеть не мог, когда кто-то брал без спроса его еду. Обнаружив, что его контейнер пуст, он мог обижаться на виновного весь день. Дольше было сложнее – Хоуэлл просто забывал, в чём была проблема. Ещё он не любил, когда его против воли втягивали во что-то странное – и если с Джей-Джей, подворовывающими еду, разобраться было не сложно, то от Альберта и, в последнее время, Графа, отбиться было сложнее: первый грезил о прогулках с Ди, а второй… Второй мог услышать претензии и перестать звать Веску во все свои проекты, а этого Хоуэлл не хотел.

Проекты у Ди были интересные. Он то исследовал насекомых-вредителей, скармливая мушкам кукурузные початки (а вечером уплетая попкорн в компании Вески и их лаборанта Джека Шуберта*, то писал научные статьи про исследования морского дна (а также рассматривал странные смазанные фотографии гигантских щупалец, которые Хоуэлл называл «происками подмоченных жёлтых газетёнок» и «американским Несси»), то учил слепых ласточек реагировать на его голос и искать спрятанный корм (а заодно заставляя профессоров и лаборантов ходить на цыпочках, чтобы не услышать в свой адрес злобное «Ш-ш-ш!!!»). Учить птиц нравилось Веске больше всего – маленькие слепые комочки всего за несколько недель превратились во взрослых птиц. Они ласково щипали пальцы маленькими клювиками, гуляли по рукам и плечам, перелетали со стола на стол и радовали своим существованием всю лабораторию.

Посмотреть на слепых ласточек заходили студенты со всех потоков, так что пришлось принимать срочные меры по ограничению количества людей в лаборатории – Шуберт и Хоуэлл по очереди караулили птиц днём, а на ночь Граф решил уносить клетку в свою комнату. Тут-то и обнаружилось, что рамки есть и у самого Ди, причём, не слишком широкие.

– Не шуми, им нужен покой, – рычал Граф, стоило нечаянно уронить на пол снятый кроссовок.

– Не давай им нефильтрованную воду! Что значит «Я сам её пью»?! Вот ты и пей свой коктейль из бактерий*, а их не трогай! – возмущался он, когда Хоуэлл пытался напоить птиц.

– Не приближайся к ним слишком резко, они тебя не видят и пугаются! И вообще не приближайся к ним! – закрывая клетку грудью, шипел Ди, сверкая фиолетовыми глазищами, случись Веске просто пройти мимо.

Всего за несколько дней пребывания ласточек в комнате быт превратился из приятной необходимости в верёвку, стремительно затягивающуюся на шее. Рамки сужались и сужались, и скоро в них стало тесно обоим.

– Не храпи! – острый локоть Ди впился прямо в рёбра. Веска подскочил, протирая глаза – в комнате царил полумрак. То, что его разбудили посреди ночи, когда завтра вставать к первой паре, казалось возмутительным. Хоуэлл сердито уставился на него.

– А то что? Птиц твоих разбужу?

Граф некоторое время молчал. Судя по громкому сопению, ему было неловко.

– Нет, – спустя некоторое время сконфуженно прошептал он. – Просто я просыпаюсь от громких звуков.

Молодой человек отвернулся к стене. Веска вздохнул, садясь на постель.

– Прости, немного простудился. Пройдёт насморк – перестану храпеть.

– Скажи, я тебя очень достал со своими птичками? – голос Ди звучал тихо и напряжённо.

– Да нет, просто… В общем… Понимаешь?.. – подобрать слова оказалось не так уж просто. Веска слушал тяжёлое дыхание Графа и злился на себя. И чего он наехал на него из-за этих дурацких птиц? Не так уж они и мешают, жить можно...

– Они мне как дети, – прервал невнятные оправдания Граф. – Я не должен был заводить в этой комнате детей, не спросив у тебя.

– Да ладно уж…

– Не «да ладно»! Мне больше не требуется твоя помощь со сном, если тебе хочется, можешь вернуться к Джиму.

На мгновение повисло молчание. Веска протянул руку и почувствовал под ладонью дрожащее плечо своего «пациента». Осторожно, умирая от собственной наглости, он погладил того по спине. Ди не отпрянул.

– Если ты не имеешь ничего против, я хотел бы остаться.

– Как хочешь. Просто, если тебя держит только обещание, я с тебя его снимаю. Не люблю, когда уходят, ничего не сказав.

– Поэтому проще первым предложить?

Веска, скорее, почувствовал, чем увидел, что Ди кивнул. Молча кивнул. В этом было что-то странное и совершенно неправильное, так что Хоуэлл, снедаемый беспокойством, зажёг настольную лампу.

Граф лежал, свернувшись клубком и зажмурившись. Одеяло съехало, но он не спешил его поправлять, вцепившись руками в подушку. «Пациента» трясло. Веске казалось, что он видит сейчас что-то очень личное, что-то такое, что до него, возможно, никто не видел, что-то, совершенно не укладывающееся в голове – Граф Ди плакал. Беззвучно, безутешно, но почти незаметно – только мокрые ресницы и щёки выдавали его.

– Можно? – не получив ответа, Веска осторожно обнял того. – Слушай, ну я же не Джон, чтобы сбегать к любовнику… У меня и любовника-то нет, но если вдруг появится, то я сразу же тебе сообщу!

– Зачем?

– Ну как же! Ты же генетик, сразу скажешь, совместимы мы по закону Менделя или нет!

– Ты что, мушка-дрозофила?.. – Граф приоткрыл глаза и покосился на Хоуэлла. Тонкие губы чуть заметно дёрнулись в улыбке.

– Нет, конечно! – совсем осмелев, Веска прижал Ди крепче и чуть коснулся губами его макушки. – Я – горох. Видишь, какой тупой, что тебя расстроил?

– Это так не работает, – фыркнул Граф. Улыбка стала шире, плечи расслабились и опустились. «Пациент» успокоился.

– Ну, своей цели я достиг, – касаясь уголка его губ пальцем, усмехнулся Хоуэлл. Граф покраснел, но вырываться и рук не стал.

– И что теперь?

– Ничего особенного. Просто учти, что меня твои птицы не беспокоят, а вот ты из-за них совершенно вымотался и озверел. Мне-то ладно, но свои нервы хоть побереги.

– Я подумаю, – деланно-заносчиво ответил Ди и, свернувшись клубочком прямо в руках Вески, заснул обратно. С личными границами у Графа всё было в порядке, а вот с социальными…

"Интересно, все "китайцы" так делают?" – Веска аккуратно переложил того на подушку и погасил свет. Спать больше не хотелось, и он ещё долго лежал, слушая спокойное дыхание Ди и шуршание сонных ласточек под тканью клетки.

Он слепо смотрел в тёмный потолок, размышляя об узких рамках, широких границах и тёплой макушке Ди, которую хотелось целовать и гладить снова и снова, поправлял сползающее со студента оделяло и клялся себе, что никогда не будет обсуждать с Графом этот разговор без его желания. Вряд ли тот спешил показывать себя таким уязвимым каждому встречному, и, если это действительно был акт доверия...

"Тогда мне обязательно понадобятся рамки пошире, чтобы сохранить весь твой многообразный внутренний мир, загадочный не-китайский студент Граф Ди".