Йен в бешенстве. Микки знает, что Йен злится. Несложно догадаться, учитывая, что сердитый Йен означает, что он будет жаловаться, и нудить, и тяжело вздыхать, и пинать вещи, и хлопать шкафами, и просто, в общем, быть занозой в заднице Микки.
— Господи, Галлагер, в чем, черт возьми, твоя проблема?
Йен пристально смотрит на него. — Ты серьезно, блядь, спрашиваешь меня об этом?
— Да, я серьезно, блядь.
Йен проходит из кухни в гостиную, оттесняя Микки к спинке дивана. — Ты безрассуден.
— Это была охуенно легкая работенка. Я уже имел дело с этими придурками. Не о чем беспокоиться.
— Ты, мать твою, поехал один. Ты не должен был заниматься этим в одиночку, и ты это прекрасно знаешь. Мне плевать, сколько у тебя ебаных стволов, когда там больше одного человека, а ты лишь сам, тебе пиздец, если они…
Микки берет подбородок Йена в свою ладонь. — Они ничего не сделали. Я был в порядке. Смотри. Цел и невредим. — Микки отталкивает Йена достаточно сильно, чтобы развернуться, но, прежде чем он успевает закончить оборачиваться, рука Йена оказывается у него на затылке, и он наклоняет Микки над спинкой дивана. — Какого хрена, Йен? — он хочет, чтобы это прозвучало сердито, но вместо этого у него чертовски перехватывает дыхание. Все Галлагеры ушли, а это значит, дом только в их с Йеном распоряжении на целый день теперь, когда Микки вернулся, и что Йен может трахнуть его вот так.
— Как я должен трахать тебя, если ты в больнице или уже мертв, а? — Йен сильнее сжимает шею Микки сзади, и он не может сдержать стон, который срывается с его губ. — Ты тупой ублюдок.
Пальцы Йена сильно сжимаются, и член Микки твердеет в ответной реакции. Он слегка прижимается к дивану, в поисках давления и трения. Он пытается отчитать Йена, на самом деле. Он полностью намерен разозлиться. Он терпеть не может, когда его называют тупицей — он слишком хорошо знаком с этим словом, которое бросали в него как оружие, — но он знает, что в устах Йена это нечто другое. Он знает, что это беспокойство, страх и что-то более глубокое. — Пошел ты.
— Надо, блядь, преподать тебе урок, ты это знаешь? — Йен наклоняется над ним, его твердый член упирается в задницу Микки через джинсы. Его голос капает на Микки, как мед. — Научу тебя тому, что происходит с мальчиками, которые не слушаются.
Голова Микки падает вперед, несмотря на хватку Йена, и его пальцы впиваются в спинку дивана. Он рассказал Йену об этом однажды ночью, когда был пьян, обдолбан и удовлетворен, потому что Йен хотел поговорить о фантазиях. Микки сказал это ничего конкретно не имея в виду, а Йен нахмурился и стал задавать всевозможные вопросы, чёрт возьми, анализируя Микки и его потребность в насилии.
Он попытался объяснить, но выходило что-то нечленораздельное, и в конце концов он просто притянул Йена, чтобы тот снова трахнул его, и разговор был забыт.
По крайней мере, он так думал.
— Пожалуйста. — Микки умоляет, и это возбуждающе и отчаянно для его собственных ушей. — Мне жаль, Йен. Я больше не буду этого делать. Я клянусь.
Йен практически мурлычет. — Я знаю, что ты этого не сделаешь. Собираюсь убедиться в этом.
Микки сильно кусает губу, когда Йен отстраняется от него, но его рука все еще сжимает шею Микки. Он знает, что должен разжать зубы, иначе пойдет кровь, но он знает, что произойдет, он надеется, что он знает, что произойдет, и потребность, предвкушение — как живое гребаное существо внутри него, которое он должен удержать в себе, чтобы оно не превратилось в несуразное умоляющее нечто.
Йен не издает ни звука. В доме воцаряется невероятная тишина, а затем Йен с силой хлопает ладонью по заднице Микки. Микки вздрагивает всем телом и сильнее прикусывает губу, впиваясь в нее зубами.
— Это то, чего ты заслуживаешь?
Микки отчаянно кивает, желая снова почувствовать руку Йена. Нуждаясь в этом больше, чем он думал, чем мог бы. — Д-да. Да.
— Ты облажался, не так ли? — голос Йена заменяет голос отца в его голове, переплетая слова с чем-то другим, кроме гнева. Исправляя их для Микки. — Ты знаешь, что облажался. Ты меня охуенно напугал.
Рука Йена снова касается его, на этот раз сильнее. Микки давится словами. — П-прости.
— Ты извиняешься? Ты еще не сожалеешь, Мик.
Микки снова задыхается от того, как Йен произносит его имя, от того, как короткие ногти Йена царапают его спину от шеи до пояса. Йен снова крепко прижался к Микки, и Микки может почувствовать небольшую болезненность от трения. Руки Йена обвиваются вокруг талии Микки, и он расстегивает джинсы Микки, прежде чем отстраниться и стянуть их вниз. Микки хочет, чтобы его боксеры были спущены, но он знает, что не может отпустить диван, знает, что если будет умолять Йена о его руке на своей коже, то все только затянется.
Отец Микки — это только кулаки и гнев. Йен — неспешные поглаживания руками и намек на нежность ко всему этому. Он снова кладет руку на шею Микки, так что они находятся в постоянном контакте, и Микки прижимается к ней, подтягивая плечи вверх, и Йен пойман так же, как и Микки.
— Ты хочешь сожалеть, детка?
Микки рад, что его поддерживает диван, потому что его колени слабеют от ласкового обращения, от того, как голос Йена парит над ним. — Д-да. О, боже, Йен.
Рука Йена обрушивается на него три раза подряд, врезаясь в тонкую ткань боксеров. Микки стонет, его бедра дергаются вперед от удара. Он чувствует, как слезы наворачиваются на глаза, крепко их закрывает и позволяет им течь.
— Думаешь, твоя задница красная, Мик? Знаю, что она горячая. Я чувствую тепло на своей руке. — Микки дрожит всем телом, и Йен снова шлепает его. Микки делает все возможное, чтобы не кончить прямо сейчас, и только мысль о том, что Йен может остановиться, удерживает его от потери контроля. — Мне стоит посмотреть?
Микки не может ответить, только отчаянно пыхтеть, бессмысленно кивая. Руки Йена огибают задницу Микки, когда он стягивает его боксеры вниз, убедившись, что передняя часть эластичного пояса захватывает член Микки и удерживает его. Микки всхлипывает, и его голова падает вперед.
— Не совсем красная. Розовая. Черт, Мик. Ты бы видел. Такая розовая и идеальная. Почти идеальная. Лучше с моим членом внутри. Лучше, когда я трахну тебя открытым. Собираюсь трахнуть тебя, Мик. Когда твоя задница станет того же цвета, что и мои волосы, я буду вколачивать тебя в диван, пока ты не поймешь, как сильно облажался. — Он ещё немного поглаживает задницу Микки, а потом снова шлепает, сначала по одной ягодице, потом по другой. Микки слышит звуки, которые он издает, но они совершенно непроизвольные, неуправляемые.
Его задницу печёт так же сильно, как и глаза, а кончик члена болит там, где он трется о ткань его боксеров, влажных от естественной смазки напротив головки. Йен не останавливается. Шлепая и задавая порку, шепча Микки о красных отпечатках ладоней на его заднице, о том, что он не сможет сидеть в течение нескольких дней, о том, какой горячей будет его задница в руках Йена, напротив его лица, когда он будет вылизывать Микки для открытия.
Слезы Микки текут по его щекам, высыхая прежде, чем они успевают скатиться далеко. Он в истерике, катарсисе и вне контроля. Йен шлепает в последний раз, а затем потирает его задницу, медленно и мягко, нежно обхватив Микки обеими руками.
— Господи, Мик. — Это похоже на гребаную молитву, и Микки опускается на колени, когда у него действительно отказывают ноги. Его боксеры липкие и мокрые, и он кончил в какой-то момент, хотя он вообще этого не помнит. Йен опускается позади него, прильнув к Микки. Его член легко прижимается между ягодицами Микки, когда он обхватывает его руками и тянет назад к своей груди. — Боже, ты был чертовски великолепен. Так охуенно…
Микки откидывает голову назад и ищет губы Йена. Это неряшливо, угол дерьмовый, но это рот и язык Йена. Микки чувствует, как его задница горит против кожи Йена, и дрожь пробирает его насквозь. Одна рука Йена гладит грудь Микки, в то время как другая скользит вверх и вниз по его боку. — Не… — Микки должен облизать губы и сглотнуть несколько раз, прежде чем он сможет говорить, прежде чем он сможет произнести слова. — Не уверен, что я…
— Давай ляжем спать, а? Отдых.
Одна из вещей, которые Микки любит в Йене, одна из вещей, которые он никогда не поймет или не сможет сформулировать, — это то, как Йен знает его. Это пугает его до чёртиков, но также заставляет чувствовать себя в безопасности, что не имеет никакого смысла, но всё равно кажется правильным. Микки кивает, но не двигается, как и Йен. Микки снова облизывает губы и поворачивается ровно настолько, чтобы встретиться взглядом с Йеном. — Спасибо тебе. — Это собственная молитва Микки, и он не уверен, благодарит ли он Йена или то, что привело его сюда, в это место, в этот момент, к этому мальчику, этому мужчине.
Йен кивает и прижимает нежный, простой поцелуй к губам Микки. — Всё ещё собираюсь сделать все остальные вещи.
— Тебе, блядь, лучше, — устало улыбается Микки.
— И, если ты еще когда-нибудь отправишься на дело один, я сам тебя убью. Договорились?
Микки закрывает глаза, все еще улыбаясь, полагаясь на поддержку Йена, на пузырь, который, кажется, окружает их в этот момент. — Договорились.