Tell Me About It, Stud

Он не говорит Йену.

Нет никакого смысла говорить ему, когда он это делает, потому что это происходит в том самом промежутке, когда они не общались и между ними ничего не было, и они действительно не говорят об этом. А после того, как они установили дружеские отношения, уже нет никакого смысла рассказывать. Он иногда ловит взгляд Йена, но тот всегда был очарован ртом Микки. Возможно, потому что Микки так долго отказывал ему в доступе.

Они напиваются, хотя им не следовало бы, но Фрэнк в вытрезвителе, а Терри всё ещё в тюрьме, и сегодня приятная ночь — изнуряющая чикагская жара сменилась намёком на осень. Йену не стоит связываться с алкоголем из-за приёма лекарств, а Микки не должен пить, потому что он превращается в идиота рядом с Йеном и думает о вещах, к которым они не готовы.

Но Йен выпивает, и он тоже, и, не успев толком подумать, Микки расстёгивает джинсы Йена и вытаскивает его член, дышит на него, вдыхает Йена, прежде чем заглотить. Йен издаёт слабый горловой звук — отчасти облегчение, отчасти потребность, когда Микки принимает его сразу глубоко. Микки давно не практиковался, но член Йена создан для его рта, создан, чтобы наполнить его.

Он отстраняется, слегка потянув, затем прижимает кончик языка за нижними зубами и позволяет шарику штанги пробежаться по вене на члене Йена.

Йен вздрагивает всем телом, но Микки крепко удерживает его за бёдра, загоняя металлический шарик под венец головки члена. Пальцы одной руки Йена зарываются в волосы Микки, а другая ладонь лежит на бетоне рядом с ним, удерживая его так, чтобы он мог толкаться в рот Микки. Тот продолжает сосать, двигая языком, так что член просто скользит во рту, влажный и гладкий.

— Чёрт возьми, — задохнувшись, выпаливает Йен и смотрит широко раскрытыми глазами на Микки в угасающем солнечном свете. — Господи боже, Микки.

Микки мычит, не выпуская ствол изо рта, снова отстраняется, а затем крепко прижимает свой язык к члену Йена, когда вновь вбирает его. Галлагер со стоном выгибает спину, а Микки продолжает двигаться, удерживая шарик крепко прижатым к члену Йена. Тот исступленно откидывает голову, когда Микки снова проводит по краю головки, ощущая жар, пульсирующий под кожей Йена.

Он прерывается, и Йен грубо вскрикивает, но Микки просто отпихивает брюки Йена в сторону и берёт его яйца в рот. Шарик движется между ними, дразня чувствительную кожу, тугую твёрдость под ней. Йен ложится на спину, раздвигая ноги шире, бормоча проклятия в темнеющее небо. Микки перекатывает яички во рту, а затем выпускает их с влажным хлюпом. Йен всхлипывает и резко дёргается, и Микки понимает, что он уже близко. Микки снова берёт его глубоко, удостоверяясь, что шарик прижимается к коже Йена, желая, чтобы он чувствовал пирс с каждым скольжением языка, каждым отдельным движением.

Йен снова хватает Микки за волосы и выгибается, ноги и плечи прижаты к бетону, а его бёдра вскидываются, будто он пытается проникнуть ещё глубже, и, наконец, кончает прямо Микки в горло.

Йен задыхается, когда Микки отстраняется от него и снова опускается на пятки. Его собственный член топорщит ширинку джинсов, и там, где он упирается в ткань, уже ощущается влажное пятно.

— Эй, ты живой там, Галлагер? — его голос хриплый, прерывистый.

— У тебя… ёбаный пирсинг на языке, — слова даются Йену тяжело, как будто требуется усилие, чтобы выдавить их. — Это что-то… новенькое.

— Пару месяцев назад сделал, — это слишком близко к тому, о чём они не говорят, поэтому Микки резко выдыхает. — Могло быть куда более заебись.

— А сейчас это типа не заебись было?!

Микки ухмыляется и наклоняется над Йеном.

— Представь себе, что первым делом я бы воспользовался им, чтобы сделать тебе римминг...

— Господи боже, — стонет Йен, хватает Микки за руки и опрокидывает, прижав к полу, а после опускается вниз, чтобы расстегнуть его джинсы. — Лучше бы это было грёбаное обещание, которое ты собираешься сдержать.