Чу Ваньнина никто не видел несколько дней. Сколько точно Мо Жань посчитать не мог — слишком много событий. Уйти с пика Чу Ваньнин не мог, и Мо Жань не волновался на этот счет. К тому же он уже получил от учителя что хотел. Они же договаривались на один раз. Что теперь будет с Чу Ваньнином — не имело значения.
Эти несколько дней Мо Жань смаковал воспоминания о том сексе. Он запомнил все в малейших деталях: запахи, ощущения, звуки, которые издавал Чу Ваньнин, болезненный излом бровей и светлые пальцы, пытающиеся цепляться за пол, но оставляющие на нем розоватые следы крови. Воспоминания отдавались приятным томлением внизу живота и делали чуть менее пресным секс с другими людьми.
Очень быстро воспоминания стали блекнуть. Их больше не хватало. Мо Жаню казалось, что он запомнит этот раз на всю жизнь. Эта месть будет греть его в самые холодные и отвратительные дни. Но ощущение триумфа быстро проходило, притуплялось. Он думал о том, что мог сделать это иначе. Что нужно было перехватить волосы Чу Ваньнина — длинные, мягкие. Собрать в кулак и дернуть на себя. Теперь так уже нельзя… Можно, но это будет уже другое. Мо Жань в этот момент не будет в нем и не почувствует, как тот сильнее сожмется от боли.
Мо Жань не собирался его искать. Весь пик сейчас принадлежал ему и он просто прогуливался по своим владениям. Что такого, что он забрел в павильон красного лотоса? В конце концов и павильон тоже теперь принадлежал ему.
Где-то в глубине души Мо Жань всегда знал, что найдет его тут, и не удивился, когда обнаружил на кровати завернувшееся с головой тело. Кто это еще мог быть, если не Чу Ваньнин? К тому же в доме пахло лекарственными травами — скорее всего запасы Чу Ваньнина, потому что, Мо Жань знал, тот не смог бы заставить себя обратиться к лекарю. Стояла поздняя осень и в доме было прохладно. Только потому, что замерз сам, Мо Жань сначала молча наполнил дровами жаровню и развел огонь, а потом уже повернулся к кровати. Комок из одеяла шевелился — Чу Ваньнин глубоко дышал в этом коконе, но также молчал. Наверняка он догадался, кто пришел в его дом.
— Что ты ел тут все это время? — спросил Мо Жань, поморщившись, не особо надеясь на ответ. Ему нужно было залезть в дом Чу Ваньнина, в его уединение, нарушить тишину этого места. Потому что он знал — учителю будет так больнее. — Я прикажу приносить еду сюда.
— Не надо, — отозвался комок, и Мо Жань ухмыльнулся, плавно приблизился к кровати, встал вплотную. — Убирайся.
Произнесено было слабо, устало, и в этой усталости терялся весь гнев. Совсем без прежнего огонька.
— Даже пленных положено кормить, — произнес Мо Жань, глядя на одеяло и все больше раздражаясь от того, что даже сейчас Чу Ваньнин мог от него спрятаться. — К тому же уважаемого учителя этого достопочтенного…
Чу Ваньнин больше не отвечал. Мо Жаню быстро наскучила тишина и он сам сел на край кровати. Сверток тут же зашевелился, приподнялся и из одеяла показался встревоженный Чу Ваньнин, который предупредил еще до того, как Мо Жань успел хоть руку поднять:
— Не трогай меня.
— Этот достопочтенный перестарался? — спросил Мо Жань, наклонив голову на бок и все еще улыбаясь. — Разве ты не хочешь принять это как искупление за свои грехи? Разве это не достаточная плата? Так почему ты как мертвец спрятался в пустом доме, завернулся в тряпки и не показывался на глаза даже прислуге? Я выполнил обещание — никто не знает, на что ты пошел. Никто не знает, что это был ты. Я позволил тебе сохранить лицо, учитель.
Чу Ваньнин молчал, прижавшись к стене под самым окном. Он напоминал загнанного в угол зверька: голодный, раненный, слабый — он все равно бы кинулся, стоило приблизиться еще хоть немного, на расстояние ногтя. Но и бессилен этот человек был так же, как маленькое животное. Глядя на это Мо Жаню не стало лучше — внизу живота снова пекло. Даже не от полноценной мысли, а от ее обрывка о том, что на этой кровати, в этом доме он мог бы снова взять Чу Ваньнина — у него встало. Просто мимолетный образ разложенного на этой кровати учителя, прижатых над головой рук. Ведь именно тут он мнит себя в безопасности, именно сюда пришел зализывать раны — посреди вражеского замка. Нашел привычное для себя место, где сохранялась иллюзия того, что все как прежде. Мо Жань понимал его — первое время после смерти Ши Мэя он так же не хотел выходить из своей комнаты, потому что тогда казалось, что Ши Мэй где-то еще есть в этом мире. Просто Мо Жань сыч, засел у себя в логове и не видится ни с кем, потому не встречал и его.
Сейчас для Чу Ваньнина Мо Жань был напоминанием о том, что тот мир рухнул. Мо Жань, а еще, наверняка, оставшаяся боль во всем теле и особенно в одном месте.
Этому достопочтенному пришла в голову интересная идея. Облизнув губы, он подался вперед, почти ласково заговорив:
— Этот достопочтенный волнуется, учитель. Вы миновали моего лекаря, не показывали ему своих ран, — Мо Жань не спрашивал лекарей, но он был уверен, что такие повреждения Чу Ваньнин не доверил бы никому. — И при этом, похоже, не встаете с кровати. Выглядите таким больным. Этот достопочтенный хотел бы проверить, что с его учителем все в порядке и раны заживают.
— Что? — сначала растерянно спросил Чу Ваньнин, но понял, как только Мо Жань потянул на себя его одеяло. Следующим было то самое ожидаемое нападение, когда Чу Ваньнин попытался его ударить, из-за этого отпустил одеяло. И удара не получилось — Мо Жань перехватил его руку за запястье. Одеяло оказалось на пыльном полу, под ногами императора. Теперь Чу Ваньнин оказался прижат к кровати. На нем было его строгое белое ханьфу, тугое, завязанное на все завязки. Мо Жань чертыхнулся и потянул одежду на себя, ткань затрещала. Чу Ваньнин попытался возмутиться, но Мо Жань, пышущий жаром, прорычал:
— Да прекрати, этот достопочтенный прикажет сшить тебе такое же. Белое, как ты любишь. Из более качественной ткани. Из любых шелков…
Голос выдавал его с головой — плотоядный, жадный. Но Мо Жань и не скрывал, чего хотел. Между ними не было уже никаких секретов. Чу Ваньнин уперся руками ему в грудь, задушено выкрикнул:
— Мо Вейюй! Ты дал слово! Один раз! Только один раз! Я сделал, как ты хотел!
Мо Жань остановился, тяжело дыша. Сначала пришел гнев — учитель будет припоминать ему его слова и указывать, сколько раз его трахать? Но он тут же успокоился — и правда. Уговор был на один раз. Просто унизить его. Зачем повторять? Чу Ваньнин и так раздавлен.
— О чем ты? Этот достопочтенный и не собирался. — Вопреки словам, Мо Жань тянул с Чу Ваньнина штаны. Ему нравился страх на лице учителя, нравилось ощущать его дрожь. — Но ты не доверяешь лекарям этого достопочтенного. Значит — долг этого достопочтенного позаботиться об учителе.
У Чу Ваньнина почти совсем не было сил, и все же дважды он почти скинул императора на пол, но Мо Жань вовремя возвращался, снова давил и раздевал. Он осмотрелся — мазь должна была стоять рядом, чтобы не приходилось лишний раз подниматься за ней. Баночку из сандалового дерева он заметил у подушки, ближе к стене. Это могло быть другое лекарство, но Мо Жаню было все равно. В ворохе одежды под собой, которым стал окружен Чу Ваньнин, он наконец нашел поврежденное место. Чу Ваньнин зло ударил его по плечам, попытался коленом, но ноги были придавлены.
— Пожалуйста, успокойтесь, учитель. Иначе этому достопочтенному сложнее будет сдержаться, — вполне искренне попросил Мо Жань, зачерпывая мазь. Когда он коснулся сомкнутого колечка мышц, Чу Ваньнин всхлипнул, сжался и ногтями вцепился ему в плечи, но Мо Жань даже не заметил этого. Запах Чу Ваньнина был как самый сильный афродизиак. От ощущения бьющегося под ним тела срывало крышу. Он император. Конечно, уговор был на один раз, но на один добровольный раз. На своей территории все принадлежало Мо Жаню, и он мог брать столько, сколько хотел, когда хотел и как хотел. Достаточно было просто связать руки Чу Ваньнина и использовать лечебную мазь как смазку. Ему все еще больно с того раза? Так какое ему, императору, до этого должно быть дело?
Остановило, отрезвило воспоминание о собственной ненависти. Что он делает? Да, конечно, в тот раз было хорошо, необычайно хорошо. Ни с кем такого еще не было. Но так было именно из-за чувства ненависти. Из-за того, что смог настолько унизить человека, которого когда-то всерьез боялся. Мо Жань самому себе стал противен. Изнывать от желания трахнуть этого человека снова? А зачем?
Его пальцы остановились, хотя успели по две фаланги погрузиться в тело учителя. Как-то уже небрежно Мо Жань размазал остаток субстанции снаружи, брезгливо вытер руку и поднялся, не глядя на учителя. Так же неглядя бросил ему одеяло с пола.
— Этот достопочтенный пришлет лекаря и еды. Если ты попробуешь отказаться, то этот достопочтенный снова сам займется твоим лечением и кормлением. Помни, что ты не можешь умереть без дозволения этого достопочтенного.
Мо Жань вышел, так и не обернувшись посмотреть на лицо учителя после того, как его снова унизили. Потом, уже в спальне с очередной девушкой, он представлял, как Чу Ваньнин одевался непослушными руками, как его трясло, как мерзко ему было спать в своем доме уже зная, что тут не безопасно.
Мо Жань не задумывался о том, что делал. Он мог оставить Чу Ваньнина потихоньку умирать в том доме, но это было бы слишком просто. Поэтому в павильоне красного лотоса скоро стало шумно — лекари, слуги с едой, портные. Мо Жань не интересовался тем, ест ли Чу Ваньнин принесенное, дается ли лекарям, позволяет ли снять мерки. Хотя павильон красного лотоса манил его, Мо Жань был слишком занят, чтобы снова навестить учителя. И уж конечно не ожидал, что Чу Ваньнин сам выйдет за пределы своего логова, даже если там перестало быть спокойно.
Где-то чуть меньше чем через месяц после их последней встречи Мо Жань услышал, что кто-то разговаривал со стражниками. По дворцу, конечно, могли передвигаться, но что-то подсказывало Мо Жаню, что это не слуга и не кто-то из генералов. Слишком уж пренебрежительно говорили стражники, слишком гордо держался их собеседник. Мо Жань молча подошел, не прячась. Стража охраняла коридор в сад и не выпускала в него Чу Ваньнина. Потому что, во-первых, тот все еще был пленником, а во-вторых, держал в руках небольшой узелок. Да и в целом выглядел так, словно не гулять в сад собрался, а в путешествие.
При появлении императора стража прекратила разговор и вытянулась по струнке, Чу Ваньнин обернулся спокойно, но лицо его было обиженным и в то же время виноватым. Словно его застали за чем-то неправильным.
— Куда ты собрался? — спросил Мо Жань, подходя ближе. Чу Ваньнин никуда не мог деться — стража и так стояла на расстоянии вытянутой руки от него.
— Я тебе больше не нужен, — коротко ответил Чу Ваньнин, и Мо Жань едва подавил смешок — это звучало так, словно учитель жаловался, а не утверждал, что император уже сделал все, что хотел, и теперь может отпустить его.
— И куда ты собрался? К Сюэ Мэну? Разве этот достопочтенный не окружил учителя заботой? — Мо Жань явно издевался, и Чу Ваньнин это понял, как понял и то, что его не отпустят. Но он выглядел грустным, как ребенок, которого не отпустили гулять за несделанные домашние обязанности. Мо Жань так же почувствовал разочарование — он надеялся поиграть подольше. Поэтому он заступил Чу Ваньнину путь, не пуская его и обратно. — Сегодня будет праздник. Как насчет посетить его? Этот достопочтенный уже не сердится на учителя и хотел бы пообщаться с ним как в прежние времена.
— У меня нет настроения, — Чу Ваньнин смотрел в сторону. Чем дольше он тут находился, тем более неловко ему становилось — в ханьфу, явно зашитым им самим, с этим нелепым узелком. Правда считавший, что может уже идти, что все позади и он тут больше ничего не может сделать, да и не нужен. «А ведь он и правда к Сюэ Мэну собирался, » — подумал Мо Жань, ощущая ярость при этой мысли. О, если бы учитель так поступил, он непременно нашел бы способ донести до Сюэ Мэна, чем именно Чу Ваньнин купил его жизнь. Тогда учителю и оттуда пришлось бы бежать.
— Учитель, не волнуйтесь насчет одежды. Я прикажу портным поторапливаться, и они закончат к вечеру.
— Я сказал не хочу, — огрызнулся Чу Ваньнин и тут же ворот его ханьфу оказался в жесткой хватке Мо Жаня. Император наклонился и прошипел:
— Ты что творишь? Этот достопочтенный проявил к тебе милость. Милость, без которой многие с жизнью распрощались. Мы больше не ученик и учитель. Мне не смеют возражать, и ты не посмеешь. Если ты не явишься сегодня, я прикажу тебя притащить. Если ты спрячешься — я обыщу всю гору. И лучше тебе не знать, что я с тобой сделаю, когда найду.
Мо Жань был так зол, что под конец скатился на обычное «я». Чу Ваньнин по-прежнему обиженно смотрел в сторону.
До вечера Мо Жань обдумывал дальнейший план. Он был уверен, что Чу Ваньнин не придет. Собирался после праздника отправиться искать его, потом снова придумать какое-то наказание. Например переодеть Чу Ваньнина самому и притащить в опустевший праздничный зал.
Но Чу Ваньнин пришел. В новом белом ханьфу, что сшили для него. Спокойный, гордый, отрешенный. Словно не случилось ничего вообще, ничего не изменилось и тут по-прежнему празднует клан заклинателей. Словно его не спустили не так давно с небес на эту грешную землю, словно он не лежал потом несколько дней, приходя в себя.
Мо Жаня это привело в большую ярость, чем если бы Чу Ваньнин не пришел. Но при всех он сделал вид, что ему совершенно плевать на учителя. Сидит где-то в углу на отведенном ему месте — и пусть сидит. Радуется милости императора…
Чу Ваньнин ушел еще с середины праздника, когда стало слишком шумно, а Мо Жань успел захмелеть. После этого настроение испортилось совершенно. Чу Ваньнин исполнил приказ, но снова сделал это так, что не потерял достоинства. И наказать его теперь нельзя было. К концу вечера Мо Жань уже порядочно набрался. Ему помогли дойти до спальни и там он, сам не понимая для чего, приказал, чтобы к нему привели Чу Ваньнина. Он говорил сам с собой, пока ждал.
— Учитель ни слова не сказал этому достопочтенному за весь вечер, — жаловался Мо Жань.
— Он не ценит нашу доброту. Этот достопочтенный хотел как в старые добрые…
Чу Ваньнин с легким шуршанием распахнул двери спальни и вошел. Видимо, на улице был снег, а на нем все еще новое ханьфу. Похоже, он не успел его снять.
Все слова, которые собирался сказать Мо Жань, все упреки — все застыло у него в горле, когда он смотрел, как чинно Чу Ваньнин смахивал не успевший растаять снег. Мо Жаню казалось, что отключился он сразу, глядя на это. Но очнулся он в кровати, ханьфу было в беспорядке и стягивало плечи, с которых он его так и не снял. Придерживая голову, Мо Жань приподнялся. Кровать была разворочена, но пуста. Чу Ваньнин ушел вчера? Скорее всего да, посмотрел на опьяневшего ученика и гордо ушел обратно к себе, а Мо Жань пытался раздеться, но у него не очень получилось.
Он осторожно перевел взгляд на двери в спальню и едва не вздрогнул. Ему показалось, что он видит призрака. Все Чу Ваньнин и его дурная привычка одеваться в белое…
Чу Ваньнин сидел на полу, прислонившись спиной к двери. В спальне горели жаровни и в целом было тепло, хотя за окном ещё падал снег. Чу Ваньнин выглядел напряженным, сидел обхватив колени и глядя исподлобья на то, как просыпался император. Казалось, он готовился защищаться. Мо Жань сделал вид, что не удивился, начал раздеваться, и тогда Чу Ваньнин выпрямился, постаравшись сильнее вжаться в дверь. Теперь стало видно его горло, на белой коже которого остались отметины. То ли следы пальцев, то ли засосы.
— Этот достопочтенный был пьян, — словно сам себе сказал Мо Жань. — Можешь убираться. И скажи страже принести воды.
Дверь открылась сама — стража услышала приказ. Чу Ваньнин тут же вскочил и выбежал из спальни. И куда только делась легендарная гордость? Неужели это Мо Жань смог его довести до такого?
Если бы у Мо Жаня было больше времени, он продолжил бы эту интересную игру, хотя и не понимал, к чему она ведет. Ему просто нравилось ломать Чу Ваньнина. Казалось, после того изнасилования Чу Ваньнину было недостаточно, нужно было придумать что-то еще. Но что? Не жениться же на нем. Хотя идея казалась очень забавной, стоило представить побелевшее от злости лицо Чу Ваньнина. Красное свадебное ханьфу на его стройном белом теле, заплетенные волосы… Мо Жаня снова унесло не туда. Идея была плоха тем, что его бы снова тянуло к Чу Ваньнину. Он не остановился бы на одной только церемонии, все закончилось бы «брачной ночью». Позже Мо Жаню стало казаться, что он воплотил бы эту идею в реальность только для того, чтобы было оправдание еще раз поиметь Чу Ваньнина. Но он обещал — только раз.
Мо Жань был в главном зале дворца, когда ему доложили о том, что его бывший учитель попытался сбежать, но был пойман. Мо Жань стоял около жаровни с докладом в руках, рассматривал незнакомые иероглифы, но думал о другом. Чу Ваньнин попытался сбежать — с охраняемого тысячной армией пика, окруженного барьерами. Лишенный ядра, все равно попытался сбежать. Нужно же было наказать его?
Решив, что дел на сегодня сделано достаточно, Мо Жань, от которого ждали приказа казнить строптивого врага, распорядился:
— В спальню этого достопочтенного.
Не казнить на месте, не замучить в течение нескольких дней, даже не в темницу, а в спальню. Мо Жань слишком много стал ему позволять, но Чу Ваньнину придется заплатить за это.
Хотя с делами на сегодня можно было закончить, в спальню Мо Жань отправился не сразу. Он оттягивал этот момент представляя, как нервничает от неизвестности учитель, как не находит себе места и как каждая деталь в комнате кричит об опасности. Не для жизни, это Чу Ваньнин принял бы проще. Вскоре Мо Жань уже не знал, кого из них двоих мучает. Не получалось ни о чем больше думать, только о закрытом в спальне Чу Ваньнине. Куда он собирался бежать? Он же всегда жил под покровительством кого-то. Что он сможет один? Он решил вот так вот умереть? Он решил ослушаться Мо Жаня, пренебречь его милосердием, предать его и бросить здесь одного?
Эти мысли по кругу возникали в голове. И к себе в спальню Мо Жань вошел уже в достаточно яростном настроении, чтобы тут же разорвать учителя в клочья. Чу Ваньнин сидел в центре комнаты, дальше от столов, от кровати, от любых предметов, однако близко к жаровне. Вся ярость Мо Жаня за мгновения разбилась о глупый и ничего не значивший факт — лицо Чу Ваньнина было в крови. Подсохшей, почти стертой, но все же крови. Тут не было зеркал и, скорее всего, Чу Ваньнин решил, что стер ее всю. Видимо стража не очень аккуратно его ловила. Алое на белой коже напомнило о дне коронации, когда Чу Ваньнин медленно истекал кровью. У Мо Жаня отчего-то защемило сердце, и, хотя он только что сам готов был пустить учителю кровь, факт того, что это кто-то сделал раньше, ошарашил его. Только он мог ранить Чу Ваньнина. Но он же не мог следить за ним постоянно.
Мо Жань все еще стоял у двери, поэтому ему нужно было только повернуться и, чуть приоткрыв ее, приказать:
— Воды умыться.
После он закрыл дверь и, наконец, двинулся вглубь комнаты, обходя Чу Ваньнина так, словно тот был опасен, но при этом не спуская с него взгляда. Белая плотная ткань ханьфу Чу Ваньнина образовывала вокруг него овал, словно он сидел в центре белого цветка. Он тоже следил за Мо Жанем и выглядел при этом так, словно рассматривал демона, примериваясь, как его следует убить. Мо Жань даже позволил себе смешок, сел на кровать и стал снимать сапоги без спешки.
— Что с тобой делать? Снова приковать, чтобы ты не сбежал? Этот достопочтенный дал тебе слишком много воли? Может, стоит приковать тебя прямо здесь, чтобы этот достопочтенный всегда мог узнать где ты и чем занят? Может, приковать прямо к кровати, чтобы этот достопочтенный мог даже во сне контролировать учителя?
Конечно, Чу Ваньнин молчал. Дверь приоткрылась и Мо Жань добродушно разрешил, не сводя глаз с Чу Ваньнина:
— Поставьте перед учителем. Ему полагается умыться.
Девушка-служанка, боясь поднять взгляд, внесла небольшой серебряный таз. Быстро нашла глазами Чу Ваньнина, просеменила к нему и поставила воду прямо перед учителем. Тот тоже не отвел глаз от Мо Жаня. Теперь это был белый цветочек с каплей серебряной росы. Мо Жань едва сдержал новый смешок, успел приказать убегающей служанке:
— Пусть этого достопочтенного сегодня больше не беспокоят, даже если весь заклинательский мир явится за его головой.
Чу Ваньнин смотрел на него некоторое время. Мо Жань уже думал, что придется подняться и умыть учителя. Предвкушал это. Но, стоило дернуться, как Чу Ваньнин отвернулся, милостиво заметил таз с водой и наклонился над ним, закатав рукава ханьфу. Он обнажил белую кожу рук. Это все еще были руки Юйхена, они хранили прежнюю силу и были заметны мускулы заклинателя. Мо Жань думал о том, как скоро эти руки утратят силу без тренировок, станут мягкими. Такими, какими учитель не сможет защититься.
Чу Ваньнин обмакнул ладони в воду, осторожно провел по лицу. Прозрачные капли заструились по щекам, по запястьям. Мо Жань сам не заметил, как поднялся. Но Чу Ваньнин, еще не успев до конца умыться, снова повернул голову к нему. Тогда Мо Жань понял, что действовал бездумно и замер, словно желая рассмотреть получше. Капли воды терялись в темных волосах Чу Ваньнина, он смотрел холодно, он все еще будто не понимал, верил, что император хочет только поговорить, словно не было предыдущих срывов… До Мо Жаня вдруг разом дошло, почему Чу Ваньнин так стремился сбежать. Он не ощущал себя в безопасности тут. Учитель не был глупым, он не верил, что будет только один раз, и он не хотел повторения. Эта мысль подожгла кровь Мо Жаню, ему показалось, что он задохнулся от предвкушения. Он почувствовал, как лицо раскололо улыбкой, собирался отвлечь учителя разговором, чтобы подобраться поближе, но интуиция Чу Ваньнина подсказала ему другое. В Мо Жаня полетел серебряный таз с водой. Император быстро отшиб его рукой и успел заметить, как вспорхнули белые рукава ханьфу учителя, когда он вскочил и бросился к двери. За дверью — около двадцати охранников, расставленных вдоль коридора. Что он собирался делать дальше, без ядра, без своего оружия? Мо Жань не готов был проверять. Он не хотел, чтобы в ближайшее время Чу Ваньнина трогал еще кто-то, кроме него. Он подскочил к учителю в три прыжка, поймал его так, что едва не упал, но удержался на ногах, схватив Чу Ваньнина со спины. Левая рука тут же проникла под ткань ханьфу на груди. Чу Ваньнин не отчаялся, он еще трепыхался, еще тянулся, потом на секунду словно сдался, остановившись, но тут же резко обернулся в его руках, со смесью разочарования и обиды в голосе и взгляде проговорил:
— Зачем ты издеваешься надо мной? Ты хотел унизить меня — у тебя это получилось. Так зачем ты продолжаешь?
— Этот достопочтенный должен оправдываться, объяснять? — шепотом спросил Мо Жань, проворно развязывая пояс Чу Ваньнина, тот дернулся снова, но вырваться не смог — удержал его же пояс.
— Ты же говорил, что… — начал Чу Ваньнин, но Мо Жань приложил ему палец к губам, прекрасно зная, что тот хочет сказать. Наклонился к уху и прошептал:
— Этот достопочтенный соврал.
Чу Ваньнин до этого словно все еще верил ему, все еще надеялся пристыдить. Что если скажет: «Нет» — Мо Жань остановится. Но теперь явно разочаровался в своих надеждах. Он снова попытался вырваться, одновременно оттолкнуть. Тянулся к двери, словно она была спасением. Словно он мог в этом мире куда-то сбежать или спрятаться от Мо Жаня, от его горячих рук и требовательных губ. Мо Жань не без труда удерживал его на месте, ослабляя пояс ханьфу. Почувствовав, что тот уже можно снять, вцепился в ткань и швырнул Чу Ваньнина на кровать, оставив пояс в руках. Чу Ваньнин рухнул, белая легкая ткань на секунду встопорщилась, сделав его похожим на пышный цветок. Когда Чу Ваньнин упал на кровать, его сначала и видно не было из-за растрепавшегося вороха тканей. Но стоило этой белоснежной кляксе шевельнуться — Мо Жань сел сверху. Без труда нашел в этом ворохе руку, дернул за нее, пока Чу Ваньнин был еще дезориентирован, и вытащил учителя полностью из его одежды. На Чу Ваньнине оставались только штаны. Мгновение он смотрел ошарашенно, осознавая это, тут же снова попытался вырваться, но Мо Жань до синяков сдавил его запястье, второй рукой потянувшись к штанам.
— Тише… Ты же не хочешь… чтобы охрана знала… как я решил тебя наказать, — прошептал Мо Жань, рывками сдергивая с Чу Ваньнина штаны.
Когда учитель оказался голым полностью — у Мо Жаня захватило дыхание. Он был уверен, если бы он не держал руки Чу Ваньнина, тот уже попытался бы прикрыться. Но сейчас учитель вспыхнул под его взглядом, раздраженно отвернулся. Мо Жань ждал снова напоминаний о своем обещании. Ждал, что Чу Ваньнин задаст ему все те вопросы, которые сам Мо Жань задавал себе. «Если ты хотел только унизить, то зачем повторять? Он и так унижен и заточен» «Если ты делаешь это из мести, то почему у тебя дыхание сбивается от одного его вида?» «Ты говорил, что у тебя даже не встанет на него, но встало еще тогда, когда оголилась светлая кожа запястий». Но Чу Ваньнин упрямо молчал. Он не мог спастись своими силами, он и не пытался забалтывать. Мо Жань иногда ослаблял хватку, тут же ощущал рывок в попытке освободиться и снова ловил, укладывал обратно в кровать. Теперь все те тряпки, что он стащил с учителя, стали сильно мешаться, как и собственная одежда. Его душил то ли ворот ханьфу, то ли предвкушение. Но, когда Мо Жань отвлекся на свою одежду, Чу Ваньнин смог высвободить ногу, ударил острым коленом в ребра, потом сразу сбросил Мо Жаня с себя. Тот почти не почувствовал боли, да и без этого удара он бы, наверное, разочаровался в Чу Ваньнине. Так что поймал его Мо Жань, оскалившись в улыбке. Одежду он смог только с плеч скинуть. Уложил Чу Ваньнина лицом вниз, чтобы тот сопротивлением не отвлекал его. Мо Жань коленом раздвинул его бедра, уже готовый тут же и взять, но его посетила странная мысль. Вроде и не его, вроде и не типичная, во всяком случае в прошлый раз ему было плевать… Он подумал, что Чу Ваньнину не просто будет больно. С этим император еще готов был мириться. Но Чу Ваньнин будет не в состоянии лечь под него завтра, послезавтра и снова какое-то достаточно долгое время. А Мо Жань уже понимал, что ему мало не просто одного раза — ему мало одного раза сегодня. А значит пора заботиться об учителе, о том, чтобы он мог продержаться дольше, ломаясь при этом только морально.
Чу Ваньнин дышал глубоко, уткнувшись в свою же одежду, и явно выжидал, когда снова сможет ударить или вырваться. И тут его просто отпустили. Оставили одного на кровати, свободным, хоть и голым. Он быстро сел, нашел нижний халат и натянул на себя. Вскочил с кровати и только тогда обратил внимание на то, почему Мо Жань отступил. Тот отошел к столу, открыл деревянную резную шкатулку и перебирал в ней что-то, не заботясь о том, что его одежда и волосы по-прежнему были в беспорядке. Чу Ваньнин не стал дожидаться того, что император хотел там найти. Босиком, в одном только нижнем ханьфу он скользнул к двери, словно про него тут могли забыть, настолько император увлекся поисками. И приглушенно ахнул, когда Мо Жань подхватил его одной рукой и снова потащил к кровати. Казалось, Чу Ваньнин пытался цепляться босыми ногами за пол, и Мо Жаню пришлось приподнять его. Когда они снова оказались в кровати — Чу Ваньнин на спине и Мо Жань, оседлавший его бедра, учитель вывернулся и вцепился зубами в руку, которая рвала на нем остатки одежды. Мо Жань настолько удивился, что несколько секунд позволял ему это, а потом дал пощечину, окончательно похоронив Чу Ваньнина в ворохе белой одежды. Как только учитель не путался во всех этих тряпках… Впрочем, и Мо Жаню сейчас было не легче. Он пытался избавиться от своей одежды — иссиня-черной. Верхом на белом Чу Ваньнине он выглядел как пес, набросившийся на благородную птицу. Чу Ваньнин пытался стянуть под подбородком порванное ханьфу, пока Мо Жань отвлекся на свою одежду. Что-то странное было во взгляде учителя. Не паника. Скорее недоверие. Он словно все еще ждал, что Мо Жань отпустит его, заснет или найдет более важные дела. Но для Мо Жаня сейчас не было ничего важнее и он не остановился бы, даже если бы его попытались оттащить. Его пекло изнутри, и этот огонь мог ослабнуть лишь если передать его Чу Ваньнину. Никому другому, только ему.
В прошлый раз Мо Жань был в одежде и жалел об этом в последствии. Ему хотелось ощущать Чу Ваньнина кожей. Теперь он порвал и свою одежду, пока раздевался. Склонился над Чу Ваньнином, едва не касаясь его носа своим. Тот все еще был удивлен, он растерянно и глухо спросил:
— Зачем, Мо Жань?
О, если бы тот мог на секунду остановиться и задуматься. Но не сейчас. Он найдет причины позже, сейчас нужно было завладеть Чу Ваньнином.
Мо Жань как бы невзначай, не глядя, огладил светлую ногу учителя, снизу вверх, к ягодицам. Чу Ваньнин продолжал смотреть на него, прямо в глаза. Он попытался вцепиться в руку Мо Жаня, когда тот смоченные в смазке пальцы поднес к входу. Но получилось только расцарапать кожу на запястье. Мо Жань внимательно смотрел в лицо Чу Ваньнина, пока разрабатывал его. У учителя горели щеки, кончики ушей, но взгляд был спокойным. Дыхание сбилось, но губы по-прежнему были сжаты в ровную линию и даже изгиб бровей оставался таким же суровым, словно Мо Жань снова допустил ошибку в написании или неверно повторил движение. Чу Ваньнин выглядел разочарованным и усталым, но никак не сломленным. Мо Жань дошел до трех пальцев и двигал ими грубо, резко, но Чу Ваньнин продолжал смотреть на него невозмутимо. «Ну и к черту», — мысленно выругался Мо Жань и демонстративно, брезгливо вытер руку о ханьфу Чу Ваньнина, у самого его плеча. Учитель попытался свести ноги и подобрать под себя, но Мо Жань поймал их под коленями, с силой сжал, чтобы непременно остались следы.
Когда Мо Жань кого-то брал, никто не оставался равнодушным. Девушки или парни — все стонали, когда он входил, а потом стоны не смолкали. Некоторые восхищенно охали, царапали его спину или ягодицы, у некоторых перехватывало дыхание от восторга. Чу Ваньнин оставался тихим, хотя Мо Жань уже запыхался и сгорал от желания добиться от него таких же стонов, криков, да хоть слез снова. Но не этого безразличного лица. Ладонями Чу Ваньнин упирался ему в грудь, но пальцы оставались прямыми — он не позволял императору приблизиться вплотную. И первой Мо Жань смял эту защиту — перехватил его запястья, прижал их к кровати над головой Чу Ваньнина. Некоторым это даже нравилось, Чу Ваньнин же только вздрогнул всем телом, сильнее сжавшись. Но Мо Жань тут же понял — это потому, что он наконец рывками вошел полностью.
— Так лучше, учитель? — спросил Мо Жань, прижимаясь голой кожей к коже Чу Ваньнина и чувствуя, как пламя внутри только больше разгорается. Ему стало казаться, что его не потушить даже если во время секса разорвать Чу Ваньнина на куски и сожрать до последнего куска.
Конечно, Чу Ваньнин не ответил. Мо Жань думал, что безразличная рожа учителя отвратительна, но Чу Ваньнин отвернулся, словно хоть так мог убежать. Тогда Мо Жань обхватил пальцами его подбородок, развернул к себе. Его тут же окатило злым взглядом учителя, но Мо Жань с удовольствием ответил на это глубоким толчком.
В прошлый раз между ними сперма мешалась с кровью. Сейчас Мо Жань был аккуратнее, насколько могла ему позволить его звериная натура, которая подсказывала впиться зубами в беззащитное горло Чу Ваньнина. Но каким бы грубым, быстрым, глубоким ни был ритм, Чу Ваньнин продолжал оставаться спокойным, смотреть разочарованно. Все, чего мог добиться Мо Жань — болезненного излома бровей. Тогда ему надоело смотреть на это — в фантазиях и то было интереснее. В прошлый раз больше эмоций удалось выжать. Чу Ваньнин даже плакал…
Мо Жань резко вышел, поднялся на колени. Позволил себе некоторое время полюбоваться Чу Ваньнином со стороны — выступающими при глубоких вдохах ребрами, блестящей от пота кожей. Мо Жань чувствовал только свой животный запах пота, Чу Ваньнин же по-прежнему благоухал, как весеннее дерево. Словно даже в этом был лучше. Но вот он, опущен на уровень своего ученика и даже ниже. Осталось только заставить его получать удовольствие от этого, чтобы окончательно уничтожить его гордыню.
Чу Ваньнин воспринял передышку как возможность сбежать. Снова потянулся к одежде, и Мо Жань снисходительно смотрел на это, потом играючи перевернул его, поставил на колени и заставил поднять задницу. Чу Ваньнин все еще пытался сопротивляться, даже когда Мо Жань уложил его лицом в простыни. Именно в этот момент в императора полетела подушка, от которой он легко отмахнулся.
— Я же уже взял тебя, зачем теперь сопротивляться? — шепнул Мо Жань. — Если ты расслабишься, то нам обоим будет хорошо. Если научишься получать удовольствие подо мной, то все будет не так уж и плохо. Ты по-прежнему будешь жить в павильоне. Но там всегда будет тепло, а ты будешь всегда сыт, согрет. Я осыплю тебя богатствами этого мира. И, — Мо Жань едва мог сдержать смех, — назову своей наложницей.
— Убирайся, — глухо выкрикнул Чу Ваньнин. У Мо Жаня кончилось терпение, он снова начал входить. Чу Ваньнин сжимался, словно мог его не пустить, словно что-то еще мог контролировать здесь-то, в спальне императора. Мо Жань хлопнул его по бедру, как неподатливую кобылу, и, наклонившись, шепнул:
— Расслабься. Я хочу войти. Я все равно войду. И еще раз. И каждый раз, когда того захочу. Давай как следует разработаем тебя под меня…
— Ты обещал! — выкрикнул Чу Ваньнин, даже сопротивление прекратив. Он тоже теперь задыхался. Мо Жань усмехнулся, погладил мокрую спину, лопатки. Слизнул с пальцев солоноватый пот учителя. — Слово императора ничего не стоит?!
Мо Жань не мог сейчас мыслить здраво, когда ему открывался такой вид, когда Чу Ваньнин стоял на коленях перед ним и неотвратимо принимал его. Да и не понимал, зачем оправдываться, и все же снизошел до ответа:
— Я говорил один добровольно. Что я буду делать с тобой дальше я не говорил.
Пользуясь тем, что Чу Ваньнин замер, Мо Жань снова, стиснув его бедра, начал двигаться рывками, постепенно погрузившись полностью. Дальнейшее сопротивление Чу Ваньнина уже ничего не значило. Мо Жань широко развел его колени, и теперь учитель мог только принимать, уткнувшись в простыни. Если бы не дрожь Чу Ваньнина, Мо Жаню показалось бы, что учитель лишился сознания. Он больше не вырывался, даже на самых сильных движениях не издавал ни звука. Мо Жань придерживал его бедра, чтобы учитель не мог погасить силу движений, попытавшись уйти от этого проникновения. Мо Жань представлял, что у Чу Ваньнина сейчас такое же безразличное и спокойное лицо, словно то, что происходило с его телом, не касалось его, словно он был не здесь. А потом просто целомудренно оденется и выйдет из спальни, будто они просто разговаривали. Из-за этих мыслей внутри Мо Жаня закипало, и он сминал тело сильнее, до синяков, чтобы остались следы. Но следы на бедрах не увидел бы никто кроме него, тогда Мо Жань наклонился и прикусил кожу на сгибе шеи — сразу так сильно, что Чу Ваньнин сжался, двигаться стало сложнее, движения замедлились, хотя Мо Жань хотел наоборот наращивать темп. Он медленно надавил на поясницу, снова стал входить, ощущая, как понемногу заполняет Чу Ваньнина полностью. Разжав зубы, он наклонился к уху учителя, зашептал:
— Я всегда думал: «Какой учитель в постели? Неужели хоть что-то способно убрать это ледяное выражение с его лица?» Кто бы мог подумать, что нет… Но мы только начали.
Мо Жань с наслаждением ощутил, как Чу Ваньнин завозился под ним, попытался отползти. Тогда они оба окончательно рухнули в кровать, и Мо Жань толкнулся так резко, что тело под ним сильно вздрогнуло. С Чу Ваньнином секс был другой, как вызов, и Мо Жань вкладывал всю силу в свои руки, в толчки и как никогда ощущал почти звериное насыщение. Он жадно смотрел, как учитель принимал его, как крупный член полностью исчезал в теле Чу Ваньнина, независимо от того, сжимался учитель или пытался расслабиться, чтобы избавиться от боли.
— Ты никогда не покинешь этого места, — хрипел Мо Жань, млея от своей власти над этим человеком. Он не собирался до самого утра выпускать Чу Ваньнина из своей спальни и наслаждался мыслью, что никто не смог бы ему помешать. Даже сам Чу Ваньнин. Такой гордый и независимый раньше, теперь тихий, замерший… Мо Жаню показалось, что он сошел с ума, но ему захотелось ответа от учителя. Чтобы тот стонал, сам насаживался на него, чтобы просил двигаться быстрее. Чтобы не один Мо Жань был грязным.
От мысли об этом Мо Жань ощутил невероятное возбуждение, одной рукой схватил бедро Чу Ваньнина, второй перехватил его волосы, потянул на себя, толкаясь так, что будь Чу Ваньнин фарфоровым, давно бы разбился от интенсивности движения. Чу Ваньнин сжался так тесно, что двигаться стало невозможно, зато от ощущения этой живой, горячей тесноты Мо Жань кончил, царапнув светлую кожу бедра учителя. Может, ему показалось, может, это был его собственный звук, но Чу Ваньнин издал что-то, похожее на полустон-полувсхлип. Стоило Мо Жаню отпустить его, как Чу Ваньнин ожидаемо отстранился, перевернулся на спину и начал быстро подбирать с кровати свою одежду. Мо Жань дышал тяжело, Чу Ваньнин же был влажный от пота, шумно дышал носом, на императора старался не смотреть. Мо Жань выбросил руку вперед и поймал его за лодыжку. Чу Ваньнин дернулся, попытался вырваться.
— Этот достопочтенный хочет посмотреть, — упрямо проговорил Мо Жань и потянул учителя ближе. Чу Ваньнин вцепился в тряпки и император придвинул его вместе с постельным бельем, не без труда развел колени. Чу Ваньнин ощутимо дрожал, все еще пытался прикрыться нижним ханьфу. На бедрах и ягодицах осталась сперма, вход был припухший, но без следов крови. Чу Ваньнин держал подол ханьфу, пытаясь прикрыть нижнюю часть, и постепенно до Мо Жаня дошло, что именно он прячет. Потому что легкая ткань не могла почти ничего скрыть. Нет, у Чу Ваньнина не стояло, но его член явно был заинтересован в происходящем, приподнявшись. Мо Жаня это поразило, он почти ощутил себя преданным. Его учитель, казавшийся таким чистым, неприступным, почти возбудился. Чу Ваньнин, который будто существовал в параллельной реальности с сексом, который только что вырывался и теперь тоже был весь собран, ждал момента сбежать. А потом стало так горячо от этой мысли. От того, что у него почти получилось, он почти сделал учителя еще грязнее.
Мо Жань оставался голым, и Чу Ваньнин не мог не заметить того, что император снова готов продолжать. Чу Ваньнин с опаской смотрел, как снова поднимается член бывшего ученика, дернулся сбежать, но Мо Жань схватил его за запястье, тут же получил ногой в плечо, немного задело ухо. Мо Жань не остановился, он рвал надоевшие тряпки на лоскуты, в которые нельзя было уже завернуться. Чу Ваньнин был покрыт обрывками как опавшей листвой, и Мо Жань встряхнул его, освобождая от ткани. Чу Ваньнин попытался прикрыться руками, и тогда Мо Жаню пришла в голову новая идея. Все еще удерживая его запястье, император наклонился, будто хотел сказать что-то резкое, пошлое. Но вместо этого стремительно прижался своими губами к губам Чу Ваньнина. Одновременно с этим они снова рухнули на кровать. Чу Ваньнин пытался отвернуться, но Мо Жань стальной хваткой сжал его подбородок, в то же время открывая губы учителя, чтобы проникнуть внутрь языком. Чу Ваньнин замычал недовольно, завозился, когда Мо Жань раздвинул его ноги коленом, после чего направил в него член, коснувшись входа горячей головкой.
— Хватит, — выпалил Чу Ваньнин, как только смог отвернуться, и вздрогнул, потому что сразу после этого Мо Жань толкнулся внутрь. Шло все так же туго — учитель зажимался, пытался свести ноги, хотя между ними был Мо Жань. Тогда император подсказал ему, как подобает вести себя в постели — поймал за щиколотку и завел ногу себе за спину. Чу Ваньнин теперь смотрел на него как на человека, сказавшего глупость. Но Мо Жань не отпустил, да и в такой позе входить стало легче, двигаться получалось быстрее и более размашисто. Мо Жань видел некоторые признаки и это нравилось ему: закушенная губа, брови, которые то хмурились, то придавали лицу беспомощное выражение, словно Чу Ваньнин вот-вот заплачет. Мо Жаню хотелось мучить его, довести до оргазма, чтобы бесконечно потом об этом напоминать, но для этого двигаться надо было медленнее. А он не мог контролировать себя, когда трахал Чу Ваньнина. Ему хотелось разорвать учителю грудную клетку, забраться целиком в его тело, жадно пить его кровь. Вместо этого он губами находил чувствительную точку на шее учителя и впивался в нее до фиолетовых следов. Вместо этого он с силой толкался, словно желая как можно глубже оказаться в его теле. Чу Ваньнин упрямо молчал, был напряжен. Стоило только ослабить хватку — и учитель снова попытается сбежать, даже голым.
Выдержка подвела Мо Жаня, а может Чу Ваньнин и не собирался кончать сегодня. Но, лежа на учителе и пытаясь отдышаться Мо Жань ощутил, что заинтересованность Чу Ваньнина превратилась уже в полноценный стояк. Он ухмыльнулся, вышел из тела учителя и сел в кровати. Чу Ваньнин был слишком раздавлен, чтобы быстро вскочить и бежать, но он снова попытался в ворохе ткани найти свою целую одежду. Мо Жань оторвал его от этого занятия, положил к себе на колени, животом вниз, надавил на спину, не давая встать.
— Вот увидишь, вскоре ты будешь кончать от члена этого достопочтенного. А сейчас, так и быть, я помогу.
Чу Ваньнин понял, что происходит, дернулся слезть с его колен. Но он был так слаб, совсем не та легенда, каким его знали раньше. Мо Жань не торопился, сначала погладил круглую светлую ягодицу, постепенно опуская на нее пальцы, два как бы невзначай прошлись по ложбинке, легли кончиками на вход. Чу Ваньнин вспыхнул от ярости, задушено потребовал:
— Прекрати!
Мо Жань улыбнулся от бесполезности этого приказа и надавил. Пальцы вошли легко, Чу Ваньнин ахнул, вцепился в одеяло. Он был податливым, растраханным, уже не мог так сильно сжиматься, чтобы мешать пальцам двигаться. Мо Жань продолжал в безжалостном темпе и, когда Чу Ваньнин снова задрожал — просунул руку под его тело и обхватил член учителя. Теперь Чу Ваньнин оказался в ловушке, он не мог уйти от движений рук императора, потому что неминуемо нарывался на движение с другой стороны. Пытался отстраниться от ласкающей его руки — сильнее насаживался на пальцы. Пытался избавиться от пальцев — толкался в ласкающую его руку. Мо Жань наращивал темп до беспощадного, лица учителя он не видел, только красную от смущения или ярости шею, рассыпавшиеся по спине и плечам волосы. Даже сейчас он ощущал себя так, словно мстил учителю. Почувствовал, как тот несмотря ни на что приближался к разрядке, и углубил движения. Когда Чу Ваньнин кончал, он наклонился вперед, лицом уткнувшись в одеяло и, похоже, кусая его. Мо Жань нашел обрывок нижнего ханьфу, вытер об него руки, словно после грязной работы. Сразу после этого скинул Чу Ваньнина с коленей, да и с кровати — тот скатился на пол.
— Все, надоел, — облизнув губы, уведомил Мо Жань, глядя сверху вниз. — Ты хотел сбежать. Этот достопочтенный отпускает.
Чу Ваньнина все еще била крупная дрожь, заметная даже со стороны. Он осторожно собрал то из своей одежды, что еще было целым, накинул на себя, стараясь спрятаться в этих тряпках. Мо Жань наблюдал, не отрываясь и не моргая. Он выжидал. Когда Чу Ваньнин оделся, не глядя на императора, то направился к выходу, хотя и не таким ровным шагом, как ходил обычно.
Мо Жань поймал его у самой двери, снова спиной прижал к себе, почти нежно произнес:
— Поверил?
О, отчаянье, с которым Чу Ваньнин начал вырываться, было чуть ли не лучше секса до этого.
— Учитель этого достопочтенного так наивен, — говорил Мо Жань, пока тащил сопротивляющегося и злобно пыхтящего Чу Ваньнина обратно в кровать. — Ты и сейчас поверил? Поверил в то, что этот достопочтенный снова трахнет тебя? Или предвкушал это? Нет. Но спать ты останешься тут, в этой кровати.
Чу Ваньнин по-прежнему не мог кричать, чтобы не выдать страже, что тут происходило. Поэтому он даже отчитать его толком не мог. Но, когда Мо Жань уложил его в кровать и опять стал, уже как-то лениво и устало, стягивать с Чу Ваньнина одежду, тот снова шепотом повторил вопрос:
— Мо Жань, зачем?
— Чтобы унизить тебя, — ответил Мо Жань. Что-то такое отразилось в лице Чу Ваньнина — он все еще не понимал.
Свечи в комнате догорали, постепенно погружая ее в темноту, а Мо Жань не хотел звать слуг, чтобы зажгли новые. Чу Ваньнин под его рукой притих, но еще не спал. И Мо Жань понял, почувствовал — учитель не поверил ему. Но зачем еще ему было трахать Чу Ваньнина если не ради того, чтобы унизить? Конечно, когда-то он говорил, что они сделают это лишь раз, и думал, что ему хватит. Но не хватало. Он сам не знал, чего хотел от Чу Ваньнина, но он император, и не пристало отказывать себе в том, что он хотел или задаваться вопросом, зачем это ему.
— Если не заснешь сейчас же, то я выебу тебя еще раз, — пообещал Мо Жань. Чу Ваньнин моргнул еще пару раз, прикрыл глаза и притворился, что спит. Мо Жань притворился, что поверил.