— Кенуэй!
Знакомый голос громом гремит где-то в непосредственной близости от уха, и я вздрагиваю, неохотно высвобождаясь из липких объятий сна. Что мне там привиделось? Пожалуй, ответ на этот вопрос не узнает никто и никогда, ведь все как-то стирается.
Оказывается, меня вновь занесло в какое-то сомнительное заведение. Оказывается, меня находят и здесь с единственной же целью.
Надо мной наклоняется Джеймс, пытаясь что-то торопливо и гневно втолковать. Я не слушаю, пытаясь обозначить для себя по крайней мере, что это на самом-то деле не Джей, а Мэри. Всего лишь девушка, решившая попытать счастья в жестоком мире мужчин. Хотя кого я обманываю… не всего лишь.
Она хмурится, когда злится, и взгляд слишком уж постаревший, усталый, что так и подмывает спросить, что же с ней стряслось, но прервать пространные размышления о собственной наглости, глупости и ненадежности не отваживаюсь. Мэри чуть ли не кричит, ругается и удрученно качает головой. Смоляная прядь волос падает ей на лоб, девушка забавно фыркает, пытаясь ее сдуть.
А она правда занятная. Я старательно уверяю себя, что испытываю к Рид исключительно дружеский интерес, а потом медленно перехожу ту грань, когда начинаю за нее волноваться. Всерьез так, хотя на самом деле она способна в одиночку справиться с хорошим отрядом испанских военных — проверено.
— Что-то случилось? — как можно невиннее осведомляюсь я, склоняя голову на бок и щурясь.
На самом деле последнее нужно для прекращения раздвоения девушки в моих глазах, но она определенно видит в этом какой-то тайный смысл.
— Ты не слушал! — отдает сталью приятный женский голос. — Эдвард, ты худший человек из встреченных мной за всю жизнь!
Она ненадолго замолкает, словно это должно хоть как-то меня впечатлить. Терпеливо жду продолжения пламенной речи, киваю, чем привожу Мэри в еще большую ярость.
— Ты мог спасти того ассасина! Предупредить об опасности в конце концов! Или хотя бы не вмешиваться!
С досадой морщусь, вспоминая тот случай. Было это почти месяц назад, помнится весьма отчетливо, ведь больше после этого я в дела Братства и тамплиеров не влезал, предоставив возможность грызть друг друга самим. Но Рид каким-то образом прознала про последний заказ и примчалась читать морали через все Карибское море. Снова.
— Почему ты был на стороне тамплиеров? Они ведь хотят господства над всем живым, как можно верить таким людям?
— Они больше заплатили, — просто замечаю я.
У Мэри такое лицо, будто она мечется между двумя желаниями: врезать мне или разрыдаться с горя. По крайней мере, выражение лица у нее такое, будто она теряет последнюю веру в людей.
В меня, то есть. Мысль неприятная, но, в общем-то, верная.
— Неужели в этой жизни для тебя важны только деньги, Эдвард? — Глаза горят наотмашь бьющей ненавистью.
Брошено это с таким явным упреком, что аж самому неприятно становится, какая я скотина.
***
Но, оказывается, есть вещи и поглавней. Это я осознаю уже вечером того же дня, возвращаясь на корабль после долгого кутежа в местной таверне. Приятные воспоминания остаются в виде легкого опьянения и боли в спине — кровать неудобная попалась, а думать было особо некогда. Я задумчиво повожу плечом, с неудовольствием прислушиваясь к покалыванию в районе ребер.
— Старею, — вслух замечаю я.
— Только заметили, Кенуэй? — смеется Адэ. — Ведь пора бы на покой, а?
Шутя, отмахиваюсь от его слов. Он не обижается, скалится только шире и довольней, белые зубы сверкают в темноте.
Становясь за штурвал, я уже не столь радостно настроен. Слова Мэри клеймом выжигаются где-то в сознании, не позволяя думать ни о чем, кроме нее и той фразы.
«Неужели в этой жизни для тебя важны только деньги, Эдвард?»
Если подсчитать, она довольно часто повторяет фразу. В этом прослеживается какое-то даже разочарование, словно каждый раз возникающее у нее после очередной моей затеи.
Устало берясь за штурвал, я привычно приказываю идти подальше от трижды клятой бухты на всех парусах. День, проведенный в таверне, остается далеко позади, за сотни миль назад по соленым волнам, но от звенящего в голове голоса Рид отделаться не так просто.
Ладно, стиснув зубы, замечаю я. Можно и иначе.
Есть, определенно же есть. И причин много.
Первая… Вот, например, море. Важней всяких денег, важней меня самого. Лишите меня моря и на следующий день в мире станет на одного человека меньше. Другой жизни я не представляю.
Есть те, кто идут в пираты ради богатства, другие от безысходности и желания хоть чем-то заняться, но я не только сочетаю первые две причины, помимо этого, море у меня в крови, в душе. Есть же что-то неизмеримо прекрасное в том, чтобы стоять на мерно покачивающейся палубе, глядеть в горизонт и чувствовать свежий морской бриз в волосах.
Причина вторая: «Галка». Мелкая, но гордая и стремительная птица. Вроде бы корабль не из самых красивых и не из самых мощных, это я нелегко, но признаю, зато судно определенно родное. Оно стало мне домом, заменив далекий Суонси, который за полмира где-то. Как многие не продают Родину, я никогда не продам «Галку», какую большую цену за нее бы ни предлагали.
Победно усмехаюсь — видишь, Мэри, не в золоте все дело! Спустя секунду я соображаю, что беззвучно спорю с чем-то невидимым. Но мне это точно интересно и останавливаться не хочется.
Причина третья маячит на горизонте белыми флагами. Испанский фрегат, надо же, какая встреча! Криво ухмыляюсь, ненароком проверяю наличие мечей в ножнах.
— Вперед! — лихо раздаю команды я.
— Тэтч говорил не грабить пока, — пытается вразумить меня Адэ. — Королевский флот…
— Когда это он стал капитаном моего судна?
Судя по всему, он видит в моих глазах что-то, заставляющее замолкнуть на полуслове и покорно склонить голову. Уверенно киваю, продолжая раздавать приказы. Вот так и должно быть все, кто там вздумает оспорить слова капитана? Мне нужно быть единовластным монархом на этом судне, это просто необходимо.
Да, третья причина пахнет порохом и кровью, а на вкус отдает соленой до горькоты водой. Мэри считает, я свихнулся, грабя всех подряд. Я думаю, по-другому и жить нельзя.
На фрегате по какой-то причине зазевались, поэтому мы подходим почти вплотную. Вокруг догорают обломки дерева, тлеют рваные паруса, а «испанец» сильно потрепан. Недавно было сражение, из которого фрегат выходит победителем. Но как он на воде-то держится с такими повреждениями? Я поспешно отменяю приказ стрелять на поражение. Матросы отскакивают от пушек, видя, что малейший удар может уничтожить судно.
— На абордаж! — дурным голосом возвещаю я. — За вас уже все любезно сделали, просто принесите мне его товар!
И первым кидаюсь на вражеский корабль. Оттолкнувшись от борта «Галки» и схватив канат обеими руками, я прыгаю вперед, прямо в гущу сражения. Ладони неприятно саднят, зато внутри что-то жадно вспыхивает.
Спрыгиваю вполне удачно — приземляюсь точно на спину крупному солдату. Хитрый механизм скрытого клинка щелкает, вперед точно выкидывается острейшее лезвие. Короткий крик, похожий на всхлип, знаменует смерть испанца.
Еще двоих убираю точными выстрелами прямо в голову, удачно попав. Руки дергает отдача, а двое в желтой форме уже падают на палубу. Нет времени перезаряжать пистолеты, поэтому я торопливо и несколько неаккуратно, с резким лязгом стали, выхватываю мечи.
Я живу битвами, только в сражении получаю шанс выложиться на полную, обрушить весь гнев на кого-то еще. Словно смерч, проношусь по палубе фрегата, точными ударами заставляя врагов кричать. Бью, парирую, потом снова атакую, обманным движением ухожу за спину противника и рублю мечом по позвоночнику. Это можно описывать очень долго, еще дольше — получаемую эйфорию — странное чувство, заставляющее голову думать меньше, а клинки — мелькать быстрее.
— Сложи оружие, пират! — слышится визгливый голос. Оборачиваюсь, вижу худощавого мужчину с плешивой бородой. — Стой, иначе я убью!..
Он держит пистолет у головы той, кого ни в коем случае не должно быть на этом корабле. Испанский капитан целит в висок Мэри Рид.
— Можете забирать товар и деньги, но позвольте мне уйти! Иначе я пристрелю вашего мелкого пирата!
От отчаяния он готов совершить что угодно, лишь бы спасти свою никчемную жизнь. И это внезапно срабатывает. Я замираю, недоверчиво глядя на девушку, невесть как появившуюся здесь. Так вот чей был корабль, обломки которого мы видели!
— Забирай деньги! — повторяет капитан.
Мэри спадает с лица, бледнеет. Она почему-то уверена, что золото я ценю больше ее жизни.
И даже захоти я ее спасать, все равно никак не получится. Добежать не успею, выстрелить же самому… есть шанс не успеть.
Она смотрит на так, будто давным-давно растеряла веру в меня. Ее нет, осознаю я. Совсем. Окончательно.
«Неужели в этой жизни для тебя важны только деньги, Эдвард?»
Хочется во всеуслышание поорать это решительное «Нет!». Хочется сделать хоть что-нибудь, только бы она перестала так смотреть.
Рискуя как никогда, я стреляю. Без прицеливания, без подстраховки какой-нибудь и совершенно без надежды.
Дуракам везет все-таки.
Испанец с простреленной головой падает рядом с Рид. А та так и остается стоять с ошалевшим взглядом и трясущимися руками.
— Не золото, — тихо замечаю я, но она слышит. — Не только оно.
От этих слов она вдруг ломается, падает на колени, схватившись за голову. Поддавшись внезапному порыву, я оказываюсь рядом, помогаю снять веревки с запястий и без слов прижимаю к себе Мэри. Ее колотит дрожь.
— С-спасибо, — онемевшими губами выдавливает она.
— Спасибо, — выходит тихо, но вполне утвердительно.
«За надежду», — хочется добавить Рид.
«За веру», — остается невысказанным у меня.