Story of roofs

Юнги семнадцать, он курит, лазает по крышам и хочет умереть в двадцать семь.

Под ногами пылает в неоне город, машины сливаются в шумящие потоки, а он вышагивает по краю парапета, балансируя на узкой полоске жести. Ветер треплет высветленные волосы, и Юнги классно.

В голове приятно пусто, и ему думается, что он сейчас полетит.

Ветер бьет порывом в лицо, Мин спотыкается, заваливается на бок и чувствует, как поскальзывается на холодной поверхности, чтобы по-настоящему полететь вниз.

Навстречу сверкающему пламени, визжащим шинам и размазанным по черному асфальту мозгам.

Он закрывает глаза, судорожно вдыхает и, уже не чувствуя опоры под ногами, думает: «Какая жалость». Как чувствует сильную хватку на своем запястье и как его быстро затаскивают обратно.

- Жить надоело? – у него ярко-рыжие волосы, бледная кожа и красивые пухлые губы. Юнги задерживается на них на пару секунд дольше, а после лениво смотрит в глаза.

- А что если да?

Рука на его запястье сжимается, и Юнги шипит.

- Тогда ты тупой.

- Сам ты тупой.

Юнги обижается.

И вырывает руку.

- Больно. Выглядишь, как глиста на палочке, че сильный-то такой? – ему все еще обидно.

- Поэтому, - отошедший парень оборачивается и поднимает пальцем край верхней губы.

На крыше темно, и Юнги усмехается.

- Вампир? Серьезно?

- Не веришь, ну и не надо, - «вампир» подходит к парапету и садится, свешивая ноги вниз.

- Ну и сколько тебе лет?

Юнги щурится.

- Девятнадцать.

- И давно тебе девятнадцать?

На бледном лице отражаются разноцветные огни, а глаза черные-черные. Он поворачивается к Мину и смотрит, как на последнего идиота.

Юнги выдерживает секунд десять, а после хрюкает и хохочет до боли в животе.

Потом он нагло двигает «вампира» и садится рядом, болтая ногами над светящейся пропастью и разглядывая пыльные носы грязных кед.

Руки у рыжего и вправду холодные.

***

Юнги ждет, пока ругань за стенкой стихнет, прокрадывается за кедами в прихожую и, схватив со спинки стула любимую ветровку, спрыгивает из окна на плоскую крышу. Счастливое ожидание разрывает его изнутри, щекоча ребра и растягивая губы в широкую улыбку. Мин не знает, что это за чувство и чего ему от него надо. Может, тот парень ему вчера вообще приснился? А что, у него как-то такое было.

Дыхание сбивается от бега и прыжков по крышам, лицо печет.

На краю той самой крыши, на фоне темно-синего неба, сидящая фигурка. Его рыжие волосы видны даже в темноте.

Юнги на мгновение чувствует себя глупым псом, радостно прибежавшим к тому, кто имел глупость его погладить.

Он медленно подходит и садится рядом.

Парень – Чимин (он сказал свое имя вчера ночью) – пьет что-то через трубочку, задумчиво смотря вниз. Мин смотрит на стоящую торчком прядку, и приглаживает свои волосы.

- Вкусно?

Чимин поворачивается, улыбается уголками губ и кивает.

- Дай попробовать.

Они смотрят друг другу глаза в глаза пару секунд, а после рыжий протягивает ему пакетик.

Юнги обхватывает трубочку губами, делает глоток. И сразу же плюется.

- Че, реально кровь?? – он пихает пакетик смеющемуся Чимину обратно, и принимается вытирать язык рукавом.

- А ты думал, я перед тобой Эдварда Каллена изображал?

- Так ты реально вампир???

- М-м-м, да?

Чимин смотрит на округлившиеся глаза Юнги и хохочет, ложась животом на колени.

- Прям вот пьешь только кровь и живешь вечно?

- Ну, насчет «вечно» я не уверен, но кровь, да, пью.

Чимин улыбается, и Юнги пялится на его удлиненные клыки.

Они неловко молчат, и вампир снова подносит трубочку к губам. Юнги переводит взгляд вниз и смотрит, как сам нервно сжимает одну руку другой.

- Только не говори, что сейчас ты скажешь, что у меня охуенно редкая кровь и что я должен стать твоей жертвой или как это у вас называется?

Чимин замирает, смотрит на Мина и саркастично поднимает бровь.

- Кажется, кому-то нужно меньше смотреть дорам?

Мин чувствует, как заливается краской.

- Эй, ну серьезно!

***

- Чонгук долбоеб! – громко заявляет Юнги, лежа на мягких коленках Чимина, и рассматривая больше его лицо, чем темное небо с редкими звездами. – Он мне все уши прожужжал про этого новенького Тэхена, а когда тот появляется на горизонте, это чучело начинает изображать из себя альфа-самца. Не, ну серьезно. Если он тебе нравится, можно же хотя бы вести себя адекватно?

Чимин улыбается этими своими мягкими, полными губами, и Юнги подвисает, забывая продолжение возмущенной тирады. В чайных глазах отражаются яркие огни, и Мин думает, что у Чимина внутри свой собственный город. С рыжими рассветами, добрыми, часто улыбающимися людьми и таинственной дымкой ранним утром.

- О чем думаешь? – Юнги очень хочется, чтобы на него посмотрели чайными глазами.

- На той стороне улицы, - Чимин кивает в сторону светящейся пропасти, - пару дней назад открылась булочная. Там работает очень милая девушка. Все покупатели выходят с улыбками на лицах.

- Значит, тебе нравятся милашки?

Юнги поднимается с колен и садится рядом, чуть отодвигаясь.

- Ревнуешь?

- Ты дурак?

Чимин хихикает.

Его волосы похожи на огонь, а торчащие прядки – на искорки.

- Возможно.

Мин шутливо бьет его кулаком в плечо, а Чимин изображает, что ему очень больно.

В это утро он провожает Юнги до дома, наблюдая за тем, как ему неловко машут ладошкой и как белая макушка скрывается за оконной рамой.

Чимин делает вид, что уходит, а после тихо садится под окном, чтобы услышать размеренное дыхание мгновенно уснувшего человека.

***

Чимин часто забывает, сколько ему лет. Дело не в том, что очень много, а в том, что это в общем-то не важно. Но, если постараться вспомнить, то ему где-то около… пятидесяти? Да, наверно так.

Его детство прошло в деревне во времена активного экономического роста. Тогда Южную Корею усиленно поднимали с колен, и к этому прикладывались все силы. На бесполезных детей, особенно в деревне, всем было, по большому счету, наплевать.

У Чимина была большая семья, и им досталась земля. Взрослые говорили, что это очень хорошо. Чимин верил взрослым. Чимин вообще был послушным мальчиком. Лет до девяти, пока в их глухомань непонятно как не занесло труппу артистов. Всего человек десять, самих артистов – четверо. Четыре девушки. Таких красивых, что земля уходила из-под ног. Чимин никогда не видел таких красивых людей. Его семья вызвалась их приютить, пока не решится вопрос с транспортом до Сеула, и одна из богинь потрясающе очаровательно подмигнула маленькому, чумазому Чимину. Чимин так смутился, что сразу убежал на задний двор. И там, совершенно случайно наткнувшись на старый железный таз с водой, он увидел свое чумазое отражение. Пыльные волосы стояли торчком в разные стороны, щеки измазаны в какой-то грязи, а воспоминания о настоящем цвете местами рваной майки давно канули в лету. Образы прекрасных артисток, все еще стоящие перед глазами, заставили надрывно всхлипнуть, и Чимин плюхнулся на землю, пытаясь вытереть маленькими кулачками стекающие по пухлым щечкам слезы, в результате только сильнее размазывая грязь. На следующий день девушки, в благодарность за радушный прием, решили дать выступление. Танцы. Окончательно перевернувшие в Чимине все, что было, и заставившие влюбиться навсегда. Чимину захотелось стать таким же. Таким же красивым, так же двигаться, так же притягивать взгляд, получать такое же внимание. И любовь.

Чимин хотел быть любимым.

В Сеул он сбежал в четырнадцать.

Постоянная тяжелая работа на полях сделала его тело крепким и сильным, а непрерывные занятия танцами с того дня – гибким и грациозным. Но его юный разум, полный надежд и стремлений, не был готов к жестокой, беспощадной реальности, упавшей на него бетонной плитой по прибытии в столицу.

В Сеуле люди работали на износ. Город совсем не был ярким и сверкающим, по какому Чимин гулял в своих снах. Люди не улыбались, они кутались в тонкие, негреющие шарфы и шли на работу. Чимин не хотел становиться частью этой толпы в серо-черных куртках. Но возвращаться было некуда.

Пять лет прошли в бесконечных поисках способов выжить. Ему нужно было что-то есть и где-то жить, а для «чего-то» и «где-то» нужны были деньги. Его волосы снова стали стоять торчком от пыли, а на лице появился стойкий слой грязи, который просто не было сил смывать каждый вечер. Он стоял у станка, когда внезапно объявили общий сбор и выстроили всех в одну шеренгу. Зашедший в цех человек был в ослепительно белом костюме, а его темные волосы блестели, как шелковые. Он медленно шел вдоль грязных, серых людей, пока не остановился рядом с Чимином и не поднял его опущенную в поклоне голову за подбородок.

Этот человек был похож на тех сумасшедше красивых девушек, что когда-то давным-давно по воле случая оказались в их деревне.

Он внимательно рассматривал его лицо около минуты, а после повернулся к людям в черных костюмах у дверей и кивнул в сторону Чима. Его быстро взяли под ручки и посадили в большую черную иномарку.

Чимину почти не было страшно. Он настолько устал за эти пять лет, вытравивших из него все мечты, что ему было уже все равно. Все, что ему хотелось – мягкая, чистая постель и тарелка домашней лапши, которую так вкусно умела делать его мама. Но его привезли в большой особняк, вымыли, переодели и привели к тяжелой деревянной двери. За дверью его ждал человек с шелковыми волосами, который представился Ким Сокджином, и предложил заключить контракт. Чимину предлагали долгосрочную работу приближенного слуги. Ему обещали дать крышу над головой, постоянное питание и решение всех проблем, с одним условием – Чимин должен был стать вампиром, чтобы Сокджин не сомневался в его верности.

Ему дали время на раздумья, но он согласился сразу.

Чимин медленно идет по коньку крыши, навстречу встающему над высотками оранжевому солнцу. Он до сих пор не знает, правильным ли было его спонтанное решение тогда или это было самой большой ошибкой. Сокджин входил в верхушку чеболя Daewoo и занимал довольно высокую должность (Чимина в детали никто не посвящал), он хорошо относился к своему слуге, и последнего это вполне устраивало. Чимин проработал у Кима одиннадцать лет – до того, как компания была ликвидирована правительством. В тот день Сокджин выдал ему его последнюю зарплату и сказал, что отпускает на все четыре стороны. Они не были друзьями, но за десять лет успели стать не чужими друг другу. Нет, Чимин не плакал, ему иногда вообще казалось, что он больше не способен на сильные эмоции, но все же ему было немного грустно. Поэтому он позволил себе то, что никогда ему не позволялось – он обнял Сокджина и шепотом пожелал ему удачи. Больше они никогда не виделись.

Чимин выдыхает и садится на край, смотря на горящие солнечным пламенем стекла небоскребов. Он не считает, что ему много лет, совсем нет. Внутри него, погребенный под слоями старой, заводской, пятилетней пыли, все еще живет тот четырнадцатилетний мальчик, приехавший в Сеул с мечтою стать танцором. Чимин не может заставить себя почувствовать тот восторг, с которым он жил когда-то давно, но он его помнит. И смотря на этого мальчишку с высветленными волосами, который доверчиво рассказывает ему буквально все, Чимин надеется на что-то.

Чимин не знает, что это «что-то», но от него теплеют щеки и чуть быстрее бьется давно мертвое сердце.

Чимину вроде девятнадцать, ему нравятся закаты, он пьет кровь из пакетов по утрам и думает, что жить не так уж и плохо.

***

- Если честно, иногда я думаю, что сошел с ума, а ты моя слишком реалистичная галлюцинация.

Юнги привычно лежит на мягких коленях, привычно пялясь на Чимина, и Чимин фыркает.

- Все может быть.

- Иногда я щипаю себя, но ты не исчезаешь, - вполне серьезно продолжает Мин, и Чимин фыркает еще раз.

Они молчат пару минут, прежде чем…

- Поцелуй меня?

Юнги не хотел говорить, он вообще не хотел открывать рот. Но… Но. Чимин очень странно на него действует. Он же вампир, в конце концов.

Чимин переводит на него взгляд и просто наклоняется, прикасаясь своими потрясающими губами к узким и сухим губам Юнги. Просто так. Простое прикосновение.

Вампир отстраняется и снова смотрит на догорающий розовым горизонт.

- Мой первый поцелуй случился с галлюцинацией-вампиром, - нейтрально констатирует Юнги.

Чимин жмет плечами.

- Ты сам попросил.

Юнги нравится их традиция провожать закаты вместе.

Юнги нравится Чимин.

***

Юнги ненавидит всех.

Ненавидит гребаную школу с тупыми учителями, ненавидит своих недалеких одноклассников, ненавидит ебаных родителей, ненавидит их дурацкую холодную квартиру под самой крышей.

Юнги ненавидит слушать постоянный непрекращающийся ор за стенкой, который не может перекрыть даже включенная на полную громкость любимая музыка в наушниках. Он серьезно не понимает, как можно столько орать. Иногда у него создается впечатление, что они орут друг на друга все время, пока друг друга видят. Юнги ненавидит это от всего сердца.

Юнги ненавидит понедельники и четверги. Юнги ненавидит идиотские голубые обои в своей комнате. Юнги ненавидит их злобную кошку, которая царапает его при любом удобном случае. Юнги ненавидит свой ободранный, грязный портфель и джинсы двоюродного старшего брата по маминой линии. Юнги ненавидит то, что ему приходится их носить, потому что другого нет.

Юнги ненавидит ебаные родительские собрания в его ебаной школе, после которых его рОдИтЕлИ внезапно вспоминают о его существовании. Ой, да неужели вам вдруг резко стало интересно, что ваш любимый сын прогуливает половину уроков и, о Господи, курит в школьном туалете??? Какой ужас! Сжечь его!

Юнги зло кидает свой портфель на крышу и от души его пинает, чтобы тот улетел подальше.

- Ненавижу их!!! Снова эти тупые претензии! Когда учиться начнешь?? Учителя жаловались на неуважительный тон! Ты что??? Куришь?! Да, блять, курю, прогуливаю, хамлю и вас, блять, ненавижу! Если они еще узнают, что я гей, у них спрашивалка отвалится. Заебали.

- А ты гей?

- Господь, и из всего тебя заинтересовало только это??

Юнги смотрит почти обиженно на пытающегося притворяться серьезным Чимина, и глубоко вздыхает, садясь спиной к парапету.

- Да, я гей, - он отрывает кусочек рубероида и с силой кидает в сторону портфеля.

Чимин хмыкает и подставляет лицо теплому, нежному ветру.

Юнги напряженно молчит несколько минут, а потом агрессивно поворачивается:

- И ты ничего на это не скажешь??

- Я вообще-то целовал тебя неделю назад, - говорит Чимин и поворачивается, смотря в темные глаза. – Что ты хочешь от меня услышать?

Юнги тушуется и снова принимается портить крышу.

- Разве это был поцелуй?

- А ты хочешь? – Чимин щурится.

- Что?

- «Настоящий» поцелуй.

Юнги замолкает и смотрит на свои пальцы, медленно краснея.

- Не знаю… Наверное…

Чимин перекидывает ноги через парапет, обратно на крышу, и несильно толкает Юнги на спину, кошачьим движением оказываясь сверху. Мягкое нажатие на подбородок, и своего языка касается чужой. Немного прохладный, скользкий и странный. Юнги не знает, почему странный, просто потому что? Чимин засасывает его нижнюю губу, и они смотрят друг другу в глаза. Мин чувствует, как краснеет еще сильнее. Чимин очень классно целуется. Наверное. Юнги не знает, но чувствует, что у него дрожат коленки. Он непроизвольно цепляется пальцами за ворот белой футболки и быстро дышит, когда вампир отстраняется. У Юнги в голове туман, а Чимин как-то странно хмыкает, щелкает его по носу и уходит, оставляя человека лежать на теплой крыше и закрывать горящее лицо руками.

Мин остается лежать на крыше до рассвета, промерзая в легкой футболке до костей, и под утро плетется домой.

Чимин не появляется на следующий день.

И через три дня тоже.

Юнги думает, что на крышах стало как-то скучно.

И от этого почему-то хочется плакать.

Себя Юнги тоже ненавидит.

***

Юнги настолько ушел в себя, что совсем забыл о надвигающемся родительском собрании.

Обычно он всегда готовился заранее – чинил все время ломающуюся щеколду на хлипкой двери, подбирал плейлист самой орущей музыки, собирал портфель на всякий случай. Но сегодняшний ожидающийся пиздец просто вылетел из головы. Его вытеснили мысли об исчезнувшем Чимине.

Он раздирал до крови очередную ранку на пальце, когда в его комнату ворвался взмыленный отец, грубо за руку выдергивая из-за стола и вырывая из пальцев телефон, кидая в угол. Юнги слышал, как он шлепнулся за кровать.

- Как ты себя ведешь!!! – от ора у дезориентированного Юнги заложило уши. – Я спрашиваю, как ты себя ведешь, сучонок?!!

За спиной отца появляется мать со злым взглядом. Смешивание своего сына с дерьмом – это, пожалуй, единственное, в чем они были солидарны.

- Ты срываешь уроки!! Это позор!!!

У его отца покрасневшее лицо и вздувшиеся вены на висках.

- Ты позоришь нас, ублюдок!!!

Его лицо похоже на уродливый воздушный шарик.

- Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю, - его подбородок грубо хватают и дергают вниз. Это больно.

- Ты пойдешь и принесешь публичные извинения.

- Не пойду, - Юнги говорит тихо, но в наступившей звенящей тишине его слышно лучше звона пожарного колокола.

- Повтори.

Юнги понимает, что ему пиздец.

- Я не пойду.

Он смотрит прямо в испещренные красными сосудами глаза и говорит четче, чем когда работает над своим произношением.

Его отец замахивается и влепляет ему такую пощечину, что Юнги падает на задницу.

Боль оглушает.

Он прикладывает к щеке дрожащую ладонь.

- Я жалею, что ты мой сын.

Юнги чувствует, что дрожит.

- А я не просил такого отца.

Мать ахает, прижимая руки к губам, а повернувшийся в сторону двери отец опасно поворачивается.

- Повтори!

Звучит более угрожающе, и Юнги делает ставки, пойдет ли кровь на этот раз.

- Хо, с него хватит, - эта женщина кидается к его отцу, цепляясь за его руку и утягивая к выходу.

- Какого хрена ты лезешь? – он переключается на нее, и Юнги возможно должен быть благодарным?

Ха, пошли они все нахуй.

Орущий ком перемещается на кухню, а Юнги кидается к рюкзаку, быстро скидывая туда бесценную тетрадь со стихами, любимого Кумамона и коробку с заначкой. Он мгновение думает над своими ногами в носках, но…

- С этого дня ты на домашнем аресте! – голос отца из кухни, и Юнги сильно прикусывает нижнюю губу. – Только попробуй высунуть свой нос.

«К хуям», - думает Юнги и бесшумно открывает окно, выпрыгивая на крышу в тонких носках и легкой футболке в теплый порыв ветра.

***

Слезы начинают застилать глаза уже на половине дороги. Юнги упрямо их смахивает, на автомате перепрыгивая с крыши на крышу. Ему нужно добраться до их места. Просто жизненно необходимо.

Он цепляется носком за острый край крыши и рвет ткань, царапая ногу до крови.

Добежав до той самой крыши, он просто падает на колени, сворачиваясь калачиком вокруг своего грязного рюкзака, и начинает рыдать взахлеб.

Он никому не нужен. Его никто не любит. Ни родители, ни… ни он… Он забрал его первый поцелуй и просто кинул его. Юнги такой дурак.

Щека горит, а ногу жжет, и Мин чувствует, как от крови теплеет ткань носка.

Юнги думает, что он самый одинокий на всей этой гребаной планете. И это одиночество продувает его ледяным сквозным ветром от пяток до затылка через его тупое сердце. Юнги думает, что легко спрыгнул бы сейчас с крыши, и плевать на идиотские двадцать семь. Но сил нет даже чтобы отлепиться от его дурацкого рюкзака. Юнги думает, что он такой слабак.

Он остается плакать, пока просто не отрубается.

***

Совершая свой привычный путь по крышам, Чимин уже привык осторожно наблюдать за одиноко сидящей каждый вечер на их месте маленькой фигуркой Юна. Он выглядел настолько потерянным, что хотелось наплевать на все свои благородные порывы и заставить этого котенка улыбнуться. Но Чимин держался. Потому что так было лучше. Они не могли быть вместе. Вампир не был готов давать себе надежду на отношения. Они слишком идеально подходили друг другу, Чим чувствовал. Это имело все шансы затянуться. Рано или поздно Юнги бы захотел стать обращенным. Чимин не смог бы выполнить его желание. Обращенные не могут обращать. А искать Древнего – значит подписать вечный контракт на роль слуги. Джин был неплохим хозяином, но хозяином. И Чимин до сих пор чувствовал эту связь. Это разрушило бы жизни им обоим. Он просто не мог так поступить.

Но когда он почувствовал знакомый запах крови, а потом увидел свернувшегося вокруг пресловутого рюкзака маленького человека, внутри что-то резко вздрогнуло и с хрустом надломилось.

Он в шаг перелетел огромное расстояние между высотками, и бесшумно оказался рядом со своим дрожащим от холода котенком, накрывая его своей кофтой. Юнги резко замер, и…

- Хэй?

…обернулся, смотря на вампира огромными блестящими глазами. Секунда, чтобы впиться в белую футболку окоченевшими пальцами, и Чимин вздрагивает от громкого всхлипа. Юнги жмется ближе, зарываясь холодным носом в бок, и начинает громко рыдать. Заставляя Чимина вздрагивать от каждого шумного вдоха.

Чимин замечает начавшие проявляться синяки на щеке, и понимает. Чимин думает, что родители Юнги полные идиоты, и весь вопрос в том – как быстро они осознают свою ошибку.

Чимин обнимает дрожащего и трясущегося от истерики Юна и мягко шепчет:

- Хочешь, пойдем ко мне домой?

***

У Чимина квартира под самой крышей, как у Юнги. Только немного меньше, тише и намного уютнее. На простых, оштукатуренных, белых стенах висит просто огромное количество фотографий. Утренних и вечерних, городских и загородных, простых и загруженных, черно-белых и цветных. Они большие, маленькие, полароидные, распечатанные на принтерных листах, в рамочках, приклеенные скотчем.

За перегородкой шумно вздрагивает древний холодильник, заставляя Юнги подпрыгнуть от неожиданности. Мин опасливо выглядывает из-за угла на затихшего зверя.

- Он у тебя всегда так?

- Кто?

- Холодильник.

Уже упавший на кровать Чимин подвисает на пару секунд, а после весело хмыкает.

- Наверно, да. Я уже привык.

Юнги поворачивается и смотрит на расправляющего одеяло вампира.

- Я думал, ты спишь в гробу.

Чимин заканчивает и снова залезает обратно, подтягивая к себе макбук.

- Ага, на осиновых кольях, - Чимин выдерживает пару серьезных секунд, поднимает глаза на человека, и они вместе хрюкают, начиная смеяться.

Юнги наступает на больную ногу и тихо ойкает, заставляя Чимина отложить ноут и за мгновение оказаться рядом. Он поднимает Мина на руки и относит на кровать.

- Прости, совсем забыл… Сильно больно? – холодные пальцы аккуратно снимают пропитавшийся кровью носок, осторожно откладывая его в сторону. Вампир немного морщит нос.

- Не очень, - Мин вцепляется пальцами в пододеяльник и чуть-чуть краснеет кончиками ушей. Чимин всю дорогу до дома нес его на руках.

- Тебе повезло, что у меня есть перекись.

Пока Чимин суетится, обрабатывая его ногу, Юнги медленно скользит взглядом по фотографиям. Их очень много, но ни на одной нет самого Чимина. Юнги думает, что это очень странно.

- Почему у тебя нет фотографий с собой? – Чимин заканчивает обматывать его ногу разорванной на бинты футболкой. – Только не говори, что не отражаешься на фотках.

Чимин стягивает второй грязный носок, кидая его в общую кучу, и задумчиво оборачивается на стену.

- Ну, они есть, я их просто не вешаю.

- А что так?

Чимин немного молчит.

- Боюсь, что они выцветут?.. – полувопросительная интонация была странной, но Юнги решил не переспрашивать.

Чимин относит испорченные носки в мусорное ведро.

Юнги слышит звук открываемого холодильника и вспоминает, что целый день ничего не ел. Чимин возвращается с пакетом крови и ловит несчастный голодный взгляд.

- Как ты относишься к вредной еде?

Юнги чувствует, как у него во рту начинает собираться слюна.

- Великолепно!

Чимин приносит ему незаконно вкусно пахнущий пакет из Мака. Чимин укутывает его в пуховое одеяло. Чимин включает его любимую дораму. Чимин ложится рядом так близко-близко, что Юнги чувствует, как бьется его сердце.

Юнги думал, что у вампиров так не бывает.

Мин впервые засыпает не в своей постели, и ему впервые так спокойно и абсолютно хорошо.

***

Юнги нравится жить вместе с Чимином.

Днем, пока Мин еще спит, он куда-то уходит, оставляя ключи от квартиры, а вечером возвращается с едой и парочкой историй, выцепленных с улиц.

Они вместе ужинают, Мин – бургерами, а Чимин присасывается к пакетам с кровью, а после в обнимку смотрят дорамы всю ночь, пока Юнги не засыпает.

Юнги, долго стесняясь, все-таки показывает свою священную тетрадь со стихами, а Чимин в ответ – спрятанные альбомы с самыми любимыми фотографиями. И рассказывает, что всегда хотел стать танцором, но жизнь та еще сука.

Пару раз они вместе готовят, в итоге оказываясь либо мокрыми до трусов, либо полностью в муке и взбитых сливках. В последний раз их веселье закончилось, когда Юнги от души измазался в сливках, а Чимин, не задумываясь, просто заботливо стер их с худой щечки. Юнги покраснел от макушки до босых пяток и убежал в ванную.

Гавайская пицца с «Серьезно? Ты никогда не пробовал?», промокшее от слез плечо Чимина на особо трогательной серии, веселые догонялки по десятку квадратных метров со сшибанием всего на своем пути – все это закончилось, когда вернувшийся в очередной раз Чимин с каким-то обреченным лицом положил перед Юнги листовку о поиске пропавшего человека. Листовку с его фотографией.

***

- Что будешь делать?

Чимин сидел на краешке кровати, его глаза скрывала упавшая рыжая челка. Юнги невыносимо хотелось подойти и заглянуть в эти красивые чайные омуты, чтобы увидеть, что плещется на самом дне. И найти ответы на свои мучительные вопросы.

- Останусь с тобой.

Чимин так тяжело вздыхает, что отдается болью где-то под ребрами.

- Юнги, ты не можешь остаться со мной.

- Почему?

Чимин поднимает глаза и смотрит. И у его глаз нет дна.

- Я вампир, а ты человек. Мы разные виды. Это опасно для нас обоих.

- Так обрати меня! Ты ведь тоже раньше был человеком!

Чимин как-то бессильно роняет голову и совершенно устало проводит ладонью по лицу.

- Это невозможно. Тебе нужно вернуться, Юнги. Твои родители беспокоятся о тебе.

- Лучше я спрыгну с крыши.

Чимин подскакивает с тихим рыком, хватая Юнги за запястье.

- Я не позволю.

Они замирают на пару секунд, а после Мин в слабом, отчаянном жесте, несмело тянет руки к Чимину, и Чимин сильно-сильно прижимает его к себе. Тоже как-то абсолютно отчаянно и до боли тоскливо.

Они ничего не говорят и ничего не обещают. Юнги чувствует, что вот-вот должно случится что-то очень страшное, что-то, на что он бы никогда не согласился.

Чимин мягко берет его за подбородок и осторожно приближается к губам.

Внутри Юнги рушатся города и погибают цивилизации. Темные самолеты несут смертоносные атомные бомбы, обещая убить все живое, что успело появиться в его истерзанной эмоциями и чувствами душе. Чимин касается его губ своими, и человека прошибает крупная дрожь. Зрачки вампира меняют размер, и Юнги чувствует, что это очень-очень плохо, но он не может даже закрыть глаза.

Чимин прижимает к своей груди самое ценное, что у него было за всю его жизнь. Маленькое существо, ради которого он готов пойти на ужасный эксперимент с самим собой, потому что к прежней жизни вернуться уже не сможет. Его маленький человек в испуге распахивает глаза, пока Чимин делает то, что был должен сделать еще несколько месяцев назад, когда они только встретились.

Чимин влюбленно проводит большим пальцем по мягкой, бледной щечке, стирая мокрую дорожку, отрывается от покусанных узких губ и одними губами шепчет на самое ушко: «Спи».

Я люблю тебя.

Через несколько часов Юнги проснется у дверей своей квартиры и не будет помнить последние два месяца своей жизни.

***

Юнги двадцать четыре, он курит, учится на последнем курсе универа и хочет умереть в двадцать семь.

Благо, осталось всего три года. Не так уж и долго ждать.

Он учится на юриста (по настоянию родителей) и пишет песни, накладывая музыку на свои стихи, просиживая за компом ночи напролет и пугая собственную несчастную кошку черными синяками под глазами. Юнги вообще, честно говоря, не знает, зачем ему кошка. Возможно, чтобы продержаться до пресловутых двадцати семи, а, может, просто из-за того, что при взгляде на нее что-то теплое разливается под ребрами. Возможно, эта кошка каким-то образом напоминает парня из его снов.

Иногда Юнги задумывается о том, что это ненормально. Все это. Песни по ночам, чувства к кошке, счастье, которое он может испытывать только когда спит. Это абсурдно, и Юнги давно уже пора к врачу. Но какой смысл лечить кожную сыпь, когда у тебя рак крови?

Юнги вздыхает и заливает в себя остатки банки энергетика. Зачем они вообще делают эту дрянь, когда она совсем не действует?

В универе как всегда шумно и до тошнотворного скучно. Пока Мин стоит в огромной очереди в столовой, он вспоминает, что совсем скоро предзащита диплома, а у него гениальное многостраничное нихуя. Он флегматично выбирает между тток-сэндвичем и керанппаном, скучающе садится жевать, запивая колой из автомата, поворачивает голову и замирает с открытым ртом.

Те самые чайные глаза, те самые нежные, пухлые губы, те самые любимые маленькие ладошки. Только вместо огненно-рыжих прядей смольные черные. Но он не может ошибаться, потому что видит это лицо каждую ночь, как только закрывает глаза.

Юнги прикусывает до боли щеку изнутри, чтобы точно удостовериться, что он не спит. Что все действительно реально. Или что его галлюцинации стали настолько правдоподобны, что ложиться в психушку можно прямо сейчас.

Он следит, как парень из его снов медленно ест, весело разговаривая со своим другом, пересекается взглядом с Юнги, тушуется, неловко улыбается, а потом поднимается, чтобы отнести грязную посуду в место сбора. У него светлая рубашка, застегнутая на все пуговицы и небольшая кожаная сумка через плечо с парой выглядывающих тетрадок. Юнги не чувствует, как поднимается следом.

Парень ставит поднос и резко разворачивается, чуть ли не сталкиваясь нос к носу с Мином.

- Тебе что-то от меня нужно?

У Юнги кровь шумит в ушах.

- Чимин?..

Настороженность в чайных глазах сменяется непониманием и чем-то еще.

- Мы знакомы?

Юнги кажется, что где-то внутри по его сердцу с хрустом проходит сквозная трещина.

Ему хочется кричать, ответить, сказать хоть что-нибудь. Но связки отказываются слушаться, и ему просто остается стоять перед причиной всех своих положительных эмоций и рыбкой глотать воздух.

- Прости… Эм, я не помню тебя, - пухлые губы растягиваются в виноватой улыбке, а руки в ломанном жесте прячутся за спиной. – Мне нужно идти… Прости.

Юнги чувствует себя так, будто его предали.

Он возвращается домой, пинает черный рюкзак, случайно разбивает тарелку, орет на ни в чем не повинную кошку, а после просто рыдает навзрыд, сжимая пальцами промокшую от слез простынь.

Кошка смотрит из угла осторожно и внимательно, а когда у Юнги кончаются силы, подходит и просто тыкается сухим носом в лоб. Юнги улыбается болезненной, измотанной улыбкой и молча чешет ее за трехцветным ушком.

В следующий раз они встречаются в библиотеке.

Юнги нервно сгрызает ноготь на большом пальце, смотря в пустой лист на экране ноутбука. Горы книжек вокруг совсем не помогают, и Мин думает, в каких выражениях от него откажутся родители, если он провалится. Когда стул рядом отодвигается, он почти вздрагивает.

- Привет.

Юнги сильно кусает палец, но не чувствует боли.

- Мы столкнулись с тобой позавчера в столовой. Мне нужно было срочно бежать.

Юнги сглатывает и снова изнутри прикусывает щеку, чтобы поверить.

- Год назад… Год назад я потерял память в аварии, и ты второй человек, который, похоже, меня знает, - он неловко улыбается, и Юнги думает, что умрет от тахикардии. – Надеюсь, я не сделал тебе ничего плохого, и ты захочешь снова со мной общаться.

Юнги просто очень хочет надеяться, что это не очередная злая насмешка Вселенной.

***

Юнги двадцать четыре, он курит (обещает бросить), пытается дописать диплом (Чимин уговорил доучиться) и больше не хочет умереть в двадцать семь.

Он почти залетает по лестнице на свой этаж и торопится быстрее открыть дверь.

В его маленькой квартирке пахнет блинчиками, кофе и счастьем. Он на носочках подбирается к маленькой фигурке в белом фартуке и резко хватает в объятья, сильно-сильно прижимаясь всем телом и утыкаясь губами в шею. Чимин испугано пищит, потом тихо смеется и трется щекой о жесткие волосы.

Чимин красивый. Чимин заботливый. Чимин мягкий. Чимин невероятный.

Юнги захлебывается своей любовью, но ему никогда не будет «достаточно».

Юнги готов часами обнимать, целовать и ласкать своего мальчика, но ему никогда не захочется сказать себе «хватит».

Юнги видит мир в ярких, сверкающих красках, но ничто и никогда не будет красивее его маленького Чиминни, подарившего ему весь этот мир.

У Чимина глаза-полумесяцы, когда он улыбается, ручки такие маленькие, что полностью помещаются в ладони Юнги. У Чимина аномально длинные клыки, которые обожает Мин, и шрам на всю грудную клетку, который Мин зацеловывает каждый вечер. Чимин забивает холодильник пакетами с томатным соком и дорогими лекарствами, без которых он не сможет жить, а Юнги трепетно раскладывает все по полкам. У Чимина в голове чистый лист до пробуждения в больнице, а у Юнги отрывочные воспоминания и знание, что этот мальчик спас ему жизнь.

Чимин мягко поворачивается в ослабших объятиях и нежно целует чужие искусанные губы.

Он не знает, что с ним было раньше и откуда Юнги его знает. Он чувствует, что авария, после которой его собирали по кусочкам и делали пересадку сердца, была не обычной аварией. И почему-то понимает, что потерял память не просто так.

Но Чимин знает, что все это совсем не важно. Потому что он жив, у него есть дом и Юнги, который любит его больше всего на свете.

Юнги отрывается от пухлых губ и, легко чмокнув в щеку, садится за стол, с улыбкой наблюдая, как его любимый человек накрывает на стол.

Чимину двадцать, ему нравятся кошки, он пьет томатный сок из пакетов по утрам и думает, что очень-очень счастлив.