Бравые разбойники, милые принцессы

Шершавые загорелые пальцы с нежностью проводят по экрану со старой фотографией. На горящем цветными пикселями изображении, немного засвеченном из-за не самого удачного ракурса, улыбаются два пацаненка. Пыльных, грязных, с волосами, полными трухи с соседской яблони, с дырками вместо передних зубов, но таких счастливых, что улыбка непроизвольно появляется на пухлых губах.

Чанбин глубоко вздыхает, снова касаясь лица друга детства. Это фото было сделано так давно, как будто в прошлой жизни. Тогда они не знали никаких забот, не задумывались об ответственности или каком-нибудь смысле, тогда казалось, что их ждет великое будущее, полное радостей и приключений, о каких рассказывали торговцы и контрабандисты, проходящие через их Оазис. И в какой-то момент у них выпал шанс стать теми самыми путешественниками из десятками раз перепройденных игр.

Когда ему было семнадцать, рядом с их Оазисом развернули свой лагерь кочевники. Костры каждую ночь, громкие, веселые песни, рычащие квадроциклы и огромные тачки с пулеметами на крышах. Это все так горячило кровь и будоражило воображение, что они с Джисоном сбежали ночью из своих постелей, лишь бы посмотреть.

Эта вылазка закончилась неожиданно для всех. Тогда их спалил кочевник Минхо, привел к общему костру, выдал кружки с алкоголем. Сморенный теплом Чанбин не заметил исчезновение Джисона, а на утро увидел его с засосами по всей шее, цепляющимся в пылком поцелуе за плечи того самого Минхо. В тот момент, когда они пересеклись взглядами с Ли, Чанбин внезапно понял, что как прежде больше не будет.

Тем же вечером Джисон предложил Чанбину сбежать вместе к кочевникам.

«Это приключения, понимаешь?! Мы станем странниками, будем гонять на квадрах по пустыне, петь песни по ночам у костра, смотреть на Млечный путь! Все, как в играх, как мы мечтали!» - горячо убеждал его Джисон, активно размахивая руками.

На его оголенных сползшим воротом футболки ключицах горели вчерашние засосы, и Чанбин прекрасно понимал, к кому на самом деле Джисон так рвался. Но Чанбин не мог просто все бросить. Ему было семнадцать, его мать, глава их Оазиса, не уставала каждый день напоминать об ответственности, которую он, как ее сын, нес перед всеми жителями поселения. Детство неумолимо заканчивалось, догорая последними яркими днями. У Джисона все было проще. Он не был единственным ребенком в семье, от него не ждали взрослых взвешенных решений и правильного поведения. Джисон просто был веселым дурачком, которому далекое море плескалось по колено. Чанбину это в нем безумно нравилось. Ему бы хотелось быть таким же.

Со кладет планшет на колени, устало проводя ладонями по лицу.

Узел в груди стянулся еще тогда, когда он смотрел в спину уходящему Джисону. Чанбин понимает, что уйти тогда он бы все равно не смог, но случись это хотя бы на год позже…

Джисон умчался в красное рассветное солнце, пообещав не теряться и отписываться в чат. А Чанбин остался, прижатый плитой не-своей ответственности. Хан действительно писал какое-то время, делился фотографиями с собой, бесконечной пустыней, закатывающим глаза, но по доброму улыбающимся Минхо, а потом перестал. Это случилось довольно резко, но все, что Чанбин мог – молиться, чтобы с ним все было в порядке. Тяжело молиться богам, в которых даже не веришь.

Со снова вздыхает, в последний раз проводя по фотографии, прежде чем убрать старый планшет на дальнюю полку.

Маленькую захламленную комнату разрезал пополам яркий луч, прорывающийся из щели между тяжелыми, темными занавесками. Он играл бликами на самодельном ловце солнца из старых дисков. Чанбин откопал целую коробку когда-то давным-давно в кладовке. Ощущалось, как посылка из прошлого века. DVD-проигрыватели перестали производить еще задолго до его рождения. Диски красиво сверкали на солнце, пуская радужных зайчиков по всей комнате. Это… Отвлекало от мрачных мыслей. Так же, как и маленькая моделька квадроцикла на больших брутальных колесах. Чанбин часто представлял перед сном, как эта моделька превращается в настоящую машину, и Чанбин уезжает на ней за песчаный горизонт.

Их Оазис был довольно далеко от крупных городов, а о посещении Найт Сити можно было только мечтать. Проблем с едой не было, но торговцы заходили все реже, нетраннеров матушка не жаловала, как и все связанное с Сетью в целом. У Чанбина была установлена только пара совсем базовых имплантов. Базовое техническое обеспечение – максимум, который здесь вообще можно было себе позволить. Чанбин собирал всякую сломанную электронику, ненужную жителям поселения, перебирал гайки и перепаивал платы, но особо дельного ничего не выходило. Его пределом было поддерживать работу тех устройств, что у него уже были.

К слову, выходить дальше ворот резиденции Чанбину в его двадцать два разрешалось только для поисков невесты… Не сказать, что Чанбин стремился найти себе невесту, что он вообще хотел кого-то искать. Матушка помешалась после побега его лучшего друга пять лет назад, изводила Чанбина принудительными обещаниями, что он никогда не поступит так же. Снова, снова, снова и снова повторяя, что он должен помнить об ответственности. Чанбин уже давно хотел только одного – забыть об этом и не вспоминать никогда.

Сад его матери никогда не радовал Чанбина. Характерные пустынному климату колючие кусты и деревья, жухлая трава, которая, сколько не поливай, зеленее не становилась. Мужчина сощурился на яркое солнце, устало шагая по мощенным камнем дорожкам. Старые вишни тихо шелестели листьями на горячем, сухом ветру. Ягоды на них всегда были кислыми и противными, а листва слишком редкой, чтобы хоть как-то защищать от солнца, но шелестели они приятно. Парень опустился на траву под один из немногочисленных кустов без колючек и, закинув руку себе под голову, прикрыл глаза. Ему бы хотелось перекрасить волосы в ядерно-розовый, чтобы светился в темноте, но после такого мать запрет его под домашний арест до свадьбы, которую организует без его согласия.

Многие из жителей оазиса хотели бы оказаться на его месте: жить в большом прохладном доме, гулять в саду, пить чистую воду столько, сколько пожелаешь. Чанбин поменялся бы с любым, если б мог. Он бы отдал все это за возможность жить так, как он хочет. За настоящую свободу.

Если это звучит по-тупому романтично, то Чанбин тупой романтик.

Он лежит под кустом и смотрит, как огромное жарящее все живое солнце, медленно закатывается за стены Оазиса. Со иногда смешно вспоминать, что они живут в крепости, как в средние века. В саду начинают зажигаться фонари, Чанбин чувствует, как быстро остывшая трава неприятно холодит кожу. Он встает, нехотя поворачиваясь обратно к дому.

Бин любил читать фэнтезийные романы. Бравые разбойники, милые принцессы, страшные драконы, надоедливые ослики. А в каждом замке обязательные тайные ходы, чтобы милые принцессы могли бегать на свидания к возлюбленным разбойникам.

Что-то яркое, дикое и шумное внезапно врезается в него на всем ходу, креня горизонт его размеренной жизни.

- Свинка, я так по тебе скучал!

Так его называл только один надоедливый ослик в его жизни.

- Джисон?

Чанбин с усилием переворачивается на спину, наблюдая над собой лучащуюся счастьем загорелую мордашку со все теми же беличьими щечками. Выкрашенные в синий волосы, янтарная оптика в глазу, татуировка на полшеи. Джисон выглядит как мираж.

- Охрана у вас тут конечно, как будто Арасаку охраняете, но я-то помню все наши лазейки. Как только их еще не заделали?? Плохо искали! Боги, пять лет уже прошло, поверить только! А ты подкачался, Свинка! Стал настоящей брутальной Свиньей!! – Чанбин чувствовал себя будто под автоматной очередью, но он так сильно скучал по этому. – Эй, дурак, ты что, ревешь?

Чанбин сам не заметил, как поплыло изображение лица его друга. За всеми переживаниями об этой цветущей клетке он запрещал себе думать о том, как же сильно на самом деле скучает.

- Меня сбила дикая Белка.

- Свинка выросла в нежного Свина?

- А Белка породнилась с пустынными тварями.

- Ты даже не представляешь насколько, - хохочет Джисон. - Я так сильно уговаривал моих заехать в Оазис. Мы не виделись сколько? Лет пять? Сдохнуть можно!

- Я уже почти, судя по ощущениям, - кряхтит Чанбин. - Слезай с меня, дикое существо.

Джисон подскакивает, подавая руку старому другу, помогая подняться с земли.

- Идем хоть выпьем чего-нибудь, - Чанбину кажется, что он все еще спит под кустом, и это слишком хороший сон.

- Пивка?

- Ты кроме спиртяги теперь ничего не пьешь?

- Ты еще скажи, как забыл, как мы с тобой траванулись краденой водкой.

- Такое забудешь... - старые воспоминания растянули пухлые губы в, казалось, забытой улыбке.

Но реальный мир беспощаден к счастливым миражам. Чанбин от души прикладывает ладонь ко лбу и тяжело вздыхает.

- Я предложил раньше, чем подумал, - он смотрит на Джисона так пронзительно грустно, что радость в улыбке друга сменяется на беспокойство. - Если моя мать тебя увидит, случится локальный апокалипсис.

Джисон непонимающе хмурит брови.

- Все настолько плохо?

- Возможно даже хуже, чем ты сейчас представляешь, - Чанбин криво улыбается.

- М-да... - Хан задумчиво разглядывает Чанбина, чеша затылок и вытряхивая песчаную пыль из своей цветной шевелюры. - А как ты смотришь на то, чтобы свалить на ночь к нам?

- В смысле к кочевникам?

- Ага, - улыбкой Джисона можно было бы осветить все поселение. - Я и так хотел тебе предложить позже, а раз такие дела, то можно прям сразу!

Сбежать хотя бы на ночь из проклятого дома хотелось до белых пикселей перед глазами. Но мать бы его просто так не отпустила. Тем более к "сумасшедшим бродягам-преступникам".

- Моя мать точно будет против, поэтому время вспомнить о кредо и совершить прыжок веры, - ухмыльнулся Чанбин, несильно хлопнув друга по плечу.

Он впервые за долгое время чувствовал себя живым.

***

Чанбин стоял у открытого окна и строгим оценочным взглядом рассматривал собственно созданный кокон из одеял с задницей пушистого плюшевого медведя на месте головы. Медведь по задумке должен был имитировать выглядывающий из одеяла затылок, но, положа руку на сердце, выглядело не слишком убедительно. Хотя, если сделать скидку на темноту... Боги, ему двадцать два, он стоит у открытого окна, собираясь сбежать на ночную гулянку с другом детства, и думает достаточно ли жопа плюшевого медведя похожа на его голову. Звучит как сюжет старого ситкома, но это его жизнь. Чанбин с чувством вздыхает, безрезультатно гоня озорную улыбку с губ, завешивает темные шторы и перелезает через подоконник, аккуратно прикрывая окно, закрепляя его оставшейся еще с его хулиганской юности щеколдой. Щеколда уже успела порыжеть и начать сыпаться от ржавчины, но все еще выполняла свою функцию.

Чанбин просто надеялся, что все пройдет гладко.

А даже если не пройдёт, эта безумная вылазка станет прекрасным последним воспоминанием о жизни, в которой он мог быть счастлив.

К старому пролому в серой бетонной стене пришлось прорываться с боем сквозь колючие кусты, а сама дыра оказалась наполовину засыпана песком. Но такие мелочи не были способны остановить Чанбина на пути к великой Цели – упиться так, чтобы забыть свое имя.

За стеной разворачивались бесконечные песчаные просторы. Песок чуть заметно мерцал под звездами Млечного Пути, воздух вдалеке дрожал от перепадов температур. Чанбин давным-давно забыл, как ужасно сильно это обожал. И обожает до сих пор.

Под темным небом горели костры.

На запястье требовательно завибрировал коммуникатор, Чанбин коснулся сенсора, запуская звуковую дорожку с незнакомого шифра.

"Мой новый имплант поймал твой шифр, Свинка! Прошлый остался в зубах у ебучей гиены, - на заднем фоне два голоса задыхаются в звуке похожим на визг шин. - Харе ржать, это из-за вас я чуть не сдох! Эти твари подставили меня! Я все тебе расскажу. Иди к кострам, я буду тебя высматривать, чтобы не потерялись. Люблю, целую! Ой, прости, привычка! - на заднем плане снова заржали, послышались возмущенные крики Джисона, все зашуршало и сообщение закончилось.

Чанбин вздохнул, задумчиво глядя на лагерь вдали. Он боялся, что окажется там не к месту, и даже алкоголь не спасет от этого гадкого ощущения "чужеродности". У него за всю жизнь больше не было таких друзей, как Джисон, но они не общались целую вечность. Теперь Хан мог оказаться совершенно другим человеком.

Со нервно листнул уже прочитанные уведомления коммуникатора, после на автомате ставя его на блокировку и опуская запястье. Идти вперед было страшно, но стоять всю ночь у стены, совершив столько приготовлений было бы глупо. Чанбин шагнул вперед, оставляя позади свой след на темном песке.

***

От большого лагеря за несколько десятков метров пахло бензином, жареным мясом и приправленными враньем байками. Ботинки Чанбина были полны песка, но в сердце почти не осталось сомнений.

- Свинка-а-а-а-а!!! - заголосили откуда-то спереди, послышался грохот вперемешку с ядреным матом, и к нему выбежал Джисон, со своим же кроссовком в руке. - Я уже успел по тебе соскучиться! - на большие круглые глазки навернулись крупные слезы, а Со почувствовал несильный запах спирта.

- Уже успел набраться без меня, - хотелось сказать это разочаровано-обвиняюще, но ему в руки был вручен тот самый одинокий кроссовок, а Джисон полез обниматься, буквально повиснув на Чанбине без права возражений с его стороны. - Ну и чего ты залез на меня? А вести меня по пути приключений и бухла кто будет?

- Иди прямо, - пробурчали со стороны плеча, удобнее укладывая дурную голову.

Чанбин подхватил худую задницу поудобней, чтобы не сползал.

- Что, просто прямо?

- Просто прямо, - Хан зевнул. - Эти придурки все равно тебя найдут.

- Какие придурки? - Бин уже зашел на территорию лагеря, слегка потеряно оглядываясь по сторонам.

- Привет, красавчик, - шепот на два уха одновременно, Хан резво отпрыгивает, валясь бесценной задницей на песок, задыхаясь от падения и, судя по глазам, возмущения, пока Чанбин растерянно смотрит, как в его поле зрения появляются два нереально красивых парня, как две капли воды похожих друг на друга. Отличающихся только прической и количеством пирсинга.

- Я кину в вашу постель ебучую змею, - шипит из-за их спин Джисон.

- Оставь своего Минхо себе, дорогой, - парень с белокурыми волосами, частично забранными в короткий хвостик, накручивает длинную красную прядку себе на палец, довольно жмурясь от удавшейся шутки.

- Он откусит вам головы, - зло сверкает глазами из-под челки Джисон, потирая ушибленное мягкое место.

- Мы отрастим себе новые, сладкий - хитро тянет темненький, стриженный под машинку, и отбивает пять своему близнецу. В его левой брови штанга, а нижнюю полную губу обхватывает кольцо из черного металла.

- Мы братья Хван, - обращается к Чанбину светловолосый, кокетливо заправляя за ухо ту самую прядь. - Я Хенджин, он - Джинхен.

- Для тебя Хенни и Джинни, красавчик, - непонятно как оказавшийся снова совсем рядом Джинхен, шепчет это так горячо, что у Чанбина по ощущениям искрят все провода.

- Эти гиены сожрут тебя с потрохами, бро, - насупившийся Джисон небрежно отталкивает близнецов по очереди, важно берет Чанбина под руку и на буксире тащит в сторону центрального костра.

У огромного костра много смеха, громкой музыки и выпивки в пластиковых кружках. Чанбина как-то автоматически принимают очень радушно, свойское представление всем его персоны от Джисона, и через пять минут все взрываются хохотом над чанбиновой первой, не совсем удачной по его же мнению, шуткой. Чанбин успевает пролить свой стаканчик на какого-то невысокого веснушчатого паренька и триста раз успевает извиниться, прежде чем тот отмахнется и как ни в чем не бывало похлопает его по плечу.

- Я же вам рассказывал, как встретил свою любимую обезьянку? – раздается где-то рядом с Чанбином, заставляя обернуться, и с удивлением узнать в заматеревшем на диких песках мужчине того самого Минхо, который их поймал пять лет назад. Обе его руки покрывали черные геометрические узоры, глаза поблескивали красным, а на лоб падали темно-фиолетовые пряди. Джисон, вероятно, в восторге.

- Ты каждый раз это рассказываешь, ЛиНоу, - раздалось нестройным хором со всех сторон. – Мы уже все наизусть знаем.

- Но вы не знаете второго героя моей истории, кого я поймал с моим бельчонком, - щурится Минхо, притягивая к себе за талию уже откровенно плохо соображающего пьяного Джисона.

- Поверить не могу, что в этой истории еще могли остаться белые пятна, - ржет кто-то с боку.

- Так вот, совершаю я отважный обход периметра, слегонца пригубив для бесстрашия, - вокруг раздаются тихие смешки, - и вижу двух пацанят, жопами сидящих в самых колючках. Кричу: «Эй, пустынные крысята, всю жопу уже себе ободрали или что еще целое осталось?», а они так шуганулись, что чуть головой в эти самые колючки не шлепнулись.

- Через тернии к звездам, - улыбается поддатый Чанбин и чувствует, как по бокам от него садятся очень близко.

Минхо ржет.

- Сони уж точно добрался до звезд, да всего за одну кружку водяры, наш новый друг покрепче оказался. Его унесло со второй.

Развеселившиеся кочевники заулюлюкали, кто-то рядом щедро подлил Чанбину в стакан.

- Мне нечего сказать в свое оправдание, - Бин хорошо отхлебывает из кружки и занюхивает своим рукавом. – Зато у вашего ЛиНоу прыти было столько, что он утащил Джисона в палатку быстрее, чем я пустил скупую слезу от задушевных песен.

Все взорвались одобрительным хохотом. Минхо гордо подхватил уже почти спящего Джисона, аккуратно укладывая его голову себе на плечо. Чанбин, возможно, немного завидовал.

Костер весело трещал под черным небом, рассыпаясь искрами в бесконечный космос. Тот самый веснушчатый парень, перед которым Со все еще чувствовал себя ужасно виноватым, достал непонятно откуда взявшуюся гитару и, немного подкрутив колки, сыграл несколько аккордов на пробу. Толпа вокруг костра сразу же завозилась, переключая все внимание на скромного гитариста, начала вразнобой выкрикивать названия песен, ни одного из которых Чанбин никогда не слышал.

- Так значит, вы с Сони маленькие потерянные крысята? – слова вливаются ему в уши мягким медовым голосом.

Немного дезориентированный от алкоголя Чанбин осоловело поворачивается, врезаясь взглядом в сладкую улыбку непозволительно полных губ, чувствуя, как его талию с двух сторон обвивают большие горячие ладони. Со хочется растечься под этими руками, как сливочному маслу под слишком жарким солнцем.

- Типа того, - нелепо отвечает Бин, еле удерживаясь от того, чтобы сразу же не шлепнуть себя по лбу.

Тихое хихиканье будто окружает его комфортным пуховым коконом, заставляет расслабиться и отпустить все мысли из головы кроме одной.

Ему так хочется почувствовать эту сладость на своих губах.

Близнецы пододвигаются к нему еще ближе, согревая теплом своих ладоней через майку под кожанкой. Голова Чанбина сама собой клонится на чужое плечо. В негромкие переговоры и смех вливаются гитарные переборы. Рецепторы Чанбина ласкает запах ванили, тонким ароматом исходящий от светлых вьющихся волос. Бин хочет уткнуться носом Хенджину в шею и остаться так навсегда. Длинные пальцы на его талии выводят успокаивающие узоры, он чувствует, как Джинхен переплетает пальцы своей свободной руки с его. Ладони Со такие маленькие по сравнению с чужими. Чанбин думает, что братья Хван могли бы спрятать его в свой кармашек и унести с собой, никто бы ничего не заметил…

Проходит около десятка песен, когда начинает постепенно холодать. Даже с двумя теплыми телами по бокам, Чанбин начинает подрагивать от холода, инстинктивно прижимаясь сильнее к теплому Хенджину.

- Эй, если ты замерз, мы можем отвести тебя в теплую машину, - негромко предлагает Джинни, растирая кожу под тканью чужой майки своей ладонью.

Уходить от музыки и костра, честно говоря, не очень хотелось.

- Там будет слышно гитару, - Хенни будто читает его мысли.

Чанбин нехотя разлепляет глаза, чувствуя, что почти протрезвел, и вздрагивает от холода, когда теплые руки исчезают с его талии. Бин даже чувствует себя как-то потеряно, пока его снова мягко не подхватывают за талию и не направляют в сторону машин.

Когда дверь открывается, Чанбина обдает теплом. Машина большая, с внушительными колесами и высокой подвеской. Ему приходится принять помощь Джинхена, чтобы успешно забраться внутрь. Пальцы Хенджина быстро летают над кнопками, и все сидения в машине плавно опускаются, создавая большую горизонтальную поверхность. Джин быстро раскатывает тонкий матрас, вытаскивает из багажника маленькие подушки и несколько пледов.

- Чувствуй себя как дома, - мурлыкает Хенни, закрывает дверь и чуть приоткрывает окно. С улицы, как он и обещал, слышна гитара.

Чанбин думает, что здесь намного лучше, чем дома. Если бы он мог, он бы мимикрировал под подушку, чтобы остаться здесь.

Пока Хенни укладывается по левый бок, Джинни накрывает Чанбина нежно-розовым мягким пледом и растирает руками его замерзшие ладони, согревая их своим дыханием.

- Почему ты такой плюшевый, что хочется забрать тебя себе? – хныкает Хенни, прижимаясь к нему плотнее и укладывая руку поперек его живота.

- Почему вы такие теплые, что вас не хочется никуда отпускать? – шепчет Чанбин, ловя темный взгляд Джинни, замершим над его ладонями.

Джин медленно тянет правую руку к лицу Со и нежно гладит его щеку большим пальцем.

В повисшей паузе с улицы слышна красивая песня про любовь.

- Можно тебя поцеловать? – почти одними губами шепчет Джинни, проводя взглядом мелькнувший от волнения между маленьких губ кончик языка.

- Можно, - выдыхает Чанбин, и падает в темную бездну чужих глаз.

Чужая сладость ощущается так прекрасно.

Чужие полные губы нежно прикасаются к его маленьким, совсем искусанным. Влажный язык осторожно зализывает мелкие ранки. Металлическое колечко чуть холодит кожу, вызывая желание постоянно его облизывать. Вторые такие же прекрасные губы касаются задней части шеи, пока длинные узловатые пальцы массируют бока.

Изнутри, из самых закромов запертого на тысячу замков сердца, прорывается всхлип. Джинхен отстраняется, взволнованно стирая мокрую дорожку, пересекшую переносицу.

- Хэй, я сделал что-то не так?

Чанбин жмурится, интенсивно замахав отрицательно головой, и прячет лицо в чужом изгибе плеча.

- Простите… - тихо шепчет Бин, задерживая дыхание от новых всхлипов. – Простите, вы очень хорошие, самые замечательные, я просто не могу.

- Нам стоит спрашивать почему? – Хенджин успокаивающе гладит оголенное плечо.

Чанбин прерывисто вздыхает.

- Моя мать – глава Оазиса, она думает, что я должен занять ее место, но перед этим она считает обязательным женить меня, чтобы у меня родился наследник, - Хенджин невесомыми движениями начинает перебирать короткие пряди Чанбина, массируя кожу головы. – Пока она ждет каких-то действий от меня, но с каждым днем я чувствую, что день, когда она приведет выбранную ей невесту и просто поставит меня перед фактом, приближается. Вполне возможно, что этой невестой будет вдова-соседка, у которой мы с Джисоном в детстве воровали яблоки. Она выглядит хорошо, но ей под пятьдесят. Я… - Чанбин всхлипывает, вздрагивая всем телом. – Мне противно даже думать об этом. Мне никогда не нравились даже девушки моего возраста, а тут… Выгодная партия, - Джинхен сильнее прижимает его голову к своему плечу. – Я так… Так сильно боюсь, что вернусь завтра за эти уродливые стены и больше не выйду за них никогда, что разозленная мать запрет меня до женитьбы, что ваши приятные прикосновения будут казаться далеким сном, а в реальности меня будет ждать только супружеский долг перед престарелой женой.

- Малыш, мне так жаль, - Хенни утешающе прикасается губами к выступающему позвонку.

- Иногда я думаю, что перерезать себе горло звучит не так уж и плохо, - еле слышно добавляет Бин. – Но все еще надеюсь, что в этом несправедливом мире есть место чуду, и даю ему шанс.

Близнецы тревожно переглядываются друг с другом.

- Хэй, малыш, - Джинхен нежно проводит подушечкой большого пальца по краю ушной раковины Чанбина, - Если мы скажем, что у нас есть одна идея, как помочь тебе, ты сможешь нам довериться?

- Это мои проблемы, и вы не обязаны мне помогать… - Чанбин коротко выдыхает в приятно пахнущую ванилью шею. Близнецы пользуются одним парфюмом.

- Но нам хочется, - в голосе Джинни звучит улыбка. – К тому же в награду за такой квест, нам достанется такой сладкий малыш, грех от такого отказываться.

- Ты разрешишь нам помочь тебе? – Хенни проводит губами по нижней линии роста волос, посылая приятные мурашки по всему телу.

- Да.

- Тогда оставь все свои плохие мысли за пределами этой машины, малыш.

Чанбин выдыхает, чуть отстраняясь, и поднимает голову от чужого плеча. Он чувствует, что его щеки и глаза мокрые, а ресницы наверняка слиплись от влаги. Чанбин уверен, что он выглядит, как слабый дурак.

- Ты такой очаровательный, - улыбка Джинхена такая искренняя, что в нее хочется поверить. – Мы никому тебя не отдадим: ни твоей невесте, ни твоей матери, ни этому Оазису, даже Джисону тебя не отдадим. Будешь нашим маленьким талисманом, хорошо?

- Хорошо, - Чанбин тихонько улыбается.

- Мы можем сделать тебе приятно, Чанбинни? – Хенджин аккуратно поворачивает лицо Бина к себе за подбородок.

- Да.

Теплые губы Хенни накрывают маленькие и искусанные. Он не спеша оттягивает каждую, проходясь кончиком языка по ряду зубов. Большие ладони Хенджина помогают окончательно снять кожанку и откинуть ее куда-то в сторону. Ловкие пальцы расстегивают пуговицу, спуская джинсы до колен, помогая Чанбину выпутаться из них полностью. Две пары рук оставляют горячие, искрящие следы по всему телу. Джинни разворачивает Бина к себе и надавливает коленкой на его бедра, заставляя их раздвинуть. Коленка прижимается к уже напряженным яичкам, вырывая тихий скулеж.

- Все хорошо, малыш? – ласково спрашивает Хенни и прикусывает мочку.

- Да-а-ах, - голос срывает на стон.

- Замечательно, - мурлыкает Хенни.

Он прижимается еще ближе и притирается членом, обтянутым тканью трусов, к ягодицам. Его рука разминает бок и плавно перемещается на возбужденный член, обхватывая под головкой. Чанбин издает хныкающий звук, Джинни прикусывает его линию челюсти и ставит засос над кадыком. Он поднимает край майки и лижет темно-розовые твердые соски. Чанбин задыхается, прогибаясь в пояснице.

- Такой хороший мальчик, - отрывисто шепчет Хенджин. – Такой отзывчивый, такой ласковый, такой красивый. Самый лучший.

Чанбин глубоко дышит открытым ртом и сильнее прогибается, прижимаясь ягодицами плотнее. Член Хенджина даже через ткань очень горячий. Такой приятный. Джинхен спускает свои штаны, вытаскивает член и соединяет с чанбиновым, обхватывая их вместе. Хенджин массирует пальцем мокрую от смазки головку Бинни и обхватывает его поперек живота, сильнее толкаясь в упругие ягодицы.

- Ты можешь снять трусы, - облизывая губы говорит Бин. – Так ведь будет приятнее.

- Хорошо, щеночек, - Хенджин улыбается и спускает резинку трусов.

Его член влажно скользит между покрасневших от трения ягодиц.

Чанбин высовывает кончик языка, из уголка рта вытекает ниточка слюны. Его бедра дрожат от удовольствия.

- Нашему щеночку очень хорошо, - Джинхен сжимает обе головки в кулаке, бедра Чанбина непроизвольно дергаются.

- Ага, такой милашка, - мурлычет в ответ Хенджин. – В следующий раз хочу увидеть его личико, когда его член будет во мне.

- Ты красивый, когда тебя трахают, Хен, - Джинхен смотрит Хенджину прямо в глаза. Хенджин улыбается. Чанбину кажется, что он в раю.

Джинхен отпускает их члены и доводит себя рукой в несколько движений, блаженно выдыхая.

- Ты еще с нами или уже все? – Хенджин возвращает руку на член Чанбина, с нажимом проводя по всей длине. Чанбин закатывает глаза и стонет.

- Как я могу оставить таких красивых мальчиков?

Джинхен улыбается снова смотрящему на него Чанбину и гладит своей ногой его икры. Наклоняется, легко чмокая в губы, а после касается их своими пальцами, мокрыми от спермы и предэякулята.

- Поработай язычком, щеночек.

Чанбин размыкает губы, впуская соленые пальцы, обводит их языком и сглатывает соленый привкус. Хенджин прикусывает его за плечо, толкаясь особенно сильно и сжимая его яички. У Чанбина шумит в ушах. Он спускает на красивую кисть. Хенджин высоко стонет ему в плечо, толкается еще раз и кончает следом.

Они тяжело дышат несколько десятков секунд.

- Вау, - Хенджин откидывается на подушки и смеется. – Такого классного секса у меня не было очень давно.

- Тот случай с милым мальчишкой из оружейного, который оказался киллером по наши головы, не считается, братишка, - расслабленно пробормотал Джин, укладывая голову обессиленного Чанбина себе на плечо.

- Ну тогда это самый охрененный секс в моей жизни, - Хен тянется куда-то наверх и достает влажные салфетки.

- Чанбинни, тебе понравилось? – Джинхен нежно проводит большим пальцем по измазанной в слюнях и сперме щеке.

- Угу, - Чанбин по ощущениям натрахался на всю жизнь вперед.

- Милашка, - мурлычет Хенни. – Поверни ко мне свое личико, надо тебя вытереть.

Чанбин поворачивает голову, не открывая глаз, и чувствует прикосновения салфетки к своим щекам.

- Кажется, мы его затрахали, Джин, - говорит Хен с деланным беспокойством в голосе.

- Ты абсолютно точно прав, брат, - Джинхен смеется и целует Бина в чистую щеку.

Чанбин засыпает, чувствуя приятную усталость и затапливающее до краев тепло.

***

- Ночь у тебя прошла продуктивно, я смотрю, - у Джисона конкретное похмелье, но улыбка такая гаденькая, что хочется треснуть.

- Заткнись, - Чанбин кутается в розовый плед, еще подмерзая со сна. Но засосы на его шее цветут слишком откровенно, чтобы их можно было скрыть от цепкого взгляда друга.

- Завидуешь, мелкий, - Хенджин ласково обнимает Бина со спины, укладывая подбородок на плечо. – Тебе, я смотрю, сегодняшней ночью вообще ничего не досталось.

- А ты мне в трусы не лезь.

- Стесняешься своих семейников с кроликами?

- Откуда ты?!..

- У нас свои источники, - подходит Джинхен и треплет Хенджина по волосам.

- Хреновы нетраннеры, - Джисон похож на надувшуюся белку, и Чанбину становится так смешно. Хочется, чтобы так теперь было всегда.

Но солнце уже высоко.

- Мне надо возвращаться, - вздыхает Чанбин, привлекая внимание.

Хенджин тепло целует его в затылок.

- Поглядывай на свой коммуникатор почаще сегодня, малыш, хорошо?

- Что вы задумали? – Чанбин старательно игнорирует корчащегося в неправдоподобном отвращении Джисона, внимательно смотря на Джинхена.

- То, что обещали вчера, - мурчит на ухо Хенджин. – Мы украдем принцессу из ее замка.

***

- Ты опозорил нас! Ты предал мое доверие, ты понимаешь это, дрянной мальчишка? – его мать так сильно на него кричала, что успела покраснеть от нехватки кислорода. Если бы она не считала импланты вмешательством «Сатаны», то таких проблем со здоровьем у нее бы не было. – Ты бегал к кочевникам! К этим бродячим отродьям!! К дружку своему бегал, да? А на шее у тебя что? – она больно схватила его за подбородок, царапая своими длинными ногтями. – Ах, ты, грязный ублюдок, успел потрахаться с какой-то грязной девкой, - ее злобное шипение окружало ядовитым облаком вины и отвращения к себе. – Хорошие девочки нашего оазиса тебе не нравятся, ты на бродячую прыгнул! Да как ты мог, неблагодарный! Я всю жизнь на тебя потратила, чтобы ты этим мне ответил? Отвечай, ублюдок!

Чанбин чувствует, как тошнота подкатывает к горлу, и перед глазами всплывает образ близнецов. Они такие хорошие, обещали ему помочь, но он не заслуживает их помощи. Он вообще ничего не заслуживает.

- Что ты молчишь?! Язык проглотил? Ты все испортил! Все, над чем я так старалась и молчишь?!!

Верно, он все испортил. Он испортил жизнь своей матери. Испортит жизнь людям, которые так хорошо к нему отнеслись.

- Ты никуда отсюда больше не выйдешь, слышишь меня? Никогда!

Слышит. Он останется здесь до своей смерти. Потому что ничего лучшего он не заслуживает.

Дверь комнаты громко хлопает, снаружи слышится скрип доисторического амбарного замка. Чанбин смотрит на свое окно, заваренное стальными прутьями, и трет покрасневшее предплечье после грубой хватки своей матери, там наверняка останется большой уродливый синяк. Он медленно опускается на свою перерытую постель и закрывает лицо руками. Его мать никогда не даст ему свободы, она уже решила запереть его здесь навсегда. Теперь у него нет никакого права голоса. Но поступил бы он иначе, если бы мог?

Чанбин вспоминает ласковые улыбки, мягкие прикосновения, нежный шепот и горячую похвалу. Нет, если бы ему позволили выбрать снова, он поступил бы так же. Пусть он недостоин таких прекрасных людей, прошедшие сутки были лучшими в его жизни. Он никогда их не забудет.

Коммуникатор легко вибрирует, привлекая внимание. Голосовое сообщение с неизвестного кода.

Воспроизвести.

«Хэй, малыш, как ты там?», - Чанбин задерживает дыхание и чувствует, как у него начинают трястись губы. – «Мы просим прощения, мы залезли в настройки твоих имплантов, пока ты спал, мы решили не говорить об этом сегодня утром, хотели сделать сюрприз… Мы слышали, как на тебя кричала твоя мать. Щеночек, ты же понимаешь, что это все неправда», - слезы капают на горящий экран, пока Чанбин зажимает свой рот. – «Ты замечательный, самый прекрасный человек, которого мы встречали. И мы хотим провести с тобой как можно больше времени», - Чанбин закусывает ребро своей ладони. – «Мы вытащим тебя оттуда, ты будешь с нами, слышишь? Мы обещали, что поможем тебе, и мы это сделаем. Жди нас у своего окна в десять часов вечера. Все будет хорошо, Чанбинни».

Чанбин притягивает к себе подушку и кричит в нее, не издавая ни звука. Чанбин хочет их видеть, он хочет целовать их, обниматься с ними, слушать их смех, хочет уехать на их машине отсюда далеко-далеко. Чанбин хочет к ним. И наплевать заслуживает он это или нет.

Экран коммуникатора снова загорается входящим сообщением.

«Ты заслуживаешь самого лучшего. Все будет хорошо».

Чанбин притягивает к себе розового плюшевого кролика, ложась на кровать прямо в одежде. Он ставит будильник на полдесятого и закрывает глаза.

Все будет хорошо.

***

Чанбин напряженно сидит на кровати в обнимку с кроликом и гипнотизирует горящие цифры времени на своем запястье. Рядом стоит рюкзак с самыми важными вещами: планшетом со стихами и старыми фотографиями, любимым мягким свитером, клубничным протеиновым батончиком и маленькой моделью квадроцикла. Чанбин не знает, что задумали эти два сумасшедших человека, но он верит им. Верит в них больше, чем в себя.

Цифры на часах сменяются на «22:30», сквозь прутья заваренного окна темноту комнаты разрезают два луча прожектора. Холодный свет отражается глянцевыми поверхностями ловца солнца, рассыпаясь сверкающими зайчиками по комнате. Чанбин подбегает к стеклу, насмерть вцепившись в рюкзак и кролика.

За стеклом ослепительно улыбаясь ему радостно машут два оболтуса на аэробайках. Дураки. Какие же они дураки. Чанбин чувствует горячие слезы счастья на своих щеках.

Близнецы тут же гасят фонари, и Джинхен прикладывает палец к своим губам. Он подлетает к самому окну и включает лазерный нож, срезая стальные трубы до нужной ширины отверстия, аккуратно передавая по одной Хенджину, который привязывал их к хвосту своего аэробайка. После труб Джинхен провел по раме, расплавляя все замковые механизмы, и распахнул окно, протягивая руку Чанбину.

- Хэй, малыш, мы пришли украсть нашу принцессу из лап злого дракона.

Чанбин почти бегом рвется к окну, хватаясь за протянутую руку, как за единственное самое важное в жизни. Джин ловит его в распахнутые объятия.

Аэробайки бесшумно двигаются в сторону горящих вдалеке огней несколько часов назад собравшегося лагеря. Темнота ночи скрывает их от чужих глаз.

Бин прижимается всем существом к широкой теплой спине, сцепив руки вокруг Джина до судороги. Неужели никто ничего не видел и не слышал? Неужели эти двое смогли провернуть все настолько гладко, что никто ничего не заметил? Неужели они сейчас вот так просто улетят и больше никогда сюда не вернутся?

- У тебя милый кролик, - Джинхен целует Бина в висок.

- Как вы вообще до этого додумались? – дрожащим голосом шепчет Чанбин.

- Мы с братом очень любим одну историю, - улыбается Джин. - Она очень старая, была популярна в начале двадцать первого века. В этой истории есть близнецы, прямо как мы с Хенни. И во второй части они вместе со своим братом спасают главного героя из дома, где его заперли опекуны, не разрешая поехать учиться в волшебную школу. Когда мы узнали, что на твои окна поставили решетки, а тебя заперли в комнате, нам сразу же пришла в голову та сцена.

- Только мы сделали несколько собственных поправок в их план, чтобы наша шалость прошла более гладко, - хихикает подлетевший поближе Хенджин.

- Мы обязательно дадим тебе прочитать эту историю, как долетим, - Джин трется щекой о щеку немного успокоившегося Чанбина.

- Ты только не спи, щеночек, и держись крепче, - советует Хенджин и резко ускоряется вперед с радостным гиканьем.

- Давай перегоним этого оболтуса? – заговорщически предлагает Джин. На дне его механических глаз мерцают желтые искорки.

- Давай, - улыбается в ответ Чанбин и сильнее сжимает руки у него на животе, прижимая розового кролика крепче.

В рюкзаке у маленькой модельки крутятся большие черные колеса, как у самого настоящего квадроцикла.