Я хочу, чтобы ты был моим последним
Если наступит момент сказать тебе прощай,
Я лучше умру,
Я лучше умру.
Из трёх приёмов пищи в день я выберу тебя,
Если наступит момент сказать тебе прощай,
Я лучше умру,
Я лучше умру.
Порой Химено курила так, что затягивалась до продолжительного, разъедающего кашля. Она была уже заядлым курильщиком, но всё же ей удавалось моментами курить так, что становилось противно до тошноты, но она курила-курила-курила, чтобы сжечь свои лёгкие поскорее.
Зачем? Она не понимала саму себя, но в ней таилось это маниакальное желание однажды выкурить свои лёгкие до основания и сгореть спичкой, раз помереть во время уничтожения демонов не выходило. Какая-то дальняя часть её сознания постоянно намеревалась как-либо себя собственноручно подставить, но будто какой-то ангел-хранитель, коих явно не существовало, иначе, зачем бы им было наблюдать за таким поганым миром снизу, её всегда оберегал, дуру такую, норовившую угодить в пасть смерти.
Вместо Химено стопкой домино ложились в порядке очереди всё её напарники, и в какой-то миг они стали мельтешить перед её глазами сменяющимся день ото дня бельмом. Она их помнила и одновременно забывала тут же, словно её истощённая их повторяющимися, как на репите песня, трупами психика стирала их напрочь из памяти. И начинался новый день.
И Кишиба вновь подводил и знакомил её с очередным юнцом, возомнившим себя первоклассным охотником на демонов. Все они улыбались, все они радовались, что были под её крылом, все её уважали и ценили, но Химено никому не улыбалась в ответ. Она приняла решение вырезать из себя это чувство привязанности, чтобы не рыдать каждый раз над их истерзанными демонами хилыми, бедными, такими юными и чистыми телами.
Это превратилось в игру, страшную, убийственную, это стало калейдоскопом её собственного кошмара. И в душе она умоляла всех богов, чтобы хотя бы раз вместо очередной наивной души, ставшей ей напарником, погибла она сама. Химено была тщеславной эгоисткой, не желавшей совершать самоубийство просто так, ей отчаянно хотелось кого-то спасти своей смертью, настолько ей до безумия надоело видеть бесчисленные смерти товарищей, ставшие будничной рутиной.
Конечно, она не могла запретить своему начальству ставить её с кем-то в пару, она даже не зарекалась об этом, хотя она не боялась сказать крепкого словца той же Макиме, отправлявшей ей юнцов с высокой периодичностью. Иногда у Химено попросту складывалось впечатление, что Макиме доставляло превеликое удовольствие видеть чужие страдания и отправлять людей, как пушечное мясо, на верную смерть под маской благочестия и заботы о гражданах их страны. Потому Химено не перечила ей на собраниях, хотя в голове часто представляла их разговоры и разборки тет-а-тет, и в этих сюжетах она давала ей сочную оплеуху за всех ребят, чьи имена вертелись у Химено перед глазами круглыми сутками, но оставались лишь жалким пеплом под подошвой довольно улыбающейся Макимы.
Потому она поначалу была настроена уже совершенно нейтрально, скорее даже безучастно и отрешённо к тому, что ей в пару опять ставили какого-то юнца. Макима елейным голоском щебетала что-то, говоря про него, про его решительность и собранность, серьёзность и ответственность, пока Химено это пропускала мимо ушей и думала о том, что ей стоит срезать свои длинные волосы, уж слишком они часто мешают ей в бою.
Стоя на кладбище уже третий час, она глазами раскапывала могилу и мыслями вытаскивала ушедшего на её руках парня. Она ещё чувствовала до обморока запах его запёкшейся вперемешку с мясом крови, на руках собственных её до сих пор видела. Только крики ворон да разыгравшийся ветер мешали образовавшейся вокруг крепким вакуумом тишине.
— Химено, знакомься, это твой новый напарник. Он грубоватый, но я вырастил его толковым малым, не обижай его, — коллега из штаба Макимы снова к ней привёл кого-то.
И это было так глупо, так смешно, так противно и ужасно-ужасно-ужасно, не успела остыть могила её прежнего напарника, как к ней ведут очередную жертву, очередную скотину на убой под дудку Макимы.
Она продолжала бурить глазами могилу, не поворачиваясь к стоящему рядом за её спиной парню.
— Меня зовут Аки. Рад знакомству.
Его голос, кристально чистый и такой глубокий, горький, такой же отрешённый — окончательно порушил её глухой омут, и это было больно — вернуться в реальность, где она не может вернуть преданных ей до конца, до последней минуты ребят. Ветер подловил его слова, донёс их до ушей Химено, и голос его так чётко врезался ей в память и голову, что она уже совершенно полностью могла вернуться в эту ненавистную реальность.
— С тебя-то прок будет? — жестко, холодно, но так правдиво.
Она бросила ему эти слова, окатив неприятной честностью сразу. Пусть поймёт, что ей от него другого не надо. Продолжавший стоять позади неё юнец с угольно-чёрными волосами и глазами, как два бескрайних океана, дрожал от пробирающего до костей ветра, но виду не подавал, хоть и замялся на секунду.
— Да… Думаю, да.
Все они так говорят. Она, как бы ей ни хотелось нестерпимо стереть их всех из памяти, помнила посекундно обещания каждого не бросать её и не умирать. Все они так говорят, а потом бессовестно ей врут, уходят в мир иной, оставляя её с демонами в одиночестве. Но не с теми, с которыми они борются, а с её личными демонами, сидевшими в её сердце, прописавшимися там навечно.
— Ты мой уже шестой по счёту напарник. Все остальные погибли, — без капли чувств морозным холодом произнесла Химено, не глядя на парнишку, — бестолочами все были — вот и сдохли.
Она обернулась — всё же она скучает по тем временам, когда у неё было два глаза — и посмотрела на него. Вороньего перелива волосы колыхались по его лицу, падая на веки, а голубые глаза были уже, уже так преданно устремлены на неё.
— Только ты, Аки, не смей умирать.
Что-то поразило Химено прямо по центру солнечного сплетения при виде этих небесно-голубых глаз Аки, чистых, вновь таких юных, как у всех до него, но таких неожиданно взрослых, уверенных в своём решении, глаз, увидевших ад, постигших непередаваемое горе. Это горе ей было так знакомо, оно жило в ней без перемен, гнило и заставляло просыпаться с удушающими криками от кошмаров и закидываться снотворным. Это горе было её проклятием, и именно его она уловила в этом решительном взгляде Аки. Это горе породнило её с ним моментально, и что-то внутри неё закричало истошно, что ему она точно не даст умереть.
Химено впервые за долгое время улыбнулась, уголки губ едва поднялись, но её замерзшему телу стало чуточку теплее, когда они вернулись в штаб вместе. Они почти не говорили, у Химено не было сил на расспросы, а Аки не особо делился информацией о себе, но ей этого уже хватало, чтобы потихоньку крохотное чувство, ещё абсолютно непонятное ей самой, стало зарождаться и расти огромным бутоном.
***
Аки был для неё загадкой. Он был немногословен, осторожен в словах, он словно всегда видел каждый свой шаг наперёд и просчитывал все свои действия. Эти черты в нём Химено определённо завлекали, притягивали внимание, она чаще заостряла свой взгляд одного единственного глаза на эту высокую фигуру Аки Хаякавы. Она знала из его досье о погибшей семье, знала, с какими демонами у него были заключены контракты, но ей было этого мало.
Что-то неистово тянуло её к нему, ей хотелось войти в его душу, изучить все потайные, скрытые от неё маской ледяного спокойствия мысли, такие манящие, столь желанные. Несмотря на то, что Аки был младше её, она не замечала их разницы в возрасте, порой он вообще ей казался гораздо старше, чем он выглядел, по словам, поведению, по этой извечной тоске в голубых глазах-океанах. Химено мечтала вычерпать из этих глаз ту тоску, сковывавшую его, то горе, тисками железными сдерживавшими его эмоции, ту боль, запечатлевшуюся ранними складками мелких морщин и тяжестью взгляда с синяками у век от недосыпа и чтения по ночам.
— Аки, закурить не хочешь? — в перерывах между работой и очисткой города от демонов Химено успевала запастись новой пачкой.
— Не хочу, мне кости жалко.
Он смотрел на уходящее солнце и простирающееся розовое небо, облокотившись на балкон, и будто бы не дышал.
— Пора бы начать, так знакомства заводить легче.
С кем-то ещё, кроме Химено, Аки не общался. Заходил к Макиме по рабочим делам, и Химено, не желая этого признавать, замечала его пунцовевшие щёки, ещё мог обмолвиться с кем-то, но опять же по работе, в их отделе.
— Я сюда не друзей пришёл заводить, — усталым, безликим голосом произнёс он.
Химено затянулась и про себя засмеялась — так типично, такой одинокий волк, чурающийся людей и ищущий вечной мести и одиночества. Как ей было это знакомо.
— Дай угадаю, мечтаешь прикончить демона-огнестрела?
Крики птиц и шум летящего самолета не смогли скрыть учащённое биение его сердца.
— Все хмурые типы, как ты, пришли сюда за этим. У многих семьи погибли из-за него.
Химено уже на автомате сбрасывала лишний пепел и тоже наблюдала, как небо постепенно из нежно-розового становится кроваво-красным, блестящим.
— Но охотники на демонов много не живут, тогда в чём смысл себя оберегать от курения? — спросила она его и находила подтверждение собственному вопросу в своей жизни.
— Я не планирую умирать так скоро, — отозвался Аки, и в голосе его была слышны его извечные спутники — твёрдость, серьёзность и невозмутимость.
«Правильно, Аки, не умирай. Я тебе не дам», — думала про себя Химено, а губы её говорили совсем другое, пытаясь спрятать истинное.
Они стали чаще ходить на обеды и после работы в разные ресторанчики вместе — их зарплата могла позволить многое, но они не ходили в эти богатые и чопорные местечки, которые любила посещать Макима, они любили совершенно обычные, даже незаурядные забегаловки были для них куда приятнее.
У неё таки получилось вручить Аки сигарету взамен на десерт, и он зарёкся, что это была первая и последняя сигарета, а слово он привык держать. Но вот пошла вторая, третья, четвёртая — и они стали делить одну пачку на двоих, отбирать последнюю сигарету друг у друга. И Химено чувствовала потом на губах лёгкий аромат Аки, вкус его обветренных губ, прикоснувшихся к сигарете, и от этого ей становилось жарко.
Было что-то невероятно, ужасно привлекательное в том, как курил Аки, прикрывая глаза, вытягиваясь, вздевая голову вверх. Его волосы отросли, он стал собирать их в небольшой хвостик, его черты стали грубее, мужественнее, и это уже был не тот мальчишка, которого она встретила на кладбище.
Она не замечала течение времени с ним, дни совместной работы перетекали в недели, недели в месяцы, и даже по выходным, когда они не виделись, Химено раздумывала, вальяжно развалившись на диване в своей квартире, о том, чем был сейчас занят Хаякава. Спустя пару месяцев работы с ним она всё же состригла отросшие волосы до каре и почувствовала, как ушла куда-то свинцом стоявшая в горле горечь.
— Вам идёт, Химено-семпай.
В тот момент её удивлению не было предела. Она привыкла получать комплименты от мужчин, работающих в их бюро, она считывала по их глазам и улыбкам, что они все бы хотели встречаться с ней, но она старательно выстраивала границы между ними и собой, лишь мило улыбалась, отвечая на их россыпь комплиментов. Аки в этом плане отличался — иногда она даже замечала некую раздражённость его, когда к ней подходили другие коллеги и охотники, но она всё это списывала на его характер и не думала о чём-то другом, о чём ей в действительности хотелось думать.
Она ощущала, как щеки её немного зарделись, она буквально почувствовала себя школьницей, получившей толику внимания от самого популярного старшеклассника школы.
— Непривычно немного, конечно, но моему Призраку волосы уж очень понравились, решила скормить ему в качестве подарка на годовщину заключения нашего контракта.
Почему же так сложно сказать «спасибо» и не смутиться перед Аки?
Аки так и оставался непоколебимым, он менял тему разговоров так же быстро, как и она сама, и это ей тоже нравилось в нём — он мгновенно подхватывал её мысли, словно продолжал их, словно читал их. Но если бы он реально мог их читать, то Химено окончательно провалилась под землю от стыда. Не маленькая же девочка — понимала, к чему всё идёт, почему её так заботит то, как он с ней говорит и как он на неё смотрит.
Химено льстила эта фраза об её причёске от Аки больше, чем все сказанные ей в порыве очевидной влюблённости комплименты от всех остальных коллег на работе. Химено закуривала, когда нервничала, но уже не с такой остервенелой жаждой сжечь свои лёгкие к чертям. Внезапно в ней просыпалось иное ощущение — ей очень хотелось подольше растянуть моменты, проведённые с Аки, и пожить подольше теперь тоже очень хотелось. Призрак, её демон, громко усмехался в её голове, читая её мысли, и называл Химено наглой врунишкой. Она и не отрицала этого.
За пару месяцев общения с ним у неё возникло чёткое ощущение, такое глупое, описанное во всех дешёвых бульварных романах, что она знала его будто давным-давно и ждала его тоже давно-давно. И пускай Аки так и не впускал её в свой мир до конца, но она видела, что он тоже понемножку раскрепощался рядом с ней и чаще предлагал проводить её до дома. С Аки было легко, хоть они и не говорили особо с ним, чаще молчали, но вдвоём, и эта тишина не раздражала, а грела оттаивающее сердце Химено.
Выговаривалась она разве что о своих сокровенных чувствах родной младшей сестре — она писала ей письма и радовалась тому, что имела столько денег, чтобы содержать свою семью в достатке. Отец болел, ему были необходимы дорогостоящие лекарства, о которых их семья раньше не могла и мечтать. Но эта работа дала ей такие средства, хоть и таким жестким и бесчеловечным путём потери работающих с ней людей. Они не становились ей близкими, по крайней мере, она отчаянно пыталась не привязываться к ним, чтобы потом было не так больно. Слёзы после нескольких лет работы уже и не шли вовсе.
Сестре она писала многое — и о работе, и о коллегах вокруг, но больше всего, Химено стеснялась в этом признаться даже самой себе, писала ей об Аки. Сестра отвечала ей не так красноречиво, но Химено и этого было достаточно. Одна мысль о том, что, благодаря ей они в безопасности, давала ей стимул работать тут дальше, нигде бы она столько денег не получила.
«Знаешь, Аки такой чудной. Я его научила курить, да-да, каюсь, плохой из меня наставник. Просто было забавно то, как он отнекивался, а сейчас уже стал мне покупать сигареты. Я всё больше думаю о том, чтобы уговорить его уйти из этого штаба. Но смогу ли я? Он же опять начнёт отнекиваться, ведь он так хочет найти и уничтожить демона-огнестрела. Но чем больше я смотрю на его жажду мести, тем мне больнее».
Аки много кто говорил про любовь Химено к посиделкам со спиртным. Аки, наверное, был даже подкован в данном знании и, как натянутая струна, держался на совместных сборищах их штаба охотников. Число приходивших всегда менялось — новички обычно уже не появлялись на следующей попойке, и все выпивали уже, чтобы их помянуть. Одно не менялось — Химено не рассчитывала объёма выпитого и тот же час сильно пьянела.
Сидя обыкновенно рядом с ней, Аки не испытывал стыда за напарницу, а лишь следил, кабы она ничего не натворила лишнего и не поранилась. Смех, кружки пива, вкусная еда, смесь ароматов и пьянеющие лица — Аки в этом тоже слегка забывался, но глаз с пристающей ко всем собравшимся мужчинам Химено не сводил. Он был бы тем ещё лжецом, если бы сказал, что это его не заботило. Он не понимал этого чувства, ревность была для него неизвестна, но именно она разъедала его глаза, и руки сами тянули девушку ближе к себе. Всё ради безопасности — успокаивал себя Аки.
Когда они уже наконец все расходились, а в таком состоянии Химено было определённо нельзя оставлять, Аки закидывал её к себе на спину и тесно держал, пока та, дремля, опьянело что-то лепетала, путаясь в словах.
— Аки, Аки, ну почему ты такой хороший? — Химено буквально мурчала ему в ухо, её горячее дыхание оставалось следами на шее, и Аки становилось душно, хотя на улице было прохладно.
— Аки, Аки, за что я тебя такого заслужила? На мне столько грехов, стольких я ребят не уберегла… Лишь бы тебя уберечь, — тараторила она, крепко стискивая его шею, касалась груди, нежно мельтешила волосами, щекоча ему затылок.
— Мы уже скоро придём, Химено, — отвечал он ей спокойно, даже чуть улыбаясь, всё же он не мог на неё злиться.
Поднявшись в её квартиру, достав ключи из её сумочки, он открыл дверь и тихонько, заботливо продолжая поддерживать её, он донёс её до кровати и аккуратно опустил. Девушка тут же перевернулась, а Аки укрыл её одеялом. Он хотел пойти на кухню и налить ей воды, может, найти таблетки от головной боли, но он не успел этого сделать, когда рука Химено поймала его ладонь. Она притянулась ближе, хоть ей было так трудно сделать, прижалась горячей щекой к тыльной стороне ладони, и Аки тут же ощутил этот жар.
— Не уходи, Аки. Пожалуйста.
Влажные губы Химено дрожали, а глаз непонятно от чего именно заслезился. Это было секундное помутнение, это ошибка, хоть она и была пьяна, но подсознание било в голове тревогу — она боялась его отпугнуть от себя. Вокруг было уже так темно, и Химено с затуманенным взглядом не могла рассмотреть его реакцию на эту мольбу, но она чувствовала тепло его руки, и эта ладонь стала легонько гладить её по щеке. Рука эта пахла сигаретным дымом и одеколоном.
— Хорошо. Я останусь до утра.
Сначала он собирался просто сесть на край кровати, но вдруг ставшие сильными руки Химено затянули его на другую часть кровати с собой. Она почему-то не чувствовала какого-либо смущения, которое бы точно появилось, будь она трезвой. Всё, что она сейчас ощущала, это тепло, которого ей так не хватало. Тепло человеческого тела.
Её тело пылало огнём, ей так много хотелось ему сказать, выговорить, уже наконец-то поблагодарить хотя бы за то, что он рядом. Но мысли её были похожи на кашу, голова гудела, только одно лишь ощущение рук Аки, сжимающих её спину, дурманило её разум. Она дышала его ароматом, смешанным с алкоголем и запахом табака, и в этом аромате тонким-тонким шлейфом чувствовался сам Аки. Они лежали так, только скинув пиджаки, и Химено уткнулась лицом в его грудь. Его руки с чёткими линиями вен обвивали её тело, казавшееся сейчас таким хрупким и лёгким, так заботливо и нежно, убаюкивая. Она заснула впервые самым крепким сном, без кошмаров и бессонницы.
Утром Аки проснулся раньше неё, когда она открыла глаза, то ощутила холод рядом и пустоту — он ушёл слишком рано. Он заботливо оставил на тумбочки стакан воды и таблетки. И лежал ещё кусочек бумаги, где красивым почерком было выведено: «Я буду рядом».
Химено больше не чувствовала себя брошенной на произвол судьбы маленькой девочкой, сражающейся с безумными демонами ради благополучия семьи. Встав с кровати, она понеслась за бумагой и ручкой и быстро писала накопившиеся мысли, которые после отправит сестре письмом домой.
«Я не знаю, как это назвать, но со мной что-то происходит. Кажется, я люблю Аки».
Слезы капали на бумагу, когда Химено дописывала письмо и осознавала весь ужас от переполняющих её чувств.
***
Аки же делал вид, будто ничего не произошло, и Химено это одновременно успокаивало, но и ранило острым ножом глубоким надрезом в спину до самого сердца. Ходить теперь на работу было сродни пытке — Аки умный, Аки явно всё понял. Аки просто слишком добрый и хороший, чтобы расстраивать её, поэтому он ничего не говорит. Явно ему было противно с ней, явно ему было неприятно, он её, конечно же, только и делал что терпел, мечтая уйти к Макиме на постоянную основу. Химено была уверена в этом, но Хаякава раз за разом опровергал эти мысли, он продолжал с ней ходить по кафе, покупал ей сигареты и делился десертом, провожал до дома и ещё долго стоял под окном, пока она оттуда не выглядывала.
Химено вспоминает, как он отреагировал, когда девушка погибшего напарника дала ей пощёчину, какими были поражёнными его глаза, как он догнал ту девушку и запутал в её волосах жвачку в качестве мести. Это пробрало Химено на такой хохот, она в жизни так не смеялась, как тогда. Она не могла отрицать очевидного — Аки её защищал. И Химено, показывающая себя перед остальными сильной и непоколебимой, хотела бы под его защитой.
Когда коллеги решили сыграть в бутылочку на поцелуй, Химено пристально глядела на всех пришедших девушек и каждую бурила своим взглядом. Аки не поддерживал эту идею, но кто его слушал во время всеобщего веселья. Химено обещала себе не пить много, но видится ей, что обещание скоро грохнет и разобьётся. Аки всегда выглядел отчуждённым на таких праздниках жизни, хоть и пил со всеми, но такие конкурсы он точно не любил.
Она правда не хотела совсем, чтобы Аки целовался с кем-то другим, и, видимо, бог был на её стороне в тот день, если он был реальным, раз бутылочка выпала на неё. Но ей стало вмиг так неуютно, когда она столкнулась с Аки взглядами, она не хотела его заставлять, но в то же время не хотела терять такую возможность, понимая, что её чувства безответны. Аки будто понял, что ей некомфортно, но следующего порыва она совершенно не ожидала — Хаякава вытянул её из толпы сидящих коллег и быстро-быстро потащил из бара на улицу в неприметный переулок. Захмелевшая Химено оторопела от его действий, ей почудилось, что это сон, но реальность не менялась, лицо Аки было рядом с её лицом.
— Мне надоели эти игры, — твёрдо сказал он.
Брови его сдвинулись, лицо покраснело — он был крайне недоволен происходящим. Химено уже собиралась как-нибудь объясниться, сказать, чтобы он это не воспринимал всерьёз, это всего лишь игра и вообще всё нормально — они сейчас спокойно вернутся, как будто ничего и не было…
— Аки, я… — девушка едва начала оправдываться, как вдруг почувствовала, как губы Аки, пахнущие выпитым элем, накрыли её собственные.
Она не знала, были ли у него отношения вообще, но то, как он поначалу неумело сминал её губы, проталкивая язык ей в рот, вызвало у неё ворох вопросов и эмоций. Внутри неё разгоралось обжигающее пламя, так как сознание не поспевало за действиями Аки, когда он прижал её к стене, и целовал-целовал, не отрываясь. Пламя шло от губ по телу, а в голове Химено всё уже вопило, истошно орало, но она подавляла это в себе, пытаясь отдаться чувствам и ощущениям целиком. Она, приняв происходящее, наконец, отошла от шока и отвечала ему, углубляя поцелуй, и им уже совсем не хватало воздуха.
Аки выцеловывал каждый миллиметр её открытой, покрасневшей от жара, алкоголя и нехватки воздуха шеи, и Химено млеет и не верит, не верит ничуть, это сейчас происходит на самом деле. Она себе это выдумала или во сне видит это, но это точно не та реальность, которую она жаждет всем своим нутром. Вожделение томится в ней, жарит изнутри, пока Аки прижимается к ней всем своим крепким телом, зарывается пальцами в её волосах и мягко-мягко, как прикосновение крыльев бабочки, снова целует её губы.
Химено думает, что проходит уже не одна вечность, пока они стояли тут, в какой-то подворотне, будто бы в другом потустороннем мире. Идут секунды, минуты, но ей мало, Аки мало, несмотря на постоянно кончающийся воздух. Она чувствует упоение, блаженный сон, и так хочет, чтобы это не прекращалось, когда Аки отрывается, её тело ноет и просит ещё.
— Ты довольна? — вызывающие, буквально с рычанием спрашивает он, дыша непрерывно. Химено таращится на его мокрые, заалевшие губы, искусанные её собственными, и не может отойти от шока и прийти в себя.
Потому что Аки вновь так же резко, как это было, берёт её за руку и возвращает обратно к остальным. Конечно, повисает неловкая тишина, потому что по их раскрасневшимся лицам и шеям, и мокрым щекам, взлохмаченным волосам было понятно всё. На этом игра закончилась.
Идя с Аки обратно домой, уже на своих двоих, Химено не надеется, что он доведёт её, не думает, что он согласится прийти к ней снова, но Аки молча лишь кивает головой и идёт с ней.
— Я тоже больше не хочу никого не терять, — произносит тихо он, но это был оглушительный рокот для неё. — Я о вас, Химено-семпай.
Она так и не отучила Аки обращаться к ней на «вы», но в такие моменты такое обращение её больше трогало, хотя, казалось бы, куда больше.
«Хаякава Аки, ты занял полностью моё сердце, ты поглотил его, ты выжег на нём своё имя».
— Никто не приводил меня в такое состояние, как ты, — ответила она ему, и уже первой подалась ему навстречу, целуя его и растворяясь позже воском в его рукам, становясь мёдом на его пальцах.
От желанного наслаждения земля уходит у неё из-под ног, когда она оказывается под ним, и он смотрит, не отводя глаз, на неё, и в этих голубых глазах Химено видела россыпи звёзд и целые сверкающие вселенные. Она забывается в его объятьях, срастается с его телом воедино, и кричит, но уже от удовольствия, блаженства и любви.
Она все равно так боится ему признаться, как будто его это оттолкнёт от неё, поэтому решает оставить всё, как есть. Пусть они будут изливать друг другу душу и свою боль через близость, через сплетение тел и страсть.
— Аки-Аки-Аки… — в сладостном забытье шепчет Химено, тая под его телом.
Ей страшно, что утром его уже не будет, но после секса они закуривают и ни у кого нет ни сил, ни слов, которые казались лишними.
Проснувшись, Химено с радостью обнаруживает спящего Аки рядом, выглядевшего таким спокойным и умиротворённым, она ещё долго всматривалась в его подрагивающие ресницы, в эти любимые черты лица.
«Ты пропала, Химено, ты бесповоротно пропала!» — кричала она себе, глядя в зеркало, когда понимала, что теперь мысль о том, что они могут расстаться, была хуже смерти.
***
Новички были интересными. Дэнджи, парень с бензопилами в теле, отбитый напрочь, лез на рожон, не думая ни о чём. Пауэр, изверг крови, была его подпевалой со своими тараканами. Но Химено должна была отдать должное Дэнджи — тот их вытащил из лап демона вечности, когда у неё самой уже съехала крыша, а сплошное отчаяние затопило её разум.
Дэнджи она теперь до гроба благодарна — он всё же спас Аки своим поступком. Химено не забыть, как её накрыла наступившая истерика, паническая атака душила её, когда Кобени случайно вонзило нож в Аки. Химено — та, на которую обычно все смотрели, как на старшую, и ждали её совета, не знала, что делать. Лицо Аки бледнело на глазах, а Химено ничего не могла сделать, последние частички сознания покидали её, и голос её переходил на крик.
Пауэр ей тоже стоит благодарить — та смогла остановить кровотечение Аки. Химено не заметила, как эти оба стали вертеться вокруг Аки, жить с ним и становиться ему не просто напарниками. Наверное, Химено даже завидовала тому, что они жили с ним. После всего этого, позвав его домой, Химено очень долго не отрывалась от него, она обнимала его, сжимала тесно-тесно и плакала, горько и громко, рыдала с надрывом, выпустив застоявшиеся чувства наружу.
— Аки, я думала, что ты умрёшь! — всхлипывала она, цепляясь за его плечи. Он утешающе гладил её плечи и повторял, как мантру, что все будет хорошо.
Химено больше не могла отвечать за себя и своё состояние, она была такой разбитой в его руках.
«Сегодня я его чуть не потеряла. И ничего не смогла сделать! Я такая бесполезная!»
Сестра в ответном письме отрицала её вину, но это не умоляло её животного страха, холодившего душу, потерять Аки.
***
Химено знала, что Аки, как бы он не скрывал, плакал, когда умирал кто-то из их коллег. Он оплакивал их уже после посещения кладбища, он пытался спрятать свои слёзы, но одна Химено их видела всегда — следы мокрые у глаз выдавали Аки с потрохами. Аки плакал о них, когда они оставались одни, и уже она убаюкивала его в своих объятьях, давая ему выспаться и прийти в нормальное состояние. Конечное, такую боль никогда не забудешь, но можно попытаться её притупить. Химено это знала, как никто другой.
Обычный день превратился в её последний, когда в их нормализовавшуюся впервые за долгое время жизнь ворвался Человек-Катана и девочка со змеёй. У Химено были расписаны дни: они собирались съездить вчетвером на источники, сегодня Аки собирался остаться у неё, и ещё много-много планов. На жизнь. Долгую жизнь.
Дыра в теле неистово кровоточила, но она будто не чувствовала этого, постепенно теряя цвет лица, становясь мертвенно-бледной. Изо рта шла кровь, кровью она харкала и всё было залито её кровью. Химено лишь ощущала, как затуманиваются мысли, как замедляется реакция, как Пауэр безуспешно пыталась ей помочь — всё это происходило, как в замедленной съёмке. Все шло одним длинным кадром вплоть до момента, как она не увидела, как их противник насквозь прорезает Аки, и уже тот начал кашлять кровяными сгустками.
Всё для неё в тот момент остановилось, как на паузе, когда голову озарило лишь одно чёткое решение, одна единственная мысль, которая заставляла её жить с тех пор, как они познакомились.
«Пожалуйста, живи, Аки».
— Не умирай, Аки, — прохрипела Химено, позволяя Призраку забрать её тело.
Оно уходило, как опадающие лепестки, как давно поникший и высохший цветок, растворялось на атомы, и Химено исчезала яркой вспышкой.
Последнее, что она увидела, были его глаза, вновь заполненные до отказа горем, как перелитый стакан.
«Надеюсь, ты будешь плакать и по мне».
Химено лишь жалеет, что, исчезая, её рот не мог произнести то, что она хотела ему рассказать так давно.
***
— Моя сестра… всегда очень беспокоилась о вас. Вот её письма, думаю, вы должны их прочитать.
Девушка с таким же цветом волос, как у Химено, поклонившись, покинула его палату.
«Конечно же, я буду плакать по тебе, дура», — думал он, уже не сдерживая слёзы, капающие градом из его глаз.
Он пристально вглядывался в письма, трогал подушечками пальцев эти буквы, пытаясь впитать все, что осталось от Химено. Ведь даже хоронить было нечего. Они проиграли, нападавшие сбежали.
Аки читал эти письма, напитывался ими, скользил пальцами по страницам, зацеплялся за каждое слово. И в большинстве из писем было его имя, о нём писала Химено своей сестре чаще всего, кроме беспокойств за свою семью.
«Аки такой хороший, я его не заслуживаю».
«Я так боюсь его потерять. Хотела бы я уговорить его уйти из штаба, но это невозможно — он слишком непоколебим в своём решении убить демона-огнестрела».
«Я не знаю, как это назвать, но со мной что-то происходит. Кажется, я люблю Аки».
Слёзы уже не шли, его глаза иссохли, он чувствовал только огромную дыру, проходившую сквозь сердце. Когда Человек-катана пронзил его, было не так больно. Он зовёт её шёпотом, как безумец, но в палате тихо, и Аки это душит.
«Кажется, я люблю Аки».
Он прижимает это письмо прямо к груди, словно думая, что так она могла бы что-то ощутить в ответ. Услышать его чувства.
«Я тоже тебя люблю».